Отряд «Шуздры», собравшийся в гостиной на инструктаж, смотрит на меня как-то по-новому. Даже Мерсана, ещё вчера всеми доступными взгляду частями тела выражавшая недовольство моим руководством («Я здесь самая старшая! Разумеется, командовать должна я!»), не кривит презрительно физиономию. Если честно, мне уже плевать. Они столько раз переходили от «ноги мыть и воду пить» к «чёрным меткам» и обратно, что меня эти качели попросту утомили. В конце концов, у меня есть планшет с кнопкой «Выключить башку», и, если что, я не постесняюсь им воспользоваться. Поэтому не выясняю, в какой сегодня фазе наши отношения, а кратко довожу до сведения, что мы опять выдвигаемся в пустоши. Поэтому всем нацепить броню, Кери проследить, чтобы машина была полностью заряжена, Зонику — проконтролировать, чтобы боекомплект был полон, Тохии — озаботиться пайками на неделю и водой по максимуму, Дженадин — пополнить медсумку, которую пришлось распотрошить вчера, Шоне… Шоне остаться на допинструктаж.
Все захмыкали так, как будто я её собираюсь прямо тут в гостиной раком поставить. А я, к сожалению, не собираюсь. Пока все думают, что у меня гарем, я уже не помню, когда у меня был секс.
— Шонь, у меня к тебе короткий личный разговор.
— Да, командир?
— Не лезь к Дмитрию. Во-первых, у него девушка беременная, а во-вторых, он прекрасно видит все твои фокусы. Его это просто забавляет.
— Ревнуешь, да? — надулась Шоня.
— Нет. Просто не хочу, чтобы ты обломалась.
— Это не твоё дело!
— Абсолютно, — признаю я. — Но я сказал, ты услышала. Решай сама.
— Вот и решу!
— Свободна. Иди одеваться, скоро выезд.
— Так точно! Неужели команды раздвинуть ноги не последует?
— А ты хочешь?
— Нет, но у тебя же планшет есть.
— Не думаю, что там найдётся подходящий скрипт. Шоня, я действительно забочусь о тебе.
— Иди в задницу.
Вот и поговорили.
— Твоя популярность, как всегда, беспредельна, — комментирует Лирания.
Оказывается, она стоит в дверях у меня за спиной.
— Я за ней не гонюсь.
— Я заметила. Ты с удручающей регулярностью спускаешь свою репутацию в унитаз.
— А она у меня есть?
— Иногда накапливается. Не совсем же они идиоты, твоя корпа. Вчера мне с придыханием рассказывали, как ты чуть не сдох, спасая детей, как это круто, и какой ты офигенный. А сегодня тебя уже шлют в задницу.
— Они эмоционально нестабильны, факт. Тому есть множество причин, начиная с возраста.
— Мы все плюс-минус одного возраста.
— Ты тоже, между нами говоря, не образец уравновешенности.
— Я ебанутая на всю башку остервенелая сука, — признаётся Лирания с некоторой даже гордостью в голосе. — А ты, Док?
— Как ты только что видела, я не могу служить позитивным примером выстраивания отношения в коллективе. Давай сойдёмся на том, что все мы не идеальны, но других нас у нас нет, а значит, придётся обходиться теми нами, которые есть.
— Завернул! — усмехнулась Лирания. — Но я о другом, Док. Я за тобой давно наблюдаю.
— Зачем?
— Тебе соврать или послать нафиг?
— Как хочешь.
— Тогда скажу тупую правду — ты мне важен. Будь на моём месте нормальная девчонка, то можно было бы сказать «влюбилась», но поскольку на моём месте я, то я об тебя поранилась. Мне об тебя больно, а боль — это единственное, что я ещё чувствую. Но речь не обо мне. Речь о тебе.
— И что со мной не так?
— Тебе всё перечислить?
— Хотя бы начни.
— Ты дико странный. «Мало ли, — подумала я сначала, — может, ему тоже досталось. Не тебе, Лирка, говорить, сама такая». Но я продолжала наблюдать, и чем дальше, тем больше видела. Твоя «сестра», забывшись, называет тебя «папой», ладно. Допустим, шутка. Твой брат дразнит тебя «папашей». Это может быть той же шуткой, но он, как ни язвит в твой адрес, а фактически признает твоё право командовать. Старшие братья так себя не ведут. Его девушка, называющая тебя «Михл», то и дело обращается к тебе на «вы» и вообще выражает уважение, отнюдь не подобающее всего лишь младшему брату её парня. Ведёт себя так, как будто чем-то сильно тебе обязана. Продолжать?
— Давай, это становится любопытным.
— Перехожу к козырям. Берана. Тохия пересказала их разговор — та страшно удивилась, увидев тебя пацаном и выясняла, с каких пор Нагма тебе сестра, а не дочь. При встрече она говорила с тобой так, как будто вы знакомы много лет, имели общие дела, и она тоже тебе чем-то обязана. Упоминала, что вы были знакомы с Креоном. Тот уже два года как пропал, вы познакомились в твои тринадцать? И были при этом союзниками?
— Не назвал бы это «союзом», но продолжай.
— Калидия. Не делай удивлённые глаза, я знаю, что Верховная Владетельница тут. Нагма проговорилась Оньке. Проболталась, что вы давно знакомы, и назвала «худая-вредная». Она тоже тебе чем-то обязана, да?
— Она так не считает, мне кажется, — я уже откровенно улыбаюсь. — Благодарность не относится к числу её достоинств.
— Сколько лет тебе на самом деле, Док? Или Михл, или как там тебя?
— Михаил. Но Док короче, и я больше привык к позывному.
— И сколько тебе лет, Михаил?
Я сказал. Прекрасно понимая, что за этим последует. А что мне терять? Дело ведь не в разнице возрастов. Я никогда не был хорош в отношениях.
— Я всегда знала, — сказала Лирания тусклым голосом, — что если мне кто-то всерьёз понравится, то это окажется в лучшем случае маньяк-убийца. Он расчленит меня, вынесет на десять помоек в десяти мусорных пакетах, и так моя жизнь получит логичное и заслуженное завершение. Но это уже чересчур. Господи, да ты старше моего отца! И я с тобой трахалась! Какой пиздец.
Я молча пожал плечами. А что тут скажешь?
— Я не спрашиваю тебя, почему ты не сказал, — добавила она. — Я всё понимаю. Я спрашиваю только, почему я такое беспросветное дерьмо? Почему в моей мерзкой, говна не стоящей жизни, не может случиться ничего… Не хорошего даже, чёрт с ним, а хотя бы не совсем отвратительного? Чего-то, что можно вспомнить и не сблевать?
— Ты вовсе…
— Заткнись. Мне надо это как-то пережить, извини. Или не пережить, ещё не решила. Я пойду.
— Стой, — я крепко взял её за плечо, ожидая, что в ответ она ударит меня, укусит, или как минимум обругает. Но она, видимо, ещё слишком шокирована.
— Послушай. Наши отношения…
— Не было у нас никаких отношений! — выкрикнула она с горечью и слезами в голосе.
— Наши отношения, которых не было, — не отступаю я, — это то, что случается между прижатыми друг к другу жизнью людьми. Мы потерялись в чужом незнакомом мире, и, нащупав друг друга, вцепились как смогли. Чтобы не остаться одним. Чтобы не истечь кровью от потерь. Это не имеет отношения к возрасту, полу, жизненному опыту. Это не любовь и не страсть. Это взаимное зализывание ран, всего лишь.
— Может быть, ты и прав, — мрачно сказала она, подумав, — а может быть, ты просто гнусный старикашка-педофил, который обманул меня и трахнул.
— Я тебя трахнул?
— Ну ладно, я тебя трахнула. Но обманул меня ты! Блин, звучит абсолютно идиотски. Мне правда надо об этом подумать.
— Но ты не сделаешь никакой глупости?
— Нет.
— Честно?
— Это, в конце концов, далеко не самое паршивое, что случалось со мной в жизни. Если подумать, то мне даже понравилось. И всё равно, это какой-то пиздец.
— Я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь. Но, раз уж у нас сегодня такой день честности, скажешь мне ещё одну вещь?
— Что угодно.
— Почему я?
— В смысле?
— Если тебе, развратному старику, восхотелось молодого тела, то у тебя была всеобщая давалка Дженадин, у тебя была Шоня, которая в сто раз меня краше, полная Средка блядей и так далее… Зачем тебе я? Будь тебе и правда шестнадцать, я бы подумала «любовь зла». Я так и думала, собственно. Сама страдаю разрушительными привязанностями. Но тебе не шестнадцать, ты не мог в меня влюбиться. Я не понимаю.
— Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне почему-то очень дорога. Как только увидел, сразу к тебе потянуло. Не ради секса, хотя и это тоже, просто… Сам не знаю. Я, похоже, тоже страдаю разрушительными привязанностями. Может быть, однажды расскажу тебе пару историй. Если ты захочешь слушать, а не занесёшь навеки в число «блевательных воспоминаний».
— Я подумаю над этим, дяденька, — фыркнула она. — Ну почему в твоей дурацкой жизни, Лирания, всё всегда должно идти исключительно через жопу? — это она уже не мне, а сама себе вслух, удаляясь по коридору.
По крайней мере, настроение у неё теперь не суицидное.
— На минутку, — отвлёк меня Дмитрий от проверки готовности уже погрузившегося в машину подразделения.
Увы, я пока не настолько доверяю своим подчинённым, чтобы оставить это на самотёк.
— Рядовой Тохия!
— Ась?
— Хренась! Я что сказал про воду?
— Что?
— «По максимуму».
— И что?
— Почему в баке половина?
— Так ты же сказал «из расчёта на…» Насколько ты там сказал?
— Это я сказал про пайки. И ещё, вода свежая или с прошлого раза осталась?
— А что ей сделается? Это же вода!
— Так. Бегом — воду слить, новую налить, пайки перепроверить, боекомплект перепроверю сам, и если хоть одного патрона не хватит…
— Поняли, поняли! — засуетились мои бойцы.
— Извини, — вернулся я к Дмитрию. — Это не самые невдалые новобранцы, которых я видел, но в пятёрку войдут точно.
— Давай отойдём, — предложил он.
Когда мы отдалились от места стоянки, он тихо сказал:
— Есть паршивые новости.
— Других давно не слышал. Ну что же, радуй.
— Я нашёл своего проводника.
— Разве это не хорошая новость?
— Нет. Он говорит, что все кросс-локусы прекратили работать, и новые не создаются.
— А так бывает?
— Он говорит, что слышал о таком. В страшных байках, которыми пугают новичков.
— И чем же таким их стращают?
— Что иногда мир закрывается. Без всяких причин, просто так. А потом, когда открывается, он уже пустой. Что бы там ни произошло, никто не выживает. Называется «коллапс». Типа, все те пустые миры, которых в Мультиверсуме до черта, прошли через это.
— Звучит не очень правдоподобно, — сказал я.
— Скорее всего, про «коллапс» байки контрабандистов, но то, что кросс-локусы закрылись, печальный факт.
— То есть свалить не выйдет.
— Увы. Так что, папаша, как бы мне ни было неприятно это признавать, надежда моя отныне на тебя. Что в твоей бедовой головушке остались не только подростковые гормоны, но и вся твоя хитрожопость.
— Моя? Хитрожопость? Ты меня ни с кем не путаешь?
— Напомни, за двадцать лет приключений сколько выжило из первого состава вашей знаменитой шайки межмировых мародёров?
— Никакие мы не мародёры!
— Трое вас выжило! Трое! — проигнорировал мой протест Дмитрий. — Ты, Слон и Змеямба! Да и то, последняя исключительно за твой счёт. Так что я очень надеюсь, что у тебя и в этот раз получится. Потому что больше мне надеяться не на что. А у меня Алька. И она беременна. Твоим, между прочим, внуком. В общем, это была мотивирующая речь. Она окончена. Пиздуй выживать, папаша.
— Что-то надвигается, — предрекла мрачно Костлявая.
— А можно как-то конкретнее? — раздражённо спросил я, вручая ей маршрут конвоя.
— Это что такое? — она покрутила перед собой лист с пометками. — Ты рисовал карандашом, вставленным в жопу?
— Это не я. Блин, кто из нас кочевник и клановый прем? Разберёшься как-нибудь. Сеть небезопасна.
— Ладно, разберусь, — Костлявая сложила листок и убрала в карман комбинезона. А насчёт конкретики… Я, конечно, из клана ушла, но кое-кто мне там кое-чем обязан. В общем, пегля на хвосте принесла, что ребят снова накручивают. «Город то, город сё, а как было весело им навешать, а не пора ли повторить…»
— В этот раз так легко не прокатит. Средка набита вооружёнными патрулями.
— Я понимаю, но в кланы грузовиками завозят дышку. Ну, ту, новую. И раздают, что характерно, бесплатно. В нагрузку к патронам.
— И кто это такой добрый?
— Понятия не имею. Везут-то клановые, но кто их нанял?
— Похоже, что если в прошлый раз кланам позволили безнаказанно натянуть город, то на этот раз будет наоборот. Тот, кто дирижирует ситуацией, решил поднять боевой дух «Городского Фронта» и частично скормить им кланы.
— Кланы сами кого хочешь схарчат.
— Не в условиях городского боя с противником в броне и с имплантами. Они, конечно, дорого продадут свою жизнь, и крови будет много… Возможно, в этом и замысел. Чем больше пролито крови, тем меньше шансов на мир.
— Мне это не нравится, мелкий прем!
— Мне вообще ничего не нравится, Костлявая.
— Пойдёшь с нами в поиск?
— Не вижу смысла. У нас тихоходная машина, и мы не знаем местности. Будем обузой.
— Может, хоть доедешь до нашего лагеря? Посмотришь, как там детишки…
— Ладно, это, пожалуй, стоит сделать. Вы далеко встали?
— Нет, пара часов ходу, не больше. Мы сняли все небитые батареи с той леталки, теперь у нас приличная автономность, но заряжаться-то всё равно надо. Так что стоим возле энергопорта. Поехали, провожу вас.
Временный лагерь нового недоклана расположился вокруг вышки ЛЭП, от которой кабели идут к машинам и к одному из автотралов, на котором смонтирована соединённая на скорую руку куча аккумуляторов, каждый размером с легковушку. Не могу понять, почему электричество в пустошах до сих пор не отрубили. Я бы с этого начал. Даже если нет возможности добраться до рубильника, тупо взорвать опоры, и бери кланы голыми руками. Похоже, бенефициары конфликта отнюдь не заинтересованы в безусловной победе одной из сторон.
Дети с упавшей леталки чувствуют себя, в целом, удовлетворительно. Я провёл общий осмотр, самые срочные терапевтические мероприятия, раздал рекомендации женщинам, которые за ними присматривают, но жизни их вне опасности. Единственное, что мне совсем не понравилось, — у примерно половины детей появились окрашенные выделения из слёзных желёз. Того же типа, что у клановых детишек. Вроде бы никакого вреда глазным яблокам и слизистой век они не наносят, но выглядят жутковато.
Нашёл Костлявую, которая готовит к выезду разведывательную мотогруппу. Завистливо полюбовался, как чётко её слушаются, потом отвлёк.
— Ты можешь найти где-нибудь неоновые лампы, как в городе?
— Нафига нам этот вырвиглазный свет? Меня и Средка-то всю дорогу им бесила…
— Похоже, с ним всё не так просто…
Рассказал премше о предполагаемой роли неона в нейтрализации действия Чёрного тумана.
— Так Чёрного тумана уже сколько лет нету! — удивилась она.
— Никуда он не делся, — объяснил я. — Просто в городе научились его обезвреживать, и он как бы перестал быть «чёрным». Стал неоновым. Но вы-то не в городе.
— То есть нам просто никто об этом не сказал? — дошло до неё. — Город действительно специально убивал наших детей?
— Всё сложнее. Городу зачем-то были нужны именно такие дети, но своих ему было для этого жалко. Что странно, потому что их было не жалко для другого… В общем, извини, я пока не понял глубинных причин происходящего.
— Мне и поверхностных достаточно, — жёстко сказала Костлявая. — Возможно, идея войны с городом не такая паршивая, как мне казалось…
— Прем, а прем?
— Лендик? — я уже и забыл про этого пацана.
Надо же, Костлявая и правда увезла его из клана. Не то чтобы он выглядел от этого счастливым, но…
— Встань с подветренной стороны, — попросил я его. — И я тебе давно уже не прем.
— Ну да, говном я, наверное, на всю жизнь пропах… — признал он. — Говна тут много, а воды мало. Прем… То есть Док, забери меня отсюда, а? Куда угодно! Хотя бы просто в город! Я вернусь в низы и буду ждать аренды. Я просто не понимал своего счастья! Всё что угодно лучше, чем носить вёдрами говно!
— На хрен ты мне сдался? Нюхать тебя всю дорогу…
— Блин, да хоть снаружи на капот посади! Только отвези в город! Я всё осознал! Я был не прав! Я был козёл! Я больше не буду!
— Ну… Не знаю. В следующий раз спрошу у Костлявой.
— В следующий раз? У Костлявой?
— Теперь ты её собственность. Не могу же я тебя забрать без спроса? Даже если бы хотел. А я не хочу. Тут от тебя польза — говно носишь, а там вообще никакого проку не будет. Запомни — всякий труд почётен!
— Блин!
— А как ты думал? Никто не любит предателей.
— Послушай, а если я тебе расскажу что-то очень важное?
— То я тебе, скорее всего, не поверю. Предавший однажды предаст снова, — отмахнулся я.
— Нет, правда, это реально ценный секрет!
— Откуда тебе знать какие-то секреты? В говне ведром начерпал?
— Да нет же, это ещё тогда, ну…
— Когда ты нас сдал?
— Ну да. Я тебе говорил — мне женщина одна предложила быть пилотом, ну я и не выдержал. Вы мне, в общем, были никто, а тут — мечта жизни! Кто бы устоял?
— Любой немудак?
— Может быть, — не стал спорить Лендик. — Да, я мудак. Но я знаю, где у них хранится леталка! Мне её показали, чтобы я поверил. Мне даже дали на ней взлететь и сесть обратно, и у меня получилось. На самом деле, на виртуальном тренажёре даже сложнее было.
— Да её там, может, давно уже нет… — засомневался я.
— Почему это нет? Место удобное, скрытое, есть зарядный порт, а вот пилота у них как раз нету. Я это потом понял, когда всё обдумал. Когда говно черпаешь, много времени на раздумья… Если бы у них был хоть какой пилот, пусть даже кибер, они бы его на дублирующий штурвал посадили — мало ли, вдруг я не справлюсь? А я один летал! Так что они не могут переместить леталку, это просто некому сделать! А я могу! Если ты меня отвезёшь в город, я её для вас угоню!
— И мы будем обречены на провонявшего говном пилота, — вздохнул я. — Потому что никакого другого у нас нет…
— Так что, сделка? — спросил с надеждой Лендик.
— Чёрт с тобой… Сейчас напишу Костлявой…
«Ты слишком добрый», — ответила Костлявая, и я счёл это за согласие.
— Зачем нам этот говнюк?! — возопила Шоня.
— Прем, надеюсь ты не засунешь его к нам в машину? — спросила брезгливо Колбочка.
— Пусть едет снаружи! — поддержал Зоник. — Можно на трос привязать, и волоком…
Но я их не слушаю. Ко мне неровной стайкой идут дети.
— Где Нагма? — спрашивает синеглазое дитя, улыбаясь кривоватым ртом.
— Мы хотим играть с Нагмой! — сообщает другая синеглазка.
Их лица полны грустного обаяния больных котиков, самый рослый едва достаёт мне макушкой до плеча, но мне почему-то становится не по себе.
— Извините, ребятки, — говорю я, — может быть, однажды.
— Так, всем заткнуться, — командую я своим, — на ходу запах сдует. Если невмоготу, обращайтесь, отключу нюх планшетом!
Отряд немедленно признал моё командирское право брать на борт «вонючий балласт из никчёмных предателей», и мы поехали в город.
Догнали нас уже почти у самой городской черты. Какой именно клан — не понять, подсветка техники не видна в пыли, да и не разбираюсь я в их цветовых схемах. Четыре мота и две машины, так что огневое преимущество на их стороне. Скорость у них тоже выше, потому что нас в машине больше. Ах, ещё у нас «вонючий балласт». Я давлю педаль в пол, но быстрее не едем. Здешние машины не очень мощные, потому что аккумулятор. А вот у мотов отношение мощности к весу гораздо лучше, они догоняют нас первыми.
— Чего ждём, отряд? — командую я. — Огонь, чёрт побери!
Клановые отвечают моментально, но им надо рулить мотами. Одной рукой из дробанов стрелять можно, и они стреляют, но точность при этом так себе. Мои бойцы работают из штурмовых винтовок, пользуясь помощью сервоброни и баллистического автомата, который компенсирует прыжки машины и отдачу оружия. Моты летят кувырком один за другим, командую перевести огонь на машины, и вот тут нас ждёт сюрприз — они кустарно бронированы при помощи листов металла с прорезями, установленными перед лобовиками, и у них есть что-то «тяжёлое».
Пулемёт с передней машины звучит подозрительно знакомо, и я начинаю подозревать, что Берана подкинула кланам не только ПЗРК. Если это не «Утёс», то я прямо даже и не знаю.
Стрелять из него, клановые, к счастью, не умеют. На ходу, по пересечёнке, с лёгкой скачущей машины и опытный человек не в раз попадёт, а эти вообще лупят в белый свет.
— Огонь на первую машину! — командую я. — Шоня, Тоха — колёса и моторный отсек. Дженадин, Мерсана, Зоник — пулемётчика берём!
Несмотря на неудобные условия для стрельбы и прикрывающий нас пылевой хвост, статистика неумолима — знакомые звуки попаданий крупняка по кузову всё чаще. Наша противопулевая символическая бронька рассчитана на дробовики клановых, а не на патрон двенадцать и семь, который шьёт её, как бумагу.
— Есть колесо! — азартно кричит Тоха. Я вижу в зеркалах, как передняя машина теряет скорость и отворачивает, подставляя под наш обстрел небронированный борт. Ребята в азарте моментально сделали из него дуршлаг, но пулемёт успел-таки высадить последнее, прежде чем заткнуться.
Меня обдало красными брызгами так, что заляпало лобовик, и холодный голос военного врача в голове сразу сказал: «Без шансов». Я игнорирую горестные вопли сзади, сосредоточившись на том, чтобы удержать руль, и останавливаюсь только тогда, когда мы влетаем на Окраину, а оставшаяся машина преследователей отворачивает назад в пустоши. Меньше минуты, но медицинская помощь не нужна. Двенадцать и семь — страшный калибр, у Мерсаны почти оторвана голова прилетевшей в шею пулей. Думаю, и броня бы её не спасла, но пришло чуть выше, аккурат между воротником и шлемом. Не повезло.
На меня смотрят с нелепой надеждой, но я сразу качаю головой, и Дженадин заходится в истерических рыданиях. Все перемазаны кровью, из артерии хлестало, как из крана. Нам приходится искать дом с подключённым водопроводом, чтобы отмыть себя и машину, вытащив в окно шланг. Всё это время ребята мрачно молчат, и только Колбочка безостановочно рыдает, вцепившись в труп матери.
Вот и первые потери отряда «Шуздры». С неба с тихим жужжанием снижается маленький квадрокоптер, я беру его на прицел, и он тут же набирает высоту снова. Стрелять бесполезно, слишком мелкая мишень. Клановых на нас кто-то навёл?
Указав на беспилотник, командую грузиться. Мало ли кого ещё чёрт принесёт? Оплачем погибших потом.
Пепел Мерсаны развеяли со Средки, и ветер понёс его над низами, где она выросла. Совсем неподалёку павильон, где прошла её аренда, — стекло заменили, и там танцует другая женщина. Жизнь продолжается.
Вечером пьём за упокой. Дженадин, устав рыдать, только тихо всхлипывает, но глаза на мокром месте у многих. Они не привыкли терять. Раньше им было некого. В этом мире не было взрослых, а значит, не было и смерти, потому что дети в неё не верят. Теперь у них есть кого хоронить и с кем прощаться. Я принёс им этот дар и чувствую себя библейским Змием.
— Если бы они арендовались на общих основаниях, то просто включились бы сейчас, ни о чём не помня, — сыплет мне соль на раны тактичная Лирания.
— У всего есть цена, — отвечаю я расхожей банальностью.
— Не слишком ли большая?
— Походи по рынку, поторгуйся, — отвечаю я мрачно, и она затыкается.
— Вас показывают, — сообщает Дмитрий, включая видеостену.
По пустоши, искря вспышками дульного пламени, мчатся в пыли машины. Снято сверху, но камера хорошая, легко приближает пыльные лица с закушенными губами и объективы очков системы прицеливания. Как всегда — отличный монтаж, идеальная смена плана, проникновенный голос диктора, рассказывающего о «настоящих героях Городского фронта», которые «в бою с превосходящими силами противника, неся тяжёлые потери»… Сверху видно, что у клановых на вертлюге действительно НСВ «Утёс», штука старенькая, но надёжная и очень убойная. Судя по тому, как они азартно палят, патроны не в дефиците. Возможно, гипотетическая битва за Средку, о которой меня предупреждала Костлявая, вовсе не будет игрой в одни ворота. Зависит от того, сколько и чего ещё успели получить кланы. Может быть, «Городской фронт» ждут не менее интересные сюрпризы.
— Так это был съёмочный дрон, не наводчик? — спрашивает Кери.
— Одно другому не мешает, дро, — отвечаю я. ― Вплоть до того, что клановых навели просто для красивой картинки. Сколько можно крутить нарезку той ночи на Средке? Вынесли мы их — «невероятный героизм». Вынесли бы они нас — «жестокое коварное нападение». Беспроигрышный расклад.
— Ты думаешь, что они это специально? — удивляется Шоня.
— Не исключаю. Но гораздо интереснее, кто эти «они».
Все переглядываются и пожимают плечами. Кажется, видеопропаганда тут анонимна, и кто её делает — загадка. И спросить-то некого, Калидия нас покинула и больше не объявлялась. Я подозреваю, что она и не в курсе. Верховная удивительно плохо контролирует доставшееся ей наследство.
— Не вини себя! — утешает меня Нагма.
Город внизу заливает неоновая ночь, и мне снова кажется, что туман поднялся выше. Кто-то вообще за этим следит, или всем плевать?
— Я военный врач, колбаса. Если бы я винил себя за всех, кто умер в моём присутствии…
— Ты винишь себя не за Мерсану, — отвечает проницательное дитя. — Ты думаешь, что зря втянул в это ребят.
— Наверное, ты права, — соглашаюсь я. — Для меня они ещё дети.
— Здесь все дети, ты же сам говорил. Театр Юного Зрителя!
— Боюсь, что за кулисами этого театра сидят очень взрослые и далеко не лучшие люди.
— Поэтому Аллах послал ребятам тебя! Взрослого и ребёнка сразу. Я верю, что ты всё делаешь правильно, братец. С тобой им лучше, чем без тебя. Ты спасёшь всех, кого сможешь, а если кого-то не получится, хотя бы попытаешься. Они этого не понимают, но у них больше никого нет, только ты и они сами.
— Иногда ты говоришь очень взрослые вещи, ватрушка.
— Кто-то же должен! — беззаботно смеётся она.