Рычаг локтя (СИ)

Глава 26 А вот и финал

Ладно, все это отлично, но сейчас надо отрешиться от всего. Пожелания удачи от родных и знакомых, само собой, прекрасно мотивируют и заряжает, от этого улучшается настроение, но, честно говоря, мне сейчас надо очистить голову.

А то есть риск слишком поверить всем этим пожеланиям и провалить финальный поединок. А мне этого совсем не хотелось бы. Очень не хотелось бы.

Поэтому после встречи с родителями я вышел обратно в зал и уже идя по коридору, решил, что мне надо остудить голову. Войдя в зал, я тут же увидел, что народу сейчас гораздо меньше.

Трибуны опустели наполовину. Видимо, народ устал от зрелищ и отправился искать себе хлеба. За окнами, кстати, уже постепенно начал сгущаться вечер.

Я осмотрелся, увидел свою выпуклую сумку с вещами, одиноко лежавшую на деревянной скамейке без спинок рядом с первым рядом трибун. Слегка покачав головой, я сунул в сумку красную самбовку и шорты производства фабрики «Большевичка».

Глянул еще раз на куртку. В который раз отметил, что она, по сути, это видоизмененное кимоно для дзюдо. Прочные швы, «крылышки» на плечах, для продевания пояса с обеих сторон маленькие продолговатые отверстия, они не позволяют куртке смещаться даже при самых сильных захватах.

Внутри хлопковая прокладка. По длине самбовка гораздо короче кимоно, чтобы не создавать препятствий ногам. Крепкие шорты без карманов, нашивок или надписей, торжество минимализма.

Я с коротким вжиком закрыл «молнию» сумки и огляделся. Сейчас мне надо помедитировать, хотя бы минут пять, чтобы очистить голову. Надо подыскать место, чтобы меня не отвлекли товарищи.

Вон там можно присесть, на самом дальнем ряду Южной трибуны, у основания которой я сейчас и находился. Турнир Спартакиады по самбо проходил в главном амфитеатре Дворца тенниса ЦСКА.

Композиция арены устроена по стандарту, одинаковом для всех стадионов нынешнего времени, предусматривает универсальное использование. Система выходов устроена максимально удобно, чтобы в случае чего, зрители могли покинуть арену за пять минут.

Трибуны поставлены на стальные рамы, на них также опиралась сборная конструкция амфитеатра. Стойки рам, поддерживающих трибуны, выглядели как колонны.

Арена имела правильную форму, похожую на эллипс. Четыре соединенные трибуны обращены к разным сторонам света и между собой назывались Южной, Северной, Западной и Восточной.

Помимо выходов, к залу примыкали вспомогательные помещения, раздевалки и подсобки. Я отправился по лестнице с массивными каменными ступеньками наверх, покрытыми мелкой белой «метлахской» плиткой.

Поднялся до самого верхнего, пустого ряда на пятьдесят мест и уселся на самое крайнее кресло, твердое, как из железа. Сделаны из дерева и покрашены коричневой краской, а сзади небольшое возвышение, в виде спинки. На деле, конечно, полностью облокотиться не получилось, спинка доходила только до верхнего отдела поясничных позвонков.

Ладно. Неудобство только еще лучше позволяет отвлечься от других помех. Я выпрямил спину и закрыл глаза. В старинном трактате «Основные положения для занятий дзадзен» японского монаха Догена, патриарха дзен и основателя школы Сото, жившего в начале тринадцатого века, сказано, что желающий достичь просветления должен заниматься медитацией не мешкая.

Для этого необходимо тихое место, умеренность в пище и питье. Надо освободиться от всех привязанностей и оставить в покое десять тысяч вещей. Медитировать не мешкая я готов, а вот с другими условиями есть нюансы. Искать тихое место нет времени, а от десяти тысяч вещей так просто не избавишься.

Далее добродетельный монах рекомендовал не думать о добре и зле, не судить, что плохо, а что хорошо. Ум, воля и сознание должны слиться в едином потоке, надо отбросить все желания, понятия и суждения. Не надо желать стать буддой.

Совершенно невыполнимые требования. Положим, буддой мне никогда не стать, но вот о добре и зле никак не перестать думать. Мрачное лицо Хари с пронзительным взглядом все время вставало перед моим мысленным взором. Отвлекало.

Внезапно я понял, что значит не становиться буддой. Не надо желать чемпионства или победы над Харей. Пусть будет все, как будет.

Как только я осознал это, дело сразу пошло на лад. Для медитации монах рекомендовал подложить под себя плотную подушку, сидеть в позе лотоса. Подушки нет, а поза лотоса всегда мне тяжко давалась.

Поэтому я ограничился скамейкой. Туловище держал ровно и прямо, не отклоняя ни на йоту, а уши, плечи, нос и пупок держал на одной линии. Язык плотно прижал к небу, губы и зубы сомкнул, но без напряжения. Глаза рекомендовалось держать открытыми, но я позволил себе закрыть.

Отрегулировав позу, я сфокусировался на дыхании. Состояние сосредоточенности должно возникнуть само по себе. Это медитация дзадзен. Врата Дхармы великого покоя и радости.

Когда только мысли успокоились, я использовал «масляный метод» мастера дзена Хакуина, жившего в семнадцатом веке в Японии и имя которого означало «скрыиый в белом», то есть намекающего на состояние человека, скрытого в облаках и снегах горы Фудзи.

В соответствии с рекомендациями достопочтенного монаха я представил образ чистого куска сливочного масла, размером с утиное яйцо и мысленно поместил себе в голову. От жара моих мыслей масло немедленно растаяло и потекло к плечам, рукам, по груди и животу. В реальности это было бы не самое лучшее ощущение, но сейчас я ощутил прохладу.

Теперь масло обволокло тело внутри, сердце, легкие, печень, желудок и аппендикс. Под своим же весом масло продолжалось стекать вниз. Попутно оно забирало боль и тяжкие мысли.

Я представил, что масло стекает быстрее. Как вода. Забирает все мысли, мешающие достичь мне умиротворения с собой. Хладнокровия перед лицом опасности. Страх перед Харей.

Да, черт подери. Только теперь я понял, что дьявольски боюсь опять проиграть. Все это время я прятал этот страх от себя, сейчас заглянул ему в глаза.

Страх предстал в образе паука каракурта, размером с автобус, с черным толстым брюшком и блестящими ножками, покрытыми раздвоенными волосками. Сверху на брюшке красные и рыжие пятна с белым окаймлением. Впереди четыре главных глаза, по бокам еще четыре дополнительных.

Паук стоял передо мной, раскачивался взад-вперед, шевелил хелицерами, готовый воткнуть их в меня, стоит мне только дрогнуть.

— А давай, — сказал я и подошел вплотную. — Сделай это. Ну, давай.

Паук отошел назад. Не ожидал такого напора. В теле возникло ощущение мощного потока жизненной энергии. Он согревал тело до кончиков пальцев на ногах.

Паук дрогнул. Быстро побежал назад, перебирая лапками и растворился в дымке сознания.

— Эй, Волчара, — ощутимый толчок в плечо. Голос Звеньева. — Вставай, давай. Хватит дрыхнуть. Чудак человек. У него финал через пять минут, а он спит.

Я открыл глаза и посмотрел на потолок и трибуны, окутанные прозрачным синеватым туманом. Так у меня всегда бывает со зрением после медитации. Моргнул пару раз и туман пропал.

— Ну что, проснулся? — Звеньев горой возвышался рядом. — Пошли, тебя Степаныч зовет.

Он развернулся и пошел вниз по ступенькам. Я поднялся, размял шею, покрутив головой по часовой стрелке три раза и повел плечами. Пошел вслед за великаном.

Сегодня все оказалось по-другому. Харитонов чувствовал себя на подъеме. Паук работал, как бешеный. Щедро окутывал противников паутиной.

А все почему? А все потому, что Харитонов отлично подготовился.

Он помнил, как у него жутко болела голова во время прошлых соревнований и справедливо решил, что это связано с быстро израсходованной мысленной энергией во время поединков. Поэтому что отсюда следует? А следует то, что ему надо запастись как можно большей энергией.

Не далее как три дня назад, когда большая летняя вошла в полную силу, Харитонов вышел из квартиры в семь часов вечера и поехал на электричке с Курского вокзала до Павловского посада. Он специально не ел два дня, чтобы полностью очистить тело для жертвоприношения и чувствовал легкую слабость, но держался изо всех сил. Он вышел, не доехав всего одну остановку до города, известного на весь мир своими знаменитыми платками и шалями и углубился в Мещерский лес, густо растущий на берегах Клязьмы.

Через два часа ходьбы по быстро темнеющему лесу парень пришел к окрестностям деревни Часовня. Месяц назад его привел к этому месту паук.

Паук и сейчас быстро полз перед Харитоновым, перебирая лапками и безошибочно вывел борца в нужную сторону. Деревья тут росли под неестественным углом, на траве образовались расходящиеся круги.

Иногда вдали Харитонов слышал жуткие стоны и уханье, но не боялся. Он верил, что ему ничего не грозит. Изредка среди деревьев вспыхивали яркие желтые вспышки света и тут же исчезали. Харитонов иногда ощущал беспричинный страх и сильную тревогу, но заставил себя идти дальше.

К полуночи он вышел к старой полуразрушенной часовне с развалившимся металлическим куполом, построенной в семнадцатом веке, сначала из дерева, а потом из камня. Сейчас здание оставалось заброшенным. Когда Харитонов пришел сюда впервые, он провел здесь сутки подряд. Потом, возвращаясь домой, встретил на реке старого грибника и тот очень удивился, узнав, что Харитонов был у часовни.

— Она ведь построена на месте языческого капища, — сказал старик. — Еще мой прадед рассказывал предание, что в древности стояли идолы старых богов из белого камня. Из них потом, кстати, и построили эту часовню. Языческим богам это не понравилось и часовня с тех пор приносит несчастья. Ты не чувствовал ничего? Странно, очень странно.

Придя сейчас, шатающийся от усталости Харитонов перешагнул через ржавые прутья ограды, окружавшей часовню и вошел на первый этаж, вернее, уровень здания. Пространство вокруг часовни занимали заросшие кустами позабытые могилки с покосившимися крестами.

Войдя в часовню, Назар огляделся и увидел белую козу, привязанную к стене у разрушенной каменной лестницы. Животное мелко дрожало, не в силах подать голос. Харитонов прекрасно видел ее, хотя в часовне стояла кромешная тьма.

Паук, все это время торопливо бегущий впереди, теперь сноровисто подскочил к козе, запрыгнул на спину и принялся тут же опутывать паутиной. Харитонов усмехнулся, достал из кармана складной нож с лезвием, отточенным до остроты бритвы и подошел к козе.

Сейчас коза тряслась от страха, а паук сидел у нее на спине. Харитонов присел перед ней на корточки, держа нож в правой руке и глухо сказал: «Для тебя, дух Ариэс, я убиваю эту жертву, чтобы ты мог насытиться ее мясом и послал мне удачу и победу над врагами. Властитель войн и битв, у меня скоро будет важное событие. Ты уже открыл уста, чтобы поглотить кровь жертв, так что веселись и отведай вот этой крови».

Голос звучал низко и приглушенно. Он показался Харитонову чужим и неестественным.

Он схватил дрожащую козу за шею, подтянул к себе и вонзил нож в теплое тело. Паук на спине козы радостно зашевелил лапками.

Я почувствовал на себе тяжелый взгляд Хари уже на подходе к ковру. Он уже стоял напротив меня и сверлил глазами. Я помахал ему рукой и закричал:

— Харя, ты знаешь, что есть осы, откладывающие своих личинок прямо в тело пауков? Ты не чувствуешь личинку в своей голове?

Рефери, крупный мужчина с толстым подбородком с синей кожей от бритья электромашинкой, одетый в черные штаны с острыми «стрелками» и белую рубашку с короткими рукавами, посмотрел на меня. Вытянул указательный палец-сосиску и покачал из стороны в сторону.

— Никаких разговоров на посторонние темы, Волков. Соблюдайте уважение к оппоненту.

Я не ответил. Взошел на ковер. Сразу ощутил твердую пружинящую поверхность пол борцовкой. Подошел ближе, тоже не сводя глаз с угрюмого Хари. Он удивленно глядел на меня.

— Вы меня слышите? — спросил рефери, вытянув ко мне широкую ладонь. На запястье посверкивали механические наручные часы с серебристым корпусом. — Волков?

Я кивнул и выставил руку ладонью вперед.

— Слушаюсь и повинуюсь, шеф. Больше не повторится.

Сам тоже продолжал сверлить Харитонова взглядом. Он тоже пристально следил за мной. Удивление исчезло. Он успел опомниться.

Я подошел ближе. Мы пожали друг другу руки. Харитонов коснулся меня, как змею.

— Ну что, готов к большой боли? — прошептал он. — К очень сильной боли? Тебе не понравится, я уверен.

Я широко улыбнулся.

— Ты приготовил для меня массу сюрпризов. Отлично. У меня как раз скоро день рождения, сделай мне подарок.

Харитонов опять отшатнулся с немым удивлением в глазах.

Короткий свисток. Поединок начался. Харитонов остался на месте. Да и я не торопился.

Мы стояли, глядя друг другу в глаза. В зале вдруг стало тихо. Только иногда где-то слышался кашель.

— Ну что, давай, иди сюда, — снова улыбнулся я. — Что ты там жмешься, как неродной?

Харитонов тут же переместился ближе. Мы схватили друг друга за отвороты куртки и рукава. Я быстро занял правую стойку.

Мой соперник ждал меня. Смуглый, широкоплечий, со зловещей ухмылкой на тонких губах. Смотрел на меня, как удав на кролика. Абсолютно уверенный в собственном превосходстве. Просто так он добычей не поступится.

Мы осторожно переступали по ковру. Пару секунд мы провели в напряженной разведке, буравя друг друга взглядами.

Харя взорвался стремительным броском. Молниеносным движением он захватил мою самбовку под правым локтем своей левой рукой. Правой ухватился за отворот у меня на плече.

Резким рывком Харитонов заставил меня перенести вес на носки, одновременно вынося вперед свою левую ногу и заводя ее за мою пятку.

Не успел я опомниться, как он уже заходил сбоку. Стремился просунуть свою правую руку мне подмышку и обхватить плечо.

Он действовал невероятно быстро, я едва успевал реагировать. Со времени нашей последней встречи он неплохо прокачал технику.

В какой-то момент Назар резко крутанулся всем корпусом влево, увлекая меня за собой. Земля ушла у меня из-под ног, мир завертелся в бешеном круговороте.

Падая, я успел заметить, как Харитонов ловко подставил свой бок, стремясь опрокинуть меня через себя. Еще мгновение, и я грохнулся бы спиной на ковер, попавшись на бросок с захватом руки под плечо. Но в последнюю долю секунды все же сумел извернуться и мягко перекатиться через левое плечо. Самостраховка, отточенная изнурительными тренировками, сработала безупречно.

Я упал на живот. Быстро вскочил на ноги, мгновенно разрывая дистанцию. Харитонов тоже поднялся, сверля меня раздосадованным взглядом. Его прием не сработал, хотя исполнен безукоризненно. Поразительная скорость и точность движений. Но уж слишком хорошо я изучил его манеру борьбы.

Впрочем, расслабляться рано. Бросок получился опаснейшим.

Что ж, в следующий раз буду осторожнее. Харя снова попробует провести эту штуку. Особенно если удастся сбить меня на носки или шагнуть за спину.

Мы снова сошлись в центре ковра. Харитонов атаковал с удвоенным ожесточением.

Я чувствовал, как сердце бешено колотится о ребра. Шум трибун доносился до меня словно сквозь толщу воды. Приглушенно, искаженно.

Но мне сейчас не до восторгов публики. Харитонов опять атаковал. Он какой-то дерзкий сегодня. Очень уверен в своих силах.

Взрывной проход в ноги, попытка провести бросок прогибом.

Но я успел увернуться и поймать его руку на болевой. Назар тут же вывернулся сам, разорвал захват и отпрыгнул назад.

Мы снова закружили по ковру в смертельном танце. Харитонов атаковал опять.

Подсечки, захваты, удары руками и ногами сыпались со всех сторон. Я оборонялся с трудом. Из последних сил удерживал равновесие. В какой-то момент пропустил обманный выпад. Чуть не оказался на лопатках, придавленный тяжелым телом соперника.

Тут же почувствовал, как невидимая веревка обвивает ноги. Стягивает грудь ледяным обручем.

Харитонов снова начал свои мертальные трюки. Как будто липкая паутина заволокла мысли мутной пеленой. Сделала тело ватным и непослушным.

Я рвался из последних сил. Пытался провести контрприем, но руки не слушались. Сквозь пелену я видел перекошенное лицо Назара. Его черные, немигающие глаза, затягивали в бездонную пустоту. Прямо как тогда, на прошлых соревнованиях.

«Вот и все, — с холодным отчаянием подумал я. — Он снова победил. И на этот раз уже окончательно. Зря я надеялся, что могу одолеть его. С Харитоновым мне никогда не сравняться. Он всегда будет на шаг впереди. Что ж, видимо, придется смириться…»

Харя торжествовал. Он методично заламывал мне руку, добиваясь болевого приема.

Еще чуть-чуть, и придется сдаться, постучать ладонью по ковру, признавая его победу. Тело налилось свинцовой тяжестью, в ушах зашумело. Из последних сил я попытался мысленно воззвать к своему наставнику, но губы лишь беззвучно шевелились.

И вдруг я услышал голос. Нет, не извне — внутри своей головы. Голос моего первого тренера, еще из прошлой жизни. Сколько раз он повторял: «Запомни, самбо — это не про силу рук и ног. Самбо — про силу духа. Ты должен верить в победу. Только тогда победишь».

Эти слова стали для меня спасительным маяком. Я ухватился за него из последних сил.

Вера! Вот что мне нужно сейчас. Не мускулы, не техника — вера в себя. Уверенность в том, что я сильнее. Сильнее соперника и собственных страхов.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как свежая волна энергии вливается в мое измученное тело. Мысленно представил, как рву невидимые нити страха. Разрываю липкий кокон, опутавший разум.

Нет больше никакого паука. Это все иллюзии, фантомы, рожденные моими собственными комплексами. Назар Харитонов силен, но сегодня я сильнее.

Рывком я опрокинул соперника на спину. Теперь уже Харя оказался на лопатках, распластанный, обездвиженный.

Я схватил его руку и потянул на себя, сгибая в суставе. Лицо Назара исказилось от боли, глаза расширились.

Ну что, Харя, почувствуй разницу. Есть кое-что сильнее дешевых трюков. Ты слишком понадеялся на них. Забыл, что такое настоящая борьба. Что ж, сегодня я тебе это напомню.

Рванул его руку на себя. Харитонов взвыл от боли и неистово забился на ковре. Пытался вывернуться.

Но я держал крепко, наращивая давление. Он кричал, брызгая слюной, дергался всем телом, пытаясь освободиться. Тщетно! Мой захват был железным.

Наконец Назар не выдержал. Его ладонь судорожно забарабанила по ковру. Раз, другой! Он сдается, признает мою победу. Ну наконец-то.

Я разжал захват и рывком поднялся на ноги. По залу тут же покатились аплодисменты. Некоторые зрители выкрикивали мое имя.

— Победитель — Виктор Волков! — прогремел усиленный мегафоном голос судьи.

Дальнейшее помню как будто отрывками. Поверженный, жалкий и раздавленный Харитонов. Рефери, поднимающий мою руку.

Поздравления от других людей. Меня обступили со всех сторон — тренеры, друзья по команде, журналисты. Сотни рук тянулись, чтобы обнять, похлопать по плечу. Десятки голосов поздравляли с победой.

А я стоял, изможденный, но безмерно счастливый. Помню церемонию награждения. Как я сжимал в потной ладони жесткий кругляш золотой медали. Никак не мог поверить, что все происходит на самом деле.

Но уже на следующий день опять пошел на тренировку.