Русская война 1854. Книга четвертая

Глава 21

Записали 10 кораблей, осталась еще сотня. На глаз… И это без учета мелочевки, которая пойдет на вес.

— Стоит ли так детально все фиксировать? — прошептал стоящий за штурвалом Алехин. — Какая разница, что за корабли будут в нас стрелять?

— Большая, — я покачал головой. — Флот — это не толпа. Флот — это организация, и, зная, что за типы кораблей есть у врага, мы сумеем предсказать, где и какими силами они могут нанести удар.

— Но зачем детали про то, кто и когда построил?

— Это тоже важно. Взять «Принца Жерома» из последних «Геркулесов», — я ткнул пальцем в нижнюю строчку записей. — Его начали в 1827 году, значит, на нижней палубе уже не будет 36-фунтовых пушек, только тридцатки. Зато на верхнюю помещаются уже не 18-фунтовки, как у «Людовика», а нормальные 30-фунтовые карронады. И тебе, кстати, тоже нужно это знать.

— Зачем? — разом подобрался пилот.

— А как ты станешь заходить на врага, если поступит приказ? Через стариков, которые даже картечью не успеют ударить, или там, где хоть всю эскадрилью накроют на подлете? Не всегда же рядом буду я или кто-то еще, чтобы разработать план операции. Так что учись, думай!

Алехин сосредоточенно кивнул, а тем временем Нахимов пересчитал и вычленил еще одну группировку во вражеской флотилии:

— Серия «Суфрен», 9 кораблей. Тоже переделанные под пар, раньше были 90-пушечные, стали 80-пушечные. Кстати, Григорий Дмитриевич, помните «Инфлексибель», что вы достали в Мемеле? Так вот эти такие же.

— Годы выпуска?

— С 48-го по 54-й. Как французы последнего Бурбона свергли, так и начали вкладываться в армию. И ведь рассказывали, что революция та была ради свободы и торговли, но… Похоже, современная торговля без пушек работает как-то не так, — Нахимов задумчиво почесал лоб под фуражкой и продолжил считать. — Вот еще королевские корабли. Всего две штуки, серия «Турвиль», заложены в 1847-м сразу с паровой машиной на 650 лошадиных сил. Хорошая остойчивость, но вот в маневре мощности не хватает. Если их вытащить без прикрытия…

Павел Степанович не стал продолжать, но и так было понятно, что у него постоянно крутятся в голове мысли: какие слабости есть у врага и как бы их использовать. Увы, у следующего корабля их практически не было. По крайней мере, для этого времени. «Наполеон» — первый в мире паровой линкор. Примерно в то же время в Англии были заложены корабли того же класса «Джеймс Уатт» и «Агамемнон», с которыми мне, кстати, уже довелось столкнуться в бою — но они были спущены на воду на несколько лет позже.

Оно и понятно. Те же французы, когда увидели проект Анри де Лома, и вовсе отменили строительство 130-пушечного «Десаи», а «Бретань» была переделана практически полностью. Стальной каркас и бронепояс добавили кораблю живучести и одновременно позволили поставить более мощную паровую машину, с которой «Наполеон» ставил рекорды скорости. 14 узлов для пара в 1850-е — это было очень много. В итоге если изначально класс линкора оценили как третий, то потом повысили до второго.

Кстати, классы в это время считали по пушкам. 130 — первый, океанический. 120 вроде серии «Геркулес» — второй. 110 вроде «Суфренов» — третий. И то, что по мере роста калибров и установки паровых машин пушек становилось меньше или что для количества могли докидывать мелочь вроде 18-фунтовок, как на стариках по типу «Людовика», никто старался на замечать. Сказано, столько-то кораблей классов с первого по третий, так и считаем, и на любых переговорах не забываем напоминать об этих цифрах.

Именно поэтому врага лучше внимательно рассматривать своими глазами, чем полагаться только на то, что заявлено в бумагах. Особенно иностранных… Тем временем в наш список добавилось еще три корабля второго класса: 90-пушечные «Альгесирас», «Аркол» и «Рудутабл» — по всем расчетам они должны были выйти только к концу этого года, но Наполеон III постарался и усилил флот до начала кампании. И во главе всего этого — «Бретань». 130 пушек, 1 класс — неудивительно, что после всех обстрелов тогда, во время первой бомбардировки Севастополя, она осталась на плаву и снова вернулась в строй. Причем, судя по легкости хода, с новой паровой машиной.

— Что-то еще? — я посмотрел на Нахимова. Тот вроде бы закончил с французами, но я-то ждал от них еще и плавучие батареи.

— Линейные — все, мелочь идет с британцами, ее посчитаем отдельно, — несмотря на все рассказы про силу броненосцев, несмотря на прямой пример с машинами Руднева, даже Нахимов все еще не верил до конца в новую опасность. — Итого 3 первого ранга, 11 второго и 11 третьего…

Много. Я мысленно сравнивал это с нашим флотом. Изначально к первому классу можно было отнести 4 корабля. «Три святителя», затопленный на входе в бухту Севастополя. «Двенадцать апостолов», пропустивший из-за ремонта Синоп, а потом так до конца и не вставший в строй. «Париж», который тоже должны были отправить на дно, а в итоге засунули в доки под какую-то модернизацию, затеянную Корниловым. Ну, и «Великий князь Константин» — его назвали в честь не самого приятного мне человека, но хотя бы этот был здесь, с нами.

Причем «Константин» считался полноценным первым классом — да, без пара, зато с полным набором мощных пушек. Двадцать восемь 68-фунтовых бомбических орудий на нижней палубе, семьдесят два 36-фунтовых на средней и два десятка 24-фунтовых карронад — на верхней. Никаких компромиссов по огневой мощи: любой противник, попавший под полный залп такого корабля, гарантированно отправлялся на дно. Еще бы попасть, конечно — но мы работаем над этим, работаем!

Такой вот был у нас первый класс, а второго — по факту не было. Следующие корабли вроде затопленных из серии «Султан Махмуд» или «Императрицы Марии» с их 80 пушками — это уже третий класс. На начало войны их было 17, сейчас осталось 5. Тем не менее, на гондеке каждого стояло по восемь 68-фунтовых бомбических пушек, способных пробить любую деревянную броню, и врагам постоянно приходилось держать это в уме.

— Так что у англичан? Сколько кораблей первого класса? — я не выдержал повисшей паузы.

— Всего два, — Нахимов повернулся ко мне немного удивленно. — «Дюка Веллингтона» они, похоже, решили оставить на севере, чтобы совсем уж не оголять Балтику, «Ройял Джорджа» вы сами потопили, остались «Британия», которая после того, как получила по полной под Севастополем, до сих пор выглядит потрепанной, и «Королева». Но эта еще полностью парусная, как наш «Константин».

Я тоже удивленно молчал. Действительно, картина, и… Слабость Англии, которая неожиданно начала уступать Франции на море, может плохо для нее закончиться. Как змеи готовы сожрать подставившихся товарок, так и тут — не удивлюсь, если в один день Наполеон III решит, что достоин большего.

— А второй класс?

— 90-пушечные «Орион» и «Кесарь», и еще 80-пушечные — «Маджестик» и «Колосс». Эти пришли с Балтики… — Нахимов задумался, что-то прикидывая. — Такие долгие переходы не могли не сказаться на команде — это нам в плюс. А из сложностей: англичане умудряются ставить тяжелые 68-фунтовые бомбические пушки на вторую палубу. Немного, всего пару, но при удаче это позволяет им чуть раньше врага начать поражение главным калибром.

— Всего четыре?

— Да, и всего 7 третьего класса. Следом 9 фрегатов… — Нахимов сам не верил, как сильно мы смогли потрепать Англию. Но тут он нахмурился.

— Что там?

— Плавучие батареи, о которых вы столько спрашивали. 10 французских типа «Девастасьон», 5 английских типа «Аетна», на каждой… — он долго всматривался в подзорную трубу. — По шестнадцать 50-фунтовых орудий. Котлы, видно, маломощные, но борта — стальные… Григорий Дмитриевич, а разве вы с Дубельтом не считали, что их будет всего три?

И что тут ответить? Что в нашей истории Наполеон III заложил 10 штук, а успел построить только треть? А тут дела пошли настолько плохо, что все выложились на полную и перевыполнили планы, запуская на воду то, что в обычной ситуации стояло бы на стапелях еще года два-три.

— Признаю, недооценил, насколько мы их напугали, — я покачал головой. — Из важного, имейте в виду: у французских батарей даже каркас сделан из стали, а англичане крепили броневые пластины сразу на деревянную обшивку.

Нахимов кивнул и продолжил:

— По составу видно, что они готовились не к морскому бою, а именно к осаде и штурму бастионов. Платформы, еще 24 канонерские лодки, чтобы держать под огнем все побережье, и под сотню транспортов, в том числе индийские морские пароходы. «Акбар», «Аджага», «Аукленд» — помню, эти названия печатали еще в майском номере «Морского вестника» в пятьдесят третьем.

— И сколько это пехоты?

— Тысяч пятьдесят-семьдесят. Больше, чем в 54-м под Евпаторией.

— А знаете, Павел Степанович, — я искренне улыбнулся, — выглядит страшно, много, но… А я ведь, если честно, ждал большего.

— И я, — адмирал расхохотался. — До чего дожили, встретили два сильнейших флота мира и говорим: мало.

— А знаете, что я еще подумал? — пришла в голову мысль. — В тот раз мы защищались под Севастополем, в этот раз — под Константинополем. Обнаглеют, и в следующий раз будем защищаться под Лондоном и Парижем!

Смех Павла Степановича стал поистине громогласным.

Закончив с разведкой и не подходя слишком близко к ползущим внизу судам, мы развернулись и полетели обратно. Нужно было перенести всю собранную информацию на карты и уточнить планы обороны. А в идеале… Мы не говорили об этом, но каждый думал: нельзя победить, только защищаясь. Нужно атаковать! Чтобы отбросить врага, чтобы нанести непоправимый урон, ну или, на крайний случай, чтобы сдержать и облегчить свое положение. Оставалось только придумать как.

Придумать в тот же день, конечно же, ничего так и не получилось.

А вот враг смог удивить. Сначала — когда мы разглядели на «Британии» флаг первого лорда адмиралтейства. Чарльз Вуд, сменивший в феврале Джеймса Грэма, решил лично проследить, чтобы объединенный флот добился успеха. Или же, учитывая, что до этого первый лорд занимался в основном политикой, он и сейчас, не сомневаясь в успехе, решил собрать все идущие вместе с ним лавры.

Во второй раз союзники удивили, когда не стали осторожно, как это было свойственно для них, ждать следующего дня, а сразу же попробовали обстрелять стоящий на европейском берегу Дарданелл Седд-аль-Бахр. И действительно, крепость выглядела совсем не внушительно.

— Не уважают, — выдохнул стоящий рядом со мной Руднев. Его время придет, если враг решит начать высадку десанта или попробует сразу залезть в Узости.

— Или не хотят повторять ошибку с Севастополем, — добавил я. — Тогда они, если бы напали с ходу, могли и ворваться в бухту. А так затянули, ну и ты знаешь, чем все кончилось.

Тем временем английские и французские корабли остановились где-то на расстоянии в 2 километра от берега. Все-таки привычка есть привычка. Союзники никак не могли поверить, что выучка и дальнобойные орудия перестали приносить им победы.

— На якорь встали, и пороховые облака вокруг них все растут, — Руднев посмотрел на меня, как бы спрашивая, а не стоит ли повторить налет с воздуха. Как в Севастополе…

— Задымление только вокруг первой линии, — я кивнул в сторону, где на карте по данным с отдельного разведчика зарисовывали все изменения. — Все корабли, начиная с третьего класса, стоят позади и с радостью встретят нас и ракетами, и митральезами, и авиацией.

И мы ждали. А враг шел вперед. «Вилла де Пари», «Людовик», «Королева» и «Британия» бросили якори, чтобы проще было пристреляться, и уже скоро их ядра начали разносить старую кладку Седд-аль-Бахра. Французские «Геркулесы» при поддержке «Ориона», «Кесаря», «Маджестика» и «Колосса» маневрировали у входа в бухту. Тоже на пределе дальности, тоже осторожно, но с каждым мгновением чувство опасности только росло.

А потом я понял, что именно мне так не нравится. В прошлом году английский и французский флоты действовали каждый сам по себе. Даже в одном сражении в одно и то же время они решали совершенно разные задачи, не обращая внимание ни на что другое. А тут — вместе, слаженно. Я чувствовал, что ставки могут еще вырасти. Так и вышло.

— Они выкатывают на палубы дальних кораблей «Ураганы»! — крик сидящего на связи Прокопьева вонзился в уши.

А вот и то самое усиление напора — небольшие самолеты не смогут сами кого-то атаковать, но вполне способны держаться в воздухе около часа. А значит, все это время будут наводить артиллерию, что для нас было бы совсем лишним.

— А вот и наша задача, — я выдохнул и направился в сторону своей «Пигалицы».

— А огонь с открытых судов? Выдержите?

— Есть у нас пара наработок на такой случай, — я даже улыбнулся.

Если с флотскими и армейскими мы провели тактические игры всего четыре раза, то среди пилотов мы гоняли друг друга каждый день. И хотелось верить, что теперь готовы ко всему. Так что еще полетаем! Я размял руки и болезненно поморщился. Пробитое плечо еще болело. После нагрузок на острове даже сильнее, чем раньше, но немного ведь потерпеть можно?

— Григорий Дмитриевич…

Возле «Пигалиц» меня встретили в полном составе первая и вторая эскадрильи. А впереди Уваров и Алехин — двое из ларца…

— Чего вам? — я уже понял, что меня ждет.

— Мы вас в небо не пустим! — Алехин упрямо хмурил брови.

— Отставить, мичман.

— Не отставим, ваше благородие! — Уваров сделал шаг вперед. — Вы нас учили оценивать свои силы! А у вас рука, мы же знаем! И вы тоже знайте! Полетите, и каждый рядом будет думать не о себе, а о том, чтобы вас прикрыть!

Вслед за Лешкой вытянулась вся первая эскадрилья. Действительно ведь прикроют… Даже собой.

— Готовы исполнить приказ! — проорал Алехин, а потом вторая эскадрилья вытянулась вслед за первой. Стоят, ждут, что скажу.

— Готовы они… — я не знал, что делать, ругаться или гордиться. — Слушайте приказ. Работает первая эскадрилья, вторая прикрывает. Стреляем на пределе дальности, ракеты не экономим, и чтобы между вами и кораблями всегда были враги. Как учились!

— Так точно, господин капитан! — пилоты расплылись в улыбках, а потом дружно бросились к машинам.

Почти у каждой уже махал флажками техник, показывая, что котлы набрали давление, и «Пигалицы» готовы к взлету. Ненавижу такие моменты, когда другие работают, а я вынужден только смотреть! Бурча себе под нос, я вернулся на наблюдательную позицию к Рудневу и снова взялся за трубу.

«Пигалицы» тем временем взлетали в небо — ровными ромбами, словно на параде. Английские пилоты тоже пытались выдерживать строй, но то ли им опыта не хватало, то ли движки не были откалиброваны и просто выдавали разную мощность.

— Со стороны солнца заходят, — Руднев тоже следил за боем.

— Что же они тянут? — волновался я. — Вышли же уже на шестьсот метров, пора и ракеты пускать!

— Не вышли, — Иван Григорьевич лучше меня определял расстояние на глаз. — Но уже совсем мало осталось.

И точно! Прошла пара секунд, и ведущая четверка выпустила все свои шестнадцать ракет и ушла вправо. Потом вторая — и влево. Третья и четвертая по итогам их пусков даже успели немного скорректировать свои прицелы, и новые волны ракет расцвели прямо над вражеским флотом. Хорошо накрыли: пусть на предельном расстоянии, но за счет количества ракет и точного замера дистанции у врага не было шанса. Из десяти «Ураганов» в небе осталось два, один тут же панически нырнул вниз — слишком быстро. Не самая удачная конструкция «англичанина» снова поймала штопор, и самолет швырнуло о волны. Вдребезги.

Последний поступил ненамного умнее — развернулся за нашими и попытался пристроиться в хвост уходящим «Пигалицам». Теоретически у него, конечно, были шансы выпустить ракету им вслед. Практически же его сразу сняла идущая с небольшим отставанием вторая эскадрилья.

— Идеально отработали, — Руднев хлопнул меня по здоровому плечу.

Я только кивнул в ответ, продолжая следить за своими. «Ураганов» в небе больше не было, но сами-то корабли и солдаты на них никуда не делись. Кого-то, правда, посекло остатками взорвавшихся в воздухе ракет, но большинство даже не задело, и теперь с десятков палуб под тысячу человек палили по улетающим «Пигалицам». Винтовки, митральезы, кто-то запустил одинокую ракету. Я до последнего боялся увидеть черный дым или услышать хруст несущих балок — но повезло.

Когда самолеты сели, я подошел и крепко обнял каждого из пилотов. За то, что справились, за то, что вернулись. Потому что такая победа была нужна сейчас всем. Нам самим, чтобы напомнить, кто сейчас царит в небе. Солдатам в бастионах, чтобы знали, что их всегда прикроют. И врагам — чтобы опасались, чтобы сдерживались, чтобы совершали ошибки. Увы, сегодня их больше не было.

Союзники отказались от попыток захватить превосходство в воздухе, но обстрел не прекратили. Сотни и тысячи ядер продолжали летать по крепостям на внешнем рейде. Большая часть без наведения шла мимо, но и той малости, что прилетала, хватало, чтобы сносить укрепление за укреплением. Орудие за орудием. И так весь день… Не терпелось дождаться ночи, чтобы хоть что-то восстановить, но враг еще не разыграл свой новый козырь.

В районе пяти часов вперед поползли плавучие батареи. Стальные броневые плиты на корпусах отражали свет медленно опускающегося солнца, а летящие с берега ядра если и попадали по ним, то лишь бесполезно отскакивали в воду.