Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только

...

До Надежды нужно было идти еще несколько десятков метров вниз, в центр кратера. Я помнил слова о том, что лекарству нужно развиться во мне, что ему требуется время и самое главное, мое яростное сопротивление смерти, во имя ее силы и властью. Араун медленно растворялся в тенях, видимо, предвидя скорый финал и не желавший оказаться рядом. Я не мог винить бога ни в чем. Даже казалось бы в вещах, в которых Араун был достоин высшего презрения, я отступил, смирившись и оставив позади все склоки и злостные мысли, направленные в его сторону. Он дал мне шанс умереть героем, как минимум. Умереть во имя чего-то праведного, великого, почти что святого. И это было, пожалуй, величайшим счастьем, на которое я мог надеяться перед смертью. Смерть во имя высшей цели, во имя кого-то, во имя целого мира… Мои обветренные, сухие губы, коснулись ледяных костей, составляющих края чаши, вмиг ощущая всю полноту телесных страданий, ждавших меня в скором времени. Чувствуя, как слизистую носа разъездает аромат смерти, как глаза начинают подергиваться, наполняясь горькими слезами и кровавыми капельками, текущими с переносицы, я не дрогнул душой и мыслями, мои пальцы не сорвались, лишь мысли жалобно стонали, подчиняясь инстинкту самосохранения, который выл в агонии. Я прожил так мало, твердило отчаявшееся сознание, подстрекаемое страхом, так предательске мало… Правда ли я готов сделать это? Да. Резкий, волевой приказ, исходящий от остатков моей воли, блуждающей в разбитом сознании, заставил меня вскинуть руку вверх, бесстрашно позволяя лекарству коснуться моей души. Будь что будет… Я терял столь многое, столь часто и без возмездия, что смерть имеющая смысл, уже казалась мне высшей наградой. И пусть в последние мгновения, я буду знать, что жертва моя, была необходима…

Вначале бренное тело охватили жуткие судороги, которые казалось, сломали мне каждую из костей в организме, поразив ее такой сильной дрожью, что та стала пылью. Мышцы начали рваться от напряжения, заставляя меня упасть на пол, подергиваясь и извиваясь от гнетущей боли. Пустая чаша рухнула на иссохшую землю, описывая вокруг меня полукруг. Сердце на секунду замерло, прекращая всякое движение, глаза застыли в одной точке, глядя вперед. Словно безвольная кукла… Я лежал грудой мяса, в котором отчаянно боролось пока еще цельное самосознание, активно призывающие убитые впервые же секунды органы работать, а конечности собраться воедино, подняв меня с острой, неровной земли, из недр которой вырывались гейзеры кровяного пара.

Что же я чувствовал сейчас? Пока что, только самое “безболезненное”, что было можно, и это давало стимул спешить, пока еще можно было. Мои конечности разъедала смерть, унося с собой кожу, плоть, мускулы и связки, которые кусками черной, обожженной плоти, срывались с костей. Сильнее всего пострадала и без того вечно изрезанная правая рука… Которая уже спустя несколько минут, стала чистыми костями, которые медленно наполнялись силой проклятия, и вследствии этого начинали обрастать коркой некротического панциря, по типу того, который был у арахнидов. Только вот проблема его состояла в том, что избыток смерти вскоре все равно заставит эту броню расколоться, унося с собой конечность. Боль во всем остальном организме можно было описать одним словом… Разложения. Я ощущал как гнил, как кожа отшелушивалась, оставляя незащенную плоть и внутренности, постепенно перестающие работать в теле. Гниль распространялась с ужасающей скоростью, не оставляя ни единый участок тела без внимания. Но это был лишь первый рубеж обороны моей сущности, который впрочем, являлся для такого количества лекарства просто картонкой, на пути у урагана. Дальше шло сознание… Следом душа, с потерей которой, закончится мое существование. Финал будет безболезненным… Ибо в тот миг, от меня уже не останется ничего.

Резким рывок, я заставил свои кости подняться, делая неуклюжие но быстрые шаги вперед. Мои глаза не видели ничего, потому как вытекли первыми же органами, подчинившимися проклятью, оставив пустые глазницы, из которых тянулся зеленый дым, пропитанный смертью. Мой язык отсох, губы сгнили и рассыпались, зубы выпали, оставив меня без каких-либо органов восприятия и чувств, кожа оставшаяся на пальцах левой руки уже перестала быть чем-то живым, став просто оболочкой, цепляющейся за остатки моего скелета. Но я точно знал куда идти. Я прекрасно “видел” этот мир, ибо наполненное смертью тело, тянулось к Надежде, как ничто другое в этом пространстве. Я чуял ее освященный благодатью лик, ее кровь стала моим ориентиром, чистотой и жизнью приманивая к себе. Но взамен ее благодати, которая давала еще отчасти существующему телу мимолетное облегчение, я разносил по ней одновременно заразу жизни и лекарство смерти. Медленно двигаясь вперед, переставляя по кровавому следу гниющие ноги и оставляя в нем ошметки гниющий плоти, я шел увереным шагом, волей скрепляя разваливающуюся плоть. И поскольку это было самым простым, самым легким этапом, я прилагал максимум усилий, чтобы двигаться вперед как можно быстрее, старался чуть ли не бежать, мучительно ощущая, как тело медленно подчиняется смерти, уже не способное ни оказывать сопротивления, ни испытывать боль, ни подчиняться мне как раньше. Нервные окончания оказались низведенными до пыли, перестав существовать во мне, сердце остановилось, разрываясь изнутри, остальное сгнило и осталось в сверкающей крови Надежды, которая уже не могла дать ни капли облегчения.

Мое тело оказалось уничтожено за считанные минуты. Это стало моим первым поражением, первой смертью. Ибо сломив тело, Она пришла к моему раздробленному болью, усталостью и страхом, отчаянному сознанию, неспособному на первых порах дать ей никакого сопротивления, никакого боя, ничто не могло дать Ей отпора. И даже напротив, чувства, мысли, целые куски памяти с удовольствием отдавались в ее холодные, болезненные объятия, жаждя наконец подобия покоя или банального отдыха, который находили в окончании своего существования. Это было не остановить… Не убрать, не изменить, не обратить вспять. Зато на меня волной хлынули воспоминания, в особенности связанные с посвящением. С днем, когда я впервые испил этот яд, когда впервые занес лекарство смерти в свою больную душу… С днем, когда я практически истребил самого себя, оказался по ту сторону жизни. Прошло восемь долгих, полных страданий и редких радостей лет, и вот… Я позволил смерти захватить себя полностью, не оставив самому себе ни шанса на спасение или счастливый финал. Я понял это уже вскоре, когда начали являться Они, вестники моего конца.

Призраки слепили существо, лишившиеся глаз. Призраки имели плоть, кровь и голос, но не были реальны даже в пространстве, где было реальным существо без плоти и сердца. Призраки мерещились мне в тех местах, где казалось мой разум уже погиб, сломленный под бессмертным натиском Смерти. Призраки были мною… И одновременно с тем, я не узнавал никого из них, теряясь в лицах, игнорируя слова, касаясь небытия. Они парили над землей, светящимися огоньками, внутри которых, разъедая насквозь и властвуя без конца, резвилась смерть. Но их лица не дрожали, не менялись их улыбки, не сходили слезы, до последнего не тускнели горящие зрачки и не опускались поднятые руки. Но как бы я не старался, я не мог узнать хоть кого-нибудь, кроме редких видений самого себя. Весь мир сейчас был для меня лишь тусклой, не имеющий ни цветов, ни форм картинкой, в которой светилась благодатная кровь Надежды, и сотни признаков расколотого сознания, от большей части которого не осталось ничего, кроме блестящих осколков, столь мелких, что невидимых даже богам, но таких ярких для меня самого, что оказались способны слепить.

Мой ход замедлился, а оставалось еще чуть меньше половины, но ничто уже не желало подчиняться мне, да и подчиняться, как оказалось, нечему. Вслед за моим побежденным разумом, который остатками и тонким слоем оказался размазан по черепной коробке, еще не побежденный до конца, но точно разбитый в генеральном сражении, стала крошиться и изначально проклятая душа, последний оплот, который с распростертыми объятиями встречал свой покой, принесенный извне, и так давно желанный ею. Ничто не было для отравленной сущности так желанно, как процесс умерщвления, не было для него ничего более прекрасного, чем тишина, он так устал от шума жизни, так устал слышать биение сердца и пульс крови… Я застыл на месте, не видя ни стимула двигаться, ни воли на это, ни приказов для движения. Смерть пожирала меня, словно волк жрущий раненную лань, не успевшую сбежать вместе с остальными. Только вот лань… могла сопротивляться хоть как-то. В то время как я оказался парализован и вынужден ощущать, как душа распадается на части.

- Речка! Речка! - Далекий возглас коснулся моего сознания, возвращая в него частички жизни, принесенные такой же благодатью, которой на первых порах лечилась моя плоть. Какой знакомый голос… Вокруг были сотни призраков, лиц который я уже не узнавал, но внезапные слова, первые, которые я смог услышать за целую вечность полную боли… Они были где-то там, я должен был их найти! Должен узнать владельца, хоть на секунду увидеть его лик… Застывшее в крови Надежды тело ожило, медленно переставляя трескающиеся ноги и в нетерпеливой жажде узнать, откуда течет эта мелодия, продолжило свой путь. - Там наверно есть клад!

На секунду, голос исчез, но эта секунда чуть было не стала роковой. Боль действительно больше не терзала мое тело, но душа… Из пустых глазниц текли зараженные слезы, являющиеся выброшенными, мертвыми воспоминаниями, которые шипящей кислотой прожигали землю подо мной, растворяя в себе кровь. Голос привел жалкие остатки сознании в возбуждение, заставив их медленно собираться и оживать. В них вспыхнула, словно святое пламя, единственная истина, которую я смог найти для себя в этот миг, и услышанную мною давным давно… Но не мог сейчас вспомнить от кого конкретно. “Нет нужды боятся смерти… Ведь из-за нее, каждая секунда жизни ценнее, чем любое золото.” Эта слащавая мысль не могла разрушить всего, она не могла уничтожить смерть, но она вернула в остатки моей сущности то, что мне предстояло убить. Надежда… Хах… Как глупо, она помогала мне… Даже когда я шел по ее душу, она тянулась ко мне своими лучами, пытаясь помочь. Наверное, она тоже устала, как и я… Наверное, ее боль не проходит, ведь сознание осталось живо.

- Конечно сынок, там может быть абсолютно что угодно… - Раздался теплый голос, такой знакомый для остальных призраков, что синхронно откликнулись на него, поворачивая свои нетронутые смертью лики. Где-то неподалеку, в стороне от реки крови, я увидел двух призраков, еще нетронутых проклятьем, ребенок и… женщина. Молодая, с длинными волосами, в простой одежде с изображенными на ней цветами. Мое тело болезненно дрогнуло, на секунду теряя всякую целостность… Во мне вновь что-то сломалось, заставив сознание разразиться горестным плачем. В реку начали капать новые слезы, которые вскоре достигли двух призраков, медленно разрушающихся под гнетом проклятия, что вмиг сжигало их образы, но не слова. - Главное, верить в это… - Успела прошептать женщина, после чего исчезла навсегда, унося с собой и второго, чье лицо я увидеть так и не сумел. Еще один уголок моей памяти умер, еще одна часть сердца оказалась принесена в жертву этому миру. И в этот же миг, словно помня мою предыдущую слабость, раздался следующий, манящий голос, где-то неподалеку от меня, такой задорный, бойкий и веселый… Против которого я не мог сделать ничего, и не мог ничего противопоставить. Но который так больно ранил, вынуждая следовать дальше. Я должен увидеть лицо… Хоть чье-то лицо, попрощаться с ними… от лица… Боже, как же меня зовут?

- Ну чего ты там мнешься, а? Пошли уже… - Я вновь двинулся вперед, оставляя позади всякие вопросы, но на этот раз куда быстрее, в надежде что лицо не исчезнет. Душа истекала странной болью, уже не принадлежавший смерти, я просто… тосковал. Это было так глупо и так смешно, я умирал всем своим естеством, и даже так… испытывал меланхолию, даже так не мог просто погибать счастливым. Подобная нелепица вызывала во мне хриплые, отчаянные звуки, которые должны были быть смехом, но на деле, слышались лишь предсмертные стоны, исходящие из того, что когда-то являлось моим горлом. - Иди ко мне, пока нас не увидели…

- Ты уверена в этом… - Вновь раздался знакомый голос, уже старше. Правда, услышать имя мне не дали, заглушив резким ударом и звоном в сознании, похожим на разбитое сте… разбитое….

Смерть вновь попыталась атаковать мою душу, что уже не хотела умирать так просто, так легко отдаваясь ей. Появилась цель, увидеть лица, услышать имена, почувствовать взгляд… Я упустил эту возможность в прошлый раз, но сейчас все будет иначе! Тело повинно двигалось вперед, собою отравляя все, что было вокруг, но гонимое внезапно разгоревшимся, тусклым пламенем, которое впрочем не могло спасти всего. Правая рука окончательно сгнила и отвалилась, оставаясь где-то позади. Ребра, грудная клетка, вот вот были готовы повторить это, но позвоночник и самое главное ноги, держались, позволяя идти дальше, на отзвуки голосов.

- Если нас увидят, то могут и выговор сделать, а ты ведь знаешь, что моя мать…

- Дурья башка! Девушка приглашает тебя к себе домой, а ты ломаешься… - Еще рывок вперед… И еще шаг! Я наконец добрался до голосов, останавливаясь на месте и глядя, как один призрак, с острыми, эльфийскими ушами и озорной улыбкой, рассекающей пространство, хватает за локоть второго. Лиц опять не было видно, они скрылись в отблесках какого-то странного света… Но я отчётливо видел, как на левой руке остаются следы ее ногтей, въевшиеся в оголенную кожу. Левая рука… Я поднял свою культяпку, на секунду видя, как на ней словно вновь проявляется мясо и кожа… Как на ней сверкают остатки ее ногтей, порезы, помада… В душе рухнул еще один осколок, не в силах противостоять ни проклятью, ни моей собственной слабости. Все оказалось вновь брошено, то не вернуть… Ничто не вернуть, сознание издало отчаянный вой, видя как оба призрака растворяются в смерти, успевая проронить последнее свои последние слова. - Ты ведь не откажешь мне, да? Нужно всего лишь идти вперед… это не так сложно.

Меньше трети пути… Я был так близок. Но мир словно не хотел быть спасенным, словно… Не желал избавления, но зато смеялся надо мной, злостно, издевательски, жестоко. Кости ног обломились, заставляя рухнуть в объятия золотистой крови Надежды, жестко и хаотично ласкающей мертвые кости, на которых кое-где до сих пор трепыхались куски мяса и редкая ткань, оставшаяся от одежды, что просто въелась в белые кости. Волны захлестнули грудную клетку, унося в себе проклятое, пораженное насквозь проклятьем, сердце, уже давно ставшее просто мясом, испорченным, тухлым мясом. Сознание заполнил кошмар и ужас, перед глазами все померкло, скрываясь перед течением крови, шум ее движения, удары о выступы, магические вибрации заполнили разум своим пением. Смерть больше не сдерживалась отчаянным сопротивлением сознания, напирая на искореженную душу, задолго до этого мертвый участок бил в спину, желая воссоединиться с остальной армадой, и уже не видя света даже там, где он мог бы быть. Руки безвольно застыли, не зная куда ползти, кровь была повсюду, где… где же находилась Надежда? В какой стороне? Я ведь не мог… нет…

- Эй, сюда! - Раздался впереди чей-то бодрый голос, я с трудом поднял изнеможенную голову, начиная цепляться за неровности, подтягивая себя к очередному голосу, дрязнящему меня впереди. Не в моих силах было определить его пол или значение, казалось, он одновременно был безликим, и в тоже время соединял в себе всех, кого я когда-либо знал. Грудь и ребра окончательно стерлись о выступы, одна единственная рука с трудом справлялась с поставленной задачей, перекидывая меня вперед и иногда срываясь, откалывая от себя частички.

- Не отставай, Руфи! - Вновь раздался чей-то голос, на этот раз, сбоку от меня. Череп повернулся по направлению, видя призрака небольшого роста, с скомканной бородой, но зато во всеоружии, блестящим как… Как… Уже неважно… Моя аура вмиг поразила его, начиная жадно растворять в себе. - Двигайся вперед, мы почти дошли!

Кто-то, кого я знал… он в меня верил… нужно идти. Душа отчаянно сопротивлялась, словно держа собою последний рубеж обороны, за которым уже не было натурально ничего. Моя рука медленно тащила останки тела, повинуясь последним кусочкам мозга и разума, что никогда не могут быть уничтожеными, но которые просто падут, без души. Да… Я ведь был так близок, почти ощущал свет свет…. который был нужен. Просто двигаться дальше… единственное правило, что было применимо к этой ситуации, что должно было быть применимо… Чтобы… я уже не помнил, чтобы что.

- Не забывайся, Рисс… Ты еще не сделал достаточно. - Шерох голоса вновь привлек мое внимание, дымка… Просто черная дымка… Но даже она не ушла от власти смерти, которая развеяла ее в пространстве, разнося по пространству. - Вперед…

- Да, ты еще не закончил, ты не умрешь сегодня. - Шипящий тембр, высокий силуэт, словно вьющийся вокруг этого мира и не способный остановиться. Я уже не отвлекался на голоса, четко следуя вперед и зная, что… зная что….

Душа таяла, оставляя в крови след моей, алой от напряжения жизни, идущий вместе с ихором Надежды. С каждым движением, мне было все сложнее сделать следующее, разум пал, остатки его бежали в душу, где не нашли ни пристанища, ни покоя… - Не сдавайся… Сколько раз мы выживали? Выживешь и сейчас… разве нет?

Нет… не выживу… Голоса перестали достигать меня, какие-либо звуки и отклики затихли, моя душа осталась на своем последнем рубеже, за которым только смерть и тьма, а тело рассыпалось на глазах, исчезая в потоке ихора. Пальцы надламывались на камнях, постепенно уплывая назад, хотя казалось, что я уже дополз… но все, что осталось, только голова, дрожащий позвоночник и культяпка правой руки, которая остановилась, застыв в очередной судороге, уже не в силах сдвинуть меня с места. Все охладело… Мысли застыли, не рождая новые и не пытаясь мыслить. Душа умерла, скинутая с пьедестала власти в самую низ, в ничто. Смерть же методично уничтожала ее остатки, зачищая испорченную сущность, преобразуя в свое новое пристанище. Все закончилось, оставив меня застывшей статуей, так и не добравшейся до своей цели, так и не оказавшейся достаточно сильной, достаточно упертой, достаточно верной обещаниям и собственным желаниям. Но почему-то, я не ощущал покоя. Я не видел света, тьмы, я видел все что видел раньше, размытый мир, текущую реку, сотканную из волокон магии. Я оказался заперт в себе… Словно что-то незначительное, последнее, что осталось во мне от гордого существа, таилось на прокаженных пространствах души, до сих пор ждало меня там… Надеялось, что сможет откликнуться и сделать последнее движение, которое принесет мне избавление от всякой боли, от всяких страданий. Что принесет миру счастье… радость, Надежду…

- Я скучаю по тебе… - Холодный голос, течение волны… Внезапно, все это начисто разрезало тишину, заставляя душу дрогнуть, не веря в то, что она услышала слова. Так холодно… И в тот же момент, так жарко, перед моими глазницами вспыхнуло второе солнце, тянущее ко мне свои пылающие руки, я уже не осознавал ничего из происходящего, все слилось воедино, в один поток, в одно течение реки… Но тот прекрасный образ, сотканный из чистой невинности, такого родного мне одиночества, из одержимости, постигнутой лишь немногим… И столь же немногими признаваемой, врезался в душу так бесстыдно и дерзко, что не смог не всколыхнуть ее. Неведомое тепло обожгло меня, чуть было не уничтожив последние остатки сущности, что покоились в этом месте. В сердце мелькнула искра, предвещающая скорый, неизбежный пожар, что сожжёт всю тьму, всю боль и ненавистный страх. . - Я надеюсь… Что ты еще вернешься ко мне, пожалуйста… - Эфемерная, нереальная но существующая рука, сотканная из этого хаотично обжигающего света, дрогнула. Мой культяпка, до этого отказавшаяся делать хоть что-то, потянулось вслед за ней, вперед и касаясь того обжигающего жара, которым был призрак.

А после… пространство уже не смогло выдержать того, на что я его обрек. Оно оказалось первым свидетелем того… Как абсолютная смерть отступает…

Перед огнями новой Надежды.