Глава тринадцатая
Зима в этом году выдалась отменная. Намело сугробов едва ли не с колокольню, встала Нева аршинным льдом, жалобно трещали деревья под тяжестью снега. Дворцовый парк утонул под белым пушистым покровом, искрящимся в лучах холодного солнца. Кляли нелегкую судьбину дворники, откапывая занесенные парадные, чертыхался столичный люд, продираясь по утрам узкими тропками, раздолье было лишь детворе. Ледяные горки и снежные крепости возникали в самых неожиданных местах.
Впрочем, нашлось развлечение и для императорского двора. Закончилась унылая дождливая осень, с ее тоскливыми вечерами и скучными балами, пришла иная пора. Забава, еще Петром привезенная из Европы, раскрасила серые будни петербургской аристократии. Первый ледовый бал давал Разумовский, созвав гостей в Аничков дворец. Каток с оркестром и фейерверками, теплыми шатрами, блинами с икрой, пышущими жаром кулебяками и горячим глинтвейном, ярким пятном сверкал на голубом льду Фонтанки.
— Что скажешь, Гришенька? — потирая ушибленное колено, поморщилась Екатерина. Мимолетно отметив, что удобно иметь любовников с одинаковым именем. Не перепутаешь в порыве страсти.
— Ты о чем, Като? — лениво осведомился Потемкин, наблюдая за кружащимися в танце парочками.
— Я про Юлию, мою фрейлину, — отбросив в сторону коньки, государыня с наслаждением опустила ноги в теплые валенки.
— Умна и осторожна… И языком дерзка, — минуту помолчав, фаворит усмехнулся: — В постель ко мне не лезет, протекций для родни не просит.
— Не о том речь веду, — с легким раздражением отмахнулась Екатерина. — Ты странного в ее поведении ничего не замечаешь?
— Танцует хорошо, таких фигур даже французы не знают, — пожав плечами, Потемкин кивнул в сторону катка. Там, в окружении поклонников и зевак, Юлия показывала очередной элемент фигурного катания. Придворные дамы старательно — кто-то лучше, кто-то хуже — пытались повторить сложное танцевальное па. — Ишь стоят, рты раззявив! Ехали Русь лапотную умением поразить, ан нет… иначе вышло, — закончил он со злорадным торжеством.
— На, почитай! С посольской почтой пришло. — Екатерина рассерженно сунула ему сложенный вчетверо листок бумаги. Легковесность ответов вывела ее из себя. — Муженек ее нашелся. Глянь, что пишет.
Потемкин поправил повязку на глазу и неторопливо развернул письмо. Мелкие неровные строки прыгали, словно писано было на коленке, впопыхах.
«Мой маленький чертенок! Сейчас закончу маленькое дельце и скоро буду у тебя. Извини за короткое послание и скверный почерк — пишу на ходу, в карете. Люблю, целую, всегда твой. Великий вождь Сладкий Язык».
Фаворит озадаченно крякнул, прищурив единственный глаз:
— Какой вождь? Что еще за черти с языками?
— Вот и я о том же. Слишком много загадок здесь сокрыто, — пригубив глинтвейн, задумчиво ответила Екатерина. — Самое интересное, что этот вождь индейский представляет Заморье в Европе. Но и не это главное. Князь Барятинский отписывает, что Версаль хочет признать самозванку.
Светлейший нахмурился. Отослав взмахом руки безмолвную служанку, он прикрыл полог шатра.
— Это нам в пику. Турецкую карту можно считать битой, и Людовик ищет иные пути. Мой верный человек доносит, что барон Брейтель получил секретный указ на прошлой неделе. О чем — пока неведомо.
— Все, что может погрузить ее в хаос и прежнюю тьму, мне выгодно, ибо я не заинтересован в развитии отношений с Россией, — по памяти процитировала Екатерина одно из перехваченных посланий и в сердцах добавила: — Когда ж он сдохнет, этот самодовольный индюк?!
— Что еще пишет Иван Сергеевич?
— Сладкий Язык… — императрица усмехнулась краешком губ, — сколотил недурной капитал на Амстердамской бирже. Когда все, сломя голову, скупали акции новой британской золотопромышленной компании, он играл на понижение. И едва весть о разгроме англичан у Лысой горы достигла Европы, в выигрыше остался он один… По Версалю гуляют слухи, что Людовик предложил Заморью войска в обмен на половину концессии.
Потемкин зябко поежился, плотнее закутываясь в шубу.
— Против англичан у него кишка тонка. Но если наша самозванка согласится с предложением, то Лондону я не позавидую — противостоять ее пушкам и винтовкам крайне тяжело. Даже той малой партии, что она прислала нам в дар, хватило выбить османов из Крыма.
— А ведь права оказалась Юлия, — Екатерина в раздумьях покосилась на блюдо с остывшими кулебяками. — Стоило нам войти в Бахчисарай, Европа сразу заговорила о мире. Боятся, что и Порта окажется под нами.
Фаворит не терзался сомнениями: ловким движением забросив в рот икорный блинчик, неторопливо прожевал его, запил глинтвейном и спросил:
— Вот скажи мне, Катя, как так получается? Войск у самозванки кот наплакал, собственной земли — Рязанская губерния и та поболе будет…
— Бостон к ней присоединился, Нью-Йорк петицию подал о протекторате. Наш славный корсар, а ныне адмирал ее флота Ламбро Каччиони разгромил в заливе эскадру с гессенскими наемниками, — напомнила государыня. — Англичан колонисты американские бьют в хвост и в гриву. Не все ладно у нашего монаршего друга и в Индии — принцесса отметилась и там.
— Вот и я о том же, — подхватил светлейший, машинально отметив, что Екатерина впервые назвала самозванку «принцессой». — Она за несколько лет сделала столько, что иным за столетия не добиться. Войском у нее атаман казачий командует, спекуляции дикарь безграмотный творит… Тут волей-неволей в бабкины сказки поверишь про ведьмаков да леших.
Разговор прыгал с пятого на десятое, но беседующих смущало не это — морозец под вечер крепчал нешуточно, постепенно забираясь в теплый шатер.
— Умна она, родственница моя самозваная, и удачлива, — усмехнулась Екатерина, вставая и отдергивая полог. — Давай-ка, Гриша, домой собираться. Загостились мы ноне, пора и честь знать.
Снаружи, изрядно промерзший, поджидал, переминаясь с ноги на ногу, Разумовский. Расплывшись в улыбке, подскочил, придерживая завесу.
— Довольна ли, матушка? Все ли по нраву пришлось?
— Благодарствую, граф, — императрица милостиво кивнула головой. — Не серчай, что уезжаю столь рано, дела срочные покоя не дают… — и, уже прощаясь, обронила: — Вели моей статс-даме поспешать следом.
О ком идет речь, Разумовский уточнять не стал: с недавних пор фаворитка в свите у государыни была только одна.
В карете ехали молча. В Петергоф прибыли с заходом солнца и сразу проследовали в Малый кабинет. Екатерина, разлив кофе по крохотным чашечкам, неожиданно спросила:
— Знаешь, какой ребус она мне загадала вчера? Я весь день голову ломала. Когда рассказала Эйлеру, он хохотал до упаду.
Потемкин молча ждал продолжения. Под словом «она» государыня обычно подразумевала либо свою фаворитку, либо заокеанскую принцессу.
— Слушай внимательно, — оживленно начала императрица, предвкушая развлечение. — Три студиозуса решили купить экипаж вскладчину. У каждого было по 10 рублей. Они заплатили купцу, забрали покупку и уехали. И тут торговец вспомнил, что по случаю рождения наследника он побожился всем покупателям делать подарки. Отдав приказчику 5 рублей, он велел догнать молодых людей. Служка догнал их, но решил подзаработать. Два рубля он оставил себе, а студиозусам раздал по рублю. А теперь смотри… — торжественно воздев палец, Екатерина сделала паузу. — У них было по червонцу у каждого, то есть — тридцать на всех. По рублю им вернули обратно. Значит, экипаж им обошелся в 27 рублей. Два рубля осталось у приказчика. Куда пропал рубль?
Фаворит беззвучно зашевелил губами, пытаясь найти решение. Через пару минут он попросил повторить условие задачи. Екатерина наблюдала за ним с довольным видом, с наслаждением смакуя кофе. Ребусами увлекалась вся Европа, но этот был в диковинку. Через четверть часа светлейший сдался, сокрушенно покрутив головой:
— Мистика какая-то. А Эйлер решил?
— И минуты не прошло, — смеющимся голосом ответила Екатерина. — На то он и математик… А ты, дружок, помучайся, не мне одной голову ломать.
Взяв в руки самописное перо, Потемкин принялся переносить задачу на бумагу. Неожиданно, словно о чем-то догадавшись, он поднял голову и требовательно вопросил:
— Ты, матушка, и ей какой-то ребус удумала в ответ?
Государыня рассмеялась.
— Что касается интриг, ты соображаешь куда быстрей. — Пододвинув кресло к камину, она протянула руки к огню и, не оборачиваясь, произнесла: — Сдается мне, что и наш вождь — ларчик с двойным дном. Все, что касается Заморья, окутано тайнами, как золото Бирона. Вот и думаю отправить ее в наше посольство с инспекцией. Красотами парижскими полюбуется, с муженьком встретится... Очень мне любопытно знать, откуда у простой русской девки, за околицу деревенскую нос не совавшей, друг сердешный из-за океана вдруг объявился.
— Соглядатая приставишь? — оживился Потемкин, яростно чиркая по бумаге. — И кого думаешь отправить?
Екатерина с усмешкой взглянула на увлеченного ребусом фаворита и ехидно предложила еще одну загадку:
— А ты догадайся!
***
Бесконечная заснеженная равнина, череда застав, хуторов и почтовых станций; раболепные городничие уездных городков, угодливые вельможи губернских управ… все слилось в одну тусклую вереницу дней и ночей, когда теряешь ощущение времени и пространства. К концу второй недели мягкие подушки превратились в камень, сбился комками пух в одеялах, а запах мохнатых шкур сводил с ума, превращая карету в берлогу.
А когда-то давно путешествие в спальном вагоне из Петербурга в Москву казалось долгим.
Юлька вздохнула. Молоденький адъютант светлейшего вскинулся, ловя взгляд и пытаясь угадать очередной каприз. Хороший мальчик, в лепешку расшибется. И стихи замечательные пишет. Может, попросить почитать? Или взять лошадь у офицеров эскорта и промчаться версту-другую, чтоб морозный ветер в лицо и разбойничий посвист в ушах? И потом выслушивать княжеские нотации, покаянно пряча глаза. Зачем только ее государыня отправила в Париж? Когда-то такую поездку обещал Денис. Вот и сбылась мечта.
Прозрачная слезинка скользнула по щеке.
Вздохнул и Потемкин. Его одолевали иные думы. Встреченный под Ревелем курьер торопливо доложил последние вести. Неспокойно в Европе, готовится что-то: то ли смута зреет, то ли заговор. Кто-то невидимый дергает за ниточки, путая хитросплетения политик Старого Света. Права государыня, что отправила его во главе инспекции. Не близок путь от столиц европейских до Петербурга — пока доскачет гонец, не одна неделя пройдет. Лучше ему быть в гуще событий.
— Застава! — громкий возглас оживил сонное купе экипажа.
Радостно всхрапнули усталые кони, почуяв близость жилья, веселый свист нагаек прогнал остатки дремоты. Пригороды Парижа пролетели в мгновение ока.
Костры на заметенных улицах, мрачные гвардейцы короля, толпы горожан с факелами в руках. Бравый караул, вытянувшийся при виде высоких гостей, обледенелые ступеньки посольства, заспанный секретарь, испуганно протирающий красные глаза.
— Где Барятинский? — с порога рыкнул светлейший, не вслушиваясь в положенный по протоколу приветственный лепет.
— Они с визитом отбыли, — заблеял дежурный.
— На ночь глядя? К кому?
— К Денису Ивановичу.
— Это кто еще такой?
Секретарь замялся и отчего-то шепотом пояснил:
— Который вождь… Сладкий Язык.
Потемкин покачнулся от внезапного бесцеремонного толчка, сделал шаг в сторону и в гневе оглянулся. Сказать он ничего не успел. Мелькнула светлая шубка, тонкие ручки вцепились в отвороты камзола, голова посольского дежурного затряслась из стороны в сторону.
— Повтори! Повтори, что ты сказал!
Секретарь, опешив от безумного натиска, бросил растерянный взгляд на светлейшего и хрипло выдавил:
— К вождю отбыли.
— Как его зовут?!
— Денис Иванович.
— Едемте, ваша светлость! — Бросив жертву, умоляющим голосом произнесла Юлька. — Едемте, скорее… Я чувствую, что это он!
Потемкин хмыкнул, снял шапку, промокая шелковым платочком вспотевший лоб, и добродушно сказал:
— Погоди, Юлия, не торопись. Мы даже не знаем куда ехать.
— Это рядом, в двух кварталах, — вздохнув с облегчением, услужливо ввернул секретарь. И мысленно перекрестился, в надежде избавиться от ночных гостей. — Бывший особняк графини д’Эстрэ, что на улице Гренель.
— А что творится в Париже?
— Смута, — секретарь безразлично пожал плечами. — Кто-то чернь подстрекает к бунту, воззвания и памфлеты едкие на плацах разбрасывает.
— Так что же князь в пору смутную по ночам разъезжает? — искренне возмутился Потемкин. — Жизнь его подвластна матушке государыне, а не ему лично. Не дело посла шпагой орудовать, иные цели перед ним ставлены.
— Граф д’Аранда, посол гишпанский, укрытия просил, — вступился за шефа секретарь. — У нас гостил, почитай, неделю, но инквизиция ноту прислала, вот и решили от греха подальше его перепрятать. А в приказ посольский, что от Заморья, они не сунутся — от обмена верительными грамотами сами отказались. И караул там грозный, не чета нашему…
Обещанный грозный караул у чугунной ограды отсутствовал. Но стоило выйти из кареты, как пятнисто-серые тени, невидимые доселе на фоне гранитных стен особняка, материализовались словно из воздуха. Угрожающий лязг затворов и бездонные зрачки стволов послужили приветствием для незваных гостей.
— Кто такие и к кому? — Широкоплечий офицер с резкими чертами взирал бесстрастно и холодно. На ощетинившихся гвардейцев светлейшего он даже не взглянул.
— Его светлость князь Потемкин с частным визитом, — с вызовом в голосе доложил адъютант.
Бросив резкую команду на английском, офицер сделал шаг в сторону и в приглашающем жесте раскрыл ладонь.
***
Пламя камина играло тенями на парчовых обоях уютного кабинета. За кофейным столиком под настенным светильником сидели трое мужчин: русский посол князь Барятинский, шевалье Ив Костилье и полномочный резидент Заморья славный вождь по прозвищу Сладкий Язык.
Мерцал топазом маслянистый коньяк в пузатых бокалах, тлела забытая сигара на краешке черепахового панциря, запах свежесваренного кофе щекотал ноздри, отвлекая от беседы. Впрочем, Денис особо и не вслушивался в спор собеседников. Беглому кабальеро из испанского знатного рода места в раскладах не находилось. Пока не находилось. А что будет дальше, одному творцу ведомо. Но раз князь просит о помощи, то почему бы и не удружить?
Мысли вождя витали далеко. Эта эпоха поразила его до глубины души. Здесь наемный убийца предлагал дуэль, здесь дворяне — русские, французские, английские — в первых рядах карабкались на крепостную стену и первыми получали мушкетную пулю или каленый клинок в грудь. И лезли не за чинами и наградами, а лишь потому, что они лучшие. Они — дворяне, благородная кровь. И они должны быть лучшими во всем. Даже в смерти.
Да, покупались должности и звания, кто-то искал протекции у августейших особ, не брезгуя подношениями, процветало мздоимство, но… Но были и другие. Те, кто трудился на благо отчизны не из-за имений, поместий и крепостных душ, а по велению сердца и души. И к богатству относился спокойно и даже равнодушно. Рвался во власть не за жирным куском, но за славой для родины. И таких было большинство.
Золотой телец еще не воцарился над миром.
Даже XIX век отличался от этой эпохи. Про более поздние времена не было и смысла говорить. Дениса поразила Златка с ее Заморьем. И у нее были казнокрады, преступники и бездушные чинуши. Но те, кто служил ей верой и правдой, знали одно железное правило. Это правило было вбито в голову и высшему советнику судейского корпуса, и низшему чину полиции. Вбито, выжжено каленым железом. Есть всего один закон — справедливость. А все остальное — лишь комментарии к нему.
Как это удалось сделать молоденькой девушке, он не знал. Но и французы, и сербы, не говоря уже о запорожских казаках, твердо верили в одно — за своей государыней они как за каменной стеной. Значит, задача его усложнялась многократно. Уничтожив одно, он должен сохранить другое. Тот слабый росток нового мира, создаваемого в Заморье, должен дать побеги, окрепнуть и разрастись по всему миру.
Дверь приоткрылась с легким шорохом, выводя из раздумий. Мелькнули рыжие космы, и тихий шепот взорвался в голове:
— Денис Иванович, там Юлия Васильевна приехали. — Алексашка радостно ухмыльнулся и еще тише добавил: — Злые-е!
На секунду показалось, что он сидит у себя в офисе на Невском проспекте. Лишь на секунду. Потому что в следующее мгновение тяжелые створки с грохотом распахнулись и нежные руки обвили шею, не давая вздохнуть.
— Я так и знала, что ты в Париже! Опять на француженок потянуло?
Ухо отозвалось привычной болью. Отстранившись от девушки, Денис жадным взором оглядел ее. Ехидный вопрос не замедлил себя ждать.
— Нравлюсь?
— Очень!
— А ты мне — нет!
— А сейчас?
Он прикоснулся к ждущим губам легким поцелуем.
— Ну, так немного лучше, — сварливым тоном произнесла Юлька и смущенно обернулась. Усмехался Потемкин, наблюдая за любовной сценой, с открытыми ртами взирали Костилье и Барятинский, округлив любопытные глаза, глуповато улыбался Алексашка.
Первым пришел в себя русский посол. Растерянность не до конца покинула его, и протокол оказался несколько скомканным, но церемонию приветствия важного гостя он сумел довести до конца. Чем и выручил хозяина, в чьи обязанности, собственно, это и входило.
Встретившись с изучающим взором одноглазого вельможи, Денис неожиданно для самого себя попросил:
— Господа, вы не могли бы нас оставить наедине с Григорием Александровичем? Буквально на несколько минут.
— Начинается, — недовольно пробурчала Юлька, обижено надув губки. Но длилось это лишь пару мгновений. Озорно блеснув глазами, она весело спросила: — Кто из вас будет меня развлекать?
Раздался дружный смех. Костилье галантно подал руку, Барятинский предупредительно распахнул дверь.
— Спрашивайте, князь, — пододвинув кресло, предложил Денис. Дождавшись, когда гость усядется, налил коньяк в бокалы. — Вижу, что у вас много вопросов ко мне.
Потемкин помолчал минуту, размышляя, осадить ли наглеца за панибратский тон или оставить это без внимания. Не найдя, к чему приравнять статус хозяина, он решил отплатить той же монетой.
— Вопросов много, вождь. Но главный — один.
Денис рассмеялся. Прижав руку к груди, признал:
— Туше… — и спросил уже серьезно: — В чем он заключается?
Фаворит, с одобрением отметив про себя, что в собеседнике нет и тени раболепия, ответил не менее серьезно:
— Нам неизвестны ваши истинные цели. Пока что наш союз выгоден и приносит определенные плоды, но чего нам ожидать в дальнейшем? Хотя бы в ближайшее время… Любой ваш неудачный шаг рикошетом ударит по нашим интересам.
Денис прикурил сигару, пустил колечко и усмехнулся.
— Это несложно. Ближайшее время я буду занят спекуляцией.
— Хотите подзаработать? — с оттенком брезгливости спросил Потемкин.
— Чуть-чуть… — усмешка стала язвительной. — Миллион-другой. Может и больше… как масть пойдет.
Светлейший поперхнулся, недоверчиво покачав головой.
— Такое возможно?
— И не особо сложно. Если знать где и что произойдет.
— Парижская смута ваших рук дело? — подозрительно прищурился Потемкин.
— Моих, — не стал скрывать Денис. — Но это лишь одно из звеньев.
— И вы подстрекаете чернь к бунту лишь из жажды наживы?
Аристократия этой эпохи ко многим вещам относилась с болезненной щепетильностью. И вопрос прозвучал с явным осуждением.
Денис тяжело вздохнул.
— Это лишь предварительная операция и цель ее состоит в ином.
— Поясните! — потребовал фаворит.
— Я хочу показать всем, что можно заработать огромное состояние исключительно биржевой игрой. Мне нужно признание.
— Вы тщеславны?
Светлейший злился. Он не мог просчитать ход мыслей этого странного молодого человека, и раздражение выплескивалось наружу помимо воли.
— Отнюдь. Но я должен стать путеводной звездой для всех спекулянтов, банкиров и финансистов. И когда добьюсь этого, начнется основная операция.
— В чем она заключается?
— Этот разговор несколько преждевременен, но я привык играть честно. — Внимательно посмотрев на светлейшего, Денис дождался ответного кивка. — Я знаю о вас, Григорий Александрович, не понаслышке. И может быть больше, чем вы сами знаете о себе. Догадываюсь о ваших замыслах в Тавриде… — Светлейший заметно вздрогнул. Планами о Новороссии он делился только с государыней, но даже ей не говорил название будущей губернии… — Знаю и о «греческом проекте». У меня нет шпионов в Петербурге, но вам придется поверить мне на слово.
Потемкин до боли прикусил губу. Этот загадочный вождь только озвучил имперскую тайну. «Греческий проект» предполагал уничтожение Османской империи и воцарение на российском престоле внука Екатерины (если таковой будет, к собственному сыну государыня относилась весьма прохладно, поскольку в младенчестве он был отнят у матери Елизаветой Петровной). И об этом не мог знать никто — сама идея существовала лишь в головах — не на бумаге.
— Основную операцию я могу провести и без посторонней помощи, — продолжал как ни в чем не бывало Денис. — Но дальнейшая судьба и Заморья, и Российской империи будет зависеть от одной единственной вещи.
— От какой? — внезапно охрипшим голосом перебил Потемкин.
— Престол Порты должен быть передан ее высочеству Златке Заморской, — твердым голосом возвестил Денис.
— Мы оба с вами знаем, что ее высочество — самозванка, — ровным тоном произнес светлейший после небольшой паузы. — И августейшей крови в ней нет ни капли.
Денис нетерпеливо отмахнулся:
— Да какая разница? Все мы слеплены из одного комка глины. Я не тороплю вас с ответом — время у нас есть. Но чтобы понять всю серьезность вопроса, вам необходимо побывать в Заморье. Все познается в сравнении.
— Не в моей воле принимать решения. Почему вы обратились ко мне, а не к государыне?
«Да потому что пошлет оан меня, не задумываясь!» — едва не сорвалось у Дениса с языка. Ответил он, естественно, иное:
— Вы, ваша светлость, видели жизнь не только из окон дворцовых палат. И можете отличить явь от лубка. Не мне вам говорить о нуждах простого народа. Еще раз повторюсь — я не прошу немедленного согласия. И отказ дать никогда не поздно. Я прошу лишь об одном — задуматься о судьбе наших потомков. Тяжело создавать величие державы, но очень легко обратить в прах труды многих поколений. История знает немало таких примеров. И от того, кто находится на престоле, зависит очень многое.
Потемкин покрутил бокал с коньяком в руке и согласно кивнул головой. Просьбу он услышал, время для раздумий есть. Сделав небольшой глоток, он напомнил:
— Вы говорили об основной операции.
Ответ прозвучал спокойным и уверенным тоном.
— Я знаю о деньгах все. То, о чем спорят сейчас ученые мужи всех ведущих держав мира, для меня — открытая книга. Я напишу трактат о финансах, и каждый банкир получит его в подарок. Тысяча и один способ, как делать деньги из воздуха. Как обогатиться за короткий срок. Я расскажу им без утайки — все, что знаю сам. Не пройдет и года, как Европа сойдет с ума. Денежный дождь прольется на каждого. И еще через год-другой мир решит, что пришла пора благоденствия и процветания. Экономики начнут расти невиданными темпами и богатые станут богаче многократно.
Светлейший скептически изогнул бровь.
— Если будет так, как вы говорите, то в чем смысл этой операции? Я лично его не вижу. Вы только укрепите могущество врагов — и своих, и наших.
— Иного выхода нет, — Денис с сожалением развел руками. — Я должен породить дракона, чтобы его убить… — многозначительно усмехнувшись, он добавил: — Но есть один нюанс: деньги из воздуха могут построить замок богатства. Но стоять он будет на песке. И чтобы удержать его от разрушения, нужен опыт многих поколений… Горький опыт. Но противоядием я делиться с ними не намерен.
— И что потом произойдет?
Вопрос из уст светлейшего вырвался помимо воли — где-то глубоко внутри росло убеждение, что собеседник знает, о чем говорит. Он даже не обратил внимания на оговорку.
— Что потом произойдет… — задумчиво повторил Денис. Раскурив потухшую сигару, он помолчал минуту и хищно сощурился. — А потом к ним приду я!