Русский агент Аненербе

Глава 14

— Мой дорогой Франц подойдите, — голос Гиммлера был низким, но чётким, проникающим в самые глубины сознания.

Лебедев, решительно поборол свой внутренний трепет и уже без тени замешательства шагнул к трону.

— Хайль Гитлер! — вскинул он руку в нацистском салюте.

Гиммлер коротко, как показалось Константину, пренебрежительно, кивнул в знак приветствия и вяло поднял руку салютуя, потом жестом предложил ему сесть напротив, на небольшой стул в готическом стиле. Между ними пролегало расстояние всего в несколько шагов, но эти шаги разделяли целую пропасть — пропасть власти, иерархии, мистического тщеславия и идеологической дисциплины.

— Мой дорогой Франц, ваше появление здесь, — начал Гиммлер, приняв более свободную позу и скрестив пальцы перед собой, — говорит о том, что вы, как мой самый способный сотрудник, готовы вновь доказать свою преданность Рейху. Однако это место не для праздных разговоров и тем более не для констатации ошибок, как считают некоторые… Что вы нашли мой дорогой Франц?

Он говорил ровным и очень спокойным голосом, но каждая фраза была точна. Гиммлер внимательно смотрел на Лебедева.

Константин достал портфель и положив его на колени и кратко изложил информацию о своем посещении концлагеря. Он коснулся лишь общих событий не касаясь главного. В ходе разговора он отметил удивительную манеру Гиммлера: рейхсфюрер, в отличие от других высокопоставленных офицеров рейха, абсолютно не повышал голос, не доминировал грубой силой — его власть заключалась, в другом, в жуткой, почти дьявольской, беспристрастности и методичной расчетливости.

Наконец Лебедев приступил к самой непростой части разговора: он спас девушку из концлагеря, еврейку, чьи пророчества имели двойственное звучание и были похожи больше, как гипнотические видения или глубокие предсказания будущего. Именно ради нее он, понимая опасность, бросил вызов доктрине самого жестокого режима и должен убедить человека ведущего непреклонную борьбу на уничтожение с еврейским народом.

— Рейхсфюрер, — начал он, сдержанно склонив голову, — благодарю вас за возможность вести это дело. Я осознаю, что то, о чем сейчас пойдет речь, произведет впечатление, почти противоречащее нашей текущей политике, но я прошу прежде выслушать меня, как вы это всегда делали.

Гиммлер слегка приподнял бровь, посмотрев на Франца, как будто уже решая, стоит ли ему тратить на это время. Легкий жест его руки — дал знак, продолжить.

— Девушка, о которой мы с вами говорили, еврейка.

Лебедев сделал едва заметную паузу и внимательно посмотрел на Гиммлера.

«Ну да, ты все это уже давно знаешь… Но хочешь услышать мой вариант истории», — подумал Лебедев.

— На первый взгляд непримечательная еврейская женщина…

— Ганс Лориц сказал, что она довольно красивая еврейская женщина, если такой эпитет применим к расе недочеловеков.

— Вы правы. И это суждение коменданта лагеря, — парировал Лебедев, — меня интересует исключительно одно: она обладает необычайным даром. Она говорит о будущем. И ее слова… предельно точны, в них есть признаки пророчества.

Гиммлер слегка нахмурился, но губы его остались плотно сжатыми.

— Мой дорогой Франц, вы понимаете, насколько опасно то, что сейчас говорите? — его ледяной голос прорезал тишину, — если вы согласны, что она из тех, кого мы считаем недочеловеками, и при этом убеждены, что она обладает даром, который может быть полезен Рейху… Или даже выше, предначертано ей судьбой?

— Да, рейхсфюрер. Позвольте объяснить почему я сделал такие выводы. Я провел анализ её предсказаний. Заметьте, только тех, что она давала на допросе в Гестано. Мизерную часть… Например, она сказала, что Германия создаст оружие, о котором до сих пор не знает мир. «Оружие, способное разрушать города нажатием одной кнопки,» — её слова. Она говорила о реактивных снарядах, что смогут достигать берегов Англии и даже Америки. Она вещала о том, как новые технологии станут сокрушительной силой, перед которой никто не сможет устоять. Эта девушка утверждает, что это время скоро придёт, что именно Третий Рейх будет первым, кто воплотит подобные идеи. Но! — Лебедев сделал паузу, — Германия не успеет ими воспользоваться… Будет уже поздно…

— Дорогой Франц, вы уверены, что её слова правдивы? — тихо спросил он. — Вы уверены, что это не просто бред испуганного жалкого разума недочеловека, не выдумка в надежде выжить? Их народ известен способностью к коварным и лживым уловкам.

— Рейхсфюрер, я попытался разобраться в этом вопросе, сколько хватило времени, и вот что я могу сказать Мы можем использовать её дар, её способность видеть дальше границ обычного человеческого разума, чтобы предсказать линию действий врага и что более важно, корректировать свою. Но не только… Первое, я понял, что она имеет ввиду наш перспективный проект в ракетостроении. Я составил некую хронологию проекта: 1929–1930 годах Герман Оберт, один из основоположников теории космонавтики, опубликовал теоретические работы о жидкостных ракетах, которые вдохновили наших передовых немецких инженеров, включая Вернера фон Брауна. 1933 году с триумфальным приходом к власти нашего Фюрера, на разработки ракетной техники выделяют финансирование в том числе через нашу организацию. Вернер фон Браун, начинает работать на полигонах. 1937 году В Пенемюнде на побережье Балтийского моря создаётся секретный ракетный исследовательский центр Германии. Вернер фон Браун возглавляет проект по созданию жидкостных ракет. Начиная с прошлого года идет успешная разработка прототипа ракеты A-4. Некоторое время назад я общался с полковником Дорнбергером, он рассказывал, что первый прототип ракеты А-2 пролетела всего 175 километров неся тонну полезной нагрузки и теперь разработчики ищут способы достижения дальности в 300 километров при полезной нагрузке около 1 тонны боезаряда. Вам, все это в общих чертах известно рейхсфюрер. Но возникает вопрос… Откуда глупая еврейская девушка, не обладая даром предсказания могла знать? Любопытно, что ракеты А-4 она называла ФАУ-2. Я сначала не мог понять отчего возникла такая аббревиатура? Но я решил этот ребус. Аббревиатура возникла от слова vergeltungswaffe «Оружие возмездия», точнее было бы назвать ее V-2, но дело в том, что она родилась в России. То, что ракету А-2 от слова aggregat переименуют в vergeltungswaffe наводит на серьезные размышления.

Гиммлер посмотрел на Лебедева долгим задумчивым взглядом. Потом он встал и подошёл к карте, висящей на стене. Это была карта Европы, но не в её привычных континентальных очертаниях. На ней области были разделены на будущие «территории рейха», обозначенные широкими линиями оккупации и управления.

— Это только часть ее предсказания. Возникает еще один вопрос откуда она знает о работах Гейзенберга по расщеплению атомов урана? Откуда она знает про Паулюса? Она называет его фельдмаршал, но он генерал! У меня не было достаточно времени проверить все, но, уверяю вас, рейхсфюрер, с ней нужно работать очень плотно, пока я не вытрясу из нее все!

Несмотря на всю ненависть к евреям и их систематическое уничтожение, Гиммлер был известен своей готовностью идти на некоторые сделки, если это сулило силу или власть. И конечно же ему, как главному оккультисту в верхушке нацистского руководства, не чужды были оккультные и мистические идеи. Слова о мистической женщине, которая пророчествует будущее могущество Рейха, и ошибках, которые в перспективе, возможно, приведут к гибели, не могли не заинтриговать его. Он обернулся и снова посмотрел на Лебедева. В его глазах сверкнуло редкое и пугающее выражение восторженности.

— Мы с вами стоим на месте, где формируется история, — заговорил он, указывая на карту, — здесь, в Вевельсбурге, я изучаю, как сила идей может изменить мир, я не покладая рук работаю над будущими проектами Рейха. Я облечен не только властью, но даром предвиденья… Что-ж, благодарю вас Франц. Я знал, что это дело можно доверить только вам и никому другому. Вы в очередной раз подтвердили свое высокое предназначение, вы оправдали мое самое высокое доверие к вам, и по праву находитесь здесь, рядом со мной, в месте древней силы немецкой нации.

— Благодарю рейхсфюрер за высокую оценку моей скромной работы.

Константин почувствовал, как расслабились все его мышцы и если бы он сейчас захотел встать, то сделал бы это с великим трудом, хотя казалось, — с него словно свалился груз сотни килограммов.

— Если она действительно может быть полезна Рейху, я дам ей шанс доказать это. Но… — Гиммлер поднял руку, — Я недавно уговаривал Фюрера лишить звания нескольких высокопоставленных офицеров, имеющих примесь еврейской крови, и начать расовое расследование, он не согласился со мной и дал им особые охранные грамоты. Мой дорогой Франц, если ты ошибешься, то это будет иметь последствия для нас обоих. Она, останется твоей ответственностью.

Лебедев встал.

— Так точно! Я осознаю всю полноту ответственности и вашего доверия. Я не подведу. Еще раз благодарю вас, Рейхсфюрер, за высокое доверие, оказанное мне Рейхом, — заверил он, стоя смиренно, но уверенно.

Хотя в глубине души Константин понимал, что его борьба только началась, ведь он перешагнул черту, за которой отступления больше не будет.

— Какие ваши рекомендации по дальнейшей работе с этой еврейской… Предсказательницей или ведьмой? — с легким вздохом, спросил Гиммлер.

— Она чрезвычайно сильно морально и психологически подавлена. Очень слабо реагирует на внешние раздражители. Я думаю, отправить ее в свое родовое поместье под присмотр своей hausdame Марты Шмидт. Она своих мягким характером и заботливым обхождением вернет ее в нормальное расположение духа.

Гиммлер едва заметно брезгливо поморщился.

— Может лучше если с ней поработают наши врачи, например доктор Рюдин или Август Хирт?

— Рейхсфюрер, я думаю ей просто нужна спокойная обстановка и небольшой уход. Доктор Рюдин или любой другой психиатр загонят ее еще глубже с состояние прострации с помощью лекарств и своих методик, и мы упустим единственный шанс.

Гиммлер сел на трон Генриха Птицелова и некоторое время задумчиво смотрел на Лебедева.

— Хорошо Франц, делайте, как посчитаете нужным. Только дайте мне результаты… Результаты! Думаю, ваших полномочий будет достаточно извещения местного отделения Гестапо.

— Так точно Рейхсфюрер. Я подам официальное письменное уведомление от организации, но прошу вас, дать мне разрешение сопроводить это устным указом от вашего имени.

Гиммлер согласно кивнул.

— Хорошо Франц, пусть будет так. Брандт все подготовит.

Лебедев старался внешне быть абсолютно невозмутимым, но в душе все рвалось фейерверками радости — он спас Маргариту от гибели! Теперь все будет зависеть от того какую информацию он будет «скармливать» этому упырю. А уж он постарается на славу! Эта бледная морда в тонких очках «велосипедах» будет довольна, даже не подозревая, что Лебедев поведет Рейх по ложному пути, а он тем временем найдет выход, как увезти Маргариту в безопасную страну, например в Аргентину, а дальше через Мексику в США.

Встреча продолжалась уже более часа. Гиммлер был холоден, проницателен, и в то же время гипнотизировал своим представлением о высших целях. Он откинулся на спинку трона, а в его глазах загорелся огонёк интереса.

«Ну теперь следующий вопрос на повестке нашего собрания…», — подумал Лебедев.

— Франц с этим вопросом решили. А что с нашей самой желанной реликвией, наконечником копья Одина? Ты достаточно оправился после контузии, чтобы возглавить экспедицию в Россию?

— Так точно Рейхсфюрер! Я готов. Как раз пока еврейская предсказательница будет приходить в себя, я займусь экспедицией.

— Насколько велики шансы обнаружить Гугнир в склепе торговца из Ганзы? И он вообще существует, я имею ввиду он материален?

«Он, сука, очень даже материален!», — подумал Константин про себя, — «я видел и держал в руках ваш Гугнир, который привел меня сюда».

— Так точно Рейхсфюрер! Я полностью уверен, что Гугнир существует.

Взгляд по-особому потеплел и Гиммлер спросил:

— Я в этом никогда не сомневался! Он находится там?

Лебедев сделал небольшую паузу, скорее имевшую в своей основе театральный эффект, и ответил:

— По всем косвенным и прямым признакам Гугнир находится в склепе Дитриха фон Любека. Реликвия была послана ему с каким-то определенным замыслом, и я уверен, он не мог с ней расстаться.

— Франц привезите мне Гугнир… Как в свое время вы нашли и привезли Чинтамани. Если мы обретем Гугнир, то наконец-то у нас появится возможность начать формировать новую арийскую религию и возродить истинный Германский дух. Мы сметем варваров с Востока и уничтожим их ничтожную расу.

— Я приложу все свои знания и силы, чтобы достигнуть этой цели, — ответил Лебедев вставая.

Гиммлер тоже встал. Он подошел к Лебедеву и положил ему руки на плечи.

— Отлично мой дорогой Франц. Ваша искренняя дружба, честь для меня.

У Константина неожиданно возник сильнейший рвотный рефлекс, который он с трудом удержал. Гиммлер продолжил:

— Я хочу, чтобы вы остались сегодня на посвящение новых адептов нашего братства СС.

— С превеликим удовольствием Рейхсфюрер, а это особая честь для меня, — ответил Лебедев, вытягиваясь по стойке смирно.

До «мероприятия» оставалось пару часов, Лебедев вышел во двор замка чтобы предупредить Густава Ланге, что они сегодня остаются на ночь в замке и немного прогуляться — легкая прогулка помогала собраться с мыслями. Мрачная тишина нарушалась лишь тихим шелестом ветра — как напоминание о том, что в этом месте решение каждой проблемы лежит на грани между жестокой реальностью и философией силы. Константин прошел к воротам. Вечер был прохладным, а легкие холодные порывы ветра снаружи, усиливал ощущение железной строгости, царящей в цитадели СС. Когда Лебедев стоял у ворот замка, глядя на густую завесу леса, которая окутывала Вевельсбург, над замком начал кружить ворон.

«Приятель Одина», — подумал он и зябко кутаясь в плащ.

По мощенной дороге, ведущей от хозяйственных построек внизу, шел Густав Ланге.

— Гауптштурмфюрер, машина в гараже, я останусь там, есть комната с кроватью и кухня, немного перекушу и лягу спать. Завтра во сколько мы выезжаем? — спросил он.

— Дай сигарету, — вместо ответа сказал Лебедев.

Густав Ланге молча достал початую пачку все тех же «Revel». Лебедев достал одну сигарету и прикурил от зажигалки протянутой Ланге. Он пробовал курить, когда-то давно будучи подростком, но это ему не понравилось. Поэтому сейчас он закашлялся, вытер слезы, но упорно продолжал затягиваться, ему нужно было снять нервное напряжение и сейчас для этого годились любые средства. Он вдруг поймал себя на мысли, если бы сейчас он вернулся назад в свое будущее, то «нахер» ни за что не стал бы изучать Аненербе и все что с ней связано. «Домой», как же ему захотелось «домой»… Забрать Маргариту и свалить «домой». Он должен найти способ во чтобы, то ни стало. Раз они попали сюда, значит и должен быть способ свалить отсюда. Наконечник копья Одина, ключ ко всему.

«К черту все…», — неопределенно подумал он.

Голова от никотина немного закружилась.

— На рассвете. Поэтому иди ужинай и ложись отдыхать. Нам предстоит поездка из обратно в Берлин, и снова в Тюрингию… И благодарю за сигарету.

— Слушаюсь гауптштурмфюрер! — вытянулся Густав Ланге, — разрешите идти?

Лебедев выкурил чуть больше половины сигареты и выбросил окурок в сторону.

— Да, иди.

Темная ночь накрыла Вевельсбург плотным шлейфом тумана, отрезав замок от окружающего мира. По стенам центрального Зала Северной Башни, известной как Зал обергруппенфюреров, плясали отблески света от факелов и толстых свечей из черного воска. Комната, рассчитанная на торжественные собрания, вызывала в каждом из присутствующих здесь людей, чувство странного величия, а её круглое пространство, несмотря и суровый каменный декор трепет и ощущение единения со всеми членами черного братства СС. Это действовало даже на Константина Лебедева, который находился в числе присутствующих. Он смотрел на пол, выложенный серым шероховатым камнем, украшенным в центре загадочным узором — двенадцати лучевым символом, названым «Черное солнце».

«Schwarze Sonne», — произнес про себя Константин Лебедев, — «Двенадцать 'солнечных героических добродетелей»

Часть нацистской идеологии, разработанной Гиммлером и его окружением — странная концепция, связанная с эзотерикой, мистическими учениями, а также интерпретациями героических идеалов, которые ассоциировали с символом загадочного «Чёрного солнца». Они считали в свой нацистской эзотерике и неоязыческих кругах, этот мифический символ, олицетворением сверхчеловеческих идеалов, связь прошлого с будущим, или даже вечный источник силы. Сами «солнечные добродетели» строились на идеализированных образах воина, героя и праведника, впитавших в себя принципы древних арийских и индоевропейских мировоззрений.

Которые Гиммлер считал обязательными для каждого члена СС «Двенадцать солнечных добродетелей»:

Мужество, храбрость — способность преодолевать страх, встречать вызовы судьбы лицом к лицу. Связано с героическим поведением в бою и перед лицом неизбежных испытаний.

Честь — преданность моральным принципам, верность долгу и своим убеждениям, даже перед лицом смерти или поражения.

Верность, преданность — лояльность своим товарищам, семье, своему народу или высшей цели. Эта добродетель символизирует связь с традицией и коллективом.

Мудрость — умение принимать разумные решения, основанные на понимании высших законов бытия, а не на эмоциях или сиюминутных страстях.

Умеренность — способность контролировать свои желания и инстинкты. Это качество предполагает баланс между земным и духовным, между разумом и страстями.

Чистота — физическая, духовная и нравственная чистота как отражение высших ценностей. Может включать как личное саморазвитие, так и стремление поддерживать связь с высшими силами.

Жертвенность — готовность жертвовать своими интересами, а иногда и жизнью, ради великой цели, ради общего блага.

Справедливость — стремление к правде и честности, готовность защищать слабых и бороться с несправедливостью и хаосом.

Доблесть — призыв к активной борьбе за свои убеждения и ценности, даже в лице кажущейся невозможности победы.

Терпение, Выдержка — умение с достоинством переносить трудности и тяготы, оставаясь верным своим принципам в любых обстоятельствах.

Сострадание — способность проявлять великодушие к ближнему, помогать тем, кто нуждается, и сочувствовать окружающим.

Гармония с природой — ощущение единства с миром природы, умение черпать силу в её ритмах и законах.

Идеальные качества для настоящего «героического человека». Но на сколько сам Гиммлер им соответствовал? Или тот же его вождь, Гитлер, и все его окружение? Они все это взяли из упрощённой концепции «сверхчеловека» Фридриха Ницше приплели сюда древних мифологических героев, из германского и скандинавского эпоса, всех этих Генрихов Птицеловов, Беовульфов или Сигурдов и на этом неоязыческом симбиозе попытались реконструировать древние этические традиции и в конце концов выпестовать новый идеал личности устремленной к совершенству. Конечно, в этом контексте символика Черного солнца выражает источник света, жизни, тепла, а потому и связана с качествами силы, могущества и вечной энергии…. Но на деле — ужас войны, миллионы убитых и искалеченных, разрушенные города и обездоленные люди, газовые камеры концлагерей, черный дым крематориев, застилающий солнце и делающий его по-настоящему черным.

«Может быть я очутился здесь, чтобы каким-то образом все прекратить? Может в этом весь смысл моего фантастического перемещения?», — думал Лебедев, стоя в главном круглом зале и рассматривая мозаику Черного солнца.

Внезапно раздался приглушенный звук рога, потом он стал чуть громче и протяжнее.

В зал в оглушающей тишине зашли двенадцать фигур, облаченных в черные парадные мундиры СС. Их серебристые руны на петлицах и массивные перстни с черепами отсвечивали тусклым светом факелов, установленных по кругу. Глава церемонии, высокий человек с ледяным взглядом, выступил вперед и встал прямо в центре узора. Позади него один за другим зажигались факелы, которые несмотря на огонь усиливали ощущение неземного холода и тишины.

— Братья, — его голос разлетелся рокочущим эхом в замке, — сегодня мы подтверждаем наше предназначение и клятву. Здесь, в сердце нового порядка, который мы строим, «Солнце» ведет нас. Оно зажигает не мерцающее звезды на небе, а заставляет пылать внутренний свет расы, арийский дух, заключенный внутри каждого из нас!

Он сделал паузу и обвел всех присутствующих взглядом.

— Сегодня мы принимаем в наше священное братство германского духа, новых членов, которые станут нашими братьями.

Торжество не сопровождалось магическими действиями или псевдо-ритуальными манипуляциями. Все выглядело строго и упорядоченно. Каждый из присутствующих шагнул к центру круга, к символу, и поднимал правую руку салютуя. Слова обета звучали сухо, мертво, словно зарифмованные командные строфы, но одновременно эмоционально:

— Я клянусь верностью новому миру. Верностью братству. Верностью нашему пути…

После каждого произнесенного текста лидер делал шаг вперед, держа руку на небольшой металлической чаше с углями. Он подходил к каждому новому адепту и протягивал ее вперед. Тот клал в нее небольшую пергаментная ленту с выжженными рунами, ее сгорание в углях символизировало «очищение» от слабостей прошлого. Это был их акт «единения» и «прощания со старыми мирами».

Никакого мистицизма в этом не было: лишь показная строгость, дисциплинированность и фанатичная фетишизация древних символов, которые они, переосмысляя, стремились возвести в официальный ритуал, как дань своей концепции расового превосходства.

Глава церемонии вышел в центр комнаты и поставил чашу с углями. Факелы догорели, почти одновременно погружая все в непроглядную темноту. Но в центре зала, там, где находилась чаша с углями и мозаика «Черного солнца» по его контуру стали появляться небольшие язычки пламени и через несколько секунд весь контур покрылся огнем.

Просто огонь, ничего сверхъестественного, но эмоциональное воздействие всей композиции и торжественности было таким мощным, что казалось зал погрузился в странный, едва уловимый, поток энергии, хлынувший через каменный пол вверх, наполняя символ внутри круга тёмным, живым светом. На мгновение Лебедеву казалось, что само «Черное солнце» ожило, вращаясь или вибрируя, открывая дверь в измерение, которое могло быть либо вечной тайной, либо вечной тьмой.

Когда пламя утратило свою яркость, участники опустили головы в молчаливом благоговении. Они знали: сегодня произошло их перерождение и единение с этим символом и силами, которые он представлял. Возможно большую часть церемонии они ещё не поняли и не осознали, или, возможно, не должны были. Но в тишине Зала Северной Башни осталось ощущение чего-то древнего и превосходящего человеческую жизнь и это осталось с каждым из них.

Церемония закончилась так же тихо, как началась. зазвучал звук рога… Члены собрания один за другим, в отсветах огня покидали зал, их шаги отскакивали от стен, подчеркивая пустоту пространства. А в тени центрального круга постепенно угасало «Черное солнце». Его лучи исказилось в отблеске последних угасших углей, оставаясь неподвижным символом крови невинных, фанатизма и в конечном итоге забвения.

Рано утром Константин Лебедев был приглашен на завтрак к Рейхсфюреру. Ничего примечательного в этой встрече не было. Гиммлер пребывал в прекрасном настроении: германские войска подступали почти к Москве, англичане «трусливо сидели на своём проклятом острове» окруженные со всех сторон немецкими подлодками, численность СС росла — поэтому источал благодушие.

С удовольствием рассуждал на философские темы, касательно расовых вопросов, много и монотонно транслировал свои мысли и идеи насчет древней истории Германцев. Константину временами хотелось подойти к нему и воткнуть нож для сливочного масла прямо в его тщедушную грудь.

Наконец Лебедев сел в машину.

«Проклятый Куринный герцог, а не реинкарнация Генриха I Птицелова», — подумал он, окинув взглядом стены Вевельсбурга, потом откинулся на сиденье и закрыл глаза.

Густав Ланге завел мотор и повез шефа обратно в Берлин. Константин добился своей цели, но вместо радости он чувствовал сильнейшее физическое и моральное опустошение, дикая усталость давила на плечи словно он сутки таскал тяжести.