Пирс Энтони Робот-Адепт

Глава 1 Фаза

Сачеван стояла в каноэ. Несмотря на то, что она покачивалась от усталости, грозившей перейти в обморок, и ею владели смешанные эмоции, вампирша оставалась неотразимой. Остальное не имело значения.

— Пора лететь домой, — вздохнула она. — Думается мне, больше рядом с вами не выдержу.

— Понимаю, — кивнул Маш, поднимая на неё взгляд со своего места. — Благодарю тебя за неоценимую помощь и надеюсь, что мы останемся друзьями.

— Возможно, — согласилась Сачеван. — Я старалась, по большей части, ради тебя, Флета, и рада, что твоя жизнь и любовь спасены. Желала бы и я любви подобной для себя. — Она окинула печальным взглядом угасающее свечение вокруг них. — Чтобы хоть один мужчина посвятил такую вспышку мне!

Девушка в объятиях Маша вскинула голову и посмотрела на подругу сквозь недавние слёзы.

— Желаю и я тебе испытать такую любовь, — улыбнулась Флета. — Прощай, моя милая подруга!

Затем Сачеван развела руки, словно крылья, и безо всяких усилий — даже изнемогая от утомления — превратилась в очаровательную летучую мышь, которая тут же упорхнула в туман. Полёт её был слегка неровным, однако не оставалось никаких сомнений, что до места вампирша доберётся.

Переливающийся всеми цветами радуги пузырь, деликатно паривший рядом с каноэ, заговорил.

— Я не питаю особой склонности к вампирам, — заметил Прозрачный Адепт ей вслед. — Но сия дева способна искусить любого. — Потом его лицо внутри шара повернулось к ним. — Позвольте сопроводить вас в мои владения.

— Мы отправляемся с тобой, Адепт, — подтвердил Маш, после чего склонился к Флете, и для мира они на какое-то время оказались потеряны.

Водянистый пузырь двинулся вперёд, и потянувшаяся за ним узкая волна, подхватив каноэ, увлекла его в воздух. Адепт и судёнышко быстро набирали скорость, устремляясь прямиком в сгущающиеся сумерки.

Маш с Флетой, жертвы запретной любви, отдавали себя во власть враждебных адептов.

Очнулся Маш от звуков бившейся о борта воды. Выглянув, юноша убедился, что каноэ вновь плывёт: то ли по поверхности большого озера, то ли — маленького моря.

— Как странно! — воскликнул он.

Флета проснулась.

— Всё ли хорошо, любовь моя? — встревоженно поинтересовалась она.

— Мы в воде, — объяснил он.

Девушка рассмеялась.

— Странно видеть лодку на волнах? Возможно, в твоём мире, ровот, но не в моём!

Маш печально улыбнулся.

— Я заколдовал это каноэ, чтобы оно летело по воздуху, вот и всё. Сейчас оно меня удивило.

Невозмутимо продолжавший свой полёт пузырь перед ними вновь развернулся к парочке лицом.

— Через какой-то миг ты будешь изумлён ещё больше, юноша.

Флета потянулась, невольно прижавшись к Машу грудью.

— Природа зовёт меня, — сказала она. — Я переменюсь. — И отстранилась.

— Не покидай меня! — запротестовал он, вдруг обеспокоившись. — В последний раз, когда ты ушла, я почти потерял тебя навсегда!

Флета виновато всхлипнула.

— Тогда я лишь хотела отвести от тебя зло, — потупилась она. — Не бойся, я вернусь к тебе очень скоро. — Затем девушка нагнулась к нему и поцеловала с такой страстью, что охватившие его сомнения растаяли в накатившей волне счастья.

Пока Маш приходил в себя от радости, Флета встала так же, как и Сачеван, и превратилась в колибри: полностью чёрную, за исключением поджатых к телу золотых лапок и клюва. Пташка стремглав пронеслась над его головой, взъерошив волосы, и исчезла.

Маш покачал головой; грусть всё ещё не покинула его душу полностью. Он слегка завидовал способности Флеты мгновенно изменяться и уж точно не отказался бы составить ей компанию в полёте, тоже превратившись в птицу.

Эта мысль навела его на другую. Он ведь был начинающим адептом, не так ли? Время от времени Машу удавалось сотворить годное заклинание. Где пролегали границы его возможностей? Настоящие адепты создавали просто невероятные чудеса; мог ли и он расширить свой диапазон, справившись с магией?

Чем больше он думал, тем больше ему нравилась эта идея. Маш наколдовал парящее в воздухе каноэ, которое сослужило ему столь хорошую службу; как ни крути, это была примечательная магия. Силой своей любви он аннулировал наложенное на Флету заклятие самоубийства. Несмотря на то, что трижды произнесённое им признание вряд ли можно было назвать обычной магией, то же относилось и к заклятию. Она попросила Красного Адепта об амулете, который отобрал бы её способность к видоизменению. Таким образом, когда Флета спрыгнула в ущелье, она не могла превратиться в колибри и спасти себе жизнь. Красный Адепт, хоть и крайне неохотно, исполнил просьбу девушки. Маш обратил вспять магию адепта! Трансформация, по сравнению с этим, просто мелочь. Всё, что ему требовалось, это придумать подходящие заклинания.

Флета вернулась и опустилась на переднее сиденье лодки, одновременно превратившись в девушку. Очевидно, с делами уже было покончено. Ещё одно преимущество трансформаций: в птичьем облике её мог насытить нектар всего нескольких цветков, и голод со сменой обличья не возвращался. То же касалось и очищения организма: для этого хватало одной лишь капельки птичьего помёта. Магия не обращала внимания на размеры.

— Спускаемся, — донёслось до них предупреждение Прозрачного. Затем его пузырь погрузился в воду, и каноэ последовало примеру адепта. Мгновение спустя они уже пребывали в зеленоватой мути целиком, продолжая, тем не менее, нормально дышать. Казалось, вода здесь ничем, кроме оттенка, не отличается от воздуха. Флета подвинулась, чтобы взять его за руку.

— Магия адептов пугает меня, — прошептала она. — Я бы хотела…

Маш заставил её умолкнуть поцелуем. Он знал, чего ей хотелось: чтобы они могли быть вместе без посторонней помощи. Однако это было недостижимая мечта, поскольку им противостоял и его вид, и её. Пришлось вынужденно воспользоваться гостеприимством Прозрачного Адепта.

Они продолжали погружаться. Мимо проплыла рыбка, с умеренным любопытством проводив каноэ взглядом. Ей уже явно доводилось видеть нечто подобное раньше. Потом показалось дно, и опять возникло ощущение, что они спускаются по воздуху. Камни, водоросли и морской мох весьма напоминали джунгли.

Но чем ближе, тем более странно выглядела эта земля. Пятнами выглядывали из зарослей рыжие и сине-зелёные губки. Будто утерянные оленями рога, из песка поднимались кораллы. На жёлтых обломках скал красовались чудные то ли растения, то ли существа, похожие на цветы, однако наделённые щупальцами. Поначалу они казались мелкими, но, по мере приближения каноэ, увеличились в размерах. Маш перегнулся за борт, рассматривая длинную изогнутую трубу, над которой они проплывали. По её краям виднелись полосы. Потом вдруг труба закончилась, и снизу на юношу воззрился большой круглый глаз. То, что он принял за полый ствол, оказалось панцирем живого морского чудища!

— Гигантский наутилоид, — пояснил сверху Прозрачный Адепт. — Создание ордовикского периода древней Земли. Я интересуюсь морской палеонтологией. — Их взорам предстали восемь величественных щупалец, каждое из которых, взметнись оно ввысь, разнесло бы каноэ в щепки. Маш порадовался сопровождению адепта.

— Напоминает осьминога в длинной раковине, — заметил он.

— Неплохое описание, — согласился Прозрачный. — Они родственники. Наутилоидей относится к моллюскам так же, как современные осьминоги и кальмары. Только происходят из более древних времён. Ордовикскому насчитывается около четырёхсот миллионов лет.

— Ты говоришь, как учёный! — поразился Маш. — И всё же ты — адепт.

— Одно другому не мешает! Разделение магии и науки на Фазе произошло всего несколько веков назад; до этого момента наша история сливалась. Магия возвратила к жизни древних существ, которых не существует больше ни на Земле, ни где-либо ещё. Все адепты в какой-то мере — учёные. Мы просто специализируемся на магии и заставляем её служить нашим интересам так же, как наши двойники на Протоне — науку. — Под днищем каноэ, ошеломив Флету, скользнуло существо, напоминающее огромного таракана. — Трилобит, — гордо представил его Прозрачный. — А вон морской скорпион.

И в самом деле, сходство нового обитателя глубин с метровым скорпионом было бесспорным. Флета отпрянула от угрожающих клешней.

— Спокойно, — Прозрачный нахмурился, и скорпион быстро отплыл в сторону. Не он являлся хозяином океана.

Они подплыли к поднимавшейся со дна горе, и каноэ с толчком остановилось.

— Добро пожаловать на остров Медового Месяца, — объявил Прозрачный. — Здесь вы будете защищены от вторжений извне, охраняемые трилобитами, скорпионами и наутилоидеями.

— Означает ли сие, что мы — пленники? — нервно уточнила Флета.

— Ни в коем случае, кобылица, — отозвался адепт. — Я обещал вам райский островок и полную свободу действий. Вы можете покинуть его в любое время, но помните: за пределами моих владений вы вновь окажетесь под угрозой.

Машем опять овладели сомнения.

— Какую выгоду ты надеешься извлечь из ситуации?

— Сейчас известен всего один способ контакта между измерениями, — ответил Прозрачный. — И он осуществляется тобой и твоим альтер-эго, оставшимся там. С вашей помощью мы установим постоянную связь и с собственными двойниками, гражданами Протона, что предоставит нам определённые преимущества. Мы постараемся вновь объединить оба мира, дабы использовать их полностью, увеличив богатство наше и власть многократно. Выгода очевидна.

— Но я могу связаться только с Бэйном, сыном и наследником Стайла, Голубого Адепта этого мира, — возразил Маш. — Уверен, что он противостоит вам так же, как мой отец — гражданин Голубой с Протона противостоит враждебно настроенным гражданам. Если я буду работать на вас, чего, думается мне, вы и ожидаете в обмен на гостеприимство, то никаких гарантий на сотрудничество Бэйна всё равно дать не смогу.

— Верно, их нет, — не стал спорить Прозрачный. — И всё же мы сделали значительный шаг вперёд. Возможно, ради своей любви, которую Бэйн обрёл на Протоне, он тоже решит присоединиться к нам, подобно тебе. Нас не заботят будущие поколения, время которых может не наступить никогда; мы думаем лишь о настоящем. Мы честно поделимся всем и с союзниками, то есть с тобой и Бэйном, и верим, что избрали правильный путь к успеху в любой сфере.

— Это под вопросом, — сказал Маш. — Но ради возможности наших с Флетой отношений, обеспеченных вами, я приложу все усилия, чтобы связаться с Бэйном и передать ему любые ваши сообщения. Я рассматриваю это, как сделку между нами двумя, но не разделение интересов всего вашего союза.

— Справедливо, ровот, — кивнул Прозрачный. — Мы не требуем твоего обращения на наш путь. Лишь не предавай нас.

— Я доставлю ваши вести неискажёнными; я дал вам слово. Но контроль над ситуацией, в целом, не обещаю. Если мне снова предстоит поменяться местами с Бэйном…

— Тогда он окажется в моей власти, — закончил за него Прозрачный. — Но я не стану его удерживать; Бэйн не заключал со мной сделок. Он сможет присоединиться по своей воле, и твоя кобылица — тоже. Однако твоё слово принадлежит мне. Ты передашь мои сообщения на ту сторону, когда сие будет возможно.

— Согласен, — коротко откликнулся Маш. Он не был так уж доволен договором, но, взглянув на Флету, понял, что иного выхода нет. Их любовь никогда не одобрит Стайл, Нейса и все, связанные с ними клятвой верности. Только здесь, в кругу враждебных адептов, были они свободны.

Влюблённые друг в друга робот и единорог.

Остров — гора действительно выглядела, как ушедший под воду остров, — оказался потрясающим местом. Он был надёжно укрыт прозрачным куполом, что сразу напомнило юноше о городах на Протоне; соответственно, суша здесь и впрямь была сухой, а вместо воды они дышали воздухом. Купол защищал их от моря и его обитателей. Тем не менее, Маш с Флетой часто гуляли у самого барьера, разглядывая подводных улиток, морских звёзд, маленьких трилобитов и скорпионов, вынесенных на берег случайной волной и оставленных умирать. Маш сотворил пару толстых перчаток, с помощью которых бережно подбирал беззащитных тварей и запускал их обратно в море.

Однажды к ним забросило довольно крупного наутилоидея. Высох лишь его панцирь, тогда как щупальца с глазом над ними продолжали плескаться в волнах. Маш взял его спереди, а Флета — сзади, и они не без труда втолкнули причудливое существо назад в воду. Наутилоидей медленно погрузился в объятия моря, словно не веря в собственную удачу, затем выстрельнул щупальцами и мгновенно скользнул прочь. На земле он казался достаточно тяжёлым, однако испускаемый им в воде газ придал чудовищу маневренности.

— Странно, что здесь совсем нет рыбы, — заметила Флета.

Маш сверился с базой данных памяти. Он изучал палеонтологию наравне с другими науками, но без подробностей.

— Кажется, настоящая рыба появилась лишь в позднем Силурийском периоде, около трёхсот тридцати миллионов лет назад, — припомнил он. — Здесь для них на семьдесят миллионов лет рановато.

— Поздние гости, — согласилась девушка. — А когда появимся мы?

— Ну, двести миллионов лет назад, в Мезозое, развились рептилии, которые усовершенствовались до динозаров, чьим останкам сравнялось семьдесят пять миллионов лет. Млекопитающие полноценно заявили о себе лишь после их вымирания, хотя впервые появились на свет уже сто миллионов лет назад. Человечеству же насчитывается всего десять миллионов лет или около того.

— Мы пришли очень поздно! — подытожила она.

— Очень, — улыбнулся Маш. — И, разумеется, выход человека в космическое пространство произошёл лишь в последние пятьсот лет, а обнаружение магии в мире Фазы…

— И всё же магия существовала всегда, — покачала головой Флета. — Только мы не подозревали о ней, пока не нашли сей мир.

— Может, и так, — не стал возражать Маш. — О магии и существах, имеющих магическое происхождение, на Земле складывались легенды целыми тысячелетиями. Считалось, что происхождение вампиров, оборотней…

— И единорогов, — добавила девушка, принимая свой естественный облик: чёрной кобылки с золотыми гетрами на задних ногах и длинным спиралевидным рогом.

— И единорогов, — подтвердил Маш, запрыгивая на её спину и хватаясь за шелковистую гриву.

Флета выдула одобрительную двойную ноту из своего рога. Рог каждого единорога одновременно служил и музыкальным инструментом, при чём у каждого был свой. Рог Флеты звучал подобно многотрубчатой пастушеской свирели, позволяя ей выдувать по несколько нот сразу или даже играть дуэтом самой с собой. Все единороги были музыкальны по своей природе, но её мелодии впечатляли даже сородичей. До появления Маша, из-за которого Табун отвернулся от неё, перспективы Флеты выглядели весьма радужно.

— Жаль, что я не умею менять обличье, как ты, — вздохнул Маш, потянувшись пощекотать её за ухом.

Она взмахнула хвостом, стегнув его по спине, и направилась к рощице посреди острова, где и улеглась на землю с желанием поваляться.

— Эй! — протестующе воскликнул Маш, всё ещё державшийся за её чёрную гриву, но уже готовясь спрыгнуть.

Однако Флета превратилась в девушку, чьи волосы оказались зажатыми в его пальцах, и перестала угрожать ему своим весом.

— Возражений нет? — игриво поинтересовалась она, укладывая Маша на обе лопатки и садясь сверху.

Он притянул её лицо к своему и поцеловал.

— Как же я рад, что спас тебя!

— Я тоже, — отозвалась девушка и пощекотала его между рёбрами.

Они со смехом покатились по мягкой траве и занялись любовью во всех смыслах этого слова, а потом пошли искать фрукты. Этот рай, пусть даже и созданный магически, являлся настоящим раем, где произрастало множество плодовых деревьев. Днём здесь было умеренно светло, при чём сияние пробивалось из-под плывших вверху облаков, а ночью слегка холодало для крепкого сна. Здесь стоял дом, но парочка почти им не пользовалась, поскольку Флета в крыше над головой не нуждалась, а Машу хотелось делить с ней абсолютно всё.

Но с течением времени стало чего-то недоставать.

— Не прими это на свой счёт, — осторожно начал Маш. — Но меня терзает скука. Возможно, я просто не привык быть настолько живым.

— Тоскуешь по нагим девушкам своего мира? — поддразнила Флета. Она и сама здесь была обнажена, хотя могла превращаться и в одетую. Лошадиная шёрстка становилась чёрной накидкой, носки — чулками, копыта — туфлями. Что происходило с вещами, когда Флета решала ими не заморачиваться, оставалось для Маша загадкой; а она не желала раскрывать всех своих тайн.

— Нет, их нагота на Протоне означает только статус рабов. Но с тобой…

— Разве я не преуспела в том, чтобы радовать тебя желаемым тебе способом? — спросила она. — Стремясь к обоюдной близости тогда, когда моё тело её не жаждет? — Будучи кобылицей-единорогом, она ощущала подобную потребность лишь в определённые периоды, и тогда могла утомить любого человеческого мужчину. Может, внешне от обычной девушки её было и не отличить, но природа Флеты оставалась лошадиной. Царство животных привязывало к себе единорогов куда крепче, нежели людей.

— Преуспела! — согласился он. — Но я хочу большего.

Девушка нахмурилась.

— Другую кобылицу? Ты желаешь основать табун?

Маш рассмеялся.

— Конечно же, нет! Ты — всё, чего я желаю, и люблю я только тебя! Но…

— Ты хочешь меня в другом облике? Я думала…

— Нет, Флета! — воскликнул он. — Я хочу жениться на тебе!

Она поразмыслила.

— Свадьба, как у людей? Когда воспроизводство ограничено одной особью на всю жизнь?

— Да.

— Но животные так не поступают, Маш. У нас нет нужды в подобных обязательствах.

— Я считаю иначе, ведь я вижу в тебе человека.

— Я не человек, — твёрдо сказала она. — Вот почему твои родители — то есть родители Бэйна — возражали против наших отношений. И моя мать, Нейся… тоже никогда не одобрит нашего союза.

Он вздохнул.

— Знаю. И думаю, настоящей свадьбы без их одобрения не получится. Поэтому мы вынуждены помогать враждебным адептам, чьим намерениям я должен противостоять.

— Я пыталась освободить тебя от сего выбора, — напомнила Флета.

— Убив себя! — воскликнул он. — Ты почти освободила меня от необходимости существовать!

— Верно, теперь мне это известно, — покаянно призналась она.

— И вот мы очутились в раю, но без будущего.

— Возможно, у нас всё-таки имеется будущее, в каком-то роде, если…

Он недоверчиво взглянул на неё.

— Ты знаешь способ переубедить наших родных?

— Возможно. Если бы у нас возникло потомство.

— Потомство? То есть, общее дитя? Это невозможно.

— Разве? — задумчиво переспросила она. — Не подумай, что мне не хватает тебя одного, Маш, но как было бы замечательно, появись у нас свой жеребёнок. Тогда сородичам пришлось бы признать наш союз.

— Но гены людей и животных… ты обладаешь способностью принимать человеческий облик, но, как ты уже сказала, она не делает тебя человеком.

— И всё же сие имело место в нашем мире. Гарпии появились от слияния птицы и человека, вампиры — летучей мыши и человека, и даже превращения нашего рода предполагают наличие общего с вами прошлого.

— И оборотней тоже, — кивнул заинтригованный Маш. — Если нечто подобное уже случалось раньше, не исключено, что это произойдёт ещё раз.

— Я очень желала бы жеребёнка от тебя, — повторила Флета.

— Наверное, магия способна и на такие чудеса, — предположил юноша, в чьей голове уже зрела идея. — К примеру, Бэйн мог бы…

— Не Бэйн! — запротестовала она. — Ты!

— Гм, да, конечно. Но я не адепт. И дела с магией у меня продвигаются туго. Не знаю, смогу ли…

— Ты сотворил летучий кораблик, — напомнила она. — И обратил вспять наложенное на меня Красным Адептом заклинание. Сие — признаки мощной магии.

— В экстремальных условиях иногда у меня действительно неплохо получается колдовать, — признал Маш. — Но мне просто повезло. Для продолжения рода одной удачи мало. Нужен ещё и опыт.

— Тогда стань настоящим адептом — таким, как собирался Бэйн, — упрямилась Флета. — Зачаруй себя и меня, дабы мы произвели совместное потомство. Успех в одном деле принесёт тебе удачу и во всём остальном.

— Ты права! — Внезапно Маш понял, что так оно и будет. — Я сам должен стать адептом! — Однако сомнения не отступали. — Знать бы только, как!

— Мой Ровот Адепт, — обрадовалась девушка. — Разве практика тебе не поможет?

— Разумеется, я могу практиковаться. Но существуют определённые ограничения. Каждое заклинание срабатывает лишь один раз, поэтому, произнося его, я сознательно уничтожаю возможность его применения в будущем. Поэтому, даже подобрав идеальную рифму для какой-нибудь ситуации, я могу опоздать с её использованием.

— Но ты мог бы спросить совета…

— У враждебных адептов? Вряд ли это удобно; таким образом я останусь в долгу перед ними. Я не отказываюсь от содействия их межмирным переговорам, но личную жизнь предпочитаю не вмешивать. — И всё же Маш осознавал, что именно личная жизнь вовлекла его в связь с врагом. Вероятней всего, он просто обманывал себя, отказываясь признавать это вслух.

— Верно, — слабо согласилась она. — Думается мне, так будет лучше. Но попробуй ты просить совета у дружественного адепта…

— Которому противна мысль о нашем союзе? — нахмурился юноша.

— Тешусь мыслью, что мнение Голубого разделяют не все.

— Кого ты имеешь в виду?

— Красного.

— Тролля? Он даже не человек!

— Я тоже, — напомнила Флета.

— Эм-м, ты права. Он помог тебе с попыткой самоубийства. — Не сказать, чтобы Машу это нравилось, хотя он и осознавал чистоту помыслов Красного адепта.

— Он не принуждал меня к смерти, всего лишь принял мою волю. Обратись ты к нему схожим образом…

— Попробовать стоит. Но безопасен ли путь в его владения? Как только мы покинем обиталище Прозрачного, у нас возникнут проблемы. С теми, кто когда-то был на нашей стороне.

— Я так не считаю, Маш. Они ищут соглашения с тобой — твоего обещания возобновить связь с их двойниками. Пока ты не отдаёшь предпочтений какой-либо стороне, ни один из договоров не нарушен.

Он кивнул.

— Нам нужно несколько дней, чтобы всё обдумать, а потом отправимся в путь, если не появятся причины не делать этого.

— Верно. — Флета наградила его поцелуем, наслаждаясь сей человеческой возможностью. Единороги, как правило, пользовались губами для собирания подножного корма. Мысль о том, что люди находят приятными на вкус друг друга, заставила девушку фыркнуть от смеха. Время от времени она разражалась смехом, не отрывая губ, что не мешало ей замечательно целоваться и не доставляло Машу неудобств.

И тут у них появился гость. Вообще-то гостья: самка оборотня, легко преодолевшая барьер из толщи воды и купола. Маш насторожился, однако Флета просияла.

— Фурраменин! — воскликнула она.

Волчица превратилась в цветущую молодую женщину, и Маш узнал её тоже. Самка оборотня провела его от Стаи к пещере, где её сменила невероятно роскошная вампирша Сачеван. Подруги Флеты были настолько красивы и приятны в общении, становясь людьми, что, повстречай он каждую из них раньше кобылицы, Маш рисковал влюбиться не менее страстно. Юноша понимал это умом, но не сердцем; чувства его были обращены к одной Флете.

— Течение помогло мне добраться к вам, — сказала сука. Это определение не несло в себе брани, для неё оно являлось таким же естественным, как «женщина» — для самки человека. Наоборот, обращение «девушка» могло её оскорбить. — Благодаря перемирию, адепт пропустил меня.

Они устроились под ветвями орехового дерева.

— Что-то случилось с моим Табуном? — взволнованно спросила Флета. Хотя Табун внёс её в список нежелательных гостей, она всё ещё беспокоилась за остальных единорогов, как и они за неё.

Сука коротко улыбнулась.

— Совсем нет! Я принесла весть о твоём големе.

Флета взглянула на Маша.

— Я чего-то не ведаю о ровоте? — озадаченно поинтересовалась она.

— Поскольку он с Протона, адепт Стайл утверждает, что сие способствует дис… дисбалансу, что со временем будет разрастаться, пока миры… — Фурраменин запнулась на очередном термине, который оказался ей не по силам.

— Пока измерения не самоуничтожатся? — помог ей Маш, по чьей спине пробежал холодок.

— Верно, — прошептала та. — Сие возможно?

— Боюсь, что да, — лицо Маша омрачилось. — Во времена наших родителей множество людей пересекало Занавес. Велась добыча протонита, а не фазита, что послужило началом дисбаланса. В конце концов им пришлось переместить фазит для восстановления баланса и разделить миры навсегда, чтобы предотвратить ту же ошибку в будущем. Это уменьшило силу магии на Фазе и богатство Протона, но без суровых мер было не обойтись. Разрастающийся дисбаланс в итоге привёл бы к разрушению. Но я и представить не мог, что простой обмен местами между мной и Бэйном приведёт к такой угрозе.

Сука посмотрела на кобылицу.

— Сие разумно? — осведомилась Фурраменин.

— Я ему верю, — отозвалась Флета.

— Стайл не будет поднимать панику без нужды, — решил Маш. — Вы обе не обязаны разбираться в технических подробностях, но у меня достаточно опыта, чтобы докопаться до сути. Если растущий дисбаланс уже обратил на себя внимание, причиной ему являюсь я.

— Но что сие означает для тебя? — спросила Флета.

— Это значит, что каждый час, проведённый мною на Фазе, а Бэйном — на Протоне, ухудшает ситуацию для обоих миров и ведёт к их уничтожению. Мы должны вернуться туда, откуда пришли.

— Нет! — вскрикнула Флета. — Я люблю тебя; ты не имеешь права спасти меня от смерти лишь для того, чтобы обречь на вечное одиночество! За тем ли ты трижды произнёс «люблю»?

— Тройное «люблю»? — ахнула потрясённая волчица. Таковы были законы Фазы: сказанное друг другу три раза подряд и отражённое эхом магии признание становилось общепризнанным.

— Не имею права, — согласился Маш, ощущая почти физическую боль. — Но, оставшись с тобой, я обреку на смерть не только нас обоих, но и оба измерения впридачу. Что же делать? Мы теряем друг друга в любом случае.

— Нет, — покачала головой Фурраменин. — Адепт предложил компромисс: вы договоритесь возвращаться лишь на определённый период времени, пока миры не восстановятся. Перемирия сие не коснётся.

— Семьи приняли наш союз? — с надеждой воспрянула Флета.

— Нет. Они признали тупик и ищут способ предотвратить его без вреда, пока не найдут окончательного выхода.

— Если я на время вернусь на Протон, обеспечат ли они Флете безопасность на этот срок? — уточнил Маш. — Месяц здесь, месяц там, без вмешательства извне.

— Да, таково их предложение, — кивнула сука.

— Неплохое, — признал Маш.

Кобылица молча смотрела в землю, противясь мысли о любом расставании. Единороги славились упрямством, и хотя Флета относилась к милейшим представительницам своего вида, теперь в ней проявилось и это качество. Её мать, Нейса, была ещё упрямей.

Маш беспомощно взглянул на Фурраменин. Волчица пожала плечами, отчего её прелести соблазнительно всколыхнулись. — Почему бы тебе не предложить ей что-то утешительное взамен? — тихо предложила она.

Маш щёлкнул пальцами.

— Потомство! — воскликнул он.

Флета заинтересованно подняла голову.

— Смирись с нашим временным расставанием, и по возвращении я сделаю всё возможное, чтобы найти способ продолжить наш с тобой род, — предложил юноша. — Я буду искать его, пока не добьюсь успеха.

Они ждали. Флета медленно кивнула, однако не ответив ни слова.

Маш снова обратился к посланнице.

— А что с враждебными адептами? Признают ли они договорённость?

Над их головами воспарил водянистый пузырь.

— Да, — пообещал Прозрачный. — Наши наблюдения показали то же, что и представителей другой стороны. Миры повреждены. От того, что механизм контактирования уничтожит Фазу и Протон, никакой выгоды мы не получим. Но вы двое так или иначе сохраните способность общаться между собой. Придерживайтесь соглашения с нами, и мы не будем вмешиваться в ваши дела.

— Я не могу принять соглашения, пока не даст добро мой двойник, — напомнил ему Маш.

— Вряд ли он будет против, поскольку тоже не увидит выгоды в бессмысленном разрушении миров, — успокоил Прозрачный. — Тупик остаётся, но мы постараемся договориться с Бэйном, едва он появится тут.

— Полагаю, всё идёт своим чередом, — вздохнул Маш. — Я должен найти его и предложить обратный обмен. Надеюсь, что смогу обнаружить Бэйна при помощи заклинания.

— Непременно, — согласился Прозрачный, растворяясь.

— Мне надо возвращаться в Стаю, — сказала Фурраменин. Превратившись в волчицу, она ловко выскользнула из купола через полузаметную дверцу.

Маш погрузился в размышления. Чтобы воспользоваться магией, следовало придумать рифму и спеть её на определённый мотив. Это бы её пробудило, однако он всё ещё не испытывал уверенности в собственных силах. Пытаясь сотворить, к примеру, «ключ», он мог получить источник воды, изображение музыкального ключа или маленькую изогнутую железяку — в зависимости от доминирующей в тот момент мысли. Опыта в применении магии у юноши практически не было, а ошибки ужасали. Тем не менее, он продолжал учиться.

Требовался сравнительно безвредный способ установить местонахождение альтер эго. Рисковать модификациями собственного восприятия не хотелось — так Маш рисковал ослепить, оглушить себя или кое-чем похуже. Вот если бы у него имелся компас, указывающий на точку Протона, где находилися бы Бэйн, можно было бы просто последовать за стрелкой, а в случае ошибки безболезненно её исправить. Интересно, существует ли разновидность компаса, которая рифмуется с «двойник»? Или лучше поэкспериментировать с другой частью стихотворения?

Маш порылся в памяти и, наконец, продекламировал нараспев, сосредотачиваясь на воображаемом примитивном устройстве:

— Компас дай ты мне, любя, чтоб найти я мог себя!

На его ладони появилась плошка, одна из сторон которой блестела ярче других. Юноша повертел её в руках, однако сияние осталось на восточной стороне.

— Кажется, получилось, — с облегчением выдохнул он. Маш боялся, что удачу придётся пытать несколько раз, прежде чем результат его устроит. Очевидно, приложенные усилия возымели свой эффект. Магия поддавалась, если воспринимать её всерьёз.

— Теперь просто надо следовать за яркой полоской до тех пор, пока мы с Бэйном не пересечёмся. — К счастью, география обоих миров совпадала, за исключением произведённых людьми перемен. Разделение измерений не коснулось их физического сходства: и местность, и люди по-прежнему дублировали друг друга. Иначе обмена личностями между Машем и Бэйном не произошло бы. Однако механический разум Маша без проблем влился в голову Бэйна на Фазе, а живой и любознательный ум Бэйна — в тело робота на Протоне.

Флета не отреагировала. Её всё ещё угнетала перспектива остаться в одиночестве, пусть даже ненадолго. Но юноша верил, что она справится с печалью. Упрямству единорога тоже есть пределы, когда речь заходит о необходимости.

Или нет? Не захотела Флета уходить и на следующий день. Соглашаясь с неизбежностью предстоящего расставания, она при этом даже не старалась скрыть своей к нему неприязни.

— Как я могу быть уверена в том, что ты вернёшься? — убивалась она.

— Разумеется, вернусь! — убеждал её Маш. — Я ведь люблю тебя!

— Но граждане или адепты могут тебя не отпустить. Они уже мешали нам раньше, разве ты забыл?

— Мешали враждебные адепты и граждане, — возражал Маш. — Сейчас они нас поддерживают.

— Лишь до тех пор, пока не отыщут иной способ добиться своего, — протестовала Флета. — Я не одобряю сего решения, Маш! Я боюсь за тебя и за себя. Боюсь коварства и дурных намерений. Я лишь хочу быть рядом с тобой всегда. Даже если придётся целоваться беспрестанно.

— И я, — не спорил он. — Но нашими желаниями сейчас следует пожертвовать в надежде на улучшение ситуации. Возможно, наши семьи одобрят нашу связь, пусть и вынужденно, и тебе удастся вернуться в Табун без того, чтобы чувствовать себя там парией.

В её глазах сверкнул проблеск надежды.

— Возможно, — кивнула Флета.

— А теперь мне надо следовать указаниям компаса. Надеюсь, ты пойдёшь со мной, чтобы как можно дольше не расставаться.

Девушка пыталась сопротивляться, но не могла. Приняв свой обычный облик чёрного единорога, она встала перед Машем, предлагая ехать верхом.

Оседлав кобылицу, юноша улучил момент и обнял её шею.

— Спасибо, Флета.

Та дёрнула ухом, выказывая свою непримиримость, однако открытого бунта в ней уже не было.

Они покинули остров так же, как и волчица-оборотень. Ордовикская флора и фауна не обратили на путников внимания, поскольку уже успели с ними свыкнуться. Маш знал, что, не получи они приглашения Прозрачного, всё было бы иначе; геологически этим созданиям давно перевалило за сто миллионов лет, однако это не мешало им ощущать себя здесь, как дома, и они бы обязательно этим воспользовались. И всё же копыта Флеты благополучно миновали губки с похожими на папоротники граптолитами и напоминающих осьминогов наутилоидов, равнодушно их созерцавших. Прозрачный обещал место, где Маш с Флетой получили бы надёжное убежище; тут они его обрели!

Выбравшись на сушу, путники оставили владения Прозрачного позади — те простирались только до берега. Теперь Флета могла пуститься в галоп, местность была ей знакома. Они скакали весь день, избегая контакта с другими существами, а на ночь устроились возле небольшого источника. Вновь обратившись в девушку, Флета занялась с Машем любовью, и они насыщались друг другом, пока могли. Затем она вернула себе привычный облик и паслась, пока юноша спал.

Он осознал, что кобылица намеренно отстраняется от его общества. Не прямо, но косвенно, предпочитая пребывание в своём естественном образе рядом с ним. Она утоляла страсть Маша, однако он знал, что Флета идёт на это чисто символически, для его удовольствия; вне течки потребности в сексе кобылка не испытывала. Жаловаться было не на что, и всё-таки он не мог не отметить этого лёгкого отчуждения.

Флета не хотела его возвращения на Протон. Умом она приняла его необходимость, но не сердцем. Вероятно, её обижала его чрезмерная готовность к данному компромиссу. Ей недоставало полученной им на Протоне тренировки, которая и заставила Маша логически на это пойти. Флета принадлежала полям и лесам, в то время как Маш — городам и механизмам. Возможно, контраст и являлся корнем их любви. Её мир означал для него полноту жизни, столь захватывающую и притягательную.

Она полагала, что он воспользовался поводом удрать после того, как добился её любви. Как неправа она была в своих подозрениях! Наоборот, Маш искал способ остаться с ней навсегда, признавая при этом существующие препятствия.

Он смотрел в ночь, где она паслась в своей агонизирующей обиде. Как же убедить Флету в том, что её подозрения беспочвенны? Он осознал, что различия между ними не ограничиваются межвидовыми или даже магически-технологическими. Она была женщиной, а он — мужчиной. Маш был послушен голосу рациональности; кобылица — чувствам.

Но разве чувства не правили бал? Ведомый рациональностью, он бы никогда в неё не влюбился!

— Люблю, люблю, люблю, — шепнул юноша.

От него потянулся луч света, заставляя ночь неохотно расступиться, а звёзды — мерцать в унисон. Вспышка: слабее, чем в первое её пробуждение, однако такая же очевидная.

Внезапно Флета очутилась в его объятиях в облике девушки.

Луч коснулся её и буквально привёл обратно к Машу. Она не произнесла ни слова; слёзы всё сказали за неё. Отчуждение на время исчезло.

На третий день путешествия они достигли Бэйна. Он пребывал в Гардоме, одном из городов Протона — на краю великого южного хребта Пурпурных Гор. На Фазе это место считалось владениями гарпий. Таким образом, названия пересекались: дом гарпий — ГарДом. На Протоне их, конечно же, не было, и имя носило чисто фигуральный характер.

Путники сделали паузу, чтобы навестить дружественную им гарпию, впервые с которой встретились, убегая от адептов-врагов и послушных им гоблинов. Произошло это ещё до вмешательства Прозрачного и перемены стороны баррикады. Гарпию звали Фебой, и, благодаря магии Маша, она отличалась от своих товарок невероятной причёской, которая ужасно ей нравилась. Новый имидж помог Фебе занять в своей стае место лидера, тогда как прежде она была изгоем из-за болезни. Флета излечила её, и это послужило основой их дружбы; обычно гарпии людьми и единорогами не интересовались.

Феба сидела в своём гнезде. На голове по-прежнему красовался ужасающий сотворённый Машем парик — торчащие во все стороны волосы дикой расцветки напоминали о морских созданиях.

— Эй! — провизжала она. — Да это же ровот и рожок! Кошмарно сие признавать, но рада лицезреть вас снова!

— Мы проезжали мимо и решили нанести тебе визит, — пояснил Маш. — Я на время возвращаюсь в свой мир.

— Да ну? А я-то думала, что у вас роман.

— Так и есть. И я к ней вернусь. Вот только решу проблему, которая требует моего присутствия.

— Ты нуждаешься в моей помощи? — спросила Феба. — Вы — единственные мои друзья своего племени.

— Ты уже много для нас сделала. Мы просто хотели повидаться с тобой, прежде чем снова двинемся в путь.

— Как скажешь, — пожала плечами гарпия. — Но я всё равно дам тебе ещё одно перо, дабы вы могли призвать меня в беде. — Выдернув одно из хвостовых перьев, Феба вручила его юноше.

— Спасибо, — сказал тронутый Маш. В большинстве своём гарпии были отвратительными созданиями, но эта казалась почти настоящим человеком. Возможно, если бы удалось преодолеть межвидовой барьер, не столь гнусными предстали бы и остальные. Юноша положил перо в карман.

— Уже поздно, — продолжала Феба. — Ночь обещает быть холодной, а в моём гнезде тепло. Если хотите, можете…

Маш с Флетой переглянулись. У них остались приятные воспоминания об этом гнезде. Не сговариваясь, они решили принять предложение заночевать.

Следующим утром они возобновили свой путь к точке, где был Бэйн — на краю равнины чуть к северу от Пурпурной Гряды. Блеск компаса стал таким нестерпимым, будто кто-то пускал на него солнечные зайчики, хотя день стоял облачный. Когда свет переместился к центру плошки, Маш понял: они на месте.

Он обернулся к Флете, уже успевшей преобразиться в одетую девушку. Её грива превратилсь в роскошные чёрные волосы, слегка встрёпанные, но всё равно прекрасные. Маш обнял подругу и поцеловал.

— Ты должна всё объяснить Бэйну, если он ещё не в курсе, — предупредил он.

Она безмолвно кивнула, и объятия разомкнулись.

Настало время уходить. Однако Машу не хотелось покидать её, даже не постаравшись уменьшить боль от расставания. Он собирался сказать или дать ей что-нибудь на прощанье. Но не мог ничего придумать.

Его рука рефлекторно опустилась в карман, и пальцы нащупали перо.

— Флета… это глупо… но я хочу дать тебе что-нибудь, как знак того, что я вернусь и выполню твоё желание. У меня сейчас нет ничего, кроме…

— В сием нет нужды, Маш, — храбро сказала она.

— Этого, — он вытащил перо.

Кобылица взглянула на него и внезапно расхохоталась.

— Грязный катышек гарпии! — воскликнула она.

— Ну, технически это хвостовое перо, и довольно чистое.

— Только ровот способен вымолвить сие в такой час! — покачала головой Флета. Она прижала его к себе и страстно поцеловала. Затем отодвинулась и печально приняла перо. — Но вы с Фебой хорошо придумали. Она действительно может мне понадобиться. А Бэйну — нет. — И опустила перо в карман собственного плаща.

Будучи роботом, он бы точно не поступал так по-дурацки. Однако теперь ценил любые импульсы.

— До свидания, любовь моя.

Маш встал туда, куда указывал компас, и сконцентрировался. Да — он ощущал присутствие двойника. Теперь всё, что требовалось, это призвать магию и совершить обмен, предполагая молчаливое согласие Бэйна.

— Магии волна, перенеси в тело Бэйна меня, — пропел он, зная, что плохонькие вирши — дело второстепенное, главное — намерение.

Он ощутил, как магия обмена подхватила сознание. Бэйн отозвался. Через мгновение они… Флета бросилась к нему и судорожно сжала в объятьях.

— Люблю, люблю, люблю! — выкрикнула она. Показная храбрость испарилась.

Воздух вокруг них всколыхнулся. Затем свершился обмен. В нём присутствовало нечто странное; всё случилось не как обычно. Но обратить его вспять было уже невозможно; чему суждено произойти, происходило.

Загрузка...