Смотрю на море, любуюсь барашками, играющими на верхушках волн. Как одна и та же стихия может нести и жизнь, и смерть?
— Григорий Дмитриевич, докладывайте! — в комнату, отвлекая меня от окна, зашел Нахимов, а за ним и остальные наши офицеры.
Не знаю, всегда ли так было, но сегодня каждый из них проследил на месте, чтобы были запущены все уже продуманные подготовительные мероприятия, и армия заворочалась, словно неведомый зверь, сама по себе. А офицеры, оставив дела на своих помощников, пришли сюда, в штаб. Тактика тактикой, а стратегическое решение, как именно мы будем реагировать на пока держащийся вдали вражеский флот, нужно было принимать вместе.
— Разведывательный борт «Чибис-12» приблизился к вражескому флоту и был обстрелян из новых французских митральез, — доложил я итоги разведки. — Стреляли минимум с 4 кораблей, но, думаю, такая защита теперь стоит на всех новых кораблях союзников.
— Атаковать с воздуха не получится?
— У нас и раньше не было для этого особых возможностей. Так, попугать, — я улыбнулся. — Но нет, не получится. Вернее, если не будет другого выбора, мы пойдем в бой, но лучше не стоит. Впрочем, даже без драки мы смогли рассмотреть вражеские орудия.
— Бомбические пушки? — спросил Нахимов. — Я вроде бы видел какие-то короткие стволы. Карронады или не карронады, пока непонятно.
— На англичанах есть такие, — кивнул я. — 32-фунтовки нового образца, бьющие на 1000 саженей.
Ради моряков я привел привычные мне 2 километра в местные меры длины. Не так уж это и сложно.
— Но вы бы выделили не их? — поторопил меня каперанг Ергомышев. Кстати, это звание он получил за Синоп, и я только сейчас понял, что с Нахимовым пошли прежде всего офицеры, ходившие с ним к берегам Турции еще в 1853-м.
— Да! — я собрался. Не время отвлекаться! — Прежде всего, нам стоит обратить внимание на французские мортиры, — и я вытащил описание, добытое еще Дубельтом. — Ствол 8,5 дюйма, бомбы — 50 фунтов, дальность — полторы тысячи саженей.
— Мортиры стреляют не по прямой, — фыркнул Ергомышев, словно это было недостатком.
— Именно, — согласился я. — Они стреляют не по прямой, и половина наших укреплений разом теряет смысл. Да, попасть сложнее, но, когда попадут, придется несладко. Вспомните про почти удвоенный вес снаряда.
— Мне кажется, тут Лев Андреевич больше прав, — Нахимов поддержал Ергомышева. — Мортиры опасны, но мы минировали все подступы до двух тысяч саженей. Чтобы выйти на дистанцию огня, врагу придется рискнуть всем. Разумнее будет дать ему эту возможность понести потери.
— Мы ставили мины против больших кораблей с глубокой осадкой, — напомнил я. — Шлюпы могут и проскочить.
— Ночью проведем новые постановки, — рубанул рукой Бутаков. — Вы же сможете подсветить нам дорогу с неба?
— Сможем, — согласился я. — Но опять же, а где будем ставить высокие мины? Только на дальнем рейде? А сможем ли их там защитить? По всем точкам? А если нет, то стоит ли так легко раскидывать наши последние запасы?
— И что тогда вы предлагаете? Атаковать самим? — Бутаков почувствовал, что сначала сказал не подумав, и от этого загорелся.
— Можно атаковать, можно сидеть в защите. Я хотел только попросить, чтобы мы в своей стратегии рассчитывали не на одно чудо-оружие, а на то, что будем использовать все доступные нам силы, будем управлять боем, заставляя врага делать то, что нужно нам. Диктовать свою волю, принуждая каждым новым решением загонять себя во все большую яму! Потому что мы так можем, потому что нам хватит на это сил… И, помните, перед нами только малые суда, так что предлагаю рассматривать этот бой даже не как сражение, а как финальную тренировку перед столкновением с настоящим флотом врага. Его подарок нам, чтобы мы точно научились, как правильно бить великие державы.
Несколько долгих секунд все молча смотрели на меня.
— Вы, конечно, много всего сейчас сказали правильного, — Бутаков успокоился и почесал затылок. — Честно? Я бы хотел, чтобы о моих решениях именно так и сказали после сражения. Загнал, не оставил выбора, навязал свою волю… Но вот как сделать, чтобы все прошло именно так, у меня идей нет.
— У меня тоже, — я широко улыбнулся. — И в этом весь смысл. Давайте думать! Благо время есть, и мы можем адаптировать к ситуации все наработки с военных игр или даже с Севастополя.
— Что ж, — взгляд Нахимова прояснился. — Тогда предлагаю начать с того, чтобы направить врага туда, куда нам нужно. И когда нужно… А то как бы эта флотилия не отсиделась в стороне до прихода основных сил. Тогда ведь малые и крупные корабли вместе смогут доставить нам кучу неприятностей.
А вот об этом уже я не подумал. Враг действительно мог бы не атаковать, а дождаться подкрепления. Молодец адмирал!
— Джек! Джек! Джек! — матросы на палубе «Кёрли» взорвались криками, приветствуя капитана.
Иногда так бывает: тебя зовут Эдмонд Лайонс, а на флоте все называют тебя Джек. Капитану всегда хотелось верить, что это из-за флага, Юнион Джека, а не из-за его простоты, которой он всегда стыдился. Джек — хорошее обращение к парнишке-разносчику или половому, но не к барону. Возможно, и прав был в чем-то лорд Кардиган, когда говорил, что вся Британия в последние лет двадцать свернула куда-то не туда. Лет двадцать — намек более чем прозрачный[11].
— Капитан Лайонс, правильно будет сказать команде пару слов, — рядом с бароном, склонившись словно змея, стоял лорд Стратфорд-Каннинг де Редклифф. Посол Британии в Турции, он покинул столицу вместе с Мехмедом IV, и вот султан отправил его в метрополию. Якобы с каким-то важным сообщением, но Лайонс был почти уверен, что османы просто хотели держаться от них подальше.
— Спасибо, что встретили меня, — капитан начал с шутки, и даже коммандер Ламберт, временно отодвинутый им от руля собственного корабля, не сдержал улыбки. — Увы, пока мы спасали султана, русские перекрыли проливы. Пришлось оставить «Миранду» в Синопе, но… Она обязательно дождется нас, когда мы победим!
— Джек! Джек! Джек! — скандировали матросы. Они на самом деле любили пусть уже старого, но удачливого капитана, и его появление перед штурмом было счастливым знаком судьбы. Многие из них уже успели побывать под Севастополем, и эти битые ребята смотрели на врага гораздо серьезнее, чем те, кто перебрался на юг после прогулки по Балтийскому морю.
— Спасибо султану, что выделил нам с послом наши же английские планеры и подбросил до корабля. Пусть он думает, что щедр. Мы же просто посмеемся, — толпа снова ответила криком на шутку. — А потом сделаем свое дело!
Эдмонд закончил совершенно серьезно. И команда поняла это правильно, принявшись тут же расходиться по местам. Рядом остались только собравшиеся капитаны и коммандеры.
— Какой план? — Лайонс обвел взглядом элиту английского и французского флотов.
— Русские буквально сегодня начали строить новую позицию рядом с Седд-аль-Бахр. Совсем как Волохова башня в Севастополе, что попила из нас столько крови, — ответил Ламберт. — Мы думали воспользоваться тем, что она еще не готова, и атаковать. Проверим в деле пушки Ланкастера, говорят, на испытаниях они стреляли на все 5 тысяч ярдов.
— И наши минометы, — напомнил о себе капитан Деву.
— У нас остались лоции внешнего рейда от турок, — продолжал Ламберт. — К этой позиции есть неплохой подход. Что хорошо, буквально в 600 ярдах, на дистанции, которую так любят русские, проходит сильное течение. Если дождаться ветра, чтобы они рискнули выйти нам навстречу, то можно будет их подловить и расстрелять. Вот будет сюрприз для первого лорда Вуда, который впервые решил лично высунуться с берегов Темзы. И все зря.
— Хороший план, — ответил Лайонс. — Вот только он учитывает лишь русские корабли, а я видел, как они брали Константинополь. Скажу честно, это было невероятно. Флот морской и флот воздушный вместе с десантом на земле действовали как единое целое. Так что не стоит их недооценивать.
— Думаете, ловушка? — задумался Деву. — В Севастополе они тоже строили укрепления прямо у нас на виду. Мы не напали сразу и упустили, возможно, единственный шанс захватить город быстро.
Эдмонд Лайонс хотел было заставить француза замолчать, но неожиданно понял, что без своего корабля он находится на флоте фактически на добровольных началах. Будет давить, и его просто отодвинут, а значит… Надо договариваться.
План заманить союзников в атаку на начатый специально для них форт казался таким хорошим, но они не купились. Весь день рыскали туда-сюда, а потом, словно спасаясь от ночи, ушли куда-то в сторону Имброса или Лембоса. Я тут же послал туда «Чибиса», чтобы тот постарался найти их стоянку, но не получилось.
Ночью же, раз уж до этого дошло, мы запустили миноносцы Бутакова. На этот раз они не делали сплошные постановки, но разместили почти сорок мин на пересечении курсов, которыми вчера весь день ходили союзники. Если завтра они продолжат «сомневаться», то их будет ждать сюрприз. Увы, со следующим восходом солнца летучая эскадра не появилась, а вот через два дня их заметили заходящими на восточную часть Галлипольского полуострова.
— Они нацелились на бухту Габа-Тепи[12], — через десять минут наблюдатели передали вероятную точку высадки.
— Около двадцати верст от Седд-аль-Бахра. Быстро подвести корабли не получится, — прикинул дистанцию Бутаков. — Еще и ветер.
— Думаю, они специально поджидали северный, чтобы гарантировать, что мы не помешаем им в море с линейных кораблей, — задумался Нахимов. — Но мы ведь можем не сражаться так грубо. Владимир Иванович, нужно будет пройти за союзниками и поставить мины по их следам. Справитесь?
— Так точно.
— Тогда, Павел Петрович, — Нахимов посмотрел на Липранди. — У вас будет задача встретить врага и сделать все, чтобы ему у нас не понравилось.
— Есть.
— Ну, а вы, — теперь взгляд остановился на мне, Рудневе и Хрущеве. — Вам нужно будет собрать жатву с того, что мы подготовим. Любой ценой!
Адмирал нахмурился.
Я еще раз посмотрел на карту западной оконечности Галлипольского полуострова и понял план Нахимова. Он сделал то, о чем мы говорили в первый день появления врага: воспользовался всеми нашими силами, чтобы использовать мощь противника против него самого. Если сдержать их натиск, если не дать отступить тем путем, которым они пришли, то у союзников останется только один путь. Вдоль северной оконечности Габи-Тепи, которая на десятки метров возвышается над морем, и куда мы сможем выдвинуть все наши бронированные платформы. А под их прикрытием и «Чибисы», пожалуй, смогут отработать.
Покажем все, на что способны! На этот раз ничего не придерживая!
— Сделаем! — первым ответил я, через мгновение ко мне присоединились Руднев и Хрущев.
Еще десять минут ушло на обсуждение деталей, а потом все разбежались заниматься своими делами. Сегодня мы можем победить… Нет, сегодня мы должны победить! Чтобы ослабить врага, чтобы султан точно не стал спешить собирать войска, чтобы в Петербурге перестали сомневаться… На мгновение горло сжалось от мыслей о том, что с севера все еще нет никаких новостей. Но еще рано!
— «Ласточки» в небо! — я добежал до аэродрома и сразу же поднял четыре эскадрильи. — Третья сопровождает пароходы! Четвертая — держать связь над внешним рейдом и Узостями! Пятая и шестая, на вас прикрытие армии Липранди!
— А мы? — тихо спросил Алехин, оставшийся за главного среди младшего состава после отправки Уварова домой.
— Первая и вторая эскадрилья, готовим «Пигалиц»! Мою машину тоже! И собирайте волю в кулак, сегодня будем летать под огнем митральез!
— Есть готовиться! — дружный крик показал, что никто и не думает бояться. Зря, а вот меня немного потряхивает.
— Тогда снимаем ракеты? — задал вопрос присутствующий на собрании техник.
— Только с первой эскадрильи. Вторая будет прикрывать нас, если у врага найдутся свои самолеты, — я на мгновение задумался.
Я бы ракеты и по кораблям запустил, но то, чего хватало против небольших планеров, будет совершенно недостаточно против даже шлюпов союзников. Шлюп — это только для современного слуха звучит несерьезно, на самом деле это вполне приличный корабль.
— Ставим прицелы Лобачевского? — новый вопрос.
— Да, — кивнул я.
Прицелы Лобачевского — это простейшая машина. Вводим в нее угол сноса — это насколько сильно ветер сносит нас в сторону относительно того, если бы его не было. Благо на самолете рассчитать его не сложно: отпустил штурвал, и замеряй сколько хочешь. Угол прицеливания, учитывающий высоту и расстояние для цели, выставляли заранее на глаз, и после этого оставалось только поймать цель в зеркало настроенного дальномера и нажать сброс.
На высоте в тысячу метров и больше по нам даже из митральезы не попадут, но и у нас даже с прицелом шанс поразить кого-то на земле будет около 10%. Опустимся ниже — будем рисковать, но и шанс на попадание на сотне метров стремится к ста процентам. По крайней мере по цели размером с корабль. Не знаю, как именно мы будем действовать, посмотрим по обстановке. Но лично я готов к любому варианту.
— А «Большая мамочка»? — к собранию присоединился Достоевский. Глаза красные, видно, не спал опять, но при этом так и светится от гордости. Оно и понятно. Успел!
— «Мамочку» пока в обоз и подвезти к Габа-Тепи, а мне на самолет поставить направляющие, — решил я. Если и дойдем до испытания непроверенного оружия, то мне и рисковать.
Вчера вместе с вернувшимся «Чибисом» Уварова ко мне прилетел и мичман Прокопьев, вновь став моим главным по связи. Он же отслеживал все новости в небе, каждые полчаса зачитывая обновленную сводку.
— Англичане заметили выход эскадры Бутакова и выставили против них «Вайпер», «Линкс» и «Везувий».
— Маловато, — заметил я. — Против наших 4 пароходов, и это не считая миноносцев, которые издалека выглядят как суда поддержки.
— Передают, что англичане используют какие-то новые пушки. Стреляют почти на 2 тысячи саженей, — четыре километра, перевел я про себя. — Правда, мажут сильно. Разброс между выстрелами достигает 80 метров, и наши при этом не стоят на месте. Господин капитан, — Прокопьев на мгновение отвлекся от чтения. — А вы знаете, что это за орудия?
— Пушки Ланкастера, — я закусил губу. — Англичане хотели орудие, которое стреляет далеко и неважно какой ценой. Вот и сделали это чудо. Ствол овальный, чтобы выдерживать массу засыпаемого пороха. И все равно он уже пару раз взорвался, один раз прямо во время испытаний. Но… Уж больно нашим врагам хотелось доставать нас с дистанций, где мы ничего не можем им противопоставить. А если представить, что мы бы ждали их в Севастополе, когда снаряды можно сыпать куда угодно — все равно, на их взгляд, мирные жители тоже враги — то эти пушки не так уж и плохи.
— Но как можно осознанно стрелять по мирным?
— Английские газеты об этом не напишут, — я пожал плечами. — Наши, что характерно, тоже.
— Но…
— Но мы никогда и не были сильны в газетах, поэтому на ложь мы отвечаем сапогом русского солдата на чужой земле. А там уж каждый пусть сам решает, стоит ли дразнить русского медведя.
— А я видел это в старых газетах, которые Юлия Вильгельмовна приносила раньше. Там нас рисовали медведем, только… Это же разве обидно? Медведь — это, наоборот, звучит гордо. Лесной хозяин.
— Да, тут они с образом не угадали, — я улыбнулся. — А что ты говорил насчет Юлии Вильгельмовны? Почему сказал, что газеты приносила именно раньше?
— Так все знают: как война началась, и она увидела, как сэры и мусью относятся к своим простым солдатам и нашим мирным, так она сразу же собрала всю свою коллекцию и сожгла.
Не знал об этом, но недаром было видно, что девушка меняется… Нет, не время! Я выкинул лишние мысли из головы и сосредоточился на деле. На море пока было без потерь, а вот на суше… Враг уже начал высаживать десант. Прошелся из пушек по всем оврагам вокруг Габа-Тепи, а потом выбросил три десантных корабля на берег. Чтобы побыстрее и чтобы использовать их как укрытие. Кто бы ни руководил этой операцией, он ни капли не стеснялся использовать наш опыт высадки в Босфоре.
— Что Липранди? — спросил я. — Не успел подойти?
— Успел. Только не стал выводить людей на равнину, а просто занял все возвышенности вокруг бухты. Кораблям до него не добить, ему, впрочем, до самого берега тоже. Но, стоит врагу хоть немного дернуться вперед, как он сразу попадет в огневой мешок.
Хороший план. Хороший не потому, что осторожный, хотя я всеми руками за то, чтобы сегодня погибло как можно меньше наших ребят. А потому что ведет врага именно туда, куда и нужно. Главное, чтобы на земле все сработало именно так, как и задумано.
Лешка Уваров изо всех сил работал короткой десантной лопаткой. Говорят, ее сам капитан придумал — удобная, зараза! Лешка старался не думать о Щербачеве, который отправил его домой, но вокруг все постоянно напоминало о нем. Ну, подумаешь, пропустил Юлию Вильгельмовну против правил, так ведь это ради самого Григория Дмитриевича! Он бы видел, как девушка в лице менялась, когда спрашивала о нем… Но не срослось у них, а отвечать Лешке!
К счастью, ребята не бросили. Как улетел он с Дарданелл, так же и вернулся. В пилоты, конечно, было не пробраться, но вот в обычную пехоту его взяли. Правда, тоже помянули про устав и отвели лично к Павлу Петровичу… Лешка чуть со стыда не сгорел, когда перед лицом врага генералу Липранди пришлось тратить на него время. Но тот только глянул, ус крутанул да сказал.
— Сражайся. Проявишь себя, лично попрошу за тебя перед Григорием Дмитриевичем. Ну, а нет — будет, как он сказал.
И вот Лешка копал, рядом лежала винтовка, а в голове была только одна мысль. Сегодня он сделает все, чтобы вернуться.