Русский агент Аненербе

Глава 23

Уважаемый читатель в этой главе есть явный «рояль в кустах» — это дань уважения Валентину Саввичу Пикулю и его произведению «Честь имею», которое меня очень сильно впечатлило в подроствковом возрасте.

«Танки и машины!», — мелькнула мысль.

Лебедев встал на карачки и прополз вперед пока не уперся головой в стену.

— Нееет, нееет, я знаю кто я… Я выберусь…

«Сука! Сколько я здесь?», — думал он, — «главное, чтобы снова не вернулись они! Я не могу думать, когда они здесь».

Константин, перебирая руками по сырой стене поднялся.

— Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier! — закричал он, но его голос тонул в лязге гусениц и гудении машин, — Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier! — продолжал орать он.

«Я выйду отсюда!», — подумал он, оборачиваясь и упираясь взглядом на сидящего на корточках Франца Тулле и стоящих за его спиной Одина и Дитриха фон Любека, — «вы не получите меня!».

Наконец все стихло. Совсем рядом послышались голоса, смех и крики.

«Это мой шанс! Если меня не услышат, то я буду искать этот проклятый подземный ход в кромешной тьме и сгину прежде, чем найду его!», — думал он, готовясь к решающей схватке за жизнь.

— Не драматизируй так. Ты демонстрируешь слабую волю. Ты жалок, — сказал спокойный голос за его спиной, — нет ничего не выполнимого если твоя воля сильнее обстоятельств.

— Убирайтесь обратно к дьяволу! — закричал Константин в ответ и что было сил позвал на помощь, — Hey, irgendjemand! Ich bin hier! Ich bin ein deutscher Offizier!

Голоса снаружи стихли. Потом кто-то сказал:

— Ты это слышишь?

Лебедев, надрывая легкие заорал:

— Эй, кто-нибудь! Я здесь! Я немецкий офицер! Прошу помощи! Я попал в плен к русским, но я жив! Я жив!

Снаружи снова кто-то спросил:

— Приятель ты где?

— Здесь! Здесь! — кричал Константин, — Меня завалило в подвале! Я офицер СС! Гауптштурмфюрер Франц Тулле!

— Не хорошо присваивать чужое имя не признав меня, — снова раздался спокойный голос за его спиной, — и не признав Всеотца нашего… Меня…

Но Лебедев уже не обращал внимания и кричал не останавливаясь, он схватил с пола кусок кирпича и бил им в стену, пока тот не рассыпался в его руке больно обирая кожу и забиваясь острыми осколками под ногти.

— Сейчас приятель мы тебя вытащим! Держись! Rufen Sie den Beamten!

Голосов стало больше. Послышался топот и перестук кирпичей. Голоса и звуки бьющегося кирпича становились все ближе и наконец ему в лицо ударил яркий луч света. Лебедев инстинктивно закрыл глаза, чувствуя, как обильно потекли слезы от болезненной рези. Свежий воздух стал его ориентиром, он упал на колени и вытянул руку наружу, ощутив, как его кто-то схватил за нее и потянул навстречу к свету.

Константин лежал на жесткой койке лазарета, прислушиваясь к гулу канонады за окном. Теплая печка едва справлялась с декабрьским холодом, но после трех суток в ледяном склепе разрушенного подвала даже это слабое тепло казалось чудом. Немцы проявили свойственную им методичность — вместо стремительного броска двое суток зачищали фланги и заняли деревню только спустя трое суток. И все это время Лебедев находился без еды, без воды, в холоде и полной темноте одержимый галлюцинациями. Но с другой стороны его спасение, как и предполагал Александр Михайлович Коротков выглядело весьма драматично и естественно. Когда саперы СС разобрали завал, извлеченный «гауптштурмфюрер Тулле» с обмороженными кистями и многочисленными ссадинами стал идеальной картиной фронтового героизма — измученного офицера СС отправили в прифронтовой госпиталь. Доктора быстро обработали его небольшие ранения: гематому, обморожения, ссадины и он двое суток провел за полотняной перегородкой в прифронтовом госпитале, под пропитанной йодом простыней, слушая, симфонию человеческих страданий — хрипы, слезы умирающих, бред и стоны раненых, скрип носилок.

Фанерная дверь скрипнула, и в проёме возникла знакомая фигура в длинном кожаном плаще с меховым воротником, с коробкой шоколада в руках и небольшим кульком яблок.

— Франц, — Эрнст Шефер улыбнулся, сбрасывая снег с плеч. — Ты выглядишь так, будто тебя переехал як из наших экспедиций. Черт побери в штабе сказали, что вытащили какого-то офицера СС из-под завалов и упомянули тебя!

Лебедев подтянулся на руках и сел, пряча гримасу боли за усмешкой:

— А ты — будто только что спасся от лавины. Где теперь ищешь «арийские корни», Эрнст? В Альпах? Карпатах? Или в болотах под Ленинградом?

Шефер сел на табурет, положив шоколад и фрукты на тумбочку. Его глаза, обычно горящие азартом, смягчились:

— В архивах. Проклятые бюрократы хотят отчёт… — он засмеялся, — Я приезжал чтоб рассмотреть возможность работы зондеркоманды «К» на Кавказе для схожих изысканий, что мы проводили в Гималаях, но пока еще рано об этом говорить. Кстати, мы планируем новую экспедицию в Тибет. Очень хотелось бы видеть тебя в ее составе. Руководство Абвера рассматривает возможность придать ей не только научную роль, но и заброску диверсионных групп, — Шефер кивнул на обработанные антисептиком раны Лебедева, — А теперь рассказывай, как русские умудрились достать тебя?

— Попал в плен во время экспедиции и едва остался жив. Повезло что шальной снаряд обрушил вход в подвал, где меня держали и русские не расстреляли перед отступлением, бросили умирать в подземелье.

— Повезло? — Шефер хмыкнул, доставая из кармана фляжку с шнапсом. — Тебе всегда везло. Помнишь, как в Лхасе ты упал в ущелье, а твой рюкзак зацепился за корень? Вытащили тебя, а внутри — целый буддийский алтарь! — он громко засмеялся и протянул другу фляжку со шнапсом.

Лебедев замер. Воспоминание Франца Тулле всплыло неожиданно: холод ветра, крики носильщиков, страх смерти. Он сделал глоток шнапса, жгучее тепло разливаясь по груди:

— Тогда ты сказал: «Если боги не забрали тебя сегодня, значит, им нужно что-то большее».

Шефер наклонился вперёд, понизив голос:

— И они забрали. Треть ребят из экспедиции уже погибли. Но ты… ты изменился после того падения, Франц.

— Война меняет всех, — Лебедев потупил взгляд, вдруг чувствуя симпатию к этому человеку.

И, с другой стороны, Эрнст Шефер всегда был его самым искренним и верным другом.

— Не война. Ты. К сожалению, не могу побыть дольше с тобой опаздываю на самолет. — Шефер встал, поправляя плащ. — Будь осторожен мой друг. Гиммлер спрашивал о тебе. Говорит, ты слишком часто ошибаешься в последнее время.

Они тепло попрощались и дверь за другом закрылась.

Лебедев разжал пальцы, сминавшие край простыни. Внутри фляжки, под этикеткой, он заметил свёрнутую записку:

«За тобой следят. Будь осторожнее».

На тумбочке, на коробке с шоколадом, лежал крошечный камень с тибетской резьбой — их старый талисман на удачу.

Конец третьих суток отметился визитом контрразведчика. Офицер в мышином фельдграу аккуратно положил на тумбочку фуражку с «мертвой головой».

— Герр Тулле, ваша личность подтвердилась… И гауптштурмфюрер по уставу, я был обязан все проверить… Вы как офицер понимаете.

— Конечно унтерштурмфюрер. Все хорошо, я понимаю

Еще бы, список имен звучал как заклинание: фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, рейхсфюрер Гиммлер, оберштурмбаннфюрер Ганценмюллер…

Лейтенант щелкнул портсигаром предложив Константину сигарету. Лебедев вежливо отказался. Офицер кашлянул в кулак и убрав портсигар, закрыл блокнот с формой допроса.

— Отдыхайте, — офицер салютовал, а его рука дрогнула, когда он отдавал честь — слишком уж грозных покровителей имел лежащий перед эсэсовец.

Еще несколько дней ушло на бюрократический танец. Получение артефактов с кёнигсбергского склада СС, отчеты для ставки фон Лееба, переписка с отделом Аненербе — Лебедев, как мог тянул время. Когда бумажный вихрь утих, Лебедев в сопровождении Густава Ланге и двух эсэсовцев из охраны штаба занял место в вагоне поезда, шедшего в Берлин. Когда в вагоны погрузили раненых солдат, почту, технику на ремонт состав наконец-то двинулся, оставляя за собой фронтовую распутицу и дымящиеся руины.

В Берлине царила эйфория. Войска вермахта практически вплотную подошли к столице СССР. В ходе операции «Тайфун» немецкие войска в декабре 1941 года остановились примерно в 30 километрах от Москвы. Наиболее близкое продвижение немецких частей было в районе поселка Красная Поляна сейчас это уже часть города, Лобня, где передовые части вермахта находились приблизительно в 25–27 километрах от центра Москвы. И немецкие офицеры заказывали парадные мундиры для празднования падения столицы большевистской России.

Константин Лебедев отправил телеграмму Марте Шимдт с сообщением что жив, здоров и как только позволят дела приедет в поместье. Ему предстояло одно весьма важное дело.

К счастью, Гиммлер отсутствовал в Берлине — уехал на две недели с инспекцией по концентрационным лагерям в Польшу. Лебедев договорился об аудиенции с Рудольфом Брандтом в замке Вевельсбург, когда вернется рейхсфюрер. А пока не теряя времени занялся отчетами для Аненербе и через десять дней отправился на Ангальтский вокзал на первую встречу со связным.

Константин Лебедев купил билеты до Майнингена и поднялся в просторное кафе на втором этаже вокзала немного отдохнуть. Поправив фуражку гауптштурмфюрера СС осмотрел помещение в поисках свободного места. За столиками сидели усталые пассажиры, потягивающие недорогой кофе из ячменя и листая газеты. Официантка в белом переднике разносила тарелки с сосисками и картофельным пюре. На стенах висели плакаты с призывами к экономии угля «для победы на Востоке». Он выбрал столик у окна, выходящего на железнодорожные пути, заказав чашку эрзац-кофе, и развернул газету.

Его взгляд скользил по толпе на перроне: солдаты с потрёпанными чемоданами, женщины в потускневших пальто, полицейские с овчарками. Наручные часы показывали ровно 16:15. Рядом сел мужчина в темном пальто, на лацкане — значок НСДАП. Лебедев бросил на него быстрый взгляд — тип показался ему знакомым. Константин внутренне напрягся и уже хотел пересесть, но мужчина сказал:

— Я каждый день прихожу на вокзал… Не так давно я отсюда провожал своего сына Юлиуса на Восточный фронт… Мне кажется, что вот придет в 18 часов поезд и с его с подножки спрыгнет мой улыбающийся Юлиус… Но больше я его уже не увижу.

— Он погиб? — спросил Лебедев.

— Да где-то под Смоленском, находится его могила, а у нас с женой есть только похоронка от нашего Фюрера.

— Мне очень жаль… — сказал Константин, — мы, кажется, с вами уже знакомы?

— Гюнтер Штайн, — представился мужчина, — позвольте снова вас угостить рюмочкой шнапса?

— Франц Тулле. С удовольствием. Да я вас помню вы мне уже рассказывали печальную историю о вашем сыне Юлиусе Штайне.

Официантка принесла поднос и поставила две рюмки.

— Простите у вас это «Völkischer Beobachter»?

— Да, вчерашний номер.

— Позвольте? — мягко спросил Гюнтер Штайн.

Он взял газету и развернув несколько минут внимательно читал, потом аккуратно сложил ее и положил на стол.

— Великолепно! Наши доблестные воска стоят на подступах к Москве. Ни сегодня завтра ее возьмут, и большевистская Россия перестанет существовать.

— Да, осталось немного, — подтвердил Константин, — я только недавно приехал с Восточного фронта и видел, как наши войска сильно теснят русских.

— О, вы были на восточном фронте!

— Я не принимал участие в боевых действиях, но видел решимость наших войск.

— Обратите внимание в передовице говорится: «Наши доблестные войска 52-й танковой дивизии продвинулись на восток, уничтожив 31 вражеский укрепрайон…» Ну разве это не замечательно⁈ — улыбнулся Гюнтер Штайн.

— Да отлично, — подхватил Лебедев.

— Мы готовы терпеть лишения ради нашей победы! Я вхожу в комитет по распределению ресурсов, — с гордостью сказал Штайн, — на третьей полосе, как раз, рассказано о нашей работе в непростое военное время… Что нам еще остается с женой… Общественная работа, помощь людям, скрашивает наши воспоминания о сыне.

Гюнтер Штайн немного помолчал.

— Знаете, Франц мой Юлиус был отличным футболистом. Здесь в газете рассказывается о том историческом чемпионате, когда было забито рекордное количество голов. Мой Юлиус тогда играл в команде самых молодых.

Гюнтер поблагодарил Лебедева за то, что он дал ему газету так как он нашел в ней еще два полезных для себя частных объявления: о найме няни, которую он искал для своей племянницы и о продаже велосипеда. Они немного поболтали, разговаривая на разные темы и Гюнтер Штайн засобирался домой.

— Вы приятный собеседник Франц если у вас будет время приглашаю вас посетить выставку геральдики «Орлы Саксонии и их символика». Только в здании идет ремонт не испачкайте вашу великолепную форму мелом, — он, слегка склонив голову приподнял шляпу и покинул кафе.

Константин еще некоторое время сидел, допивая кофе и читая газету, потом расплатился у отправился домой.

В кабинете он развернул газету и просмотрел получение инструкции от связного:

1. Страница 1 (Передовица): «Наши доблестные войска 52-й танковой дивизии продвинулись на восток, уничтожив 31 вражеский укрепрайон…» 52 и 31 — первые два числа координат,

2. Страница 3 (Статьи): «Вчера в Берлине состоялось собрание 14-го комитета по распределению ресурсов. Начало в 13:00…», 14 и 13 — следующие числа.

3. Страница 5 (Частные объявления): «Продаётся велосипед, 24 марки. Тел.: 44−12–78». Номер объявления: 24, цена: 24 марки, телефон содержит 44. «Ищу няню для ребёнка 3 лет. Обращаться до 24:00». Упоминание времени: 24:00.

4. Страница 7 (Спорт): «В матче чемпионата забито 44 гола — рекорд сезона!»

5. И последнее объявление об изготовлении антикварных урн — шифр замка.

Он свел все данные воедино и применив алгоритм получил координаты:

52 (передовица), 31 (передовица), 14 (военные сводки), 13 (военные сводки), 24 (объявление), 44 (спорт).

Итоговые координаты: 52°31'14" N, 13°24'44" E.

Лебедев развернул атлас Берлина и нашел место «мертвого почтового ящика» — склеп на берлинском кладбище. Именно там находится копия наконечника Гугнир сделанного в СССР.

Берлинское кладбище Св. Матфея встретило его рассветной тишиной. Туман стелился между могилами, цепляясь за надгробия братьев Гримм и Рудольфа Дизеля, чьи имена едва проступали сквозь сырую патину времени — тихое место, где похоронено много известных немцев. Лебедев замедлил шаг у чугунной ограды, делая вид, что поправляет перчатку. Пальцы скользнули по холодным прутьям, выискивая меловую метку.

«Если гестапо здесь — будет „Х“», — вспомнил инструкцию.

Сердце глухо стучало в такт шагам редких прохожих: старушка с цветами, уставший священник в чёрном — все могли быть наблюдателями.

Меток не было. Лишь ржавые подтёки на столбах, похожие на старые раны.

Склеп фон Лерхенфельдов стоял в глубине аллеи, заросшей плющом. Саксонский орёл на фасаде впился каменными когтями в меч, острие которого было направлено в правую сторону. Лебедев толкнул плиту с именем Густава, и та сдвинулась с едва слышным скрежетом. Внутри пахло сыростью и окисленным металлом. Кодовый замок блеснул тускло, как глаз мертвеца: 1−8-7–2.

«Год постройки склепа. И год, когда Бисмарк объединил Германию… Ирония», — подумал он.

Ирония была еще в том, что рода фон Лерхенфельдов никогда не существовало. Запись о нем была внесена российскими нелегальными агентами в Немецкий дворянский архив (Deutsche Adelsarchiv) в 1874 по предложению полковника Николая Дмитриевича Артамонова. Он более известен в истории России, как генерал от инфантерии, геодезист и картограф, начальник Военно-топографического училища, начальник Корпуса военных топографов 1903—1911, член Русского астрономического общества с 1890 года, с 1909 — почётный член общества, но так же был одним из деятельных офицеров, занимавшихся разведкой в Европе в тот период. А свое добро, и отеческое благословение, на проведение столь конфузной операции, дал граф Петр Андреевич Шувалов руководивший III Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, тайной полиции Российской империи. Отделение не только ловило революционеров и неблагонадежных, но и вело активную разведывательную работу за рубежом. Операция по созданию фиктивной немецкой дворянской фамилии, оказалась весьма сложной так, как необходимо было внести поддельные записи сначала в так называемый Готский альманах (Gothaisches Genealogisches Handbuch), который начиная с 1763 года, считался официальным реестром немецкого дворянства. Для включения в него требовалось строгое документальное подтверждение дворянского происхождения и процесс проверки происходил весьма тщательно. Но кто усомнится в записи столетней давности? Так и пошло дальше…

Немецкая дворянская корпорация (Deutsche Adelsgenossenschaft) основана в 1874 году как организация, объединяющая немецкое дворянство, автоматически подтвердила «существование» рода фон Лерхенфельдов и больше вопросов к этому древнему немецкому роду больше не возникало. В середине, конце XIX века и особенно перед Первой Мировой войной в Германии появлялись странные представители этого рода, они вращались в высокопоставленных немецких кругах, представляясь своей древней фамилией и оказывали влияние на принятие важных решений. Но потом род неожиданно угас. В период Веймарской республики в реестрах подтвердили угасание древнего рода фон Лерхенфельдов.

Наследство российской разведки Европе перешло к советской. И неожиданно в далекой Южной Африке появились дальние родственники из чахлого ответвления рода, они заявили права на имя Лерхенфельдов. Но на самом деле это были уже агенты советской разведки «имеющие немецкие корни». Василий Михайлович Зарубин, в своей работе активно использовал имя фон Лерхенфельдов для своих целей, в частности «мертвый почтовый ящик» в склепе. Поэтому наконечник Гугнир поместили в надежное и проверенное временем место.

Урна оказалась тяжелее, чем ожидал Константин. Под слоем пепла лежал свёрток, обёрнутый в промасленную ткань. Насквозь промёрзшими пальцами он развязал верёвку — наконечник, покрытый рунами, холодно блеснул в полумраке. Константину показалось, что наконечник источает жгучий холод, проникающий сквозь ткань перчаток, лишая кожу чувствительности.

«Быстро сделали… Копия. Но настолько точная, что Гиммлер не отличит», — подумал Лебедев, пряча артефакт под плащ, — «Оригинал Гугнира останется в штаб-квартире Аненербе до поры до времени, а этот подменыш отправится в Вевельсбург — в самое сердце 'Чёрного ордена. Потом я оригинал перевезу в свое поместье».

Он вышел наружу. Дверь в склеп захлопнулась с глухим стуком. Где-то вдали глухо каркнул ворон, и Лебедев невольно вздрогнул: казалось, потревоженные мёртвые шептали о его предательстве.

Перед поездкой в Вевельсбург, где он должен был лично вручить Гиммлеру наконечник Гугнир, Лебедеву предстояло выполнить главную часть плана — подменить артефакт на копию. Оригинал, пока, должен был остаться в штаб-квартире Аненербе, в его сейфе, а потом он его увезет в свой дом в Тюрингии и артефакт будет спрятанный так, чтобы даже самые дотошные эксперты СС не заподозрят подмену. Подготовка заняла сутки. Копия, которую он получил на кладбище Св. Матфея, советские мастера сделали идеальной: каждый завиток рун, каждый след рисунка из пересекающихся полосок-балок, так называемый, узор камасит — всё соответствовало оригиналу. Лебедев даже проверил под микроскопом, сравнивая с фотографиями из архивов Аненербе. Различий не было.

«Удивительна, как быстро они могли все сделать?», — подумал он, рассматривая железную поверхность под увеличительный стеклом, — «С другой стороны придет Берия к мастеру литейщику, кузнецу, ювелиру или кто там, мог это чудо делать… И скажет или страшная смерть в лагерях или орден на грудь и почет… Сделаешь быстро, день и ночь сидеть делать будешь».