Русская война 1854. Книга четвертая

Глава 23

Стою, дышу… Иногда прям нужно следить, чтобы не забывать дышать. И не орать! От отчаяния, от обиды, что несмотря на все усилия нас все же зажали. Не пришла наша кавалерия, а враг, наоборот, собрался.

— Линейный корабль только один, — продолжал тем временем Прокопьев, — остальные транспортные…

Картина в голове сразу же достроилась. Эскадра Дешена из Черного моря пробилась к нам, хотя лишилась почти всех кораблей. А вот армию привезла, но если ее еще не высадили, а они не прошли Узости, то шанс есть.

— Поведу третью и четвертую эскадрильи, — я направился к выходу. — За Гамидие и Альдисом как раз есть низина. Если выскочить в нужный момент, по нам смогут стрелять лишь несколько секунд, а потом те, кто выживут, положат «Большие мамочки» в борт флагмана. Ну, а с остальными уже сами.

— С Богом! — донеслось мне в спину, но я еле разобрал.

Надо было спешить. На самолет, в небо — сразу же в полете принялся отдавать приказы, так даже проще получилось, не пришлось спорить, кто летит, а кто остается. Когда добрался до аэродрома, просто перепрыгнул в новую боевую машину, и снова на взлет. Болит рука? Плевать, тут немного-то и нужно будет потерпеть!

Тридцать «Чибисов» ушли в сторону азиатского побережья, разворот — теперь следим за сигналами с дежурного самолета и играем скоростью, чтобы точно рассчитать момент выхода на цель. Осталась примерно минута… Я выдохнул и приготовился включать обороты на максимум. Последний взгляд на связного — нужен сигнал, и… Он пришел. Только совсем не тот, которого я ожидал.

— Наши!

Такой простой и такой невозможный.

— Наши! — кажется, я заорал и тут же набрал высоту, чтобы увидеть все своими глазами.

До этого таились, шли возле земли, а тут — взлетел, и сердце забилось. Так больно, так радостно. Солнце уже разогнало утренний туман, и андреевские стяги вовсю развевались на ветру. Во главе идущей с севера эскадры плыл «Париж» — я пригляделся к его неожиданно темным бортам и чуть не заорал. Броня! Я вот не верил, что получится просто обшить корабль сталью вместо дерева, а Корнилов просто сделал, и поплыл корабль! Еще и паруса на паровые машины заменили, ну чистый броненосец.

Я уже вовсю улыбался, вглядываясь в следующие корабли. Может, и там найдется что-то интересное? Но нет. По крайней мере с высоты казалось, что кроме «Парижа» все остальные суда не боевые. Но зачем их тогда отправили сюда? И зачем так много? Ответов не было.

Я тем временем долетел до границы суши и моря, увидел, что меня приметили, и тоже махнул крыльями в ответ. А потом взялся за фонарь — надо было передать нашим, чтобы не шли дальше Узостей и выгружались сразу в Гамидие. С «Парижа» ответили, что все поняли, и бросили якорь. Малые же суда сразу повернули к крепости, начав поскорее выгружаться. Я как раз решил дать последний круг перед возвращением и увидел десятки носилок с ранеными, которые спешно вытаскивали на берег.

Путь этих кораблей точно не был легким.

Несколько недель назад

Михаил только-только вернулся из Петербурга и рассказал брату и Меншикову последние новости.

— Значит, Николай I на самом деле умер? — Александр Сергеевич ходил из угла в угол, словно пожилой тигр. Старый, но все еще смертельно опасный. — И новый царь Александр II склоняется к тому, чтобы завершить эту войну, которая… как ты сказал? Висит неодолимым бременем на нашей экономике? Это новый министр финансов Брок его надоумил?

— Я общался с Федором Ивановичем, — спокойно ответил Михаил. — Он, наоборот, считает, что страна справляется со сложностями неожиданно легко. Более того, если все продолжится в таком духе, то в 1855 году мы даже вырастем.

— Значит, кто-то другой…

— Или сам, — добавил Михаил. — Брат, хоть и разделял большинство идей отца, все же был и себе на уме. Между нами он часто говорил, что без войн Россия всегда добивалась большего, чем с ними. И что большая кровь ради чужих народов, ради принципов или даже веры — не стоит того.

— Как бы там ни было, на Западе полностью поддерживают его устремления. Эх, а так хотелось верить, что это просто ложь, чтобы сломить наше сопротивление, — Меншиков бросил на стол несколько газет. Английские и французские, как он пояснил, были захвачены вместе с почтовым пароходом союзников буквально вчера.

Михаил развернул тяжелые, чуть влажные от постоянных дождей листы. В глаза бросились сразу же несколько статей с портретами старшего брата. И слова — Михаил не хотел бы это признавать, но он знал, что Александру такое понравилось бы. Неизвестные авторы лишь краем касались смерти Николая, а потом сразу прыгали к личности нового царя… «Либерал? Нет, Александр II — плоть от плоти сын своего родителя, и пусть некоторые неумные люди рассказывают, что его учитель Жуковский вложил в его голову идеи человеколюбия — это лишь малая часть его воспитания. Тем не менее, оставаясь в душе консерватором и традиционалистом, новый царь понимает, что их подход устарел. Экономике, людям нужна свобода, пока пар не вырвался из-под крышки. И чтобы дать ее, чтобы спасти страну, есть только один выход. Закончить войну, пусть даже с потерями! То есть царь видит проблемы, видит решение, но хватит ли ему силы воли и смирения, чтобы переступить через себя и спасти свой народ?»

— Что за чушь? — Михаил не выдержал и откинул газету.

— Никакой чуши, — Николай, до этого молча следивший за разговором, поднялся с кресла. — На самом деле очень грамотно написано. Представим, что кто-то прочитает и поверит. Что будут делать наши либералы?

— Будут радоваться, что царь начал их поддерживать.

— А патриоты и консерваторы?

— Будут… — Михаил задумался. — Я бы сказал в ярости, но… После этой статьи словно понимаешь, что у Александра нет выбора. Что он не хочет, но вынужден следовать этим путем ради страны. Так?

— Так. Фактически эта и десятки других похожих статей прикрывают тылы брату, если тот решит сдать назад. Вернее, когда он уже решил так поступить.

— Какие именно приказы ты привез? — Меншиков резко повернулся к младшему великому князю. — Что бы ни писали, что бы ни говорили в обществе, Александр все равно не прикажет нам прямо сложить оружие.

— Он меняет вас на Горчакова, я передал ему назначение по пути, и через неделю, максимум две, тот уже прибудет с Дуная в Крым. А уже Михаила Дмитриевича ждет приказ или идти в атаку и освободить юг империи от захватчиков, или начинать переговоры[19].

— И Михаил Дмитриевич при поддержке Петра Дмитриевича сразу же ринется в бой, — Меншиков кусал губы. — Здесь, при том, что решаться судьба войны будет там… Даже не под Константинополем, а на Дарданеллах.

— Но можем ли мы что-то изменить? — Николай смотрел прямо перед собой. — Пойти против слова брата? Это точно совсем не то, что нужно стране… — тут он резко обернулся к Михаилу. — Как умер отец? Есть… Были ли к этому вопросы? Как при…

Он не договорил, но все и так поняли. Как при деде, Александре I, когда тот участвовал в заговоре против отца. Или еще раньше при Петре III, когда того самого свергли, отдав трон Екатерине II.

— Простуда, — Михаил говорил резано. — Принимал при параде взвод новых броневых машин, первая партия, построенная на новом совместном с пруссаками заводе. Дождь, вечером слег, утром врач сказал, что шансов нет. Отец попросил переодеть его в мундир, так и умер. На кровати в рабочем кабинете, в обычной одежде. Сомнений нет ни у кого, Александр не выглядит как тот, кто рад свалившейся власти — потерян, разбит, много времени проводит с семьей, друзьями. Он точно не ожидал, что в такой момент придется принимать дела, но держится. И действует, как считает правильным.

— Что ж, значит, причин сомневаться у нас нет, — подвел черту Меншиков. — Так же у нас не будет причин не выполнить полученный приказ, но… Когда мы его получим! А привезет его князь Горчаков только через неделю, в лучшем случае.

— Что же не захватил Михаила Дмитриевича с собой, а, Миш? — Николай неожиданно улыбнулся.

— Он хотел, но у нас вес был строго расписан, — младший сын царя сохранил серьезное выражение лица.

А вот Меншиков улыбнулся — на мгновение, но улыбнулся. Не ожидал он такого от великих князей, да еще полгода назад они бы и сами от себя такого не ожидали. Но сейчас — вот оно! Младший специально придержал назначенного царем генерала, чтобы они успели сделать все, что должно. И как после такого ему, чей род поднялся при самом Петре Великом, оставаться в стороне?

— Владимир Алексеевич, — Меншиков повернулся к так вовремя ворвавшемуся на собрание Корнилову. — Нужно ваше мнение.

— Да? — адмирал бросил взгляд на Михаила, он ведь тоже ждал новостей, но сдержался.

— Царь умер, через неделю-две нас запрут в Крыму гоняться за остатками экспедиционного корпуса, пока там наших в проливах с ножом и без ножа режут. Что думаете, пока я еще могу отдать приказ, получится ли у вас собрать силы и привести их на помощь Павлу Степановичу и Григорию Дмитриевичу?

— Думал, будет больше времени, но сможем! — Корнилов даже не сомневался. — Пять дней понадобится, чтобы спустить на воду «Париж», а потом посадим на корабли всех наших и вперед.

— Всех наших не получится, — Меншиков покачал головой. — Врать своим не буду. Так что каждый узнает правду, и каждый сделает свой выбор, идти в бой или остаться.

— То есть те, кто пойдут со мной, нарушат слово царя? — нахмурился Корнилов.

— Нет. Я лично отдам вам приказ и понесу за него ответственность, — Меншиков склонил голову.

— Тогда я соберу генералов и адмиралов. Чем раньше мы будем знать, кто с нами, тем лучше. Тем более, чтобы провести транспорты, надо будет еще придумать, что делать с эскадрой Дешена…

— А мы? — Михаил посмотрел на брата, потом на Меншикова.

— Для вас у меня будет другая важная просьба, — Александр Сергеевич вздохнул. — Учитывая щепетильность ситуации, важно, чтобы в каждой из частей, что продолжат сражаться, был представитель царской семьи. Чтобы, какие бы слухи до них ни дошли, солдаты всегда знали, что идут в бой вместе с Романовыми.

— То есть один из нас чуть позже отправится с эскадрой Владимира Алексеевича, — Николай кивнул на Корнилова. — Второй же — прямо сейчас.

— Я второй! — Михаил поспешил выбрать себе направление и чуть не покраснел, думая о том, ради кого это сделал.

Меншиков еще пару минут объяснял тонкости ситуации, а потом отдельно повернулся к младшему из великих князей.

— Твоя задача, — проговорил он, — тем сложна, что до последнего нельзя будет говорить о том, что случилось в Санкт-Петербурге. Как бы сильны ни были наши солдаты, сейчас они живут верой в нашу помощь, но если ее убрать — могут не выстоять. Начнут сомневаться рядовые, и у них дрогнет рука в бою. Начнут сомневаться командиры, и они могут не решиться на то, что точно бы сделали в обычной ситуации. Пока не придет подкрепление, пока не привезут от меня последние приказы, ты должен будешь молчать. А потом… Стать знаменем, что покажет всем и каждому: Романовы здесь, Романовы с ними. Сможешь?

— Смогу! — рубанул Михаил.

Сейчас

Вернув бомбардировщики, я опять прыгнул в самолет и полетел к Гамидие, чтобы из первых рук узнать новости с большой земли, а заодно понять, на какие еще силы мы теперь можем рассчитывать. Вместе со мной приземлился еще один «Чибис», из которого с места второго пилота тут же вылез Михаил. Я недобро прищурился, пытаясь по раскраске самолета понять, кто же это вместо дела занимается развозом великих князей. Но потом понял, что это не мой самолет… Вернее, мой, но не из тех эскадрилий, которыми я командовал тут.

— Митька! — узнал я пилота-казака, спрыгнувшего с другой стороны «Чибиса».

— Григорий Дмитриевич! — он тоже меня узнал, даже с азиатским загаром и в летном шлеме, а потом просто взял и бросился на шею. — Живы! А мы ведь шли мимо всех этих турецких крепостей, видели издалека союзный флот там, дальше, и думали, как с такой силой можно справиться… А вы все взяли, всех сдержали — невероятно!

Даже меня засмущал, чертяка. А уж как от него, наверно, девицы млеют.

— Ты один или с Дубельтом? — спросил я.

— Леонтий Васильевич тоже приехал, но меня Меншиков поставил на эскадрилью, так что мы теперь по отдельности, — смутился казак.

А я только сейчас заметил у него на плечах погоны капитана. Вот мы и в званиях сравнялись. Обидно? Нет! Горжусь!

— Григорий Дмитриевич, — великий князь наблюдал за нашей встречей со стороны и вот не выдержал. — Нам надо будет поговорить.

— Не думаю.

— О деле! У меня важные новости из Санкт-Петербурга, о которых я не мог сказать ранее…

На такое мне уже нечего было возразить, пришлось соглашаться. Только попросил Митьку заглянуть ко мне в палатку и передать Леонтию Васильевичу взятые у турок записи, а потом повернулся к Михаилу. Если честно, не ожидал ничего серьезного, но четвертый сын царя сумел удивить, вывалив на меня такой ушат… Как оказалось, Николай все-таки умер — опять от простуды! Судьба, что ли? Александр снова решил закончить войну побыстрее — неудивительно, если ему там Константин с дружками по ушам ездит со всякими реформами. Но Меншиков — вот уж не ожидал от старого князя — решил прикрыть нам задницы. Как мог, но решил. Отдал под свою ответственность приказ и отправил еще почти десять тысяч солдат к нам. А главное…

— Это приказ о присвоении вам полковника, — Михаил достал помятый лист бумаги. — Теперь вашего звания будет достаточно, чтобы руководить всем корпусом.

— И генералами?

— Они все упомянуты в приказе брата и не смогут выполнять свои обязанности, не нарушив его, — Михаил покачал головой. — В общем, будете главным, а Павел Степанович и остальные вам помогут, но уже как частные лица. Я успел с ними переговорить, и они согласны.

На мой взгляд, Меншиков с великими князьями придумал что-то уж слишком сложное, но им это было важно. Не только сделать дело, но и сохранить верность царю насколько это возможно. Впрочем, учитывая бесконечные перевороты, в этом был смысл. А то ведь некоторым дай только повод заявить, что «царь ненастоящий», и где-нибудь вспыхнет бунт. А потом тысячи и тысячи ненужных смертей. Что ж, надо им играть в эти игры — сыграем!

— Согласен, — кивнул я. — И кто тут старший?

— Адмирал Владимир Алексеевич Корнилов по флоту, генерал-лейтенант Горчаков Петр Дмитриевич по армии, — отчеканил Митька.

— Горчаков? — я был удивлен.

— Узнал, что его воспитанница вернулась из плена, и захотел ее увидеть. Меншиков не очень хотел его назначать, но отказ мог расстроить все планы…

Парень еще что-то говорил, но я его уже не слушал. В ушах опять застучало — Юлия Вильгельмовна, Горчаков приехал за ней, а она мертва. И мало того, что эта смерть чуть меня не сломала, так она сейчас и все дело может разрушить.

— Мне надо поговорить с ним, — я решительно двинулся вперед.

Горчаков принял новость о смерти Юлии неожиданно спокойно. Только смерил меня взглядом, попросил занести ее вещи и закрылся у себя. О том, что генерал ведет себя странно, говорило лишь удивленное выражение лица его адъютанта, который рассчитывал получить новые приказы, но его просто отказались принять.

— Пехоту высаживайте на азиатский берег, — я отдал распоряжение вместо Горчакова. — Собирайте припасы и будьте готовы выступать уже завтра. Командира я пришлю отдельно.

— Вы?

Я не стал ничего объяснять и спорить — просто показал приказ о своем назначении, а сам пошел искать Корнилова. Впрочем, это было несложно. Владимир Алексеевич даже и не думал покидать «Париж», проверяя, как тот перенес переход и насколько готов в новому бою. О том, что «старый» уже был, говорили следы на броне и подпалины по всему корпусу.

Присмотревшись, я понял: броненосец выглядел устрашающим и совершенным только издалека. Вблизи стало очевидно, что стали на полное покрытие корпуса просто не хватило — в итоге остановились только на бронепоясе для того, что в воде и на два метра выше. Дальше шли уже листы толщиной всего в пару сантиметров — то, что мы готовили для броневиков Руднева, но чего явно было недостаточно для корабля линии.

И паровой двигатель — с неба мне показалось, что его успели поставить заранее, но нет. На палубе стояли — сейчас без дела — самые обычные турбины, что мы ставим на «Киты». На «Париж» вот их тоже хватило, но, судя по расположению и компоновке, делали все это точно в самый последний момент.

— Григорий Дмитриевич, — над бортом показалась голова Корнилова. — А мы тут повоевали по пути.

— И как показал себя броненосец «Париж»?

— Броненосец… Ха! Это точно звучит лучше, чем просто броневой корабль. Броневики на суше, броненосцы на море! И показал себя «Париж» лучше, чем кто-либо мог представить. О союзной эскадре в Черном море после того, как мы встретились, можно просто забыть.

И Корнилов рассказал, как подловил Дешена, лишив французского адмирала даже шанса помешать нашей переброске сил.