Москва, квартира Ивлевых
Ионов отнесся к моей информации достаточно спокойно. Пожелал мне доброго пути, и попросил набрать его, как приеду, чтобы мы лекцию на начало декабря с ним согласовали. Уже хотел заканчивать разговор, когда он оживился и сказал:
— Так ты, Паша, за три недели неплохо должен Кубу изучить… Как насчет того, чтобы я в список наших лекций еще парочку добавил на следующий год, которые мы именно тебе будем давать читать?
— Можно, конечно, Константин Сергеевич. Но имейте в виду, что я туда на пляже чтобы валяться, еду. Так что темы должно быть сугубо соответствующие… «Ивлев на Кубе», к примеру… Хотя не годится, народ будет путать с картиной «Девочка на кубе», хотя, конечно, видел я ту девочку, и она на девочку не слишком-то и похоже. По крайней мере на ту девочку, что хочешь почаще видеть в своем дворе, а не в кошмарах. Лучше уж тогда «Здоровое купание на Кубе»… Или «Искусство приобретения правильного загара в условиях тропиков». Это я должен точно осилить.
Ионов рассмеялся, и от своей идеи отказался. На этом и завершили разговор.
Вечером позвонил староста.
— Привет, Паш, — сказал он. — Ну вот уже готов тебе более подробно рассказать, что мы решили делать по поводу помощи для детского дома.
— Привет, Жень, — сказал я. — Внимательно тебя слушаю.
Вспомнил, как в прошлом году, когда однокурсники хотели помочь нашему детскому дому, я им рекомендовал другой детский дом найти, мол, этим я уже занимаюсь, да и ЗИЛ тоже помогает. Выяснил потом, что никто так никуда ни с какой помощью в результате не пошел. В этом году уже такой ошибки не сделаю. Пусть ЗИЛ помогает, я помогаю, да еще и ребята с девчатами помогут…
— Решили мы, короче, деньгами скинуться. Уже список оформили, кто по рублю дал, кто по два. Набрали всего 73 рубля. А кроме этого, решили ещё и поработать там, в детском доме, поправить всё, что надо, что там у них ремонта требует. Подумали, что нечего выбирать: или помощь в хозяйственных делах, или ещё и подарки делать. Решили, что сделаем и то, и другое. Руки на месте, деток жалко… Комсомольцы мы или кто?
— Прекрасно, — сказал я. — А то я забегался и забыл директору детского дома позвонить, а сейчас два дня праздников уже будет. Ну и потом я на три недели улетаю уже, как помнишь… Да и я думаю, директор эту схему в любом случае одобрит. В любом большом хозяйстве, да ещё там, где преимущественно женщины работают, всегда найдётся, что починить, подремонтировать или вообще с нуля сделать.
— Да, учитывая, что ты на свою Кубу уезжаешь, наверное, тебе смысла пока звонить никакого. Давай тогда в декабре уже, когда приедешь, то и созвонишься с ней и поставишь нам задачи по ремонту.
— Хорошо, договорились, — сказал я, думая, что разговор уже закончен, и не желая задерживать собеседника.
Женька тоже, видимо, понял, что я веду к концу разговора, потому что сказал:
— Ты подожди, сейчас самое интересное расскажу, это ещё не всё. Это я тебе рассказал про то, что вся наша группа собралась делать. Но есть ещё и сюрприз. Помнишь, я тебе говорил, что Алина Величко просила подождать до вторника? Так вот, она сегодня на занятия пришла и огорошила нас. Короче, её отец подтянул какие-то свои связи, и детский дом одарит целой кучей подарков: канцелярские принадлежности каждому ребёнку, фломастеры там всякие, да даже и портфель каждому ребёнку вручит. Мы все в шоке, если честно. Никогда до этого Алина не интересовалась какой-то помощью кому-либо, что сама, что по линии комсомола. Максимум, если отец или мать у кого-то умрёт, рубль в складчину даст — и всё. А тут, понимаешь, такое количество подарков. Удивительное дело, согласись! Понять бы еще, с чего вдруг?
Немного подумав, я сказал:
— Знаешь, такое впечатление, что её сильно уязвил её промах два года назад, когда она нас сдуру не позвала на свой день рождения, решив, что такой голытьбе в приличном сборище не место. Не зря же она недавно снова нас приглашала. И тут возможны варианты. Первый — мало ли, она это делает для того, чтобы взять реванш за тот проигрыш? В этом случае она перфекционистка, которая не может себе простить того, что так сильно ошиблась в тот раз, и пытается всё исправить, поставив себе очередную галочку одержанной победы…
— Надо же, — сказал Женька. — Как замысловато ты размышляешь. А что, есть какие-то другие варианты? Раз уж ты перечислять взялся…
— Ну, ещё возможен вариант, что она просто решила произвести впечатление на группу. Что вы там по рублю, по два собираете, а я раз — и подарков на сумму под тысячу рублей, похоже, деткам привезу. Покажу, какая я крутая по сравнению с другими студентами. Может, самолюбование какое-то у неё так развито?
— О, как! — впечатлился староста. — И что, ещё как-то можешь объяснить, с чего вдруг она это затеяла?
Подумав, я продолжил:
— Ещё есть вариант, что она в Министерство иностранных дел собралась после окончания вуза идти на работу и простить теперь себе не может, что Макарова на первом курсе обидела, не позвав его на день рождения. Ясно, что попытается туда устроиться через связи своих родителей, но наверное понимает, что даже через связи родителей вряд ли удастся первого заместителя министра обойти. Тот же может спросить Макарова по поводу его однокурсницы, стоит её брать или не стоит. В этом случае у нее стратегическая задача — до окончания вуза установить хорошие отношения с Макаровым.
— Ну ты, блин, даёшь, Ивлев, голова! — восхищённо сказал Булатов. — Правда, ты не рассмотрел ещё вариант, что она решила исправиться, стать доброй девочкой и завалить несчастных детей-сирот подарками на Новый год.
— Ну ты фантаст, — рассмеялся я, и Булатов рассмеялся в ответ. Ясное дело, что он пошутил таким образом. Ну не могли мы оба никак поверить в то, что насквозь прагматичная Алина, начавшая учёбу на первом курсе с того, что отобрала своих гостей на первый празднуемый день рождения сугубо по кастовому признаку, по важности занимаемых позиций их родителями, вдруг на третьем курсе так разительно изменилась.
— Ну ладно, — спросил меня Булатов, после того как мы отсмеялись, — так, а что делать с этой Алиной-то будем? Начнём как-то с ней отношения всё же улучшать или всё оставим по прежнему варианту?
— Чёрт её знает, — пожал я плечами, хотя и знал, что собеседник этого не увидит. — Давай вместе порассуждаем. Каким бы мотивом из тех, что мы с тобой рассмотрели, ни руководствовалась Величко, в данный момент она впервые за все три года обучения сделала какой-то правильный шаг, решив, хоть и по совершенно прагматичными соображениям, помочь детям-сиротам под Новый год. С моей точки зрения, это шаг в правильном направлении. Вот у тех же американцев, если посмотреть, куча мультимиллионеров оставляет много денег больницам, университетам. Ты думаешь, они хоть на каплю добрые люди? Ни черта подобного! Они просто хотят, чтобы на новом построенном здании в больнице или университете, висела табличка с их именем. Деньги-то с собой в могилу не унесёшь, да и мысль неприятна, что едва помрёшь, как тут же все про тебя забудут. О них же знают только потому, что у них много денег, а у мертвеца много денег быть уже не может по определению. Кто будет долго помнить о человеке, единственным достижением которого была способность много чего-то перепродать?
— Даже так у них все обстоит? — переспросил меня Булатов. — Вот прям берут и миллионы долларов отваливают запросто?
— Ну да. Но студентам-то выгодно прийти в новенькое здание на учёбу, чем в старое без ремонта, и пациентам в больнице тоже лучше, когда больше палат для больных, больше нового оборудования. Там у них всё платно, конечно, и учёба, и лечение, так что польза резко уменьшается, но я какую мысль хочу вывести: что чёрт с ними, с мотивами, если человек правильно поступает. Так что предлагаю из таких соображений позволить Величко думать, что она наладила с нами отношения, начать даже потихоньку с ней общаться, но с условием, что мы никогда не будем забывать, что человек она очень специфический. Нам же что главное, когда мы с кем-то общаемся? Правильно — понимать, что это за человек, что ему можно говорить, а что нельзя, можно с ним в разведку идти или в спину выстрелит… С этой точки зрения в отношении Алины иллюзий у нас нет и быть не может, так что будем просто почаще улыбаться ей, но помнить, что настоящей дружбы у нас с ней не выйдет. Может быть, даже тогда и в следующем году на день рождения к ней сходим, а она, глядишь, снова детишкам через своего отца какие-то подарки организует новые…
— Ну а почему бы и нет, Паша? — сказал староста. — Ты прав, шаг она сделала хороший, правильный, ради этого можно и потерпеть ее общество…
На этом и закончили наш разговор.
Я положил трубку, и тут мне в голову пришла одна интересная мысль: а ведь у меня в шкафу накопилось уже очень даже прилично дефицитных книг, причём каждая в пятнадцати, а некоторые и в большем числе экземпляров. Когда я начинал их собирать, для меня это было способом как установить, так и поддержать хорошие отношения с людьми, находящимися гораздо выше меня по социальному статусу, раздаривая их.
Но как-то я за эти два года в Москве уже достаточно сильно отъелся и вес в обществе приобрел. По сути, не так уж много кому теперь и необходимо дарить такие подарки, чтобы улучшить отношения, значит, нет смысла у меня держать по пятнадцать экземпляров каждой книги. Более того, это уже не очень и правильно выходит, что веду себя как собака на сене, учитывая, что в СССР хорошие книги — это страшный дефицит.
Так что надо мне собрать по десять экземпляров каждой из книг, что у меня есть, багажник аккуратно бумагой выстелить, чтобы не запачкались во время поездки, да и отвезти детям в детский дом, в их библиотеку. Книги у меня только самые лучшие, детям должно понравиться. Авось появится среди них побольше запойных читателей…
И если я и дальше буду также делать, а почему бы и нет, кто мне помешает, то библиотека в этом детском доме быстро станет достаточно неплохой по комплектации. Можно, кстати, договориться с библиотекарем, чтобы они, к примеру, половину из привезённых моих книг, зачем им столько экземпляров, меняли в других детских домах на другие дефицитные издания. Ну, в том случае, конечно, если им позволяют такие рода вещи делать. Правда, это далеко не факт… Да, вряд ли, едва возьмешь на учет, уже подсудное дело, если книги с него пропали…
Наверное, надо тогда иначе сделать. Разбить всю партию на две части, и в разные детские дома отвести… Вот это дело…
Хмыкнул, вспомнив, как в Советском Союзе было популярно при возможности покупать две или три дефицитных книги для того, чтобы дети, когда вырастут и отделятся, могли собственную библиотеку завести. Я и сам так делал, хотя, конечно, в силу возраста, уже на самом излёте Советского Союза. Не мог тогда никто себе представить, что пройдёт всего несколько десятков лет, и эти книги будут грудами лежать на мусорках у подъездов… Невероятное по нынешним временам зрелище… Нет, сейчас тоже иногда можно увидеть груды книг, лежащие на мусорке, но, как правило, это будет результат ликвидации какого-нибудь учреждения и лежать там будут сплошь всякие унылые тексты, никому никогда не нужные. А Дюма и Мопассана хозяйственные работники ликвидируемого учреждения сами приберут, не дадут выбросить такую ценность…
Вспомнил, как где-то в начале 1980-х, когда я был ещё подростком, мы с другом нашли множество связок вот такой литературы на мусорке в гаражном кооперативе. На каждой книге еще и штамп был какой-то организации, уже и не упомню, какой именно. Конечно же, немедленно утащили все к себе по домам, в надежде найти что-то ценное, и с умыслом то, что не пригодится, сдать в обмен на заветные талончики на новую дефицитную литературу. Я тогда штук шестьсот этих книг перелопатил, но, увы, так ничего ценного и не нашёл. А ведь наверняка что-то было, кроме тех унылых текстов, что были мной найдены в этих вязанках. У друга в его половине книг случилась та же самая история. Ни одной дефицитной или хотя бы даже мало-мальски интересной книги… Правда, сдав все это в макулатуру, мы получили кучу талончиков на дефицитную литературу, это все же сработало…
Правда, сразу вспомнил и другую историю, еще более счастливую. Как примерно в 1987 году в крупной московской библиотеке по соседству велели расчистить фонды, выставив дубли на продажу. И вот тогда у меня уже был настоящий книжный пир… Дело в том, что я тогда неплохо так задружился с девчонкой, у которой мама там работала. И она смотрела на меня как на возможного зятя, так что едва я попросил, заветные врата открылись передо мной. Приходил я к ней в библиотеку по утрам за час до того, как книги эти лишние выставляли на открытую продажу, и выбирал себе тщательно все, что хотел. Как я тогда был безумно счастлив потом еще несколько недель! Эйфория так и перла, несмотря на то, что Горбачев уже вовсю начал разрушать вверенную ему в управление державу. Пополнил тогда библиотеку на сотню книг, не меньше. И ведь сплошь дефицит…
А часов в восемь вечера нам позвонила Эмма.
И голос у неё был уже такой уверенный, видно, что пообжилась уже в Москве.
— Паша, — сказала она. — Хотела тебя ещё раз поблагодарить. Помог твой человек очень. Я уже при его помощи три дома разных проверила. И ты знаешь, третий дом меня всё-таки по всем условиям устраивает. И на снос идет скоро, и более того, там даже холодная вода в дом проведена, представляешь? И цена та, что мне по силам, с учётом той тысячи, что Герман передал. Но сейчас владелец в командировку уезжает почти на неделю, так что мы на среду следующую договорились оформлять всё. А я же боюсь одна идти с такими деньгами туда… — сказала она.
— Правильно боишься, — одобрительно сказал я. — Туда не только одной нельзя идти с такими деньгами, но туда, кстати, нельзя идти и без юриста, всё же это Москва. Тут много мошенников.
Правда, сказав это, вспомнил историю о том, как сына Оксаны в Святославлеве обдурили с обменом. Ладно, неудачно я выразился — мошенники существуют везде, не только в Москве. Но Эмме уже не стал этого говорить — лучше пусть она немножечко побаивается мошенников, чем совсем бесстрашно себя ведёт.
— Запиши-ка, пожалуйста, один телефон. Это очень хороший юрист, который немало мне помог и собаку на разных хозяйственных делах съел. Позвони ему, скажи, что от Ивлева, спроси, сможет ли он сам поприсутствовать на вашей сделке, все документы проверить, а в идеале заняться этим за пару дней, чтобы никаких сюрпризов потом не всплыло. Либо, если он сам такими делами не занимается, пусть даст тебе надёжного человека, который в этом хорошо понимает.
— Паша, но он же, наверное, денег потребует каких-то, — снова немножко оробев, спросила меня Эмма.
— Конечно, потребует, он профессионал, он за деньги только работает. Но вот что я тебе скажу: когда на такую сумму совершаешь важную сделку, экономить на юристе пару сотен рублей — это последнее дело. Вряд ли он больше возьмёт, я думаю, сотни полторы-две, скорее всего. Да и по поводу этих денег вообще не волнуйся, просто скажи ему, что Ивлев в начале декабря с Кубы приедет и с ним расплатится честь честью. А если у него какие-то вопросы есть, пусть меня набирает прямо сейчас, я с ним договорюсь сам. Если нет вопросов — пусть начинает работать.
— Хорошо, хорошо, Паша, я записываю, — уже более сосредоточенно сказала Эмма.
Ну, слава богу, хоть не начала снова рассуждать о том, как ей стыдно брать деньги. Мол, и так уже много тебе должна и все такое.
— Так, ну это юридическое сопровождение, а нам нужно ещё и силовое. Я сейчас брату своей жены Марату позвоню, что с переездом тебе помогал. Я ему постараюсь в общежитие дозвониться, а ты меня через полчасика снова набери. Если он в этот день свободен, он тебя подстрахует. А нет, кого-то другого найдет, он парень ответственный.
Положив трубку, тут же набрал общежитие Марата. Вахтёрша охотно его пригласила, сразу понял, что он не забывает её шоколадками задабривать. Зарплата на такой работе достаточно небольшая, но если вести себя правильно, доброжелательный вахтёр кое-что дополнительно от жильцов общежития всегда получить сможет.
— Привет, Марат, — сразу взял быка за рога. — Помнишь Эмме Либкинд, невесте Славки в Москву переехать помогали в общагу военную? Так вот, у нее договорённость с Министерством обороны, что они ей жильё для неё и её домочадцев дали только на несколько месяцев, пока она свой дом не купит в Москве. Вот сейчас она приглядела себе уже вариант, но, сам понимаешь, девочка-пигалица, а за дом просят восемь тысяч. С такой суммой одной идти дом покупать дело опасное…
— Понял, — сказал Марат. — Полностью с тобой согласен, землячке надо помочь. Когда с ней пойти нужно будет?
— Предварительно на следующей неделе в среду, я ещё дал ей и юриста, чтобы он посмотрел предварительно эту сделку. Если забракует, то никуда идти, конечно, не понадобится. А вот если там всё чисто, он одобрит, то предварительно получается среда.
— Ты тоже пойдёшь? — спросил он меня.
— Нет, мы же в пятницу уже с Галией на Кубу улетаем на три недели.
— А, да вы же говорили месяц назад, просто что-то у меня в голове перемкнуло, и я решил, что вы в двадцатых числах ноября только поедете… Значит, уже в эту пятницу. Ну ладно, молодцы, кокос вас привезти просить не буду. Попробовать, конечно, охота, но понимаю, что штука тяжёлая. Вы, главное, смотрите, чтобы он вам на голову с пальмы не упал…
Чуть было не сказал Марату, что кокос вовсе не так и вкусен, как он считает, но вовремя осёкся — он очень удивится, что у меня уже была такая возможность. Где бы, собственно? Про СССР вообще молчу. Ну, был в Ростоке и Берлине. Но В ГДР они тоже на прилавках не валяются, знаете ли… А уж как удивится и заинтересуется товарищ капитан, что может прямо сейчас нашу беседу записывать!
Договорились с Маратом, что он минут через десять спустится снова на вахту и подежурит. А я, когда Эмма мне перезвонит, сразу же дам ей телефон вахтёрши, чтобы она тут же ей позвонила, и они согласовали, как вместе будут в среду эту сделку совершать.
Эмма даже чуть раньше позвонила, я тут же переориентировал её и положил трубку. Новых звонков потом ни от кого не было, так что я заключил, что, скорее всего, наша схема сработала.
Осталось только с мамой согласовать. Набрал Аполлинарию. Только поздоровался, как она тут же засуетилась:
— Ой, Паша, да ладно, хватит уже с этим карантином. Если бы вы хотели заболеть, уже заболели бы. А мальчики же практически выздоровели уже, правильно?
— Да, всё верно, — подтвердил я. — Чувствуют себя просто великолепно.
— Ну, давай, я тогда сейчас к вам прибегу. Так соскучилась и по вам, и по малышам, а вы же вот-вот уже уезжаете… Ахмад как раз с сыном подежурит.
Аполлинария примчалась через пару минут, прямо в тапках, и начала тискать малышей, которые ей очень обрадовались. Повзрослели, уже не забывают так быстро взрослых, как раньше случалось, когда им несколько месяцев всего было.
Минут через пятнадцать всё-таки улучил момент, чтобы с ней переговорить. Отвёл её в свой кабинет, показал на сейф и сказал:
— Эмма Либкинд на следующей неделе будет себе дом в Москве покупать, все её деньги в моем сейфе лежат. Она тебе в начале недели или в ту же самую среду позвонит, надо будет спуститься, открыть ей квартиру и сейф, и деньги отдать. Восемь тысяч. Думаю, она, скорее всего, с Маратом за ними придёт.
— Ой, Паша, — опасливо посмотрела на сейф. — Это ж какая бандура! Как она открывается у тебя вообще?
— Вот, смотри, вот эти вот циферки нужно будет вот таким вот образом набрать. Я их на бумажку выписал, главное, не потеряй ее ни в коем случае…
Показал маме, как правильно крутить диски один за другим, а потом мягко потянул дверцу, и она открылась, приведя её в изумление.
— Надо же, какая хитрая штуковина, — уважительно сказала она.
— Так, а теперь смотри, я закрою сейф, а ты с этой бумажкой подходи и попробуй сама его открыть.
Аполлинария робела, конечно, очень сильно, но всё же потихоньку с делом справилась.