Самое таинственное убийство

Глава 3 Сюрприз

Блуждая по ближним дорожкам оранжереи, Рабидель ждал Делиона, однако тот не появлялся.

В ожидании марсианин мысленно представил отложенную позицию и принялся анализировать ее. Но чем глубже углублялся в дебри вариантов, тем больше убеждался в безнадежности партии.

От шахмат мысли обратились к собственной научной работе, которая настолько поглощала его, что с трудом удалось выкроить денек и откликнуться на приглашение Арнольда Завары.

В марсианском институте математической истории он пытался исследовать время, опираясь на собственные замыслы и догадки. Он шел примерно тем же путем, что и Завара, но тот, конечно, далеко опередил его. Впрочем, время — такая коварная штука, что иногда отстающий исследователь оказывается впереди, и наоборот… Ну, и тот давний случай, когда Завара обошелся с молодым исследователем не очень-то этично, использовав кое-какие идеи и не сославшись на первоисточник. Рабидель не любил не только говорить, но даже вспоминать об этом: в конце концов, он ничего не проиграл, Завара щедро отблагодарил его. И потом, наука ведь едина. Ее величественное здание складывают тысячи, каждый несет по кирпичику. А кто помнит их имена?.. Дорожка привела марсианина во внутренний двор, где располагался тир. Выходить на воздух, в промозглую ночь, не хотелось. Да и Атамаль вряд ли его там отыщет. По кружной аллее, идущей вдоль стены, марсианин двинулся обратно в сторону гостиной.

«Странный получился юбилей, — раздумывал он, остановившись перед мостиком, переброшенным через ручей, рассекавший оранжерею. — Арни чем-то озабочен, угрюм как ночь. И почему так мало гостей пригласил он на виллу?»

На Красной планете, где он обитал, в последнее время стало неспокойно. Толпы фертачников — злостных наркоманов, прежде ютившихся по предместьям да в освоенных уголках пустыни, заполонили Город, оккупировав даже центральную магистраль — проспект Скиапарелли, где Рабидель жил. Из окна он мог наблюдать толпы несчастных в невероятных лохмотьях. Иные бесцельно прогуливались, остальные просто валялись на асфальте, мешая уличному движению. Некоторые размахивали самодельными плакатами, на которых были изложены бессмысленные и дерзкие требования к Межпланетному совету. Рабидель, впрочем, мало знал фертачников, лишь раз в жизни ему довелось столкнуться с ними нос к носу. Это было ужасно: только чудом ему удалось избежать гибели.

Так и не дождавшись партнера, марсианин решил вернуться в гостиную. Здесь веселье вышло на новый виток, даже Завара пустился в пляс. Он кружился с Даниель — этой своей пассией, ставшей притчей во языцах. По лицу юбиляра блуждало слабое подобие улыбки. То ли анархистская, то ли просто козлиная бородка задорно прыгала вслед музыкальным тактам.

Когда все шумно уселись за стол, Завара неожиданно поднялся.

Разговоры затихли.

— Богом клянусь, я заслужил эти почести, — произнес он, показывая на видеостенку, где безмолвный монарх с обреченной покорностью постукивал по немому микрофону. — Все мои труды посвящены пространству и времени, и надеюсь, что они оставят след в науке. Но по иронии судьбы главное открытие я сделал недавно, уже после награждения. Оно — вершина, к которой я карабкался долгие годы. Как говорится, сквозь тернии к звездам… Я отдал этому открытию все, что мог: здоровье, молодость… иллюзии, наконец. А это, может, самое дорогое у человека. Не улыбайтесь, — повысил он голос, хотя никто и не думал улыбаться. — Человек без иллюзий и веры — это дерево с обрубленными ветвями. Я выстрадал право на открытие, и оно принадлежит мне, и только мне! — Последние снова Завара почти выкрикнул.

Каждый из сидящих за столом понимал эти слова по-своему, и у каждого они вызывали в душе собственный резонанс.

— Не понимаю… — начала шепотом Мартина, но Эребро тронул девушку за руку, и она замолчала.

— Сейчас вы познакомитесь с будатором — моим детищем. Познакомитесь все. Каждому известно, что структура вселенной зернистая, квантовая. И пространство, и материя, и время состоят из кирпичиков, который некий искусный каменщик сложил в единое целое миллиарды лет назад. Кто он? Природа вещей? Господь Бог? Назовите как хотите, это не меняет существа дела. И не лекцию я вам читаю — большинство из сидящих в ней не нуждаются — а просто хочу в нескольких словах поделиться своими взглядами на мир, в надежде, что они представляют некоторую ценность. Мельчайшие частицы материи — кварки — как вы знаете, давно расщеплены, хотя некогда считалось, что они неделимы. А вот с хрононами — элементарными частицами времени — мне, скажу честно, пришлось повозиться.

В гостиной установилась мертвая тишина, каждый понимал, что сейчас произойдет нечто незаурядное. А Арнольд Завара продолжал:

— Каждая крохотная частичка времени оказалась, как я и предполагал, окруженной мощнейшим защитным полем, словно ядро ореха скорлупой. Природа умеет беречь свои последние тайны! И все-таки мне удалось, черт возьми, разгрызть орешек и добраться до ядра, до сердцевины времени! — Завара пристукнул кулаком по столу.

Гости молча смотрели в его заблестевшие глаза. Даже шарообразные киберы застыли с предметами сервировки в щупальцах, жадно поглощая необычную информацию, до которой каждый белковый был столь охоч. Сильвина хотела сделать им замечание, но не решилась помешать Заваре. Задумавшись о своем, она пропустила часть речи Арнольда и очнулась только тогда, когда он произнес:

— Таков мой сюрприз, который я обещал вам.

— Значит, каждый сможет войти в кабинет и ознакомиться с этим аппаратом? — переспросила Даниель. Мишелю показалось, что ее глаза, и без того огромные, стали еще больше.

— Именно так, — кивнул Арнольд. — Можете туда ходить хоть в одиночку, хоть группами, а потом задавать любые вопросы. Включенный мной аппарат будет стоять посреди комнаты.

— Папа, а будатор не опасен? — спросила Мартина.

— Нет. Пользоваться будатором так же безопасно, как рассматривать амёбу под микроскопом. Только здесь вы будете разглядывать не микроорганизмы, а картины, порожденные памятью пробудившегося времени. Вы — первые из людей, кто увидит это. Вам будут завидовать потомки.

— Осколки вселенной, перемешанные в кашу, — проговорил Эребро, как бы размышляя вслух, и покачал головой. — Пространство и время, раздробленные в прах! Разбуженное время…

— Ожившая память столетий! — восторженно подхватил Арсениго Гурули.

— Довольно, — жестом прервал Завара сыпавшиеся с разных сторон реплики. — Я сам помню газетные заголовки. На три четверти газетчики врут, а на четверть — перевирают. И часто из-за них… Ну, ладно, — провел он ладонью по глазам, словно отгоняя наваждение. — Имейте только в виду, что прибор не доведен до конца, хотя остались, в сущности, пустяки.

— Арнольд, успокойся, — произнес Делион. — Мы верим в твой гений. Но те мельчайшие осколки, которые образуются в приборе… Их энергия фантастически высока.

— Неужели ты думаешь, Атамаль, что я не позаботился о безопасности наблюдателя? — перебил Завара. — Дурного же ты обо мне мнения. Шар окружен защитным полем.

— Каков запас прочности энергетического барьера? — спросил деловито Рабидель.

— Минимум стократный.

— Отлично, отлично, — потер руки марсианин.

Вместе с этими словами кончили бить напольные часы, стоявшие в углу гостиной.

— Я ждал двенадцати, чтобы народился новый день! — торжественно произнес Завара. — Сейчас я включу будатор, уже заряженный рабочим веществом, и это будет начало новой эры!..

— А что взято в качестве рабочего вещества? — поинтересовался Делион.

— Хороший вопрос, — кивнул Завара. — Дело в том, что мой аппарат должен в принципе пробуждать память любого вещества, в каком бы состоянии оно ни находилось. Это могут быть, полагаю, любые частички. Ну, а внешняя форма… Она может быть любой. — Он обвел взглядом стол. — Годится вот эта кожура банана, стакан, ложка. Короче, любой предмет. Ведь атомы вокруг нас в большинстве своем не разрушаются, а только рекомбинируются, перегруппировываются. Помните, у Омара Хайяма? Звонкий кувшин из обожженной глины, — а когда-то это был падишах. Ну, вот. Я вышел из головного корпуса и зачерпнул немного земли из клумбы перед центральным входом. Ждите меня!

Дверь за Арнольдом захлопнулась, но люди за столом продолжали молчать.

— Прометей! — нарушил Арсениго паузу. — Нет, что я говорю? Завара больше чем Прометей. Тот подарил людям только огонь, а Завара — власть над временем, а значит — и над пространством.

— П…причем здесь пространство? — спросил Мишель.

— Одно, молодой человек, неотделимо от другого, — пояснил Арсениго.

— Вы слишком часто, Гурули, упоминаете имя Прометея, — заметил Делион.

— Потому что мы с ним, можно сказать, земляки, — расплылся в улыбке Арсениго. — Я родился и жил в тех горах, к которым он был некогда прикован цепью по воле разгневанных богов.

И тут заговорили все разом, словно рухнула плотина, преграждавшая поток.

— Относительно власти над пространством и временем вы несколько поспешили, Арсениго, — заметил марсианин. — Насколько я понимаю, работа над будатором еще предстоит немалая.

Гурули отмахнулся от реплики, как от надоедливой мухи:

— Ну и что? Важен принцип. А доводка, градуировка и прочее — это дело десятое.

— Не скажите, — нахмурился Делион. — Сейчас аппарат напоминает необъезженного мустанга, который может сбросить седока. Либо завезти не туда, куда надо.

— Все равно лучше скакать на необъезженном мустанге, чем на полудохлой кляче. А мустанга мы укротим, не бойтесь!

Гурули так победно оглядывал всех, словно это именно он, поднятый из ничтожества Заварой и вообще работающий в Ядерном без году неделя, будет доводить будатор до ума. И именно в его руках — вековая мечта человечества.

Сильвине было досадно, что она пропустила разъяснения Арнольда и теперь не понимала, о чем, собственно, идет речь. Нагнувшись к Делиону, который, по ее разумению, лучше всех разбирался в предмете — после, разумеется, Завары — она попросила растолковать ей суть вопроса.

Александр положил ладонь на ее руку.

— Когда Арнольд вернется, мы вместе пойдем в его кабинет, — сказал он. — Я все разъясню вам на месте.

— Спасибо, Атамаль.

Завара задерживался. В гостиной начало нарастать незримое напряжение.

— Послушайте, Даниель, — неожиданно спросила Сильвина. — Какую, собственно, работу вы выполняете в Ядерном центре?

Радомилич вспыхнула:

— Я не обязана давать отчет.

— Зачем отчет. У вас есть физическое образование?

— Нет.

— Я так и думала.

— Если вам неизвестно, могу сказать. Я приготовляю для физиков тибетский чай.

— Не маловато ли?

— Не маловато, — вступился за девушку Делион. — Если бы вы, Сильвина, хоть раз отведали этого напитка…

— Воображаю.

— И вообразить не можете, Сильвина, — вступил в разговор Рабидель. — Каждый раз, когда я бываю в Ядерном… Короче, чай Даниель — напиток богов.

— И я берусь это доказать всем присутствующим! — сказала пришедшая в себя Радомилич. Она достала из сумки, перекинутой через плечо, несколько полиэтиленовых пакетиков и, подозвав одного из шарообразных, попросила принести кипятку и несколько чашек — непременно из китайского фарфора.

Вскоре ароматы экзотического разнотравья заполнили гостиную.

В эту минуту отворилась дверь, и на пороге появился Завара. Несколько мгновений он стоял словно в тяжелой раме и молчал, как будто испытывая терпение гостей. Затем втянул ноздрями воздух, подошел к столу, и Даниель протянула ему полупрозрачную чашку с золотистым напитком. Сделав глоток, Завара произнес:

— Будатор действует. Я включил его. Каждый может пойти туда и погрузиться в его тайны. — Он обвел взглядом гостей и продолжал. — Шекспировский герой говорил: порвалась связь времен. Теперь можно сказать: связь времен наладилась! Итак, кто первый?

Делион поднялся. За ним поспешно встала Сильвина, поправляя платье.

— Ждем ваших впечатлений, — произнес Завара и сделал глоток остывшего тибетского чая.

Они шли в молчании.

— Какое большое помещение, — заметил Делион.

— Проект Арнольда, — пожала плечами Сильвина. — Все сам придумал. Хотел, чтобы его кабинет был на отшибе. Прилетает, улетает — мы не видим и не слышим.

— Сильвина, трудно жить с гением?

— Не просто.

— Сочувствую.

— Арни — человек непредсказуемых решений. С ним общаться — все равно что с тигром.

Они вошли в кабинет и остановились, завороженные. Посреди помещения’на полу стоял полупрозрачный огромный шар, похожий на хрустальный. От него волнообразно струилось слабое сияние, так что шар напоминал пульсирующее сердце. Голубой свет, свет вечности, напоминал людям о неземном, о межзвездных просторах, со всех сторон охватывающих крохотный, с таким трудом обжитый человечий мирок.

— Этот свет я уже видела, — сказала Сильвина.

— Когда?

— Вечером, когда заходила сюда к Арнольду. Шар был еще упакован.

— И свет пробивался сквозь упаковку?

— Да.

— Странно. Очень странно, — пробормотал Александр. — Это наводит на размышления.

Они подошли поближе, разглядывая будатор.

— Похоже на елочное украшение, только раздутое до невероятных размеров, — заметила Сильвина.

На столе продолжала гореть настольная лампа, которую Завара забыл выключить. В круге света, отбрасываемом ею, лежали бумаги, испещренные математическими символами, обрывки перфоленты…

Делион бросил взгляд на бумаги, покосился на револьвер, лежащий немного поодаль.

— Я жду пояснений, — напомнила Сильвина.

Округлый корпус будатора был истыкан изнутри многочисленными датчиками и измерительными приборами. Делион наскоро разъяснил спутнице их назначение.

— А что там, внутри, плавает? — спросила Сильвина. — Вот эти облачка, сгустки, островки…

— Перед вами — фантастический сгусток, в котором время, материя и пространство сплавились воедино. Для этого их предварительно пришлось получить из рабочего вещества, измельчив его, искрошив в космическую пыль…

— А смысл?

— Посмотрите, от каждого прибора в глубину шара, к определенному его участку, ведет датчик. Вот эти тоненькие, как нитки, жилки… Дело в том, что каждый такой участок автономен, и время в нем течет по-своему, независимо от соседних участков шара.

Сильвина наморщила лоб:

— Это и есть параллельные пространства?

— В известном смысле.

Аппарат продолжал работать. Казалось, шар жил какой-то своей внутренней жизнью. Внутренний объем сферы напоминал калейдоскоп, узор которого непрерывно менялся.

— Выходит, поток времени внутри шара разбился на отдельные ручейки?

— Да.

Приборы, показывающие течение времени, благодаря круглому старомодному циферблату напоминали обыкновенные часы, только вот стрелок на них было целых пять.

— В глазах рябит, — произнесла Сильвина, разглядывая пляшущие стрелки на одном из циферблатов. — Зачем их так много?

— Как я понимаю, это дань нашему, человеческому, восприятию времени. Вот эти, самые подвижные, показывают привычные для нас единицы времени: секунды, минуты и часы.

— А оранжевая?

— Годы.

— Выходит, каждое такое крохотное деление обозначает целый год… — задумчиво произнесла Сильвина. — Понятно. А вон та, зеленая, с серебристым наконечником?

— Века.

— Она показывает столетия? Выходит, десяток таких делений составляют тысячу лет?

Делион кивнул.

— С ума сойти!

— С ума сходить не надо. — Атамаль взял ее под локоть. — Предоставьте это другим.

— А на этом циферблате стрелка поползла назад.

— Значит, время потекло в обратную сторону.

— Разве так бывает?.

— Как видите.

Несколько минут Сильвина пристально рассматривала аппарат. Затем неожиданно спросила:

— Как вы думаете, Атамаль. Чем его очаровала эта… чаёвница?

— Не верьте слухам.

— Послушайте, но я же не слепая! — воскликнула Сильвина. — Зачем-то на юбилей притащил… А как он смотрит на нее!

— Даниель — секс-бомба. Такая любого мужчину взорвет на тысячу осколков. Как будатор — атомы вещества.

— Я серьезно.

— А если серьезно, советую не обращать внимания на слухи.

— И вы ничего не знаете? — Сильвина испытующе посмотрела на него.

— Ньютон сказал: гипотез не измышляю. Я стою на той же точке зрения.

— Ладно, сменим тему. Мужская солидарность… Что это за красная черта на циферблате? Глядите, стрелка к ней приближается. — Она схватила Александра за руку. — Шар может взорваться?!

— Красная линия не означает какого-либо критического состояния, — успокоил ее Делион. — Скорее, это символ, имеющий исключительное значение в истории человечества, если обратиться к его хронологии. Видите, рядом с красной чертой две буквы — «Р.Х.».

Она всмотрелась:

— Неужели это…

— Вот именно. Я помогал Заваре размечать циферблаты. Буквы «Р.Х.» означают — Рождество Христово. Две тысячи двести лет назад. Начало той самой эры, в которой мы с вами и по сей день существуем.

Стрелка, немного помедлив, остановилась перед красной чертой, затем пересекла ее, продолжая вращаться в обратную сторону.

Сильвина вглядывалась в таинственную глубину шара, на мгновение представив себе, что превратилась в крохотное незримое существо и нырнула туда, в искореженные пучины пространства — времени…

— А теперь сосредоточьтесь. Выберем там, внутри определенную точку и сконцентрируем на ней все свое внимание.

В глубине шара то собирались, то таяли эфемерные колышущиеся туманности. Одна из них привлекла ее внимание, и женщина начала всматриваться в нее до боли в глазах. Словно под влиянием ее взгляда туманность начала уплотняться, границы ее отвердели, приобрели незыблемость, оставаясь прозрачными. Внутри, на площадке, окруженной строениями, показались юркие фигурки. От площади веером расходились улицы, кривые и узкие.

— Похоже на детскую игрушку… — прошептала Сильвина.

Делион приложил палец к губам. Картины продолжали сменять друг друга. По мостовой, выложенной грубо обтесанным камнем, двигалась вереница подвод, запряженных мохнатыми лошадьми. Из окон высовывались люди, махали руками, переговаривались с возчиками — об этом можно было судить по движению губ.

— Как в немом фильме…

— Это не фильм, — покачал готовой Атамаль. — Это пробужденная память материи.

…Перед ними там, в глубине шара, вырос дом, богатый, с мраморными колоннами. Это была часть виденной ими ранее улицы, только взятая крупным планом. Перед домом — или, скорее, дворцом — была разбросана солома, закрывавшая проезжую часть.

— Убрать не успели?

— Солома специально положена, чтобы повозки не грохотали. Видимо, в доме находится тяжелобольной.

Это была, похоже, городская окраина. Сразу за домом поднимался пологий холм, по которому шла грунтовая дорога, с обеих сторон обсаженная деревьями.

— Знакомое место. Мне кажется, я там была когда-то, — сказала Сильвина.

— Быть вы там никак не могли, — покачал головой Атамаль. — Сейчас посмотрим время действия. Вот, примерно четырехсотый год до нашей эры. За это время все эти строения давно в прах превратились. Разве только колонны могли остаться…

— А где это все происходит?

— Судя по архитектуре — Древний Рим.

— Но почему они ходят так забавно — задом наперед? И телеги пятятся назад.

— Очень просто. Посмотрите на стрелки: время там продолжает течь в обратную сторону.

— Сон…

— Скажите, Сильвина, разве могут двое людей видеть одновременно одинаковый сон?

Контуры строений задрожали, начали таять. Исчез и дворец с колоннами. Свет и темнота, внутри малой туманности начали сменять друг друга с такой бешеной скоростью, что в глазах зарябило. Потом на дне туманности снова прорезалось бесконечное кружево улиц. Это был великий город с высоты птичьего полета. Сильвина узнала его по Форуму, описания которого столько раз читала.

— Где же Колизей? Никак не найду.

— Он в ту пору еще не был.

— А когда его построили?

— Несколько столетий спустя. Где-то в семидесятые годы, но уже нашей эры.

— Все-таки для меня загадка: как может получиться такая картина — вид города с высоты? Такое впечатление, что оператор снимал. Но летательных аппаратов тогда не было.

— Роль вертолета могла сыграть любая песчинка, которую ветер поднял в воздух, — пояснил Делион. — И вид Рима сверху — это то, что она «запомнила».

Вдруг повалил дым. Пожар наступал на город сразу с нескольких сторон. Дома пылали, как свечи. Люди, ища спасения, выскакивали из окон и дверей, метались в замкнутом пространстве узких улочек, некоторые бежали к реке, которая серебристой тесемкой рассекала город на две части. Сильвине казалось, что она слышит вопли отчаявшихся римлян.

На вершине холма стоял дворец, огонь к нему подобраться не мог. На балконе показался человек. Скрестив руки на груди, он молча созерцал пожар.

Делион посмотрел на шкалу времени, что-то прикинул и уверенно произнес:

— Нерон.

И тут же, словно по мановению волшебного жезла, древний город исчез, растаял. На его месте проступили звезды, только они образовывали диковинные, никогда не виданные Делионом и Сильвиной созвездия.

В разных частях сферы, там, в глубинах замкнутого пространства, начали возникать другие картины. Некоторые, едва проявившись, тут же исчезали, растворялись в небытии. За считанные мгновения они переживали долгие тысячелетия истории, и, похоже, не только человеческой.

Сражение воинственных племен… Туча стрел, затмившая солнце… Воины на низкорослых конях скачут, пригнувшись к гривам… Люди в звериных шкурах окружили яму. В ней тяжело переваливается попавший в ловушку зверь, размахивая во все сторона бивнями. Поблескивая на солнце, копья летят в добычу.

А там, в центре будатора, возникает раскаленный шар, плывущий в космической бездне. Стрелка, показывающая время, начала вращаться настолько быстро, что слилась в сияющий круг. А шар превратился в спиралевидную туманность, которая принялась растягиваться.

Люди и сами не могли бы сказать, сколько времени простояли, пораженные фантастическим зрелищем.

— И точно, калейдоскоп… — задумчиво произнесла Сильвина, когда они отошли в сторонку. — У меня в детстве был такой. Чуть встряхнешь трубку — и узоры меняются. Но кто в данном случае крутит трубку калейдоскопа? Кто вызывает эти картины?

— А кто вызывает картины в нашей памяти? Они возникают произвольно.

— Не знаю. Иногда вспоминаешь то, о чем думаешь.

— По теории Завары, каждая частичка во вселенной обладает памятью. За время своего существования она запоминает все, что происходит в окружающем пространстве.

— На манер фотоаппарата?

— Вроде того. Но память эта таится глубоко. Потому, чтобы добраться до нее, и нужны сверхмощные силовые поля.

— И все-таки кое-что, Атамаль, мне непонятно.

— Спрашивайте, я к вашим услугам.

— Арни сказал, что в качестве рабочего вещества взял горсть земли где-то там, на территории Ядерного. При чем же здесь, скажем, Древний Рим?

— Видите ли, элементарные частицы, эти кирпичики, из которых состоит вселенная, практически бессмертны. По крайней мере, с нашей, человеческой точки зрения…

— А другой — у нас нет.

— Вот именно. Возьмем, скажем, бабочку-однодневку: для нее месяц должен представляться вечностью. А вот для элементарной частицы тысячелетия — все равно, что мгновения для нас. Помните Нерона, который стоял на балконе, наблюдая, как пламя пожирает Вечный Город?

— Еще бы! — Сильвина покосилась на будатор и зябко передернула плечами. — Такое до гроба не забудешь.

— То, что я сейчас скажу, вас, возможно, потрясет. В той порции воздуха, которую вы только что вдохнули, обязательно есть хотя бы молекула того воздуха, которым дышал этот изверг.

— Выходит, я дышу с Нероном одним воздухом?

— В известном смысле.

Сильвина посмотрела на часы, стоящие на письменном столе Завары, и ахнула:

— Ого! Около часа прошло. Гости бог знает что о нас подумают.

— А теперь посмотрите на свои часы, — посоветовал Делион.

— Зачем?

— На всякий случай.

— На моих только пять минут прошло. Что это значит?

— Парадоксы времени, о которых не подозревал старина Эйнштейн.

— С чем они связаны?

— Думаю, с расслоением пространства, его расщеплением на параллельные миры.

— Как там, внутри? — показала Сильвина на будатор.

— Да.

— Но ведь мы находимся не внутри шара, а вне его!

— В этом и состоит загадка, которую я пока не могу разгадать, — признался Делион.

— Не знаю, как там пространство расщепляется, но у меня голова просто раскалывается от всех этих чудес.

Когда они подошли к двери, Делион, случайно посмотрев вверх, увидел над столом Завары какой-то предмет в виде трубки, прикрепленный под самым потолком.

Трубка слабо поблескивала в голубоватых лучах, исходящих от будатора.

— Что это? — спросил он, показывая на трубку.

— Не знаю. Когда я в прошлый раз заходила в кабинет, этого не было.

— Вы уверены?

— Трубка не иголка.

— Похоже на автофиксатор. Прибор, который отмечает события, происходящие вокруг.

— Завара никого не посвящает в свои дела.

— И жену?

— Тем более.

Когда они возвращались в гостиную, Сильвина спросила:

— А как включается будатор?

— Сначала туда помещается рабочее вещество.

— Частицы которого нужно пробудить?

— Ну да. Затем на шар накладываются определенные силовое поля. Какие — это тайна Завары. И материя начинает «вспоминать»!..

— Значит, аппарат работает. Мы сами убедились в этом. О каких же недоделках говорил Арни?

— Видите ли, Сильвина, пока будатор работает произвольным образом. Как говорится, без руля и без ветрил. Частички вспоминают все, что им взбредет в голову, если можно так выразиться. А хорошо бы заставить будатор работать целенаправленно. Вспоминать то, что интересно нам. Представляете, какую бесценную информацию мы могли бы получать из его поистине бездонных кладовых?!

— Почему мы говорим только о прошедших временах? — пораженная внезапной мыслью, Сильвина замедлила шаг. — Ведь время внутри будатора может течь и вперед! А это означает, что с помощью аппарата мы сможем видеть картины будущего? Предсказывать его?

— Такая возможность не исключена.

— А мог будатор существовать когда-то?

— Вы о чем?

— В древних легендах встречается упоминание о некоем магическом кристалле, сквозь который можно было заглядывать в грядущее, угадывать его. Может, это и был будатор?

— Но тогдашнее развитие науки…

— При чем здесь наука! Землянам тот кристалл могли подарить инопланетные пришельцы. А потом кристалл затерялся в бурных волнах человеческой истории…