’НЕЙРОС’. Часть третья ’Черные слезы’

Глава 1. Время педикюра

— Надо валить, — сказал Дмитрий, закрывая ноутбук. — И быстро. Твоя рейдерша даст нам машину?

— Она не моя и не рейдерша. Она прем клана.

— Неужели ты её ещё не огулял, папаша? Дикарка хороша. Моется, наверное, не часто, но фигура… Даже жаль, что я почти женат.

— Дима, иди на хер, сынок.

— А что? У тебя не корпа, а гарем. Одни бабы.

— Дима.

— Что сразу «Дима»? Теперь я понимаю, почему ты к нам с мамой из командировок не спешил. У тебя, небось, в каждом мире по три семьи было…

— Ещё слово, и я тебе втащу, сынок. Восполню, так сказать, пропущенный этап воспитания.

— Но-но! — Дмитрий опасливо отодвинулся. — Экий ты стал нервный в свои новые шестнадцать.

— Ты меня специально бесишь, или это твой новый уровень мудизма?

— Ой, скажи ещё, что я неправ!

— Ты неправ. Тот отец, которого у тебя не было, — не я. Это эпифеномен моего референса. Как и ты, кстати. Но я смирился с твоим существованием, и ты смирись с моим. И засунь язык в жопу, иначе огребёшь. Мне шестнадцать, у меня тестостерон. Не зли отца, сынуля.

— Ой-ой, какие мы страшные! Всё-всё, извини, проехали. Я просто нервничаю. Судя по заметкам твоего предшественника, это не лучшее место, чтобы вынашивать и рожать ребёнка. Не хочу чтобы твой внук был похож на здешних мутантов.

— Они не мутанты. Они больные дети. А ты козёл.

— Есть в кого, — огрызнулся он, но на всякий случай отодвинулся ещё дальше. — Как их ни назови, но экологию этим не улучшить. Кроме того, готов поспорить, что чоткие городские пацанчики скоро станут в кланах не слишком популярны. А мы как раз они и есть.

— Что ты там нарыл? — кивнул я в сторону ноутбука.

— Первым делом я нарыл нам жильё в Центре. Мой чит «бесконечные деньги» всё ещё работает. Милое местечко, оригинальное, не без шарма, всё рядом, ты оценишь. Места хватит и на тебя, и на твой гарем… Ах, да, не гарем, извини. Корпу, конечно же, о великий атаман банды амазонок!

— Дима…

— Молчу-молчу. Это просто зависть женатого к свободному. Гуляй, пока молодой. Ладно, есть ещё одна хорошая новость — мой проводник жив-здоров, хотя и в глубоком подполье. Вылезать боится, но я его знаю — жадность рано или поздно победит трусость. На период его внутренней борьбы, я бы хотел отбыть в город, потому что новости не только хорошие.

— И что у нас плохого?

— В городе весь инфор прокачивает тему «Плохие, злые, отвратительные кланы». Из каждого утюга объясняется, почему они грязные дикари-каннибалы, и как всем станет лучше, если их ликвидировать как явление.

— Каннибалы?

— Они же едят детей. Воруют и жрут. Ты не знал? А весь город уже в курсе. Город их кормит и содержит, а они, твари неблагодарные, презлым отвечают на предобрейшее.

— Серьёзно?

— А то! Расчеловечивание в полный рост. На Средке, пишут, им уже вломили «справедливо возмущённые граждане». Так что клановые из города уходят, и не в лучшем настроении. Угадай, как они будут теперь смотреть на нас?

— Извини, мелкий прем, — Костлявая смотрит смущённо и зло, но глаз не отводит. — Я не проведу твоего брата с невестой сквозь колесо. Клан не поймёт.

— Что изменилось?

— Ребята очень злы на городских. Вы, конечно, не такие, но на вас тоже смотрят косо. Ко мне уже подходят с вопросами: «Что тут делают эти чёртовы горожане?»

— То, что я их лечил, в зачёт не идёт?

— Говорят: «Мало ли, что он там налечит, городской-то? Может, нарочно сделает, чтобы мы все заболели. Вон у детей глаза посинели — может, это он их траванул чем?»

— Очаровательно.

— Я понимаю, что бред, — признаёт Костлявая, — но народу рот не заткнёшь. Сейчас все против города.

— А ты? — спросил я прямо.

— Я понимаю, что кто-то их специально накручивает, но ничего не могу с этим поделать. Поймала одного: «Кто тебе это сказал?» А он: «Да все это знают!»

— А что именно знают-то?

— Что город, мол, живёт за наш счёт, а сам мечтает нас уничтожить. Что городские травят наших детей. Что нас обирают на рынках, ставят несправедливые цены. Что для нас поднимают ценник на Средке.

— А поднимают? — поинтересовался я.

— Есть такое, — признала Костлявая. — Клановые буйные, часто ломают мебель и задирают посетителей. Это закладывают в цену как страховку. Но ещё на прошлой неделе они этим гордились! Мол, мы такие крутые, что приходится переплачивать! А теперь обида и несправедливость.

— Слушай, но либо «город живёт за ваш счёт», либо «хочет вас уничтожить». Иначе нелогично.

— Я понимаю. Но объяснять бесполезно, меня просто никто не слышит. Если буду настаивать, меня скинут. Уже ходят разговорчики, что «Костлявая продалась городским». И угадай, на кого при этом показывают пальцами.

— На нас?

— На тебя, в основном, мелкий прем. Ты успел нарисоваться, тебя тут как бы не за злого колдуна держат. Шепчутся, что ты меня заворожил, или купил, или заставил…

— В общем, нам тут не рады?

— Прости. Лучше вам вернуться в город. Знаю, там небезопасно, но тут может стать совсем плохо. Не уверена, что ночью кто-нибудь не метнёт вам в окно бутылку с горючкой.

— У вас есть горючка? — удивился я.

— Гонят умельцы в клане Чёрных Песков. Она дорогая, но для вас не пожалеют.

— Машину дашь, или нам пешком идти?

— Отвезём, куда скажете. Слушай, мелкий прем, мне реально жаль, что так вышло. Когда эта хрень закончится — добро пожаловать обратно.

— Думаешь, она закончится?

— Война — это безумие! — горячо говорит Костлявая. — Кланам нечего делить с городом. Сейчас мы останемся без токов, город — без сырья, всем станет только хуже. И вот тогда они задумаются: «А нафига мы вообще все это затеяли?» Думаю, это случится скоро, но вам действительно лучше пока побыть в городе. Мне жаль.

— Знаешь, Костлявая, — сказал я, — когда война начнётся, задумываться уже никто ни о чём не станет. У войны свои законы.

— Не слишком ли ты мелок для такого пессимизма? — улыбнулась она. — Пена схлынет, всё вернётся на свои места.

— Поспорим?

— На что?

— Если не вернётся, будешь должна желание. И наоборот.

— Ты что, трахнуть меня хочешь, мелкий прем? — заржала Костлявая.

— Кто знает. Вдруг меня потянет на старушек?

— Вот ты язва! Ладно, но учти — когда я выиграю, то ты узнаешь, какая я злопамятная!

— Итак, — подытожил я, — скоро я спрошу тебя: «Костлявая, ну что, всё вернётся как было?» А ты ответишь: «Нет, Док, всё пошло к чертям, и как раньше уже никогда не будет». Тогда с тебя одно желание.

— Не в ущерб клану!

— Замётано. Я условий ставить не стану.

— Так уверен, что победишь?

— Абсолютно, Костлявая. Абсолютно.

Уезжаем плохо. Клановые собрались вокруг, и к двум машинам нас ведут буквально под охраной. Ближние Костлявой с лицами мрачными и недовольными отделяют нас от остальных клановых, которые не плюются в спину только потому, что ветер встречный.

— Проваливайте, уроды городские!

— Чтоб вы там сдохли!

— Ничего, мы ещё до вас доберёмся!

— Эй, Костлявая, отдай нам своих дружков!

— Что, твари, нашпионили и бежать?

— Эй, водилы, надеюсь, вы их не довезёте? Я бы не довёз!

— Намотайте их на колёса!

И только дети стоят отдельно и молча смотрят своими безмятежными, синими, как толчёный кобальт, глазами.

— Почему они на нас так злятся? — спросила в машине Нагма. — Мы же им ничего не сделали!

— Им сказали, что мы плохие.

— Но они же видели, что мы хорошие!

— Не важно быть правым. Важно быть как все.

— Я сначала подумала, что ты преувеличиваешь, а потом вспомнила кыштак и передумала. Там хотели убить маму, которая лечила их женщин, а здесь хотят убить тебя, который лечил их детей. Ты прав, братец, люди злые.

— Они не злые, колбаса. Они просто не любят думать.

— Плевать на них слюнями, — сказал сидящий рядом Дмитрий. — Выманю проводника и свалим отсюда. Здешний вайб становится крайне токсичным.

Он обнимает Алиану, она прижимается к нему, и я снова думаю, что они красивая пара. Мой внук будет очень симпатичным пацаном. Сложно будет объяснить ему такого молодого деда, да что-нибудь придумаем. Пусть это будет самой большой его проблемой.

Клановые водители остановились на Окраине и велели выметаться. Сказали, что дальше нас не повезут, и вообще это не их проблемы. Это — город, мы — городские, а значит, как-нибудь доберёмся. И вообще, если бы не строгий приказ Костлявой, они бы нас закопали в пустошах.

— Сколько отсюда до твоей новой хаты? — спросил я Дмитрия.

— Изрядно, — расстроенно сказал он, сверившись с коммуникатором. — С учётом того, что по прямой не пройти, выходит больше полсотни километров.

— Подкиньте хоть сколько-то ещё! — просит Шоня. — Вам что, жалко?

— Я бы тебя поподкидывал, рыжая! — смеётся водитель. — Но премша, дура, запретила. Ничего, может, ещё встретимся!

— Вот же мудак озабоченный! — расстроилась девушка.

Лирания решительно сделала шаг вперёд и молча ткнула его шокером. Клановый ударился спиной о машину и сполз на землю, смотря в никуда расширенными от боли зрачками. Мерзкая штука эти шокеры, уж я-то знаю.

— Ты чего, Лирка? — поразилась Шоня.

Но я уже взял на прицел схватившегося за дробовик второго.

— Нет. Медленно положи на капот и отойди.

— Да ты охренел, пацан! — возмутился он, но проверять, выстрелю я или нет, не стал. Может быть, вспомнил Хваталу. Репутация — великая вещь.

Дмитрий быстро освободил от оружия бьющегося в судорогах на земле водителя, а Тоха подхватила с капота дробовик второго. Теперь на него смотрят три ствола, причём Тохия держит свой довольно уверенно.

— Так и знал, что все городские — подлые ублюдки! — бросил он, сплюнув в пыль.

— Довезли бы нас до места — разошлись бы краями, — пожимаю плечами я. — Сами устроили себе приключение.

— За меня отомстят! Кланы такого не прощают!

— Если бы я собирался тебя пристрелить, ты бы уже лежал с дыркой в башке. Было бы справедливо заставить тебя прогуляться, как ты хотел сделать с нами, но мы влезем и в одну машину. Так что забирай своего приятеля и проваливай. Костлявой передай, что машину мы вернём. Оставим где-нибудь и координаты скинем. А что вы тупые мудаки, я ей и сам напишу.

— Так, значит, правду говорят, что она от города подставная… — покачал головой водитель. — Нельзя бабу премом ставить, она мандой думает. Ничего, скинем её, всё вам припомним!

— Я же говорю, тупой, — вздохнул я. — Вали, не моё дело тебя уму-разуму учить. У тебя своя премша есть.

Водитель, зло зыркая на нас сквозь противопылевые очки, подхватил под мышки своего коллегу, заволок его на пассажирское сиденье, кое-как усадил, влез за руль, газанул, взвизгнув покрышками, и рванул с места так, что след задымился.

— Мда, Костлявая не обрадуется, — покачал головой я. — Лирка, я что тебе говорил про контроль агрессии и действиях без приказа?

— Знаешь, прем, — начала она, нахмурившись и наклонив голову знакомым упрямым жестом, как будто боднуть хочет. — Я думаю…

Но мы не узнали, что она думает, потому что водитель вернулся.

— Забыл что-то? — успела удивиться Шоня, но я уже всё понял по скорости, на которой несётся развернувшаяся в конце улицы машина.

— Бегом! За угол! — заорал я, уже понимая, что среагировать успеют не все, и поднимая на уровень глаз пистолет.

Дмитрий, надо отдать ему должное, ухватил не только Алиану, но и Нагму. Метнулся в ближний подъезд, таща их за собой так, что чуть руки не выдернул. Подъезд закрыт, он на секунду растерялся, но потом сунул девочек в нишу двери, загородив собой. Как будто это чем-то поможет, если в них прилетит две тонны железа.

Удивительно, как много можно успеть заметить, если сам превратился в сплошной прицел. Стреляю двойками, в лобовик, пытаясь попасть в водителя.

Бац, бац! — пистолет.

Лирания прижала к себе Оньку так, что та тоненько вспискнула и метнулась за стоящую машину. Плохое решение, сметёт вместе с ней.

Бац, бац! — стекло бликует, я не вижу водителя, но лобовик расцветает белыми цветами пулевых пробоин.

Колбочка приседает, зажимая уши. Плохое решение, вид ступора, который до добра не доводит. Зоник, зачем-то пригнувшись, как будто мы под обстрелом, дёргает её за плечо, приговаривая: «Бежим, да бежим же!». И голос его полон той особенной безнадёжности, когда ты понимаешь — бесполезно.

Хренась! Хренась! — Тоха стоит, широко расставив ноги, и, закусив губу, шмаляет по приближающейся машине из дробана. Стреляет решительно, от груди, не целясь. Плохое решение — стволы короткие, разлёт большой, слишком далеко. А на расстоянии уверенного поражения уже будет всё равно, попала она или нет.

Бац! Бац! — кладу в лобовик, но если водитель сильно пригнулся, то толку чуть.

Шоня, распахнув дверь, судорожно пытается запихнуть в машину глупо улыбающуюся Лолю. Плохое решение — девушка бессознательно сопротивляется, не понимая, что происходит, времени не хватит, да и не спасёт жестяной кузов от такого удара.

Хлобысь! Хлобысь! — у дробовика два ствола и рычажная перезарядка. Массивная штуковина. Отдача, надо полагать, лютая. При каждом таком дуплете у Тохи задирает стволы, и всё ещё слишком далеко для картечи. Результативно она сможет выстрелить один раз, в упор, но это уже ничего не изменит.

Кери, выпучив глаза, бежит вдаль по улице. Плохое решение — надо уходить с траектории, прижиматься к стене, прыгать за угол. По прямой не убежишь.

Бац, бац! — затвор становится на задержку, я сбрасываю на землю пустой магазин, тянусь за последним, неполным, в нём пять патронов, и больше нет. Тянусь и понимаю — не успеть. Машина слишком близко. Понимаю, что уже мёртв, но она отклоняется от траектории и с оглушительным бабахом влетает точно в опору эстакады. Бетонная колонна выдерживает удар без последствий, чего не скажешь об автомобиле, успевшем набрать изрядную скорость.

Капот сминается до лобового стекла, которое летит вперёд пылью, я успеваю увидеть, как мотнулись вперёд и врезались в панель головы сидящих впереди людей, понимаю, что на такой скорости не спасли бы и подушки, которых тут нет, и в этот момент отлетевшая назад на полкорпуса машина вспыхивает режуще-ярким огнём какого-то прямо магниевого пламени. Горит оно недолго, но так интенсивно, что никому и в голову не приходит приблизиться.

Хлобысь! Хлобысь! — запоздало, на нервах, стреляет Тоха, но ни машине, ни людям в ней хуже уже не сделаешь.

Пламя воет с электрическим треском и резким свистом выходящего откуда-то газа.

— Все назад! — кричу я, опасаясь, что батарея взорвётся, но она прогорает без дополнительных спецэффектов, не считая жара, от которого течёт металл крыши.

Огонь угасает, занимаются чадным дымом покрышки, пахнет горелым мясом, резиной и химией. Мы уезжаем, не дожидаясь, пока она догорит. Бедные дети, будет им от чего просыпаться ночью в кошмарах.

Новая берлога Дмитрия — самый центровой центр города. Если открыть окно, можно помахать ручкой Калидии — башня Креона загораживает нам восход. Но только она, всё остальное ниже. В том числе Средка, на которую можно было бы спрыгнуть с парашютом, будь у нас парашют.

— Ты купил башню? — поразился я.

— Цены на недвижимость сильно упали, — пожимает плечами Дмитрий. — Кроме того, у меня больше денег, чем товаров в этом городе. Мой тайный счёт так и не нашли.

— Не слишком нагло?

— Наоборот, — отвечает он. — Заявка на то, что мы не прячемся, а значит, не боимся.

— А что это вообще такое? — интересуется балдеющая от роскошных интерьеров Шоня.

— Бывшая родовая башня Дома, — поясняет Дмитрий, беззастенчиво рассматривая казначейшу корпы.

Шоня носит открытое и обтягивающее, и грудь у неё прямо загляденье. Хорошо, что Алиана не видит, как Димка глазеет в декольте. Мне это не нравится, но он большой мальчик, и, в конце концов, не смотреть на такое сложно.

— А куда делся Дом? — спрашивает Шоня.

— Вымер. То ли восстание киберов, то ли Креон, то ли Калидия расстаралась. Башня перешла муниципалитету, тот выставил её на продажу, но никто не хотел брать. Они были счастливы сплавить этакое сокровище, учитывая, во что обходится бюджету её содержание. Тут на одних арендниках разориться можно!

— Я фигею, — признаётся Шоня. — У меня есть слуги! Скажи мне кто раньше, неделю бы смеялась.

— Обращайтесь, мадемуазель, — галантно отвечает Дмитрий, и как бы даже тянется её приобнять, но натыкается на мой взгляд и делает вид, что так, рукой махнул.

Шонька, конечно, хороша, но Алиана красивее. Нет, не красивее, их сложно сравнивать, — аристократичнее, пожалуй. Спокойнее, умнее, сильнее, достойнее. Удивительно повзрослела и выросла над собой та детдомовская девчонка, я в ней не ошибся. Шонька — очень секси, но совсем другой класс. Если Димка будет к ней клеиться, надаю ему по жопе. По-отцовски. Ибо нефиг. Ему ещё внука мне растить.

Вместе с башней нам досталось два десятка — или около того, я не считал — арендной прислуги. Понятия не имею, что они делали всё то время, пока башня пустовала. Может быть, хранились в шкафу штабелем. Но теперь у каждого есть личный слуга. Не знаю, как это правильно называется, когда за тобой ходит человек, пытающийся всё делать за тебя. Я серьёзно — доставшаяся мне мадама даже в сортир за мной сначала лезла. Наверное, чтобы жопу вытереть. Когда я в первый раз наткнулся на неё, выходя из душа — чуть не заорал от неожиданности. Свежее бельё на постель — вполне достаточный для меня набор услуг. А вот Нагма её эксплуатирует беззастенчиво — Синна (так зовут нашу служанку) убирает за ней разбросанное, застилает кровать, приносит любой предмет, находящийся за пределами вытянутой руки, а также трёт спинку и моет голову в ванной, после чего стоит с полотенцем в руках, покорно ожидая, пока девица благоволит валяться в пене.

— Ты не чувствуешь себя рабовладелицей? — спрашиваю я Нагму.

— Не-а! — беззаботно отмахивается та. — Синна же для этого предназначена. Мне кажется, она на тебя обижается, что ты ей не пользуешься. А я пользуюсь, и она довольна!

Я не возражаю, потому что, в самом деле, пусть ребёнок и такой жизни попробует. Что-то мне подсказывает, что разбаловаться она не успеет. Вряд ли вся эта роскошь надолго.

Моя корпа пока делает вид, что остаётся таковой, но это уже не так. И я это понимаю, и они это понимают. Нас держал вместе крайм, каков бы он ни был. Мы были против всех, и это сплачивало. Теперь мы праздные прожигатели жизни в башне, а значит, достигли, по мнению ребят и девчонок, более чем всего. Эта особенная пустота — когда ты бежал-бежал и добежал, всё закончилось, потолок достигнут, стремиться некуда, — накрывает их прямо на глазах.

Первые несколько дней они наслаждались изо всех сил, наотрыв, наоттяг, сами себе не веря. Башня куплена официально, прятаться не надо, работают линии вип-доставки. Всё, чего хочется, — достаточно руку протянуть. Диму каждый переспросил по три раза и получил ответ: «Развлекайтесь, ребятишки! Денег больше, чем вы сможете потратить». Собственно, на этом моменте я и кончился как прем. Стал не нужен, потому что всё и так есть.

Шоня и Колбочка нахватали нарядов, покрасовались друг перед другом и поняли, что больше показать некому.

Кери получил какой-то сверхноутбук, ящик наилучших инструментов, но чинить тут нечего, а встроенные компьютеры покрывают даже задачи требовательного Дмитрия.

Зоник оттрахал всех служанок, имеющих секс-прошивку, но увлечённая тряпочками Дженадин забыла его ревновать, а без этого скучно.

Лоля удолбалась так, что пришлось откачивать антидотом, и её доступ к доставке Дима отозвал. Теперь препараты ей снова выдаю я, по часам.

Тохия развлекается с Нагмой рисованием по собственному телу, предоставленному в качестве холста. Однажды я был шокирован, обнаружив на своей кровати лежащую на животе совершено голую девушку, на которой сидит верхом моя белокурая дочь и, высунув от усердия кончик языка, сосредоточенно расписывает ей зад в стиле готичного аниме. Выходит симпатично.

Лирания переоделась в нечто, похожее на традиционные наряды японок, сменила макияж и стала выглядеть аристократично, загадочно и взрослее своих лет. Подчёркнуто меня игнорирует. Онька ябедничает, что её тоже. Сидит, мол, весь день, на гитаре играет и слушает сама себя, в наушниках. О причинах этого поведения я даже думать не хочу.

Нагма и Онька бесятся вместе, как и раньше, и для них единственных, кажется, ничего не изменилось в этом стремительно меняющемся мире.

Но миру на это плевать.

Мой родной мир далёк от благополучия. Его постоянно сотрясают большие и малые войны. Наверное, в истории не было дня, когда одни люди не резали бы других. Я думал, что меня не удивить пропагандой: плакаты «Бери автомат и иди убивать, это этично и хорошо оплачивается» ― давно стали обыденностью во всех странах. Но здесь это принимает какие-то безумные, гротескные формы.

«Во всех твоих бедах виноваты кланы. Не можешь найти хорошую аренду? — Кланы разрушают экономику. Малы арендные выплаты? — Кланы слишком дорого нам обходятся. Нечем починить кондиционер? — Клановые слишком много требуют за старьё, которое и так принадлежит городу. Не по карману бордель на Средке? — Нашими деньгами компенсируют бесчинства клановых. Урезали бесплатный паёк? — Город кормит кланы». Если в кране нет воды… Ну, в общем, понятно.

Визуальный ряд прекрасен — на синтезированных картинках клановые выглядят, как кровожадные зомби-мутанты из радиоактивных джунглей.

В кланах никогда не моются.

В кланах живут в свальном грехе и повальном инцесте.

В кланах едят детей.

В кланах едят говно (наверное, детей подают под соусом из говна).

В кланах насилуют всё, что шевелится, а что не шевелится — шевелят и насилуют (вероятно, в процессе проживания в свальном грехе).

Все, кто пропадает в городе, на самом деле попадают в лапы кланов, где их шевелят, насилуют, а потом едят под соусом из говна.

В кланах любой мечтает убить, изнасиловать и съесть с говном каждого горожанина.

«Доколе мы будем это терпеть?» — вопрошала информационная повестка. И сама себе давала ответ: «Не будем! Пора показать этим грязным дикарям, кто тут хозяин!»

— Меня удивляет холостой пробег, — говорю я Дмитрию. — Такие ресурсы вкачаны в образ врага, а никакого выхлопа.

— В смысле, папаша? — улыбается этот сибарит, развалившийся в халате с бокалом вина. Красивая (самая молодая и симпатичная из всех) служанка укладывает ему волосы, нежно касаясь головы расчёской и пользуясь небольшим тихим феном.

— Пропаганда это: «Враг — скотина, вступай в войска. Враг — мерзкий оккупант, плати военный налог. Враг ебёт котят и жрёт щенят, сдавай деньги на поддержку сил добра». Есть посыл — есть призыв. А тут посыл есть, а призыв отсутствует.

— Может, они просто не знают, как? — расслабленно смеётся Дмитрий. — Не похоже, что тут вообще воевали когда-нибудь по-нашему, стенка на стенку. Давай ты пойдёшь и объяснишь им, как надо, а, папаша?

Дима чувствует себя хозяином положения и, по сути, им является. Мы тут все на правах приживалок при Его Величестве. С учётом этого, а также наследственной говнистости характера, он ещё не так уж много себе позволяет. К счастью, я единственный объект его подначек. Нагму и Альку он любит, а дразнить остальных ниже его достоинства.

— Я бы предположил, что это подготовительный этап. Обработка общества на будущее. И, судя по накалу пафоса, это совсем близкое будущее, потому что поднимать градус уже почти некуда.

— Думаешь, что-то случится? — Дима, может, и жопа с ушами, но не дурак.

— Будь дело у нас, я бы поставил на какое-то показательное говно. Чтобы кровь-кишки-распидорасило. Наглядный казус белли. Теракт, немотивированный обстрел, снайперы, стреляющие в толпу. Это всегда работает.

— Так почему тут ещё не сделали?

— Без понятия. Я не вижу главного — кто бенефициар этого движняка? Кому на самом деле нужна война?

— Думаю, как обычно, всем понемногу, — философски заметил Дмитрий, вытягивая ноги в сторону присевшей служанки. — Время педикюра!