’НЕЙРОС’. Часть третья ’Черные слезы’

Глава 12. Утечка времени

Чёрная Цитадель внутри такая же унылая, как снаружи. Тёмные стены, на которых неярко светятся квадраты световодов, и никакого интерьера вообще. Очень много очень пустого места. Возможно, секрет их неуничтожимости в бесконечной скучности — энтропия смотрит, зевает и отворачивается.

Остаться в коптере не пожелал никто, и мы топаем по пыльному полутёмному коридору всей компанией.

— Я бы хотела как можно скорее получить энергокристаллы и вернуться в город, — настаивает Калидия.

— Они уже не имеют значения, — отвечает сопровождающий. — Цитадель достигла насыщения и готова завершить цикл.

— Может быть, для вас и не имеет, но люди в городе погибают прямо сейчас!

— Их смерти необходимы.

— Кому? Зачем?

— Прекращение жизни человека высвобождает время, которое он не использовал. А Мастерам нужно много времени.

— Я заплатила вам за кристаллы!

— Они готовы. Мы держим слово.

— Я спешу!

— Тебе некуда спешить, дочь Креона, — нас встречает женская версия оболочки. — Всё закончится раньше, чем ты вернёшься.

Мы в скудно освещённом, но высоком помещении, в центре которого нечто вроде «цитадели в цитадели» — небольшое ступенчатое сооружение. Оно просто напрашивается на то, чтобы там торжественно отрезали бошки обсидиановыми ножами. Кровь очень красиво текла бы по ступеням.

— Ты ещё кто? — мрачно спрашивает Калидия.

— Я просто служу Мастерам.

— Надо думать, речь идёт о пресловутых Ушедших?

— Они никуда не уходили. Твоя мать поняла про них многое, но не всё, дочь Креона. У вас будет возможность это обсудить.

— Она что, здесь?

— Её научное любопытство неутолимо.

— Я всю жизнь изучала Ушедших, — сообщает недовольно Берана. — Я просто не могла пренебречь возможностью.

Нас наконец-то привели в помещение, более-менее похожее на человеческое жильё. По крайней мере, тут есть на чём сидеть. Калидию вежливо пригласили в смежную комнату, откуда она вскоре вышла без оболочки, одетая в нечто вроде пафосной мантии. Наверное, халатиков по середину бедра тут не выдают.

Сейчас, когда они сидят рядом с Бераной, сходство повзрослевшей девушки с матерью бросается в глаза. Две упрямые жёсткие женщины с кривой нелепой судьбой. Наверно, это наследуется.

Когда мы расселись, Онька заявила, что она хочет есть, а Лоля в первый раз за день поинтересовалась, не пора ли ей вштыриться. У Лоли на щеках потеки чёрных слез, Дженадин, Тоха, Шоня и Кери уже и вытирать их бросили. Но у меня, Нагмы, Димки с Алькой и Лирании с Онией никаких выделений нет. А вот Калидия этому странному недугу подвержена, хотя и меньше, чем остальные. У неё просто вид, как будто тушь потекла. Похоже, дело в происхождении — все, кто пока устоял, не аборигены этого мира, а Верховная — полукровка.

— Здесь очень страшное место, прем, — сообщает спокойно Лоля. — Ничего страшнее мне даже в кошмарах не снилось. Дай вштыриться, а то с ума сойду.

— А что здесь такого страшного? — достаю из кармана ингалятор. Уже обзавёлся привычкой таскать их с собой, как носят в карманах лакомства заводчики собак. — Я вижу только, что всё старое и пыльное.

— Не знаю, как сказать, прем, — Лоля с шумом всасывает наркотик, — тут как будто перелом мира. Открытый, аж кости торчат.

— Девушка права, — заявляет вошедшая женщина. — Это и есть перелом. Рана, нанесённая миру здесь, так и не зажила.

Лицо её под лёгким серым капюшоном — жуткая жуть. Как будто она миновала период старения и стала древней хтонью сразу из юной девушки.

— Я не снимала оболочку десятками лет, — сообщает она. — Мне не следует находиться без неё долго. Но никакого «долго» больше нет, поэтому мы решили, что так будет лучше.

В комнату входят несколько человек, портретами которых можно иллюстрировать зомби-триллер.

— Выглядит не очень привлекательно, понимаю, — она улыбается, как труп, которому растягивают уголки рта невидимыми крючками на прозрачной леске.

Похоже, ей не хватает мимической практики.

— Отец выглядел так же, — отвечает Калидия. — Это и моё будущее, я полагаю?

— Если считать это будущим, — отвечает женщина.

— Возьми дитя, ты знаешь, что делать, — сказала вдруг Берана.

Она протянула Нагме лист бумаги и карандаш.

Нагма кивнула и взяла.

— Что тебе нужно от моего ребёнка, упыриха? — вскочил я.

— Во-первых, это не твой ребёнок, — отвечает она ровным тоном. — Во-вторых, убери, пожалуйста, пистолет.

Убираю оружие. В последнее время оно возникает в руке как бы само собой. Нервы.

— В-третьих, мне ничего не нужно. Нужно ей. Так, ребёнок?

— Да, пап, я сама так решила, правда. Ты сказал, что доверяешь мне, помнишь?

— Помню. Делай, как считаешь правильным. Расскажешь потом?

— Однажды — обязательно.

— И что ты доверил этой девчонке? — недовольно спрашивает Дмитрий. — Нашу жизнь? Судьбу этого мира?

— Не знаю, Дим, — пожимаю плечами я. — А какая разница? Оглянись вокруг, ты видишь кандидатуру лучше?

— У нас прекрасная сестричка, но ей всего двенадцать.

— У неё хотя бы благие намерения. Про остальных я и этого не скажу.

— Ты знаешь, дорога куда ими вымощена?

— Если другой дороги нет, пусть хотя бы пейзаж будет красивым.

Нагма благодарно кивает и берётся за карандаш. Я не вижу, что именно она рисует. Надеюсь, результат можно будет вставить в рамочку и повесить на стену. Даже если это будет последняя стена в Мироздании.

— Я обещала Беране несколько ответов, — говорит женщина. — Думаю, вам тоже будет интересно их услышать. Но можете задать и свои вопросы.

— Зачем вам дети? — спросила Шоня.

— Почему у нас течёт из глаз эта дрянь? — выпаливает Тоха, показав испачканный чёрными слезами палец.

— Откуда берутся кристаллы? — Кери.

— Что не так с детьми кланов? — Дженадин.

— Почему не работают кросс-локусы? — Лирания.

— Зачем вы хотите уничтожить город? — Калидия.

— Можно ещё вштыриться, прем? — Лоля.

Остальные от вопросов воздержались.

— Так я и думала, — удовлетворённо кивнула жуткая женщина. — Все ваши вопросы об одном.

— И про штырево? — уточнила Лоля.

— В некотором смысле, девочка. «Перелом мира», который так тебя пугает, одна из причин происходящего. Если тебе так страшно сейчас, представь, каково нам смотреть на него годами?

— И кто его сломал? — спрашивает Калидия.

— Твой отец. Он стал ренегатом, нарушившим нашу клятву Мастерам. Он увёл с собой почти всех служителей, обещав им власть и комфорт. Он построил новый город вокруг другой Цитадели, а когда мы воспротивились, то нанёс чудовищный удар, надломивший мир.

— Стоп, но если Креон построил город, то сколько же ему лет? Ну, было, пока он не помер? — озадаченно спросила Алиана.

— Ты неправильно задаёшь вопрос, девушка, — снисходительно сообщает ей старуха. — Когда речь идёт о Мастерах и их служителях, надо спрашивать не «Сколько ему лет?», а «Сколько у него лет?». Потому что время — это такой же ресурс, как деньги, вода… — она задумалась, подбирая аналогию.

— Энергия? — подсказал Кери.

— Время и есть энергия, мальчик. Кристаллы энергостанций — сжатое специальным образом время. Высвобождая его, можно получить море энергии.

— Но откуда его взять?

— Когда-то Мастера просто собирали его, как люди собирают дождевую воду. Устройства, именуемые «мораториумами», изгибали ткань мироздания, и туда стекало освобождённое время. Мораториумы сжимали его в кристаллы, чтобы было удобно хранить, извлекая в нужный момент.

— Простите за невольный каламбур, — улыбается Дмитрий, — но вы рассуждаете о времени в прошедшем времени. Так что стало с Ушедшими? Думаю, именно этот вопрос вас просила осветить Берана.

— Ещё раз повторю, что называть их «Ушедшими» неправильно. Они не ушли. Они здесь и всегда были здесь.

— Э… А почему мы их тогда не наблюдаем, так сказать, визуально?

— Потому что у них нет времени.

— И чем они так сильно заняты?

— Вы не так поняли. К сожалению, мы с вами сейчас говорим на языке Основателей, в котором понятие «время» абсурдно искажено человеческой субъективностью, поэтому передать суть очень сложно. У Мастеров «нет времени», так же, как у вас может не быть денег. Это, наверное, самая близкая аналогия, возможная в понятийных рамках этого убогого языка, к сожалению, ставшего самым распространённым в Мультиверсуме. Деньги тоже не вполне материальная субстанция, однако у конкретного человека их дефицит или отсутствие вызывает ряд ограничений в свободе проявления. Так и Мастера не могут проявить свою субъектность, потому что у них нет достаточного количества времени как физической категории.

— И куда же оно делось? — удивился я. — Разве его можно забрать, отнять, передать, как деньги?

— Вы, Михаил, являетесь наглядным примером того, что можно.

— Э… — тут я, признаться, завис. Мой мозг оказался неспособен сходу воспринять такой уровень абстракции.

— Каждый человек имеет линейный размер, массу и время. Своё время он расходует в процессе взаимодействия с Мультиверсумом так же, как коптер расходует заряд батареи для полёта. Этот процесс называется жизнью. Батарею коптера можно подзарядить, её зарядом можно поделиться, заряжая другой коптер или израсходовать его на что-то другое, кроме полёта. Можно даже демонтировать батарею и продать её вместе с зарядом. С человеком это проделать несколько сложнее, но тоже возможно, в чем вы имели возможность убедиться лично.

— Стоп, но ведь наша жизнь и есть время! — Дмитрий, я вижу, тоже завис на этой концепции. — Она же измеряется в годах…

— Это лишь несовершенство языка, который вы используете. На нём можно сказать: «Заряд этого коптера на сто километров полёта». Но это неверно по сути. Полёт может быть быстрый или медленный, высокий или низкий, против ветра или по ветру… Заряд коптера, между тем, от этого не зависит и выражается в ёмкости батареи. Так же вы говорите: «Жизнь этого человека составила семьдесят лет», но размер времени, израсходованный им от рождения до смерти, может быть самым разным. Электричество в коптере расходуется не только на полёт, а ещё на освещение, обогрев салона или кондиционер. Человек тоже расходует своё время не только на жизнь. Поэтому при одинаковом запасе времени линейная продолжительность жизни у людей очень разная.

— Не могу себе этого вообразить, — мотает головой Тоха.

— А если человек умирает не от того, что израсходовал своё время, а от того, что его, например, убили? — спрашивает Лирания. — Куда девается лишнее?

— Вы не поняли, — кривится недовольно женщина. — Проклятый язык проклятых Основателей как нарочно создан для путаницы в понятиях. Если с человеком произошло то, что вы называете «смерть», то это и означает, что его время кончилось! Точнее, «у него кончилось время».

— Даже если это маленький ребёнок? — спрашивает Алиана. — Он-то куда мог деть своё время?

— Его могли забрать. Если в мире дефицит времени, то в нём часто умирают дети.

— Это всё очень интересно, — мрачно говорит Калидия. — Жаль, что я недостаточно умная, чтобы понять. Но дети…

— Ты ведь уже догадалась, дочь Креона, — кивает женщина. — Дети — лучший источник свободного времени. У них его много.

— Они практически топят печку детьми, — сказал Дмитрий потрясённо. — А ведь мне когда-то нравился этот город.

— Вы забираете у детей время? — спросила Калидия.

— У нас есть портал, ведущий к тем, кто может превращать время в кристаллы. Креон отправился туда, надеясь наладить прямые поставки и окончательно избавиться от нас, но погиб от твоей руки. Это было большим облегчением, спасибо.

— Обращайтесь, — сумрачно сказала Калидия. — Меч со мной. Возможно, мне следует воткнуть рукоять в землю и упасть на него грудью. Но для начала мне хочется отрубить головы всем вам.

— Может быть, так и случится, но пока что у нас есть немного времени. Во всех смыслах этого слова.

— Ты так и не сказала, что стало с Ушедшими, — напомнила Берана. — Раз уж они не ушли.

— Это произошло слишком давно, чтоб сохранились подробности. Известно лишь, что некие люди, завладевшие кристаллом сжатого времени, но не имеющие понятия о его сути, каким-то образом получили всё его время в личное распоряжение. Как назло, это оказался самый мощный кристалл в Мультиверсуме, который многие тысячи лет рос в забытом мораториуме. Они как бы «обналичили» эти тысячи лет одномоментно, что позволило им разрушить Великий Моноверс Мастеров и создать из его обломков свой ублюдочный Мультиверсум. Цитадели оказались разбросаны по разным ветвям фрактала, а Мастера лишились своего времени. Им пришлось возвращать его по крупицам, провоцируя коллапсы миров. Теперь они набрали достаточно. Я бы сказала «Их время пришло», но это пошлый штамп языка Основателей, не отражающий сути явления. Скорее, «Время пришло к ним».

— То есть коллапсы — дело Ушедших, как их там ни называй? Это же гибель миллионов людей!

— Это возвращение украденного времени, которое изначально принадлежало Мастерам. Они забирают своё.

— И когда они заберут всё… — продолжил мысль Дмитрий.

— Мироздание вернётся к естественному ходу вещей. Фрактал схлопнется, бессмысленная размазанность Мультиверсума исчезнет, время будет принадлежать Мастерам, распределяющим его по справедливости.

— А вы, значится, у распределительного крана встанете… — скептически сказал Дмитрий. — Ясно-понятно. Дело обычное.

Воцарилась тишина. Все переглядываются, ошарашенные новой картиной мира, только Нагма сосредоточенно скрипит карандашом, полностью игнорируя происходящее. Нос и щёки уже в грифеле, как полагается.

— Но к чему была война с кланами? — спрашивает тихо Шоня. — Зачем погибли люди?

— К сожалению, это моя ошибка, — в голосе Бераны никакого сожаления не слышится. — Я надеялась, что жертв будет гораздо больше. Если бы мне не помешали, война лишила бы Ушедших питания. Время погибших досталось бы не им. Войны сжигают множество времени. Но теперь они победили. Ваши чёрные слезы, детка, ― истекающее из вас будущее. Завеса ослабла, неон погас, и они тянут время не только из беззащитных клановых детишек, жертв Чёрного тумана, которыми они кормились до сих пор. Теперь мы все для них еда. Скоро такими слезами заплачут все люди во всех мирах, а потом миров не станет, ведь Мастерам неохота далеко ходить за обедом.

— Это крайне возмутительное и абсолютно ложное толкование происходящего! — сообщает жуткая старуха. — К счастью, все скоро в этом убедятся. Вы просто слишком мало знаете о Мастерах.

— Мой отец знал о них достаточно, — говорит спокойно Калидия. — Однако жизнь положил на то, чтобы они не вернулись.

— Твой отец — чудовище. Мы забираем у детей время? Он отрезал детям головы!

Бросив это обвинение, жуткая женщина покинула нас, за ней ушли и не менее кошмарные спутники. Наверное, делать жуткие вещи для жутких целей. Или в туалет. Если они десятилетиями в оболочках, то давненько не срали. То-то в них столько дерьма накопилось.

— Я видела отрезанные головы, — передёрнула плечами Тоха, — но так и не поняла, зачем это делать.

— Чтобы поддерживать референс, — внезапно подняла глаза от рисунка Нагма. — Так они защищали свой мир от чудовищ.

— Жестоко использовать для этого детей, кузнечик.

— А больше никто не может, пап. Дети кланов пропитаны Чёрным туманом и не могут вырасти, потому что их жизнь забирают быстрее, но их глазами смотрит Аллах.

— А ты научила их рисовать?

— Кто-то же должен был, — улыбнулась она.

— Я ничего не поняла, — жалуется Шоня. — Что ещё за референсы?

— Док и его дочь умеют странное, — отвечает Калидия. — Однажды он спас мне жизнь, разменяв своё время на моё. Хотя чуть раньше почти убил.

— Да, наш командир — личность сложная и противоречивая! — смеётся Тоха. — Может быть, нам что-то сделать? Я не хочу истечь своим временем через глаза. Мне никогда не шёл чёрный макияж.

— Давайте их всех убьём! — кровожадно предлагает Шоня.

— У них есть оболочки, — сомневается Кери. — Они их, небось, уже назад напялили.

— А у нас есть Калидия, — напоминает Дженадин. — У неё тоже есть оболочка.

— Так они её теперь и отдали… — сомневается Тоха. — Небось уже скатали в рулончик и стырили. Дорогая поди вещь.

Калидия не реагирует, задумчиво глядя в стену, но мои ребята уже набрались наглости:

— Верховная, что нам делать? Надо же спасать город!

— Вы уверены? — спрашивает она. — Спасать что? Город, пожирающий своих детей?

На лице у Бераны появляется улыбка вида: «А я тебе говорила, дочка», ― но Калидия на неё не смотрит.

— Одних детей пускали на топливо, другими кормили монстров, третьих превращали в рабов, четвёртым отрезали головы, — продолжает она. — И всем не давали вырасти, чтобы они не поняли. Ушедшие воровали время у детей, а мы воровали его у всех, и даже чёрных слез, чтобы это оплакать, у них не было.

— Звучит как говно, — соглашается Тоха. — Но ты же правительница! Отмени аренду, тем более, что мы её один черт уже поломали. Дай людям свободу!

— Как будто кто-то им её не даёт, — грустно усмехнулась Верховная. — Никто же не заставляет людей арендоваться. Им давали бесплатную еду, жильё и образование. Им просто не запрещали. Не запрещали забить на себя, не запрещали забить на учёбу, не запрещали продать себя за мишуру Средки.

— Худшее, что может сотворить с людьми власть, — назидательно поднял к потолку палец Дмитрий, — разрешить быть собой. Остальное они сделают сами.

— Да блин, — не выдерживает Шоня, — сделай же что-нибудь, дамочка!

— Что?

— Не знаю. Я не Верховная!

— А хочешь? — улыбается неожиданно тёплой улыбкой Калидия.

— В смысле? — напряглась рыжая.

— Как абсолютный правитель я могу назначить своим преемником кого угодно.

— Это за какие-такие заслуги? — спрашивает Шоня с подозрением.

— Ну, например… Ты рыжая. Чем не повод? — смеётся Калидия.

Мне от её смеха становится не по себе. Так смеются люди, безвозвратно решившиеся. Это смех облегчения от свалившейся с плеч жизни. Однажды, в какой-то никчёмной стране не заслуживающего запоминания мира, к клиенту, которого мы нанялись охранять, бежал обвязанный взрывчаткой шахид. Он не кричал: «Аллах акбар!» — там воевали не по религиозным мотивам. Он вообще ничего не кричал. Он смеялся искренним смехом счастливого человека, которому нечего больше терять, и будущее которого исчислено полностью. С этим смехом он и испарился в облаке детонации тротила, когда пуля Змеямбы оборвала его радостный бег.

И оно бы и чёрт с ним, ничего не имею против веселья, но с ним испарилось человек двадцать местных, у которых, скорее всего, были совсем другие планы на утро.

— Ты… серьёзно, что ли? — не верит Шоня.

— Конечно, — продолжает веселиться Калидия. — Почему нет? Хочешь стать Верховной?

— А что для этого нужно?

— Твоё согласие.

— Но… Я же ничего не знаю и не умею!

— Два года назад я была такой же плюс полностью невменяемой. Так что стартовая позиция у тебя даже лучше. Ну, что же? Ты ведь хотела спасти город! У тебя есть хотя бы желание. Это уже больше того, что есть у меня.

— Но меня никто не будет слушаться!

— Меня, поверь, тоже. Но меня к тому же все ненавидят, и что самое неприятное, совершенно заслуженно. Тебе только предстоит этого добиться.

— Но ведь нужна какая-то процедура, наверное…

— Ты этого хочешь или нет?

— Да, чёрт побери! — внезапно решается Шоня. — Лучше я, чем никто! Скорее всего, я всё просру, но я хотя бы попытаюсь!

— Тогда властью данной мне… Э… собственно мной же, объявляю Шоню из Дома… Ладно, Шоню из Низов. Объявляю её Верховной Владетельницей города!

— И всё? — удивилась Шоня, почему-то ощупывая волосы. Корона режется?

— А что тебе ещё надо? Указ объявлен, вот свидетели… Ах, да, возьми вот коммуникатор. Если в городе осталось что-то от сети, будешь там главным администратором.

— Э… Спасибо. Наверное, — рыжая смотрит на неё безумными глазами, но Калидия о ней уже забыла. Она встаёт и говорит Беране:

— Пора отдать долг этому миру, мама. Мы немало ему задолжали. Пойдём, найдём мой меч и оболочку, винтовку тебе одолжит новая правительница. На её должности стрелять самой уже неприлично. Готова?

— Что-то не хочется, дочка. Ты вечная неудачница, а я не считаю себя связанной долгами, включая родительский. Развлекайся сама, если хочешь. Меня не заставишь.

Дмитрий протягивает в её сторону планшет, который уже некоторое время крутит в руках. Кажется, что он хочет его ей отдать, Берана протягивает руку, но он лишь нажимает что-то на экране и она застывает в полудвижении. Потом встаёт и остаётся стоять по стойке «смирно». Глаза совершенно пусты. Знакомая картина.

— Я же говорил, в эту игру можно играть вдвоём, — улыбается Димка. — Берана, кажется, забыла, что у неё тоже есть импланты, а значит, и режим «командной строки». Она в твоём распоряжении, Калидия.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Кали.

Берана кивает.

— Бери винтовку и пошли. Мне нужны меч и оболочка, а тем, кто здесь, не нужно больше жить. Может быть, это и не помешает Ушедшим вернуться, но хоть ковровую дорожку раскатать будет некому.

Женщина механическим жестом принимает оружие, отданное совершенно растерянной Шоней, сноровисто отсоединяет магазин, оттягивает затвор и заглядывает в патронник, присоединяет магазин обратно и требовательно протягивает руку.

— Отдай ей патроны и целевые очки, — напоминает Кери.

— А лучше и броню отдай, — советует Тоха. — Вы как раз одной комплекции, ей разве что в сиськах пустовато будет.

— У меня под ней одни трусы! — возмущается Шоня.

— Ты в них отлично выглядишь, — смущённо говорит Лендик.

А я уже и забыл про него, тихо просидевшего весь этот цирк в уголочке.

— Ты что, так за мной и подсматриваешь, онанист чёртов? — злится новая правительница. — А, чёрт с вами, любуйтесь!

Одежда Бераны Шоне чуть тесновата в груди, но это лишь выгодно подчёркивает формы. Зато она сразу стала выглядеть старше и величественней. У матери Калидии есть вкус к пафосной одежде. Они с дочерью скрылись за дверью, и, думаю, здешним уродам теперь есть чем заняться, кроме нас.

— Я закончила, — сообщает Нагма. — Только чур не смотреть!

Она торопливо убирает рисунок в сумку.

— Потом покажу, честно, пап. Ты же мне веришь?

— Больше, чем себе. У тебя получилось так, как ты хотела?

— Нет, у меня получилась так, как надо. Аллах посмотрел моими глазами. Наверное, ему стало интересно.

— И что теперь?

— Чудовища не получат наше время. Но и твоё, пап, придётся вернуть, — Нагма печально вздохнула, и глаза её заблестели слезами. — Я утащила его для тебя, не подумав. Хотела… Неважно. Зато у меня был самый лучший на свете брат.

— Потерпи, колбаса, скоро Алька родит тебе племянника.

— Народ, — спрашиваю я, — при коллапсе мира есть какой-нибудь аварийный выход? Откуда выдернуть шнур, куда выдавить стекло?

— Я слышала, что нужны корректоры, — сказала Алиана.

— И что они сделают? Расставят запятые?

— Заберут… Как там это называлось… Око урагана, вот! Или глаз бури? Его ещё называют «фокус коллапса». Когда его забирают из мира, то коллапс сразу прекращается.

— Откуда ты этого набралась? — удивляется Димка.

— Книжку читала. Она детская про приключения, но там один из героев — корректор, который спас девочку, которая тот самый «глаз бури». Очень трогательно, я даже в одном месте плакала…

— Люблю релевантные и достоверные источники, — ржёт Дмитрий. — Особенно фантастику для подростков.

— Я беременна! Мне положено читать всякую сентиментальную чушь!

— Ладно. И как должен выглядеть этот «глаз жопы»?

— Не жопы, а бури. Как угодно.

— Очень помогло.

— Но это всегда ребёнок, и глаза у него всегда очень синие, как у людей не бывает.

— О, чёрт! — вскочил я. — Нам срочно нужна Костлявая!

Караван премши увидели с коптера почти сразу. Он пылит уже совсем рядом с руинами.

— Все дети кланов с тобой? — хватаю её за куртку я. — Это важно!

— Во-первых, отпусти мои сиськи, мелкий прем. Может быть, я и отдамся тебе однажды, но точно не на подножке грузовика. Это пошло.

— Дети!

— Ну да, все тут. Никто даже не помер, как ни странно.

— Их глаза такие же синие?

— Час назад были. Как раз был привал, раздавали жратву.

— Вот вам и искомые «глаза бури». Целая куча, — объявляю я вытряхнувшейся из коптера команде. — Теперь надо как-то от них избавиться. Предупреждаю, я не Креон, бошки рубить не предлагать.

— Прем, дай вштыриться, — просит Лоля.

— Можешь подождать?

— Могу их забрать. Но нужно штырево.

— Забрать?

— Ну да, тут же мир сломан. Если по этой дороге поехать, то можно с неё свернуть так, что назад не вернёшься.

— А тут есть дорога? — удивляется Тоха, оглядывая пустошь.

— Была, — подтверждает Костлявая. — Если приглядеться, видны следы. Просто занесло песком.

— Она же глойти! Совсем дикая, необученная, но сильная, раз нас с Алькой вытащила, ― осеняет Дмитрия.

— И что? — спрашиваю я.

— Глойти водят караваны по дороге! Там нужна всякая артефактная хрень, но у неё и так получится, может быть?

— Надо вштыриться, прем! — настаивает Лоля. — Хорошо вштыриться!

— А, ладно, — я выгребаю из карманов ингаляторы, — забирай. Не передознись на радостях.

— А меня спросили? — говорит Костлявая. — Эти дети на мне и со мной!

— Они и останутся с тобой, — говорит Димка. — Глойти уведёт вас на Дорогу всем караваном, в этом и суть.

— Я не хочу ни на какую дорогу. Это мой мир, какой бы говённый он ни был.

— Костлявая, — неохотно напоминаю я, — ты мне должна.

— Подловил, — кривится она, — Может, я лучше тебе отдамся, а? Горячий секс с единственной в пустошах женщиной-премом? Уникальный шанс, пацан.

— Костлявая.

— Нет? Уверен? Я чертовски хороша.

— Не сомневаюсь. Но вспомни, о чём мы спорили.

— Что ничего не будет как раньше.

— Это уже не твой мир. Терять вам нечего. Будете бродячим кланом Дороги. Это лучшее, что ты можешь сделать для этих детей.

Костлявая думает, глядя вдаль и ковыряя песок сапогом, потом решается:

— Народ, по машинам! Отправляемся! А ты иди сюда…

Она хватает меня за плечи, впивается в губы поцелуем, а потом отталкивает.

— Это чтобы ты помнил, чего лишился, мелкий ушлёпок! Где там твоя обдолбанка? Божечки, да она уже лыка не вяжет!

— Всё в кайф, — улыбается еле стоящая на ногах Лоля. — Всем пока!

— Запихните её в кабину кто-нибудь уже! — злится Костлявая.

Мы смотрим вслед каравану, пока он не начинает мерцать. Сначала кажется, что это горячий воздух размывает силуэт, но потом он исчезает, оставив оборвавшиеся следы.

— И что теперь? — спрашивает Шоня.

Мы молчим и ждём.

— Вон тот вертолёт не кажется тебе знакомым? — спрашивает Дмитрий, указывая пальцем в небо.

— Очень даже кажется, — отвечаю я. — Новейшая модель. Говорят, экономичная.