Чем жарче пригревало солнце, тем озабоченнее становились лица физиков.
Несколько раз прилетал Филимен. Когда он появлялся, его стремительную фигуру чуть ли не одновременно можно было видеть в разных концах обширной территории Ядерного. Больше всего времени он проводил в корпусе, где сооружалась громоздкая, неуклюжая на вид установка — сердце эксперимента. На последнем мозговом штурме решено было провести пробный опыт по «сшиванию» расколовшегося пространства. Для того, чтобы пространство предварительно расколоть, нужно было включить будатор. Сделать это решили в уединенном месте, в овраге.
— Возможно, к новой трещине «прилипнет» старая, — высказал Эребро очередную «безумную» идею.
Даниель с любопытством погружалась в новый для себя мир — мир непостижимых скоростей, непостоянных, скачущих величин, мир, где масса переходит в энергию, а энергия — в массу. А как представить себе электрон? Частица — не частица, волна — не волна. Выплыло давнее детское воспоминание — светлячок на ночном лугу.
Этот странный микромир жил по собственным диковинным законам, и его все время потрясали катастрофы. Одни частички гибли, взрываясь, словно маленькие солнца, другие нарождались. Световой луч — эталон прямизны — шел по кривой, и вдруг выяснялось, что это и есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
— Как устроен мир? — спросила она однажды Делкона.
— Мне физик из России рассказывал, что у них есть такая игрушка — мат… матрешка, — споткнулся Атамаль на трудном слове. — Одна кукла вкладывается в другую, и так — множество раз… Когда-то физики предполагали, что именно так устроен наш мир. Потом выяснили, что это не так. С изменением масштабов меняются и законы. И в этом, по-моему, главная трудность познания для нас, людей.
…Устроившись в уголке, Радомилич следила за ходом мозгового штурма, на который прилетел Сванте. Он расхаживал у доски с мелком в руке — воплощенное спокойствие. Споры физиков не утихали, они сыпали формулами, терминами, в которых Даниель пока еще не очень разбиралась. Участвовали в работе и белковые, правда, довольно робко — не считая, разумеется, Филимена.
Приготовленный Даниель напиток стоял на столике. Сколько выпили они его за время споров — целое море! Даниель привезла из Тибета «Книгу мертвых», которую ей подарили монахи. Прежде манускрипт, выполненный на старинном пожелтевшем пергаменте, казался ей неинтересным и малопонятным, теперь она читала его взахлеб, отдавая фолианту каждую свободную минуту. Многие места, прежде темные, теперь прояснялись. Иногда чудилось, что текст имеет прямое отношение к трагической судьбе Арнольда Завары…
Отвлекшись от своих мыслей, она прислушалась к тому, что происходит.
Филимен, расхаживая перед черной доской с равномерностью часового механизма, произнес:
— Эта формула доказывает, что граница расщепленного пространства блуждает.
— Она может наделать беды, — добавил Делион.
Прикрыв глаза ладонью, Даниель попыталась представить себе, каково оно, параллельное пространство, в которое попал Арни.
Она стоит на берегу моря. У ног узкая лента прибоя — это и есть граница между двумя стихиями, между двумя мирами. Даниель ныряет в волны, и вот уже вокруг — незнакомый мир: морские чудища, разлапистые водоросли… Она погружается все глубже, ее окутывает вечная ночь. Лишь фосфоресцирующий свет, испускаемый глубоководными тварями, позволяет что-то разглядеть. И вдруг…
Сердце Даниель отчаянно заколотилось: там, вдали, она увидела знакомый профиль, очерченный светящейся линией. Арнольд! Она бросается к нему, изо всех сил разгребая руками неподатливую влагу. Хочет взять Завару за руку, но… хватает пустоту.
Когда Даниель отняла ладонь от лица, в зале, где проходила мозговая атака, стояла тишина. Она поняла, что происходит нечто важное. Все смотрели на Сванте. Тот то выводил какое-то уравнение, то стирал его влажной губкой.
— Вот какая вещь получается, — проговорил он, показывая на математические символы. — Взаимодействие вакуума с биополем. Воздействие альфа-ритма. Короче, опыт, который мы задумали, ничего не даст.
— Пространство с помощью будатора мы расколем, я за это ручаюсь, — сказал Делион.
— И защиту надежную соорудим, — добавил Эребро.
— Расколоть пространство — еще поддела, — покачал головой Филимен.
— А потом сошьем куски с помощью лазерного копья, — произнес марсианин.
— Наши приборы еще несовершенны, — пояснил Сванте. — Видите, слишком большой разброс в точности измерений. Поэтому для того, чтобы сшить два куска, замкнуть их, в соседнем пространстве должно находиться живое существо.
— В овраге есть живые существа, — сказала Даниель. — Я видела там снегирей. Скажите, а им там ничего не будет?
— Я видел там петлю от зайца, — добавил Эребро.
Все заговорили, перебивая друг друга.
— Я не договорил, — поднял руку Филимен. — В параллельном пространстве, с которым мы хотим состыковаться, должно быть не только живое существо, но… разумное существо.
— Пойду туда я, — произнес Первый в наступившей тишине.
— Нет, — сказал Филимен. — Пошел бы и я, но белковый не подойдет. Ни один. И не потому, что я сомневаюсь в его разумности. Таким альфа-ритмом, который необходим, из всех земных существ обладает только человек. Да и то не любой…
— Я пойду! — сказал русский физик — у него было такое трудное имя, что никто не мог его произнести.
— И я! И я! — послышалось со всех сторон.
— Первое право принадлежит мне, — возразил Делион.
Даниель поднялась и двинулась через всю комнату, словно сомнамбула, к Филимену. В голове билась неизвестно где слышанная фраза: «Иду — как на крыльях лечу». Вот он, вещий сон, который ей приснился только что!..
— Сванте, я должна шагнуть за преграду, — произнесла Даниель негромко, но ее услышали все.
— Опыт опасен, Даниель.
— Знаю.
— Попадая в параллельное пространство, ты становишься невидимой для нас. Далее, мы стреляем туда из лазерной пушки, луч при этом изогнется… А вдруг лазерное копье поразит тебя?
— Я верю в свою звезду.
Мозговая атака продолжалась.
Теперь усилия физиков были направлены на то, чтобы выяснить, каков должен быть альфа-ритм человека, который рискует шагнуть через границу расщепленного пространства.
— Не нужно никаких предварительных экспериментов! — сказал Делион.
— Но мы не знаем, как ведет себя расщепленное пространство, — возразил Эребро.
— Именно поэтому? Возможно, тот кусок пространства, который нам удастся отколоть, сольется с тем пространством, в котором находится Завара. Так, океан на нашей планете един — не зря же мы зовем его — Мировой океан.
— Смелая мысль, — одобрил марсианин.
— Да, такая постановка меняет дело, — согласился Филимен. — Но в таком случае, чтобы опыт был эффективен, должно выполняться одно условие: альфа-ритм человека, который проникнет за грань, разделяющую два мира, должен совпадать с альфа-ритмом того, кого мы там ищем.
— То есть с альфа-ритмом Арнольда? — спросил Гурули.
— Да.
— План действий ясен, — сказал Делион. — Добровольцы тут все. Поэтому нужно произвести соответствующие измерения альфа-ритма. Идут все, кроме Даниель.
— Атамаль… — только и смогла произнести она.
— Никто не сомневается в твоей храбрости, Дани, — сказал марсианин.
— Пойми, не женское это дело, — терпеливо промолвил Делион.
— То, что я женщина, к делу не относится.
— Будь по-твоему, — сдался шеф. — Не будем терять время, пойдем в биокорпус.
По дороге физики обсуждали, у кого из них больше шансов «шагнуть за горизонт». Каждый был уверен, что именно его альфа-ритм окажется подходящим. Первым по праву шефа отправился на экспресс-анализ Делион. Взявшись за ручку двери, ведущей в лабораторию, он подмигнул и произнес:
— Что касается меня, я в своем альфа-ритме уверен. И потому остальным подвергаться измерениям не понадобится. Но не печальтесь, друзья: отправившись в расщепленный мир, я вам обещаю, что вернусь вместе с Заварой!
Через несколько минут Александр вышел. Лицо его выражало полнейшее разочарование.
— Увы, — развел он руками. — Мой альфа-ритм оказался неподходящим. Ничего похожего на альфа-ритм Завары.
Физики входили на исследование один за другим, но никто из них не подходил для эксперимента.
— Хороши рыцари, нечего сказать, — раздался голос Даниель. В суматохе о Радомилич забыли — благо стояла она в сторонке, не вмешиваясь в разговоры.
— Дорогу прекрасной даме! — провозгласил Делион и открыл перед нею дверь.
Даниель шла по биоблоку осторожно, словно босиком по битому стеклу.
Робот-лаборант показал ей жестом, куда пройти. Даниель легла на узкое ложе энцефалографа и закрыла глаза, чувствуя, как ловкие щупальца робота облепляют голову датчиками. Волновалась ли она? Нет, ни капельки. В глубине души Даниель была уверена, что ее альфа-ритм совпадет с альфа-ритмом Завары. Холодные и влажные электроды приятно холодили лоб и запястья рук. Если говорить правду, она волновалась, но старалась дышать, как положено, ровно и глубоко.
Робот сказал:
— Готово! Поднимайтесь.
— А каков результат? — спросила она о замиранием сердца.
— Ваш ритм совпадает с ритмом Завары.
— Ты уверен?
— Полное совпадение. Оно бывает крайне редко, — пророкотал белковый и протянул Даниель ленту перфокарты. Она прижала ленту к груди, словно боялась, что белковый отнимет ее.
Сообщение Радомилич вызвало возгласы удивления среди физиков и белковых.
Делион с Филименом придирчиво оглядели ленту, на которой две синусоиды почти слились. Русский физик произнес:
— Перст судьбы.
— Что ж, последняя проблема перед опытом решена, — сказал Филимен.
— Энергетики отправляются к месту проведения эксперимента, — распорядился Делион. — Нужно покрыть овраг надежным защитным куполом. Старший — Эребро. Затем доставьте туда будатор и включите его на полную мощность.
— У нас это называется — клин клином вышибать, — заметил русский физик.
— Сколько должен работать будатор? — спросил Арсениго Гурули. — Думаю, суток хватит, — решил Филимен. — За это время пространство расщепится, и мы сможем приступить к эксперименту.
Шеф Ядерного отвел Сванте в сторону:
— За это время мы найдем кандидатуру для опыта. В мегаполисе имеется банк данных по альфа-ритмам.
— А Даниель?
— Не могу я на это пойти, Сванте. И Арнольд бы, думаю, меня одобрил. Неужели ты не понимаешь? Шагнуть за грань — все равно что шагнуть в жерло действующего вулкана.
— Рискует каждый, кто пойдет туда.
— Пусть кто угодно, только не она!
— За сутки они там в медцентре ничего не найдут.
— Отложим опыт.
— Промедление смерти подобно.
— Тебе не понять, Сванте…
— Теперь я понимаю, почему их так влекло друг к другу, — медленно произнес Филимен, не слушая. — Их альфа-ритмы совпадают. Это так прекрасно! Они слеплены, они созданы друг для друга. Они общались, их тянет друг к другу. В этом залог успеха. Кроме совпадения альфа-ритмов, есть еще тончайшие вещи, которые не фиксируются никакими приборами.
— Твоя логика, Сванте, как всегда, безупречна.
Ладно, пойдет Радомилич, — решил окончательно шеф Ядерного.
Однако, подойдя к группе физиков, среди которой стояла Даниель, Александр снова заколебался.
Радомилич следила за ним лихорадочным взглядом, понимая, что решается ее судьба.
— Давайте остановимся вот на чем, друзья, — произнес Делион, избегая смотреть на нее. — Речь идет о жизни человека, и решить этот вопрос единолично я не вправе, этот человек — наша Дани!..
Глаза Даниель блеснули:
— Какая разница, я или кто-то другой?
— Альберт Эйнштейн сказал: для меня жизнь мусорщика и президента представляют одинаковую ценность, — произнес Арсениго.
— Не будем выяснять, кто из нас мусорщик, а кто президент, — сказал Делион. — Решим вопрос большинством голосов: должна ли Даниель участвовать в эксперименте.
Он разорвал на клочки уже ненужную ленту с записью альфа-ритмов Радомилич и Завары, и роздал каждому физику по кусочку.
— Напишите ка клочке да либо нет, — сказал Делион.
Даниель отвернулась, чтобы не смотреть, как физики один за другим подходят к столику и кладут на него клочки перфоленты, написанной стороной вниз.
Подсчет голосов поручили Филимену — никто не сделал бы это быстрее и точнее, чем он.
Голоса разделились почти поровну. Но физиков в группе было нечетное число, и лишний голос в пользу Даниель оказался решающим…
— Я знаю, вы все мне завидуете, — сказала Радомилич, когда физики поздравляли ее.
— Чему завидовать, глупая красавица? — сказал Делион.
— Сами знаете.
— Даниель, Даниель, высока твоя цель, — только и нашелся ответить Александр.