Наступило молчание и вдали послышался гудок поезда. А еще где-то в ветвях яблонь, в изобилии растущих вокруг, послышалось мелодичное «сплю» от совы сплюшки.
Здесь когда-то был дачный массив Лосиный остров. С 1968 года поселок присоединили к городу. Теперь идет активная застройка. Тут еще протекает Яуза, если наше задержание преступника продлится до завтра, можно прогуляться по речке. Посмотреть на воду, подышать свежим воздухом, может, искупаться.
— Эта сволочь готовится к новому убийству, — сказал Сева, глядя на черные окна дома. — Вот прямо сейчас он может сидеть и плести аркан из конского волоса. Он любит самые разные виды средств для удушения. Третью жертву, Люду Костылькину, задушил нитью, сделанной из стеблей клевера. Там целое произведение искусства. Никогда бы не подумал, что такое возможно. Но он смог.
Мы стояли перед трехэтажным домом барачного типа, выкрашенного в желтый цвет и с черной двускатной крышей с башенками чердаков. В доме три подъезда, окна светились только а ближайшем на третьем этаже и в дальнем, на первом. Во дворе к дому крепились погреба и кладовые, а еще поленницы, сейчас пустые из-за лета.
— Это его окно, — Сева угадал мои мысли и показал на окно третьего этажа. — Как поднимешься на третий этаж, квартира крайняя слева. У него комната с печкой, кроватью и столом. Коридора внутри нет. Сразу попадаешь внутрь.
Я посмотрел на Саву. У него насмешливое выражение лица. Это от природы или выработалось с годами, от привычки считать себя умнее других?
— Нет, я не настолько лучше всех, — Сава опять прочитал мои мысли. Совсем как его наставник Климов. — Просто у тебя все написано на лице. Люди как книга. Надо просто уметь читать их. Сначала по буковкам. Как первоклашки. Потом бегло.
Ладно, черт с ним.
— Что есть на Винницына? Почему вы так уверены, что он убийца? Только схожий почерк? Или есть что-то еще?
Сава тяжело вздохнул.
— Пойдем, расскажу по дороге.
Мужчина, сидевший за столом на третьем этаже, в доме номер тридцать два дробь пять, поднял голову и поглядел на зашторенное окно. Шторы плотные, темно-красные, из штапеля, с геометрическими принтами желтого цвета. Снаружи ни за что не разглядеть, что происходит в комнате.
А и незачем глядеть. То, что делал мужчина, не предназначалось для посторонних взоров.
Гена Винницын писал дневник. Стол у него полированный, квадратный, с бежевой толстой столешней, испещренной многочисленными царапинами. Он и обеденный, и рабочий.
Сейчас Гена убрал со стола чайник, хлебницу с ржаным «кирпичиком», пластмассовую солонку с красной крышкой и хрустальную сахарницу. Протер поверхность четыре раза, чтобы убрать все крошки и пятна от малинового варенья.
Спереди поставил кожаную белую туфлю с металлической пряжкой и золотой нитью по середине носка. Женскую туфельку, слегка заношенную, от правой ножки.
Туфелька принадлежала Лене Бирюковой, его последней жертве. Перед тем, как поставить обувку на стол, Гена поднес ее к носу и долго вдыхал аромат.
Чтобы сохранить запах, он заворачивал обувь в серовато-белесую бумагу для упаковки вещей, а затем еще складывал в коробку. Сейчас Гена вспомнил, как душил девушку ремешком ее же белой югославской сумочки и почувствовал возбуждение.
Поставив туфлю перед собой, он сел на стул и долго смотрел на нее. Сейчас убийца походил на принца из сказки про Золушку, только он уже нашел обладательницу туфельки.
Затем Гена вытащил с полки тетрадь, замаскированную под конспекты для диамата, и открыл ее. Из тумбочки рядом с кроватью достал листочек с шифром, чтобы кодировать свои мемуары.
Сел за стол и остро наточил ножом карандаш. Сдул на пол закрученную деревянную стружку, оставшуюся после точилки. Начал писать продолжение истории о том, как выслеживал Бирюкову. От напряжения высунул кончик языка наружу.
Мы поднялись на первый этаж по широким деревянным ступенькам. Они страшно скрипели и Сава говорил шепотом.
— Конечно же, мы основывались не только на почерке Винницына. Я провел кое-какое расследование. Самостоятельно, по своей инициативе. Даже нашел одну из его первых жертв. Рядом со школой, где он учился, нашли задушенную продавщицу из овощного магазина через дорогу. На заброшенной стройке. Винницын тогда учился там в девятом классе.
Интересно живет парень. Показывает фокусы, усыпляет людей и расследует убийства. Кажется, я выбрал не ту дорожку по жизни.
Мы поднялись на второй этаж. В каждом этаже широкий коридор с высокими потолками на три метра, тускло освещенный в конце единственной лампочкой.
Уборная тут во дворе, отопление печное, душевая общая, стены тонкие, исписанные надписями. В тесноте да не в обиде.
— Я читал его незаметно, — Сева продолжал шептать на ухо. — Ехал с ним на автобусе, следил во время ужина в пельменной. Если все, что я знаю о людях по науке чтения верно, то я точно уверен, Винницын самый настоящий маньяк. Не то, что ты. Он смотрит на других, как на предметы. Возбуждается, когда видит молоденьких блондинок. Короче, если бы можно было держать пари, я бы поставил все на то, что он убийца.
Любопытный метод. Чисто психологический. Эти ребята привыкли играть в детективов и думают, что можно назвать убийцей обычного человека, просто потому что им не понравилось, как он смотрит на женщин.
— Вот его квартира, — сказал Сева, когда мы поднялись на третий этаж и остановились перед дверью слева. — Ну что, как будем заходить?
Что-то не так. Гена Винницын поднял голову и рассеянно огляделся по сторонам, оторвавшись от напряженной и увлекательной работы по записи своих похождений. Вроде все спокойно, но все равно что-то не так.
Интуиция у него обостренная. Гена считал, что его жертвы в момент смерти передают ему свою силу. Энергия проходила через руки, душившие женщину.
Тогда, в школе, когда он убил первую женщину, Гена понял, что она спасла его от смерти. Он ведь хотел повеситься, но встретил ту продавщицу. С тех пор он был безмерно благодарен ей. Своей самой первой девушке.
С тех пор он так и говорил мысленно. Зачем давиться самому, тем более из-за бабы, когда можно удавить такую же бабу.
Кстати, когда он вырос, то хотел найти Нефедову Галю, но та вышла замуж за дипломата и уехала за границу, в Венгерскую Народную республику. Повезло, а то бы он многое ей припомнил. Но ничего, еще не поздно. Потом свидимся.
Теперь Винницын спокоен. Всегда спокоен. Когда он убивал женщин, то чувствовал, как из него выходит тяжесть. Груз с души, камень с сердца.
После убийства ему становилось легче. А сейчас, до этого, грудь сковывало невыносимое удушье. Гена трудно дышал, плохо соображал. Если бы он не убил кого-нибудь, то прикончил бы себя.
Как раз сейчас Гена тоже ощущал тяжесть. Слишком долго он не выходил на охоту. У него уже есть три намеченных объекта. Надо только разобраться с делами на работе и уже потом можно действовать.
Но именно в эту минуту он почему-то ощутил тревогу. Без всякой на то причины.
Так с ним случилось только однажды, с восьмой жертвой, когда мимо проходили дружинники транспортной милиции и Гена чуть было не попался. Его тогда тоже защитило чувство опасности. Инстинкт зверя.
Ему показалось или нет? Возня перед входной дверью? Гена Винницын посмотрел на дверь. На всякий случай встал, подошел к шкафчику со столовыми приборами и взял большой кухонный нож из нержавеющей стали, с деревянной рукояткой и тремя круглыми заклепками.
В ту же секунду мощный удар снаружи выбил замок и дверь распахнулась. В комнату ворвались двое парней.
Я сразу увидел подозреваемого. Тот стоял рядом со шкафчиком с посудой, у правой стены. Глядел на нас, широко распахнув пасть.
Сразу понятно, что нож он взял не для того, чтобы нарезать хлеб на ужин. Конечно же, для того, чтобы вспороть нам животы.
— Руки! — громко сказал я. — Положи нож, быстро! Тогда я тебе…
Нет, он не собирался меня слушать. Наоборот, состроил угрожающую рожу, поднял нож над головой обратным хватом, держа лезвие со стороны мизинца и бросился на меня. Я ведь как раз стоял ближе.
Атаковал он беспорядочно и хаотично, но очень быстро. Попытался резко уколоть меня в грудь.
Черт возьми, к сожалению, у меня не было времени взять полотенце или куртку, чтобы хоть немного защититься ими. Все, что я мог сделать, это шагнул влево, развернулся по часовой стрелке, блокируя руку с ножом ладонями.
Винницын снова отвел руку для короткого замаха, но я успел схватить его кисть. Ту самую, вооруженную. Чтобы он не успел отвести кисть и ударить меня, я рванул его за руку вправо. Одновременно ударил его локтем левой руки в лицо.
От удара Винницын отшатнулся назад и я просто выгнул его вооруженную руку назад и вверх. Слишком поторопился, а может, разозлился, но локоть Винницына затрещал, как сухая ветка.
Противник завопил от боли, но я уже не стал себя сдерживать. Какого дьявола он полез на меня с ножом? Я не собирался допускать такое больше, пусть в следующий раз дважды подумает, прежде чем размахивать длинным клинком.
В итоге рука Винницына выгнулась под неестественным углом за его спиной, он свалился на колени и выпустил нож, дико крича от боли. Ну, а как же ты думал, дружище, в этой жизни бывает много боли. И я сейчас тебе еще добавлю.
— Заткнись, тварь, — я теперь больше не сомневался, что это и есть убийца девушек, так что с удовольствием пнул Винницына в голову. От удара тот полетел в сторону по полу и перевернулся вокруг своей оси. Крик прервался и сменился стонами. — Заткнись, я сказал, а то вырву язык.
Он тут же замолчал, а я нагнулся, поднял нож, проверил его балансировку на руке и метнул в сторону шкафчика. Нож воткнулся в толстую разделочную доску, пригвоздил ее к деревянной стене, да так и остался торчать, покачиваясь рукояткой. Я поглядел на Саву.
— Ну что, вот он, ваш клиент, принимайте.
Детектив-любитель усмехнулся.
— Климов знал, кого брать на это дело.
Он направился было к Винницыну, до сих пор валявшемуся на полу, но я остановил его. Подошел сам, пихнул задержанного в бок, проверил его руки и карманы, нет ли другого оружия. Не особо церемонился со сломанной рукой, так что Винницын снова закричал:
— Осторожно, у меня рука сломана!
Я отвесил ему затрещину.
— Заткнись, я сказал. Или тебе язык вырвать? Я не шучу, так и сделаю.
Потом поднялся и пригласил Саву широким жестом:
— Вот теперь он полностью готов.
Но тот не смотрел на Винницына, а глядел на стол. Подошел к столу, достал из кармана носовой платок и поднял женскую туфельку, лежавшую перед толстой тетрадкой. Если не ошибаюсь, это трофей ублюдка, оставленный на память от одной из жертв.
— Ну вот, что и требовалось доказать. Это туфелька последней девушки, убитой им, — подтвердил Сава и посмотрел на бумаги, разложенные на столе. — А вот это совсем интересно. Кажется, он вел мемуары о своих похождениях, в зашифрованном виде. Хм, а здесь есть над чем подумать.
Он уселся на стул и углубился в изучение тетрадки, забыв об окружающих. Хм, однако.
Я думал, что для нас приоритетным является арест преступника. Впрочем, я свою работу уже сделал. Модно уходить, но сначала надо дождаться прибытия кавалерии.
В комнату заглянула любопытная старушка, низенькая, в цветастом халате и в платке, накинутом поверх жидких седых волос. Она посмотрела на нас и угрожающе произнесла:
— А я вот сейчас милицию вызову.
Видимо, приняла нас за налетчиков, хотя ни один уважающий себя грабитель не стал бы вламываться сюда, к этому придурку. Я не стал разубеждать старушку.
В коридоре послышались хлопанье дверей и другие встревоженные голоса, стекающиеся к квартире, где мы находились. Похоже, мы разбудили весь дом.
— Я и сам хотел об этом вас попросить, — кивнул я. Покопавшись в кармане, я достал справку о том, что являюсь дружинником и красную повязку с соотвествующей надписью. — Мы являемся дружинниками и сейчас провели задержание человека, подозреваемого в совершении преступления. Обращаем ваше внимание, что на столе у него обнаружена женская туфля, вот эта, а также зашифрованные письменные материалы. Так что, я и сам прошу вас поскорее вызвать милицию.
Вид документа и повязки успокаивающе подействовал на старушку и других соседей, тоже столпившихся в коридоре и осторожно заглядывающих к нам. В основном, женщины, сонные и растрепанные, в халатах ночнушках.
Старушка побежала звонить в милицию, а я уселся на стул рядом с Винницыным, контролируя каждое его движение. Наш задержанный валялся на полу и не двигался.
Через десять минут в комнату вошли двое милиционеров, козырнули и спросили:
— Что случилось, товарищи?
Соревнования проходили на стадионе «Динамо», старинном мастодонте, который снесли в двадцать первом веке. Сейчас ничего не предвещало этой печальной судьбы, наоборот, гигантский комплекс стоял гордо, видный еще издалека, особенно благодаря огромным подковообразным трибунам и высоким вышкам с прожекторами.
По привычке, я приехал туда рано утром, увидев стадион в окно автобуса, когда он поворачивал с улицы рядом с Петровским парком. Вскоре автобус остановился возле стадиона и я выскочил наружу вместе с другими пассажирами.
Из станции метро неподалеку торопливо шли другие прохожие. Время семь утра, соревнования должны начаться через полтора часа, так что времени еще достаточно.
Я отправился по широкой дорожке к зданию стадиона. Он настолько огромный, что мне придется искать, где тут зал для борьбы номер пять, потратить на это уйму времени. По мере того, как я продвигался ко входу, стадион надвигался на меня, подавляя высотой своих сооружений.
Что-то слишком много народу вокруг и все тоже спешат вместе со мной. Я огляделся вокруг и понял, что это футбольные болельщики.
Только теперь заметил на трибунах огромную вывеску: «Динамо-Торпедо. Матч ¼ финала на кубок СССР». Ну вот, теперь все понятно, только почему народ притащился сюда так рано? На вывеске указано время, семнадцать ноль-ноль, а сейчас еще утро, причем достаточно раннее.
— Слушай, дружище, а что там? — спросил я у одного парня, сосредоточенно обгонявшего меня справа. — Почему все пришли сюда? Матч перенесли, что ли?
Тот улыбнулся и покачал головой.
— Все хотят посмотреть на тренировку футболистов. Говорят, там можно будет встретить Яшина, взять у него автограф. Он не заявлен на матч вечером, но кто знает, может, все-таки выступит.
Ну, тогда все понятно. Лев Иванович сейчас в таком же авторитете, хотя именно в эти годы уже проводит свои прощальный встречи.
Само собой, сейчас сюда бегут толпы фанатов, чтобы посмотреть на кумира. Я бы и сам, честно говоря, не отказался бы посмотреть на игру легенды, но у меня сейчас другие планы.
Пройдя через главный вход, я спросил у вахтера на входе, где тут проводятся соревнования по самбо. Он посмотрел в журнале и покачал головой:
— Нет таких у нас соревнований. Вы ошиблись, молодой человек.
Я затравленно огляделся по сторонам и спросил:
— Как же так? Не может такого быть. А где у вас зал борьбы? Номер пять.
Елы-палы, если я ошибся и приехал не туда, надо срочно выяснить это. Вот только как это сделать? Звонить в нашу секцию смысла нет, там сейчас пусто, все уехали на соревнования, да и рано еще. Может, домой Степанычу?
Опаздывать нельзя, могут снять с турнира за пропуск. Вот проклятье, что же делать?
— А, вот, — вдруг сказал вахтер, снова поглядев в журнал. — Оказывается, и вправду тут проводится турнир. Да, в потом зале. Только вам лучше выйти отсюда и обогнуть здание, молодой человек.
Уфф. Я готов придушить старика, но вместо этого выскочил наружу и поспешил направо. Пробежал вокруг всего стадиона и даже слегка запыхался, но затем забежал в другое крыло и с облегчением увидел знакомые крепкие фигуры самбистов, тоже спещащие в одном со мной направлении.