Глава 5. Цели и средства

«Тебе обязательно надо на это посмотреть», — коммуникатор разбудил меня под утро, туман внизу только-только зарозовел первыми рассветными лучами. Теперь он полностью закрывает Средку, и я уверен, что раньше так не было.

«На что именно?» ― написал я в ответ, судорожно зевая.

«Не хочу писать в сети, приезжай. Это не подстава, клянусь, но, если ссышь, можешь взять с собой охрану».

Подначивает, Костлявая. Я вот возьму и не поведусь. Подстава там или нет, а нарваться в пустошах на отряд клановых можно запросто.

Война как-то сама собой встала на паузу — кланы не лезут в город, город не лезет в пустоши. Что творится на Окраине, не знает вообще никто. Патрулей на Средке уже больше, чем посетителей, куда ни глянь, вместо подсвеченных неоном коротких юбочек броня и оружие. Дима считает, что шестнадцатилетних охватили уже всех. Из условно взрослых — то есть тех, кто уже отмотал одну-две аренды, — многие тоже переарендовались в Горфронт. А чего нет? Условия прекрасные, а ни одного боестолкновения пока не отмечено. Не жизнь, лафа: на дежурстве гуляешь по Средке в броне, после него — оттягиваешься там же в гражданке. Никто не задумывается, что халявы не бывает. Уверен, со дня на день что-то случится. Так что прогуляться в пустоши может оказаться как бы не безопаснее, чем в патруль. Тем более что мы теперь окончательно сами себе командиры: Калидия по моей просьбе повысила мой формальный статус чуть ли не до генеральского. Званий как таковых тут нет, погоны с аксельбантами не носят, так что это просто отметка в айди, но теперь ни одна падла не может нам ничего приказать без личной санкции Верховной. А ещё я, например, могу получить любое оружие и снаряжение. Просто показать пальцем, сказать «Надо!» и забрать. К сожалению, патронов к моему пистолету на казённом складе нет, но я нашёл себе штурмовую винтовку, из которой можно стрелять без брони, не рискуя остаться с вывихнутым плечом. Её прицел можно подключать к очкам, а не только к имплантам.

Так же легко и непринуждённо я забрал военный внедорожник, в который влез весь «спецотряд «Шуздры», и выдвинулся на встречу с Костлявой.

— Ничего себе, — сказала бывшая премша, — я уж думала, ты меня подставил.

Сидя на моте, она рассматривает нашу небольшую группу.

— Как ты ухитрился… А, впрочем, неважно. Поехали.

Ехали несколько часов, прилично удалившись от города. Я обратил внимание, что наш путь пересекало множество колёсных следов — клановые, похоже, не сидят по лагерям, а активно маневрируют, хотя я понятия не имею, с какими целями.

Груда железа, к которой привела нас Костлявая, когда-то была большим летательным аппаратом. Сейчас это огромная мятая коробка с подпалинами. Судя по оставшимся следам, летела эта штука со стороны города и приземлялась жёстко — пустошь вспахана на протяжении метров трёхсот.

— Изрядная вещь, — сказал я, вылезая из машины, — но я-то тебе зачем?

— Есть выжившие, — коротко ответила бывшая премша. — Ребята за ними присматривают, но нужен лечила.

— Но у меня нет…

— Я забрала.

За упавшим летательным аппаратом стоит целый караван — полдесятка машин, пяток мотов и три здоровенных трейлера, на которых стоят стандартные жилые модули. Жилые — и медицинский, тот самый, который был в посёлке.

— Да у тебя целый клан! — удивился я.

— Кланчик, — отмахнулась она. — Бродячий и нищий. После того, как кланы вернулись со Средки, многих отпустило, и они задумались, а нахрена мы всё это устроили? Некоторые поняли, что нас тупо столкнули лбами с городскими, некоторые из некоторых решили свалить, и часть из них — ко мне. В кланах сейчас нельзя не кричать «Нагнём город!», потому что сразу спросят, не за городских ли ты случайно. Но кричать по команде нравится не всем, кое-кто ещё помнит, что клан — это свобода. Пока нас никто не трогает, но…

— Понимаю, — кивнул я, — кто не с нами, тот против нас. Если не будет успехов в войне с городом, но нужно будет кого-то срочно победить, то про вас вспомнят.

— Именно, — согласилась премша нового микроклана. — Они там, в медотсеке.

Пока я шёл к трейлеру, из жилых модулей высыпали синеглазые дети. Увидев меня, внезапно разулыбались своими странными лицами.

— Лечила Док! — крикнул кто из них.

— Лечила Док, лечила Док! — закричали вразнобой остальные. — Привет! Привет, лечила Док!

Я помахал им рукой. Не думал, что они меня запомнят, а поди ж ты.

— А где Нагма? — спросила синеволосая девочка.

— В городе, — ответил я, не припомнив, как её зовут.

— Жалко! — сказала другая.

— Хотим Нагму! Нагму! — забормотали дети.

— Она умеет играть, — сказала синеволосая. — С ней весело!

— Верю, — согласился я. — Она такая. Может быть, однажды ещё поиграете.

— В клане теперь не до детей, они бы там пропали, — вздохнула Костлявая.

— У тебя действительно не клан, а бродячий детский сад, — улыбаюсь я детям. Им сложно не улыбнуться, они, при всех своих проблемах, хорошие.


— Ты даже не представляешь, как ты прав, — отзывается премша.

В медмодуле пол застелен разномастными и в основном не очень чистыми тряпками, и на них лежат вповалку дети. Совсем маленькие, года по два-три. Многие без сознания, некоторые смотрят в потолок отрытыми, но бессмысленными глазами, некоторые тихо плачут. Пахнет кровью, нечистотами, рвотой, болью и смертью. Я, даже стоя на пороге, вижу среди них как минимум двух мёртвых.

— Откуда? — спрашиваю я ошарашенно.

— Это груз. Экипаж и охрана погибли, но дети спали в небольших мягких отсеках, видимо, под снотворным, поэтому те, что были в хвосте, выжили. Некоторые из них.

— Мне нужно много воды и помощь.

— С водой проблема.

— Не волнует. Тащите всё, что есть. Электричество подключено?

— В этой мегалеталке огромный аккумулятор. Мы подключили всё к нему. Вы свою машину тоже подзарядите, а то до города не дотянете.

* * *

Зарядкой машины я озаботил Кери, а остальные посменно включились в работу младшего медперсонала — помогают в первичной сортировке раненых, подают на стол сканера для обследования, отмывают от крови и прочего, выносят и складывают рядком тех, кто помощи не дождался.

Таких много. Клановые вытащили из упавшего аппарата всех, кто ещё дышал, но для многих это были предсмертные вдохи. Много черепно-мозговых травм, тяжёлых переломов, внутренних кровотечений, септических шоков. Много респираторных отравлений — видимо, повреждённые аккумуляторы выделяли какой-то токсичный газ, вызвавший ингаляционную интоксикацию. Многие, к сожалению, умерли от простого обезвоживания — слишком много времени провели в железной коробке в пустошах.

Мой отряд ужасается, плачет, некоторых тошнит, некоторым дурно от вида крови и экстренных медицинских процедур. Я не фокусируюсь, кому именно. Для меня они сейчас просто фигуры в броне, подающие мне новых и новых пациентов. Сначала самых тяжёлых, потом просто тяжёлых — лёгких почти нет. Медицинские препараты расходуются с ужасающей скоростью, и если бы не сильнейшие альтерионские регенераторы, выжили бы единицы. Но я вытащил почти всех, кто попал ко мне на стол живым. Не знаю, сколько именно, на втором десятке считать бросил.

— Это был последний, — ответила бледная Шоня на мой вопросительный взгляд, и я буквально рухнул у стола. Сел на грязный пол, прислонился затылком к стене и застыл, не в силах шевельнуться.

Рыжая тихо вышла, оставив меня одного. Я осознал, что понятия не имею, сколько прошло времени, а достать из кармана коммуникатор нет сил.

— Сам-то живой? — спросила заглянувшая в дверь Костлявая.

— Не уверен, — признался я.

— Ещё бы, — кивнула она понимающе, — на тебя смотреть страшно. Думала, ты так у стола и помрёшь. Надорвёшься и сдохнешь. Вид у тебя такой, как будто ты каждому стакан своей крови перелил. Я пару раз пыталась тебя остановить, но…

— Не помню.

— Не удивительно. Ты меня и не заметил, по-моему. Жрать хочешь?

— Ничего не хочу. Но, наверное, надо. Много умерло?

— Дохрена. Но каждый, кто выжил, — благодаря тебе. Пойдём, покормим тебя чем-нибудь.

— Не могу подняться, прикинь? — признался я.

— Вот блин, так и знала, что однажды этим кончится! Ладно, цепляйся за шею…

Костлявая буквально вынесла меня из медмодуля. На руках, как ребёнка. Сильная женщина.

— Эй, вы, вояки! Я вашего према нянчить не нанималась! — сказала она моим ребятам. — Этак он однажды сиську попросит!

— Ой, а тебе прям сиськи для нашего према жалко? — устало улыбнулась Шоня.

Она в броне, и сервоусилители позволяют поднять меня без особых проблем, но росту маловато. К ней присоединяется Тоха, и они вдвоём аккуратно спускают меня по трапу трейлера. Зоник откуда-то притаскивает кресло и столик, меня усаживают и вознаграждают стаканом приторно-сладкого витаминного напитка. То, что нужно сейчас. Вымотался я, и правда, нечеловечески. Приходя в себя, начинаю понимать, что в отчаянии пытался бессознательно раз за разом брать референсы, но ни черта, разумеется, не получалось, и я черпал что-то внутри себя. Начерпал или нет, не понять, но если из-за этого выжило хотя бы на одного ребёнка больше, так тому и быть. А если нет — я попытался.

— Сейчас принесут пожрать, — Костлявая притаскивает стул и садится рядом. — Ты уже оклемался?

— Сложно сказать.

— Не делай так больше. Хорошо, что тут зеркала нет, ты бы сам себя испугался. Выглядишь чуть живее покойника. А теперь скажи мне, почему в этом летающем гробу было столько мелких засранцев? Знаешь, пока не началась вся эта херня с городом, клан считался тем богаче, чем больше у него детей. Если бы не война, то сейчас мой блудный караванчик был бы в топе. За мной бегали бы премы и предлагали что угодно за то, чтобы я поделилась. На коленях бы умоляли.

— А сейчас не будут?

— Сейчас меня, скорее всего, просто убьют. Но речь не о том. Что это за дети?

— Продукция городских инкубаторов.

— Почему их отправили куда-то? И кто их сбил? Мы осмотрели леталку, это не случайная авария.

— Сбили клановые.

— Чем? — удивилась Костлявая. — Этакую хрень из дробана не ссадишь.

— Им дали подходящее оружие.

— Ни один клановый, даже самый больной на башку, не убьёт детей. Не верю.

— Думаю, они понятия не имели о грузе. В этой войне кланы с самого начала используют втёмную. Выдали ПЗРК, показали, как пользоваться, сказали, где и когда пролетит аппарат. Поскольку пилоты не ждали атаки, то сбить их, я думаю, проблемы не было.

— Ладно, допустим. Но почему дети?

— Не знаю. Точнее не знаю, почему именно в обмен идут дети.

— В обмен на что?

— На энергию, Костлявая. Думаю, у меня возникли новые вопросы к Верховной… И вот ещё что — если продлить в пустоши прямую, лежащую между этой упавшей хернёй и городом, может найтись ещё одна железная коробка, набитая детьми. Если у тебя есть кому разведать…

— Я их найду.

* * *

— Хочется налить на простыню кетчупа, — ворчит Дмитрий.

Мы вместе с ним закрепляем полотно белой ткани на ограждении балкона.

— Зачем?

— В качестве консумации. Я таки поимел этот информационный массив.

— Слишком сложная аллегория, — смеюсь я. — Не поймут-с!

— Да плевать. Просто чувствую себя так глупо, как будто подаю сигналы Бэтману.

— Бэтвуман, будем толерантными. Так что ты там такого нашёл?

— Давай дождёмся визита Верховной, у неё как-никак право первой ночи на эту инфу.

— Что за ассоциации у тебя сегодня? Если что, я как врач сообщаю, что на таком маленьком сроке ничто не препятствует…

— Тьфу на тебя! — смеётся Дима. — С этим у меня всё нормально. Более чем. Твоя рыжулька могла бы и не трясти так сиськами. Измены — это пошло.

— Так скажи ей это.

— Неа. Пусть старается. Меня это забавляет, а Альку держит в тонусе.

— Вот ты говнюк.

— Это наследственное. Кстати, о тебе. Что ты опять с собой натворил?

— Просто переутомился. Пройдёт.

— Уверен? На вид ты потерял килограммов десять.

— Всего семь. Это много, но в шестнадцать лет не фатально. Нагма зря перепугалась.

— Она подумала, что ты опять начал стареть. А ей так понравилось иметь тебя братиком! Папаша-то из тебя говённый, я всегда говорил.

— Нет, к сожалению. Не начал. Все анатомические признаки соответствуют возрасту от пятнадцати до семнадцати, включая всю эту гормональную дрянь. Пубертат в разгаре. Я не повзрослел, просто херово выгляжу. Выспаться и отожраться — буду как новенький.

— Так вали спать. Я тебя позову, когда наш Карлсон вернётся.

* * *

— Братец, с тобой точно всё хорошо? — Нагма суетится вокруг меня, она растеряна и испугана.

— Уймись, колбаса. Просто устал.

— Нет, не просто! Не просто! Я же вижу! И видела! И чувствовала!

— Чего ты там чувствовала?

— Ты как будто пытался раскачать мир! Тебя не было, ты уехал, а потом началось дёрг, дёрг, дёрг… Я сначала испугалась, а потом поняла и испугалась ещё больше!

— Что ты поняла?

— Что ты пытаешься сделать референс. Но здесь нет Аллаха, который мог бы посмотреть твоими глазами.

— Ничего, обойдусь своими. Только отдохну.

— Что ты там делал?

— Пытался спасать детей.

— Спас?

— Некоторых. Не всех. Совсем не всех.

— Бедный! — Нагма обняла меня и расстроенно шмыгнула носом. — Что сделать? Хочешь, чаю принесу? Сладкого! С печенькой!

— Нет, стрекоза, не надо. Я лучше посплю.

— Агась. Я тогда полежу с тобой.

Я лёг, она пристроилась рядом — на боку, ввинтившись мне под мышку, пристроив голову на плечо, положив руку на грудь и закинув колено на бедра. Стараясь прижаться как можно плотнее. Стать частью меня. Нагма так ложится, когда ей тревожно. Единственный признак того, что не всё в порядке. Девочка никогда не ноет и не жалуется, наоборот, старается меня поддержать и никогда не сомневается, что я справлюсь.

Кто бы ни был её настоящим отцом, он полный кретин. Отказаться от такого ребёнка?

— Люблю тебя, дочка, — прошептал я ей на ухо.

— И я тебя, пап. Больше всего на свете.

* * *

Дима разбудил меня ночью. Нагма во сне отползла, раскинула руки и ноги, заняв большую часть кровати, и безмятежно сопит.

— Тсс, — сказал он, осторожно коснувшись моего плеча. — Калидия объявилась. Подойдёшь?

— Да, — прошептал я, косясь на спящую девочку, — умоюсь только.

— В моей комнате. Я пойду, а то она там с Алькой, боюсь их вдвоём оставлять.

— Я скоро.

Калидия с Алианой сидят в креслах и мирно беседуют, как две подружки. Верховная закутана в махровый халат и выглядит на удивление уютно. И не скажешь, что недавно угробила несколько десятков детей.


Дмитрий выглядит несколько озадаченным.

— Прикинь, что нашлось, — говорит он.

За его спиной приоткрытая дверь, которой, могу поклясться, раньше не было. Внутри небольшое помещение, где в стеклянном цилиндре плавает оболочка.

— Это же башня Дома, — поясняет Калидия. — Тут при каждой спальне есть хранилище. Просто надо знать где. Я попросила разрешения воспользоваться, потому что у себя опасаюсь снимать. Никому нельзя доверять.

— А нам, значит, можно? — мрачно спросил я.

— Вы хотя бы не претендуете на моё место. И не хотите уничтожить город. И не раскручиваете войну. И не…

— Понял, понял, — сказал я. — Но знаешь, есть ведь и другие веские причины не желать тебе добра.

— Какие? — спросила она грустно.

— Я нашёл твой суперкоптер. Ну, не совсем я… Впрочем, неважно. Ты была права, он словил две ракеты и рухнул в пустошах.

— А груз?

— Почти все погибли. Я смог спасти немногих. Было слишком поздно. Если бы ты сказала, если бы упавшую машину сразу начали искать, скорее всего, почти все бы выжили. Они были в хвостовом отсеке, который пострадал меньше других.

— Мне очень жаль, — сказала она спокойно. — Но у меня не было выбора. Я узнала, что коптер сбит, но у меня не было ни времени, ни ресурсов на его поиски. Кроме того, я была уверена, что никто не выжил. Поэтому все силы были брошены на формирование наземного конвоя.

— Ещё одна партия детишек, которые теперь умирают в пустошах?

— Возможно. Я направила его другим маршрутом, надеялась, что их не найдут.

— Другим маршрутом? — вскинулся я. — Не тем, что летел коптер?

— Разумеется.

— Кинь его мне, — сказал я, набирая сообщение Костлявой: «Не ищи там, где я сказал. Встречаемся там же, где прошлый раз».

— Его нет в электронном виде, сеть небезопасна, — сказала Калидия. — Дайте на чём нарисовать, набросаю ориентиры.

Пока она черкала в Нагмином блокноте Нагминым карандашом, я не выдержал и спросил:

— Но почему дети, Кали?

— Я не знаю, — ответила она. — Такова цена. Может быть, объяснение есть в файлах отца?

— Но за что можно отдать такую цену?

— За жизнь. В том числе и жизнь других детей. Поверь, я сама пришла в ужас, когда узнала, чем расплачивался отец. Но, если энергии не будет, то умрут все, поэтому я собрала детей и…

— Я не оправдываю практику торговли детьми, — сказал мрачно Дмитрий, — но она говорит правду.

— Так что ты нашёл в файлах? — спросил я.

— К сожалению, это не детальная инструкция по управлению городом, а неструктурированные заметки. Много личного. Например, он, оказывается, действительно любил Берану, это был не просто интеллектуальный союз. И, хотя был очень травмирован её предательством, так и не смог её уничтожить.

— А про меня он что-то писал? — вырвалось у Калидии. — Простите, это неважно, продолжайте, Дмитрий.

— Я сделаю вам выборку, Верховная.

— Да, конечно…

— Держись, Кали, — неожиданно сказала Алиана и погладила её по руке. — Лучше знать, чем не знать.

— Спасибо, Аль, — благодарно кивнула та.

— Итак, — продолжил Дмитрий, — то, что удалось вытащить поиском по пришедшим мне в голову ключевым словам, сложилось у меня в следующую картину. До того, как мир пришёл в то плачевное состояние, в котором мы его наблюдаем, здесь было несколько центров силы. В результате неизвестного нам исторического процесса, в дальнейшем их число сократилось до двух. Поскольку параллельно произошло превращение обильно заселённого благополучного мира в сплошные пустоши с двумя городами, я бы предположил действие антропогенного фактора.

— Центры силы имеют устойчивую тенденцию к сокращению своего числа до единицы, — согласился я.

— Если где-то и есть подробности, то я их не искал, сосредоточившись на исторически более близких моментах, — подтвердил Дмитрий. — В силу недостатка времени, на документах, относящихся к энергетике.

— И что с ней? — спросил я.

— Источником энергии для города является энергостанция Ушедших. Это артефактная технология, однако добывать энергию из ничего не могут даже Ушедшие. Энергостанция имела запас топлива, заложенный в Цитадели, — некие голубые полупрозрачные кубы. Они инициируются приливным механизмом, извлекающим из них море энергии. Местные научились преобразовывать её в электрическую, но природа кристаллов осталась за пределами их понимания. Комплект кристаллов — две единицы на станцию. Он работает столетиями, но рано или поздно разрушается, исчерпавшись. Их запас был конечен, и, полагаю, именно возникший дефицит вызвал сокращение числа центров силы.

— Да уж, — прокомментировал я, — дефицит энергоресурсов рано или поздно приводит к кровавому переделу.

— В общем, город сконцентрировал у себя все оставшиеся кристаллы, и какое-то время безудержно процветал. Его единственным конкурентом оставался «второй город», название которого мне нигде пока не встретилось. Они каким-то образом научились получать некие суррогатные источники — хуже настоящих, но все же как-то работающие. Креон — он тогда уже руководил Советом, — потребовал передачи этой технологии. Второй город отказался, и Креон применил какое-то ОМП. Однако технологию почему-то забрать не смог, поэтому суррогатные кристаллы так и получал оттуда, причём поставки детей по какой-то причине являются необходимым условием их получения. В конце концов, может быть, мы наговариваем на покойника, и все детишки где-то прекрасно растут в счастии и комфорте.

— Ох, что-то мне не верится, — покачал головой я. — Но ты продолжай свой исторический экскурс.

— Итак, город начал получать синтетические, или какие они там, кристаллы от второго города, чем избег коллапса энергосистемы. Однако оказалось, что они не только имеют малую ёмкость и работают всего несколько лет, но и дают такой любопытный побочный эффект, как «Чёрный туман». Он выделяется прямо из земли, на огромной площади — от центра до окраин и дальше в пустоши. Туман оказался токсичен, причём особенно сильно — для детей. Отказаться от использования новых кристаллов город уже не мог, поэтому начали искать обходные решения. В их числе были защитные маски, которые позднее выродились в аксессуар, имплантация систем закрытого дыхания работникам подземных предприятий, из которой выросла потом система аренды, а также постройка башен для проживания элит и порождённая этим сегрегация. Но помогало это плохо, точнее, практически никак. Город столкнулся с первым кризисом воспроизводства населения. Дети были нужны для обмена на кристаллы, кристаллы убивали детей — замкнутый круг. Я видел Креона только мельком, судя по рассказам папаши он был той ещё жопой…

— Факт, — согласился я.

— …Но он определённо был очень деятельным и изобретательным кризис-менеджером.

— Все эффективные правители — малоприятные люди, — вставил я свою реплику.

— В общем, он, не найдя решения сам, обратился за помощью в другие миры. Используя концентрированное топливо для оболочек — ихор — в качестве высоколиквидного платёжного средства, за несколько лет нанял десятки учёных и обеспечил их условиями для работы. В их числе, кстати, была и Берана, но решение предложила не она. Некие неупомянутые специалисты обнаружили, что свет определённого спектра нейтрализует токсичное действие тумана.

— Неон! — внезапно дошло до меня.

— Ха, папаша, иногда и у тебя бывают просветления, — смеётся Дмитрий. — Действительно, неоновые светильники, которые стоят тут буквально везде, это, в первую очередь, излучатели-нейтрализаторы. Город наполнился неоновым светом, дети перестали рождаться уродами…

— Кроме детей кланов, — сказал я.

— Именно! Никто не озаботился им сообщить. Думаю, это было сделано специально, чтобы кланы не могли развиваться самостоятельно. Им подкидывали детишек, которых они, якобы, «крали», тем самым жёстко контролируя численность.

— Но почему бы не сделать это иначе? — спросил я. — Дать им возможность проводить беременность и рожать в городе? Это бы ничего не стоило, зато не рождались бы несчастные больные дети! Это какая-то излишняя жестокость, к которой, как мне кажется, Креон склонен не был. Он был сволочью с нулевой этикой, но сволочью рациональной.

— Не всё так просто, — возразил мне Дмитрий, — дети, искалеченные Чёрным Туманом, взамен получили некие свойства, придающие им какую-то особую ценность.

— Какую? — спросила Калидия.

— Не знаю, — ответил Димка. — То ли этого нет в файлах, то ли я пока не нашёл. Периодически их изымают из кланов под предлогом лечения, но для чего именно — твой отец написать не озаботился.

Загрузка...