Для того, чтобы, находясь внутри виллы, попасть в кабинет Арнольда Завары, необходимо было пройти через обширное помещение домашней лаборатории. Другого пути сюда не существовало, если, конечно, не считать люка в потолке, которым мог пользоваться только хозяин.
Лаборатория была оборудована недурно. Завара, привыкший делать все основательно, тратил на нее немалые деньги, хотя сам ею пользовался редко. Разве что на скорую руку нужно было проверить какую-нибудь неожиданную идею, пришедшую в голову. Каждый раз, когда Сильвина входила сюда, ее охватывало тревожное чувство, словно приборы и установки по обе стороны дорожки враждебны ей. Муж посмеивался, но она ничего не могла с собой поделать.
Каблучки Сильвины звонко процокали по полу. Перед дверью, ведущей в кабинет, она немного помедлила, затем осторожно приоткрыла ее.
Завара терпеть не мог, когда его отрывают от работы. Когда Сильвина вошла, он, по обыкновению, сидел за письменным столом, вплотную придвинутым к окну. Низко склонившись над бумагами, набрасывал формулы, в которых она ничего не смыслила.
Увлеченный работой, Арнольд не слышал, как вошла жена. Остановившись у порога, она несколько мгновений наблюдала за ним. Сильная настольная лампа освещала круг на столе, высвечивала оконный переплет, остальная часть кабинета была погружена в полумрак, и Сильвина не могла отделаться от ощущения, что в комнате они не одни.
Когда Завара приблизил лицо к экрану настольного компьютера, словно собираясь влезть внутрь, она, не выдержав, кашлянула. Завара, оторвавшись от работы, поднял на нее усталые глаза.
— Худо дело, — произнес он с улыбкой, очень красившей его. — Глохну на оба уха: не услышал, как женушка вошла.
— Работая, ты и всемирный потоп не заметишь.
Улыбка сползла с лица Завары. Для своих пятидесяти, которые исполнялись сегодня, он выглядел достаточно молодо, подтянуто, хотя бородка клинышком, которую Сильвина именовала «анархистской», была совершенно седой.
— Что скажешь?
— Но, Арнольд… Мы же договорились..
— Как, уже одиннадцать? — поразился Завара.
— Время не ждет.
— Ох, время, время, — покачал Завара головой. — Кажется, оно отомстит мне, сожрет с потрохами, за то, что пытаюсь проникнуть в его последнюю цитадель.
— Или уже проник?
— Может быть.
Глаза Сильвины привыкли к полутьме, и она увидела странный куб, высящийся посреди кабинета. Женщине почудилось, что сквозь обшивку пробивается слабое голубоватое сияние.
— Что это? — спросила она.
— Сюрприз, который я обещал.
— Для меня?
— Для всех, кто сегодня со мной.
— Неужели это? — у нее перехватило дыхание.
— Да, это будатор. Сегодня, надеюсь, все увидят пробужденную память материи.
— Мог бы хоть в такой день поменьше работать, — резко изменила она тему.
— День как день, ничего особенного, — пожал плечами Завара. — В том, что старею, повода для радости не вижу.
— Послушай, нам надо поговорить.
— Может, отложим разговор до завтра?
— Так дальше жить нельзя.
— Завтра, завтра…
— Обещаешь?
— Да.
— Хорошо.
— Как там, гости все собрались? — спросил заметно повеселевший Завара.
— Давно уж. Тебя ждут, скучают, хотя виду не показывают. А мне кажется, пока ты тут сидел, прошли долгие часы. Поверишь, с голоду помираю, словно несколько суток не ела…
— И Рабидель прилетел?
— Да. В шахматы с Делионом играет.
— На вилле шахмат нет, — сказал Завара. — С собой привезли, что ли?
— А они играют так. По памяти. Переговариваются, словно два пришельца на тарабарском языке.
— Ладно, пойдем. Только бумаги приберу. В них — обоснование того, как работает будатор.
Пока они разговаривали, голубоватое свечение вокруг плотно упакованного куба стало ярче. Сильвина покосилась на мужа, ожидая пояснений, но тот промолчал, и она ничего не спросила.
Едва войдя в кабинет, она обратила внимание на регельдан, лежащий на столе в круге света. Это был дорогой девятизарядный револьвер с оптическим прицелом и инкрустированной рукояткой, выполненный под старину. Когда-то Арнольд объяснял ей, что он выполнен из средневековой дамасской стали ручной ковки.
Регельдан подарили Заваре коллеги по работе в день сорокалетия. Все в доме увлекались стрельбой из него в цель.
— Зачем ты револьвер достал? — спросила Сильвина. — В духов стрелять?
Завара усмехнулся:
— Может, и в духов.
— Пойдем, гости заждались. Время убивают.
Когда они возвращались в гостиную через пустынную лабораторию, Завара произнес загадочную фразу:
— Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя.
— Мне кажется, время для тебя — живое существо.
— Да, живое, хотя это трудно объяснить.
Перед входом в гостиную он одернул пиджак, поскольку в вопросах одежды был консерватор и терпеть не мог новомодных одеяний. Супруга поправила у Завары галстук-бабочку, и Арнольд открыл дверь, пропуская вперед жену…
Появление юбиляра с хозяйкой было встречено радостным шумом.
Круглый стол ломился от яств. Виновника торжества усадили на почетное место, под многоцветной люстрой, похожей на застывший водопад. Завара почувствовал себя не в своей тарелке, несмотря на узкий список приглашенных. Каждую минуту, не отданную работе, он полагал безвозвратно и бездарно потерянной. Стол обслуживался шарообразными киберами, которые сновали по залу, бесшумно переставляя суставчатые щупальца. Они тоже, как и роботы, трудившиеся в Ядерном центре, были питомцами Зеленого городка.
Первые тосты миновали, и веселье покатилось по наезженной колее. Общая поначалу беседа разбилась на отдельные разговоры, как река на несколько рукавов. Рядом с юбиляром сидела Сильвина, раскрасневшаяся и от того похорошевшая, что не преминул отметить в одном из тостов Александр Делион, расположившийся визави. Ему было доверено «вести стол», что он и делал с видимым удовольствием. Отпустив удачную шутку, подчас рискованную, когда гости покатывались от хохота, сам он сохранял невозмутимость, а темные миндалины глаз излучали глубинную печаль.
Сильвина сказала:
— Кого-то вы мне напоминаете, Александр. Героя или злодея, еще не определила.
Застольный шум в эту минуту приутих, и ее реплику расслышали все. Возникла пауза.
— Атамаль, Атамаль, мне тебя очень жаль, — вздохнув, произнес Делион в собственный адрес любимую присказку, сглаживая возникшую неловкость.
По левую руку от Завары сидела Мартина, его дочь, любимая им взбалмошной и деспотической любовью.
Мартина ела мало. Мысли девушки, казалось, витали далеко. Сидящий рядом Эребро, жених, тщетно старался развеселить ее. Только раз Мартина вышла из задумчивости. Наклонилась к жениху и произнесла:
— Хочешь, я сейчас, при всех, попрошу отца, чтобы он вернул тебя? А этого пусть уволит, потому что…
Глаза Эребро блеснули.
— Не смей! — перебил он и схватил Мартину за руку, не давая девушке подняться. — Лучше с голоду помру, чем претерплю унижение.
— Тогда уж вместе с голоду помрем, — невесело усмехнулась Мартина.
— Не понимаю, зачем он пригласил меня сюда?
— Очень просто: из любви ко мне. — В ее сдавленном голосе Эребро уловил слезы. — Грешно так говорить об отце… Но иногда мне кажется, я задушила бы его собственными руками.
— О чем шепчутся молодые люди? — спросил с другой стороны Рабидель, прилетевший по приглашению с Марса.
— Прошу прощения, я не подслушивал, но до меня донеслось только одно слово: любовь, — подхватил Делион. — По этому одному слову я берусь восстановить все остальное, как палеонтолог по единственной кости рисует облик вымершего динозавра!..
— Выходит, динозавр — это я? — сказал Эребро. — Но я еще жив, не вымер, несмотря на неблагоприятные климатические условия…
— Признаю, сравнение неудачно, — развел руками Делион. — Извините.
Сцена и впрямь получилась неловкой. Мартине стоило больших усилий, чтобы не разрыдаться и не выскочить из-за праздничного стола.
Каждый раз, когда слово брал велеречивый Делион, а это случалось часто, на него с усмешкой посматривал Мишель Завара, долговязый, угловатый, еще полностью не сформировавшийся юноша с поздно ломающимся голосом. В минуты волнения он заикался и мучительно переживал свой недостаток.
Что касается коллег знаменитого физика, то они, кроме названных, были представлены, по его собственному выбору, еще всего лишь двумя персонажами.
Не совсем в своей тарелке чувствовал себя Арсениго Гурули, молодой физик-экспериментатор, человек нескладной судьба. Он вечно генерировал новые идеи, а вот с их воплощением не ладилось. Именно ему Завара поручил вести тему, которую до увольнения из Ядерного разрабатывал Эребро, тоже, кстати, приглашенный на юбилей. Зачем сделал это Арнольд? Столкнуть их лбами, что ли? Гости шушукались, но задать Заваре вопрос никто не решался.
Самым, однако, непонятным было то, что шеф счел необходимым пригласить на торжество новую сотрудницу Ядерного центра Даниель Радомилич, которая красотой и скованными манерами напоминала, по мнению все того же неугомонного Делиона, киберкуклу из модного магазина игрушек.
Мишель не без интереса кидал взгляды в сторону Радомилич, о которой столько успел наслушаться, хотя видел впервые. Казалось, в столь отборное общество юная женщина попала впервые. Поначалу Даниель держалась скованно, словно аршин проглотила, и говорила лишь тогда, когда к ней обращались с вопросом. Говорила тихо, тонкий голосок, казалось, вот-вот прервется, а огромные ресницы все время хлопали, словно крылья испуганной птицы. Впрочем, на аппетит она не жаловалась.
Не к добру разошедшийся Делион и ее не обошел своим вниманием. Во время очередного тоста он заметил, что у прекрасной Даниель, несравненного знатока тибетских трав и церемонии чаепития, ноги растут прямо от горла, чем заставил девушку покраснеть до корней волос.
В своем витиеватом тосте Атамаль не погрешил против истины, хотя кое о чем существенном умолчал.
То ли в шутку, то ли всерьез Завара сумел уверить коллег, что тайны тибетских трав, которыми владеет Радомилич, положительно отражаются на работе головного мозга. И вскоре тонкий напиток, приготовленный изящными ручками Даниель, приобрел в Ядерном верных поклонников.
Оказавшись в числе приглашенных и прибыв на виллу Завары, Александр Делион не сразу смог нащупать правильную линию поведения. Его смутила и удивила узость и искусственность круга приглашенных. Он ожидал, что окунется в многолюдное сборище, а тут… Но вскоре Делион свыкся с ситуацией. В конце концов, это дело хозяина — звать в гости, кого заблагорассудится. Странно? Но Завара всегда был для него «человеком с секретом», несмотря на явный демократизм в поведении с сотрудниками. Взять хотя бы его позднюю любовь… Но стоп, это не его, Делиона, дело.
Окончательная гармония установилась в душе Атамаля после того, как, прогуливаясь с Рабиделем по аллеям оранжереи и ведя с марсианином шахматную партию «вслепую», он сумел — до того момента, как гонг пригласил всех в гостиную — добиться подавляющего, по его мнению, перевеса. Позиция запечатлелась в мозгу, и он непременно доиграет ее, когда будет время, положит Рабиделя на обе лопатки.
Делион поднялся и постучал вилкой по бокалу, требуя внимания.
— Друзья и подруги! — начал он. — Позвольте мне на правах самого старого из участников этого знаменательного торжества…
— Какой же вы старый, — перебила Сильвина.
Ее замечание было сделано из вежливости, но Делион подхватил реплику, как футболист перехватывает мяч:
— Вы правы, обворожительная Сильвина! Ныне и возраст, как отрезок времени, станет величиной относительной… Прежде это была незыблемая константа, а теперь… Теперь, когда старое доброе время штурмуется в его последнем прибежище, к чему приложил руку и новоиспеченный лауреат…
Завара поморщился.
— Уверен, нас ждет впереди много сюрпризов, связанных с этой удивительной категорией — временем, — продолжал Делион. — И потому я хочу провозгласить еще раз тост за того, кто глубже всех сумел прикоснуться и приобщиться к тайнам времени. Арнольд! — посмотрел он на юбиляра. — Ты разбудил время, дотоле дремавшее. Ибо что такое память частиц, которую ты вызываешь к жизни? Это и есть пробуждение времени, которое казалось для нас умершим. Не знаю, чем обернется для людей последнее твое изобретение: пока твой будатор для меня, как и для всех прочих, — тайна за семью печатями, и пока никто не может сказать, счастье или несчастье принесет будатор человечеству… А может, то и другое вместе?
— Это как, Делион, прикажете понимать? — не удержался Мишель. — П… почему научное открытие м… может стать несчастьем для человечества?
— Добро и зло, молодой человек, ходят рядом в нашей жизни, — назидательно поднял палец Делион. — Их так же невозможно разделить, как два полюса у магнита. Но зачем гадать? Я надеюсь рано или поздно увидеть, как работает будатор. Сказать честно, это самое сокровенное мое желание.
— Когда очень хочешь, мечты сбываются, — произнес Завара. — Иногда раньше, чем ожидаешь.
Делион, на мгновение протрезвев, внимательно на него посмотрел, но Арнольд ничего больше не добавил.
Бесшумные киберы, не ведавшие свойственного их создателям утомления, продолжали обслуживать стол.
Тихо льющаяся цветомузыка, неизвестно где рождаясь, навевала радостное настроение, — именно так был запрограммирован Сильвиной звуковой синтезатор.
Продолжали действовать все четыре видеостенки гостиной, каждая по собственной программе. На одной шла трансляция с Деймоса, из цирка невесомости. Кривляния знаменитого комика перемежались с недурными цирковыми номерами. На другой неспешно разворачивалась многокрасочная средневековая мистерия, связанная с каким-то кровавым обрядом викингов. Фильм не привлекал внимания гостей, несмотря на обилие обнаженной натуры. Третья транслировала состязания с межпланетной спортивной олимпиады. Абсолютный чемпион по стрельбе в подвижную цель Сергей Перешейко, старый лев с седой гривой, растрепавшейся от ветра, который продувал крытый полигон, стрелял, сощурясь, из плазменного ствола. Время от времени режиссер показывал крупным планом его лицо, взгляд, впившийся в цель сквозь оптический прицел на мушке ствола. Иногда зрителю показывалась и дальняя цель — прихотливо колышущееся облако, состоящее из разноцветных скачущих шариков. Каждый из них представлял цель для определенного стрелка, перемещаясь в пространстве произвольным образом. В неуловимо короткое мгновение состязающийся должен был уловить его в прицел и поразить из плазменного ствола сгустком энергии.
— Он неувядаем, этот Перешейко. Вот уж кого не касается время! — заметила Сильвина, когда Сергей произвел очередной точный выстрел, и голубой шарик, мелькнувший в облаке себе подобных, вдруг взорвался, превратившись в мгновенное маленькое солнце. — Я помню его, представьте себе, с детства.
— И он с тех п… пор не изменился? — поинтересовался Мишель.
— Ничуть. Ну, может, совсем немного, — сказала мать. — И тогда он был кумиром. Не только моим, а всей школьной группы.
— Кстати, сколько ему лет, Рабидель? — спросил Завара. — Наверно, крепко за девяносто?
Все знали, что когда-то Рабидель и Перешейко были приятели, а потом их пути разошлись.
— Точно не скажу, — покачал головой марсианин. — Сергею довелось принимать участие в нескольких передрягах, связанных с перепадами времени. Между прочим, не без моей помощи… И потому назвать точный его возраст затруднительно.
— При чем здесь перепады? — вклинился в разговор Эребро. — Любое релятивистское ускорение или замедление времени можно просчитать на компьютере, а потом просуммировать.
— В моих опытах со временем, где участвовал и Перешейко, проявился новый эффект, — сказал марсианин.
— Это какой же? — спросил Арсениго.
— Смежные, или параллельные миры. До сих пор их только предсказывала теория.
— П… параллельные миры? — пожал плечами Мишель. — Разве это не в… выдумка фантастов?
Взоры обратились к Заваре, но тот помалкивал.
— Нет, это не выдумка фантастов, — сказал марсианин. — Параллельные миры существуют, я в этом убедился. Другое дело — мы о них пока почти ничего не знаем… Время в каждом из них течет по-своему, хотя параллельные миры могут соседствовать друг с другом. Более того, они могут быть вложены друг в друга, на манер матрешек.
— Матрешки… Но при чем здесь возраст Сергея Перешейко? — сказала Сильвина.
— Не знаю, с… сколько ему лет, но стреляет он здорово! — воскликнул Мишель, когда очередной выстрел Перешейко достиг цели. — А п… почему бы и нам не пострелять в цель?!
— Мой регельдан к твоим услугам, сынок, — посмотрел на него Завара.
— Где он?
— У меня в кабинете, на письменном столе.
— Отлично. В т… тир. Все — в тир! — хлопнул в ладоши Мишель.
— Только не сейчас, — осадила его Сильвина. — Ночь еще долгая, успеется.
— А я думаю, человеку столько лет, на сколько он выглядит, — решилась произнести Даниель, вызвав улыбки гостей.
Занятые разговором, гости отвлеклись от созерцания четвертой стенки, на которой в видеозаписи разворачивались события, наверняка немаловажные для истории, а кроме того, имеющие прямое отношение к юбиляру.
На пленке была запечатлена сцена вручения Заваре премии в Стокгольмской ратуше. Когда пленка заканчивалась, воспроизводитель включал ее сызнова.
Как раз в этот момент король, пощелкав пальцем по микрофону, начал — в который раз? — приветственную речь, обращенную к новому лауреату.
Завара тронул за щупальце проходившего мимо кибера и попросил:
— Послушай, заткни ему глотку.
— Кому, Арни? — улыбнулась Мартина. Но умный механизм понял желание хозяина: кибер подкатил к четвертой видеостенке и вырубил звук, оставив только безмолвное изображение.
— Как невежливы бывают великие физики, — покачал головой Делион. — Они лишают права голоса самого короля.
— К тому же в его собственной стране, — усмехнувшись, добавила Сильвина. — Послушай, Арни, а где обещанный сюрприз?
— Сюрприз? Мы ждем его! — воскликнул Арсениго Гурули.
— Не сейчас, — срезал Завара.
— Тогда потанцуем, — предложил кто-то.
— Танцы, танцы! — подхватила хозяйка, хлопнув несколько раз в ладоши. Она поняла, что вечер удался, несмотря на мрачные предчувствия, одолевавшие ее поначалу.
Стройная Даниель первой выпорхнула из-за стола, и ее тут же подхватил Арсениго.
Сильвину, церемонно щелкнув каблуками, заключил в объятия Александр, или Атамаль, как звали его друзья, и вторая пара закружилась в вальсе. Плотный великан, несмотря на выпитое, уверенно повел свою даму, что-то нашептывая ей в самое ухо.
К ним присоединялись новые пары.
Завара остался за столом один. Он переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь разрешить мучившую его загадку. На лоб набежали морщины, а руки беспомощно теребили бородку.
— Что задумал Арни? — спросил Делион, предварительно оглянувшись: не слушает ли их кто-либо?
— Понятия не имею.
— Жена-то?
— Клянусь вам. Вы знаете Завару не хуже, чем я.
— Что верно, то верно. Скрытности ему не занимать.
— В последние дни у нас сумасшедший дом. Все вверх дном.
— Что так?
— Отношения выясняем. И как он решился притащить эту девчонку сюда, ума не приложу.
Один танец сменял другой.
Менялись и пары. Музыка следовала настроению танцующих.
Завара, по-прежнему сидевший в одиночестве за столом, посмотрел на Даниель, которая, кружась в танце, пролетела мимо него, опустил глаза и принялся водить ножом по белоснежной скатерти.
— Бьюсь об заклад, он сейчас расщелкивает очередную задачку, — шепнул Делион, незаметно кивнув в сторону Арнольда.
— Я же говорю, что вы, Атамаль, достаточно его знаете, — сказала Сильвина.
Когда начались танцы, Рабидель вышел из-за стола и, покинув, гостиную, вышел в оранжерею. Делион, проследив за ним глазами, разгадал незамысловатый маневр приятеля. Очевидно, марсианин, несмотря на плачевность отложенной позиции, хотел дождаться Делиона, чтобы доиграть отложенную партию. Делиону, фанатику шахмат, тоже не терпелось заматовать вражеского короля, но он боялся покинуть гостиную, чтобы не проворонить сюрприз, обещанный Заварой.
Атамаля в этот вечер одолевало предчувствие необычного, а предчувствия редко обманывали его.
Между тем на видеостенках комики сменяли циркачей, космические путешественники претерпевали невероятные приключения, влюбленные то соединялись, то вновь разбивали друг другу сердца, а шведский король время от времени с маниакальным упорством снова и снова пытался произнести приветственную речь, беззвучно шевеля губами.