Москва. Оздоровительный комплекс завода «Полёт».
Выступив следующим, Осипов доложил, что оборудование для очистных в Богородск до сих пор не поступило, поэтому затягивается запуск новых мощностей на Богородском кожевенном заводе. Он ещё виновато посмотрел при этом на меня, получилось, как будто эстафету передал.
— Ну, план-то обувная фабрика выполняет, — принял я эстафету и начал доклад о своих проблемах. — Но у нас там есть определённая доля риска в том, что спецучасток выпускает три модели обуви, а официально нам удалось запустить только одну. Сами понимаете, чем это чревато…
— Как долго нам ещё ждать Богородск, невозможно сейчас предсказать, — ответил Осипов. — Может, несколько месяцев, а может — год. Вам надо что-то делать, не дожидаясь нас.
— Ну, раз мы вышли на конструктивный диалог с Серпуховским кожевенным заводом… — сказал я задумчиво. — То, возможно нам удастся среди их продукции подобрать материал для обувной фабрики и запустить, хотя бы, минимальное количество двух моделей со спецучастка в официальное производство. Надо, чтобы наши технологи туда съездили. К кому, кстати, в Серпухове обращаться? Директору нашей кожгалантерейки с главбухом тоже надо к ним съездить, поговорить, они нам документы неправильно оформляют.
— Так к Сальникову их всех и посылай, — ответил Бортко, переглянувшись с Захаровым. Тот кивнул согласно.
— Хорошо. Но мне сначала их представить друг другу надо, наверное?
— Сам, что ли, туда поедешь? — посмотрел на меня с сомнением Бортко. — Два часа в одну сторону… Давай, лучше, я сам Сальникова предупрежу, что к нему наши люди подъедут, да и всё. Что у тебя ещё?
— На кожгалантерейке председатель месткома Дружинина написала заявление по собственному. Та самая.
— Отлично, — ехидно улыбнулся Сатчан.
— Тут я бы не радовался очень сильно, — возразил я. — Не тот она человек, чтобы мирно уйти и забыть про нас. Помяните моё слово, нам от неё ещё прилетит… Я нашим на фабрике дал указание привести в порядок все дела, на всякий случай. От охраны труда до бухгалтерии.
— У нас с Сальниковым сделка на этот счет, — не поверил мне Бортко.
— Дело в том, что я с ней несколько раз лично общался, и котелок у нее явно на грани срыва, — покачал недоверчиво я головой. — Там такая мания величия, товарищи… Английская королева и то скромнее держится.
Захаров взглянул на Мещерякова. Тот кивнул, и сказал:
— Проследим, Виктор Павлович.
— И в целом, товарищи, — продолжил я свое выступление, — хочу вас призвать привести на подопечных предприятиях в порядок всю документацию по охране труда. Все инструктажи чтобы были проведены, и не для вида, а на совесть, журналы оформлены, подписи собраны. Плакатами и инструкциями облепить все производственные помещения. Над станком повесить «А ты снял перчатки?» Или 'Ты не забыл надеть защитные очки⁈". И все остальное, что нужно, в таком духе.
— А остальные-то предприятия тут причём? — спросил Ригалёв. — Откуда эта Дружинина знает про них?
— Да тут уже не только о ней идёт речь… Вот вам пример. У меня на обувной фабрике переносили спецучасток из подвала котельной в производственный цех и уронили оборудование на лестнице. Чудом никто не пострадал! Они там все за оборудование испереживались, хотя его и реанимировали, вроде, пока работает… Я уж не стал им говорить, что лёгким испугом отделались. Если бы там кого-то задавило, то кроме несчастного случая на производстве, автоматически началось бы расследование и по поводу нелегального цеха в подвале котельной… Проверили бы, ясное дело, куда и откуда тащили это оборудование. Не говоря уже о том, что человека было бы жалко. Короче, товарищи, человеческий фактор никто не отменял… Всего предусмотреть невозможно и надо быть готовым ко всему.
— Ну, резон в этом, конечно, есть, — согласился Захаров.
— В любом случае, прикрыть задницу документами ещё никому не повредило, — согласился Бортко. — Но я думал, у нас и так всё это делается.
— Лучше в этом убедиться, — ответил я. — А то у нас как? Гром не грянет, мужик не перекрестится. Просто уверен, к сожалению, зная людей, что некоторые наши управленцы рассчитывают сугубо на то, что вы их защитите, если они налажают, и относятся к своим обязанностям все делать аккуратно спустя рукава.
— Ну, тоже верно, — согласился Захаров. — У тебя всё?
— Нет. На обувной фабрике ясли-сад организовали, а мебели нет. В лучшем случае на следующий год в план какой-нибудь мебельной фабрики попадут. Можно им чем-то помочь? Есть у нас своя мебельная фабрика какая-нибудь?
— Нет. Мебельной фабрики у нас нет, — ответил Бортко.
— Недоработочка! — смеясь, заявил Нечаев. — Надо что-то с этим делать. А то как же мы без мебели до сих пор?
— Тогда что, я сам попробую где-то детскую мебель заказать? — спросил я.
— Попробуй, — хмыкнул Бортко.
— И последний у меня вопрос, — достал я из портфеля копию заявки со швейной фабрики и протянул Бортко. — Швейные машинки заказаны месяц назад и ни слуху, ни духу. Как бы взять на контроль нашу заявку?
— Тут не только машинки, — удивлённо просмотрел список Бортко.
— Михаил Жанович, у нас предприятия раз в сто лет что-то из оборудования получат и счастливы, что хоть что-то удалось выбить. Там всё такое древнее… А тут такая возможность, — попытался объяснить я.
— Да ладно, — рассмеялся он. — Смотрю, просто, как вы на ходу подмётки рвёте. То на камволку им вторую импортную линию подавай, то к машинкам ещё список из пятнадцати пунктов…
— Это запчасти, — переглянулся я с Сатчаном и улыбнулся, мол, не мы такие, жизнь такая.
По окончании всех разборов полётов товарищи уже хотели разойтись, но Захаров нас всех остановил.
— Подождите, это ещё не всё. Тут у нас товарищу Ивлеву было предложено вступить в партию. Одним поручителем у него решил стать товарищ Межуев из КПК, а вторую рекомендацию подготовил я.
И он достал из портфеля бумагу и торжественно вручил мне при всём нашем собрании.
— Спасибо, — удивился я сперва такому демонстративному шагу Захарова, а потом подумал, что всё закономерно, он же, скорее всего, ради этого и решил стать вторым поручителем, чтобы его имя звучало рядом с именем Межуева. Почему бы не начать прямо сейчас?
— Смена растёт, — с одобрительной улыбкой заметил Пахомов и его поддержали за нашим столом на удивление доброжелательно в мой адрес. А то у меня мелькнула было мысль, ну вот, будут теперь меня карьеристом считать…
— Товарищи, кому рыбу заказывать? — кинул клич Ригалёв. — На следующей неделе привезут.
— О! Рыбка — это хорошо, — обрадовался я. — Мне килограммов десять на первый раз.
— Куда тебе столько? — спросил Бортко.
— Так у меня семья какая! — ответил я. — Родители, у мамы новая семья, и у папы, сестры, бабушки с дедушками, няня с семьёй… Шурин с тестем.
— И все в Москве? — уставился на меня с любопытством Войнов.
— Так получилось, — улыбнулся я.
— Товарищ Ивлев ставит научный эксперимент! Проверяет, резиновая ли Москва, подтягивая в нее родственников, свойственников и даже друзей из Святославля! — подколол меня Сатчан, компания громыхнула смехом, и я тоже посмеялся вместе со всеми.
Молодец, хорошо пошутил! Ну а я подтягивал и буду подтягивать. Чем крупнее город, тем легче человеку в нем раскрыть весь свой потенциал. Да и в целом возможностей больше по самым разным направлениям, даже на пенсии. Вон и бабушка, и Никифоровна, останься они в Святославле, разве замуж снова бы вышли? Так, скорее всего, и коротали бы свой век вдвоем, а переехали в нерезиновую и нашли себе по мужику справному. Ахмад, правда, с переездом не совсем угадал. Сейчас бы при Шанцеве мог бы как сыр в масле кататься, после того, как за него в тюрьму-то угодил. С другой стороны, освобождение и неожиданная карьера Шанцева — это результат моего личного вмешательства в его судьбу. Иначе он бы сейчас сигареты стрелял у сокамерников, а не Святославлем рулил бы… Ну а все остальные уже и сейчас в выигрыше от переезда… Мишка, вон, студент московского вуза, в Верховном Совете подрабатывает, и перспективы у него самые ослепительные с его серьезным настроем на учебу. А остался бы в Брянске? Загит калымит в свободное время, раздвижные шкафы ему помогут сделать состояние задолго до перестройки… Мама очень довольна, два внука под рукой, внучка и внук в часовой доступности. А уж как Галия гордится своей новой работой!
Товарищи последовали моему примеру и начали активно записываться за рыбкой. Сатчан тоже заказал себе пять килограммов.
— Нам с Риммой, тестю с тёщей и к матери в Ленинград съезжу, угощу, — мечтательно проговорил он.
— О! Насчёт тестя… Чуть не забыл, — спохватился я и передал ему список от Алироевых на плитку. — Что по деньгам? Когда надо? Ты, кстати, с Фирдаусом созвонился?
— Обижаешь. Сразу!
— Ну, отлично. Так что по деньгам?
— Давай, потом, — отмахнулся он.
Наконец, подошло время уходить, и я начал прощаться. Сегодня Шанцев должен был к Алироевым приехать…
По дороге домой всё голову ломал, как подойти к Гусеву за рекомендацией так, чтобы этот товарищ не обиделся, что я к нему за рекомендацией не обратился. Я же его знаю, он порывистый. Скажу, что надумал в партию вступать, он меня перебьет и себя в качестве поручителя предложит. А я ему — спасибо, не надо мне комсорга МГУ рекомендателем, тут такие люди уже подписались… Обидно почувствовать, что рылом не вышел Ивлева в партию рекомендовать? Обидно. Я же не внук Леонида Ильича, чтобы такие вот рекомендации от меня ожидать. И будет эта ситуация между нами потом долгие годы портить отношения…
А может, показать ему две имеющиеся рекомендации до того, как он предложит дать рекомендацию от себя? Точно. Положить на стол, пусть рассматривает, сразу поймет, что от него лично уже для меня ничего не нужно. А потом уже объяснить ему, что, мол, руководство настаивает на моём вступлении в партию в связи с моей работой в Кремле… Не я излишне амбициозен, а жизнь так повернулась. Мол, это два партийных зубра меня подталкивают в партию вступать, куда же мне деваться… Тогда и понятно полностью, почему с Гусевым этот вопрос раньше не поднимал. Да, так и сделаю завтра.
Проверил почтовый ящик в ожидании письма от Эммы Либкинд. Но вместо него пришёл ответ из райисполкома по поводу моего запроса по поводу перехода через железнодорожные пути возле одного НИИ. Ну, долго подождать пришлось, конечно, но все же ответ пришел…
Дома у нас застал Галию с Ксюшей на кухне. Дети уже спали. Жена сразу засуетилась, собираясь меня кормить, но я напомнил, что мне надо будет ещё наверх сходить.
— А, да! Александр Викторович с Ахмадом звонили уже, ждут тебя, — подтвердила она.
Не сразу вспомнил, что речь идет о том игрушечном телефоне, что мы как-то установили между квартирами. Думал, забросили уже играться, ан нет, еще иногда используем…
— Мама там, небось, стол накрыла, так что ты мне сейчас много не накладывай, — попросил я. Не говорить же ей, что в сауне наелся. Скользкая эта тема, мужские совещания в сауне…
Пока она разогревала мне ужин, вскрыл письмо, это была форменная отписка.
В ответ на ваше обращение от двадцатого февраля бла-бла-бла сообщаем, что строительство переходов через железнодорожные пути находится в ведении Министерства путей и сообщения СССР.
Ну, хорошо… Обратимся в МПС. Отнёс ответ из исполкома к себе в кабинет и оставил прямо на столе, чтобы не забыть про него.
Вернувшись на кухню, спросил у Ксюши, как дела?
— Всё хорошо, — улыбнулась она. — Завтра поедем с Юркой и Женей в детский дом с ещё одним панно для столовой.
— Как Женя, вообще, втянулась уже? — поинтересовался я. — Нравится ей?
— Рисовать всем нравится, — улыбнулась жена, ставя передо мной тарелку. — Это так расслабляет!
Конечно, Галия еды мне положила столько, словно наверху меня собрались голодом морить. Отложил половину в тарелку, поставил ее в холодильник, накрыв другой тарелкой. На завтрак разогрею. Съел оставшееся, и пошёл на этаж выше, оставив девчонок секретничать дальше.
Наверху меня ждала суровая мужская компания. Мама накрыла стол и ушла отдыхать. А Ахмад с Шанцевым уже распили бутылочку коньяка и с моим приходом открыли ещё одну.
— Ну, какие у вас новости, Александр Викторович? — спросил я и поддержал тост «за встречу». — Как ваша строительная эпопея?
— Всё отлично. Аристарх оказался очень находчивым и прагматичным, он привлёк ещё одного своего товарища, и они организовали две молодёжных бригады. У меня сейчас работы идут и в музыкальной школе, и в больнице.
— То есть, идея сработала? — радостно спросил я.
— Ещё как! Сейчас, вот, пытаюсь договориться насчёт строительства Дома пионеров и Дворца спорта. Чем мы хуже, чем вся страна? Боюсь, уже все глаза намозолил московским бюрократам твоей статьей из «Труда» про то, какой Святославль наш замечательный…
— Ничем не хуже! — уверенно ответил я, улыбаясь. — Ну а Ваганович там как? Обнаружил уже пропажу?
— Кто ж его знает, — серьёзно ответил Шанцев. — Он же с заявлением в милицию не побежит. А неплохо бы было, — сказал он мечтательно, — представляешь себе текст? Сообщаю, что многолетняя работа по взяточничеству пошла прахом, так как мои нетрудовые накопления кто-то украл. Прошу установить этих лиц и наказать по всей строгости закона!
Я посмеялся вместе с ним и Ахмадом. Да уж, было бы предельно забавно.
— Да… Ситуация… По идее, он уже или обнаружил пропажу, или вот-вот обнаружит. В милицию он, естественно, не пойдёт. Что ему остаётся? — сказал я.
— А ничего ему не остаётся, — хмыкнул Ахмад.
— Как я уже говорил, он может попытаться восполнить потерю, — возразил я. — Деньги-то немалые утратил, а ведь он записной хапуга… Сразу, конечно, столько на заводе не украдёшь, но что-то он, скорее всего, попытается предпринять.
— Да помню, помню… Его там Фокин с Горячевой так обложили со всех сторон… — усмехнулся Шанцев. — Мышь не проскочит.
— Ну, будем надеяться на их бдительность, — кивнул я. — Что у вас ещё хорошего?
— Хорошего?… Ничего, — с досадой проговорил Александр Викторович. — Жители жалобами завалили исполком на мясокомбинат.
— А что там такое?
— Вонючий. Стоки свои в реку сливает. А что у нас за река? Много ли ей надо?
— Отходы пищевого производства? Там, наверное, карпы уже отожрались, — смеясь, показал я руку по локоть.
— Ага. В нашей реке уже не живёт никто…
— Почему? Что там в стоках может быть такого ядовитого? — удивился я.
— Здрасте… Они же оборудование после каждой смены обеззараживают.
— Во, блин… Очистные надо строить, — подсказал я.
— Надо! Но пока мне в Министерстве мясомолочной промышленности ответили, что нет такой возможности. Может быть в следующей пятилетке…
— И что делать?
— Откуда я знаю, что делать? — развёл руками Шанцев.
— Ну, подождите, Александр Викторович. Там наверняка превышена концентрация вредных веществ… Надо ехать в областную прокуратуру.
— Зачем? — испугался Шанцев.
— Может, даже, сначала с областным руководством всё это согласовать, а потом в прокуратуру… Короче. Если область вам пойдёт навстречу, не побоится выступить против Министерства мясомолочной промышленности, пусть жители пишут не вам, а в прокуратуру. А прокуратура, проверив факты, грозит остановить завод. Ну, мол, там превышения всех показателей в сотни раз. Угроза жизни и здоровью населения, которое водой из реки и моется, и стирается, и огороды поливает… Короче, шантажировать надо министерство. Или вы срочно ставите очистные, или завод закрывается.
— Ничего себе ты придумал, прокуратуру на министерство натравить, — хмыкнул Ахмад.
— Ну, надо поговорить предварительно со всеми и выступать единым фронтом, — ответил я. — И городским властям, и областным, и прокуратуре. Ну, а что делать? Если комбинат ядовитыми помоями город затапливает, а министерство чихать на это хотело… У вас же есть на руках официальные ответы министерства? — уточнил я у Шанцева.
— Есть, конечно.
— Ну вот и идите с ними, для начала, в обком. Может, они там что-то посоветуют.
Мы ещё немного посидели, и я отправился домой. Завтра рабочий день.
Быстренько написал запрос в МПС по поводу перехода через ж/д пути. Единственное, адреса у меня не было, придётся завтра на почте выяснять…
Утром во вторник поехал в университет через почтовое отделение. Мне нашли адрес министерства в большом справочнике и мой запрос ушёл.
В университете сразу отправился в Комитет комсомола.
— Анатолий Степанович, можно к вам на пару минут? — заглянул я к Гусеву.
— Проходи, проходи, Павел, — пригласил он меня.
— Вопрос у меня возник серьёзный, — начал я, достал рекомендации Межуева и Захарова, и положил перед ним, как и запланировал. — Мне восемнадцать исполнилось. Руководство настаивает, что, с моей работой, я должен соответствовать… И, конечно, я согласен со старшими товарищами, этот момент чрезвычайно важен для моего будущего.
Гусев выслушал меня, ничего не понял, я специально старался выражаться максимально туманно, но, взяв с недоумением на лице в руки бумаги и вчитавшись в их содержание, не смог скрыть удивление, если не сказать больше. У него аж лицо немного покраснело и скулы задрожали. Молча перечитывал рекомендации некоторое время.
— Ну, так тебе же ещё от райкома комсомола рекомендация нужна, — наконец, пришёл он в себя.
— Да, — кивнул я.
— Ну, так я для тебя все устрою! — радостно воскликнул он. — Будет у тебя рекомендация от комсомольской организации МГУ. Считай, уже у тебя в кармане.
— Спасибо, Анатолий Степанович, — обрадовался в свою очередь я, что между нами явно не возникает никаких сложностей на будущее.
Северная Италия. Больцано.
— Сеньор Эль Хажж, хорошие новости, — с ходу оповестил Тарека частный детектив Адриано Ринальди. — Мы выяснили, как Карла Бенедетти получила травму! Она каталась верхом на чемодане!
— Так, — поразился Тарек, — каталась, значит…
Фирдаус уже успел передать ему советы Павла насчёт инструкций, выдав их, конечно, в длинном телефонном разговоре за свои собственные соображения, на случай прослушки, и Тарек сразу понял, что кататься верхом на чемодане их инструкции, к сожалению, не запрещают… И пригорюнился. Не понимал, почему новости хорошие…
— Не зря мы ждали соседа! — продолжал детектив. — Он видел, как это произошло. Всё случилось поздно ночью, и Карла думает, что её никто не видел в этот момент. Но они с приятелем были нетрезвые и хохотали под окнами, поэтому сосед проснулся. Там как дело было? Она на чемодане верхом сидела и, отталкиваясь ногами, каталась по тротуару, а он еще ее и подталкивал. У чемодана под её весом ось колесная подломилась, и она упала. При этом сосед говорит, что она была в чем-то вроде ночнушки, и даже бюстгальтера на ней не было.
— Хорошо, конечно, что вы все выяснили, но похоже, нас все же это не спасает от проигрыша в суде, если пойдем судиться, а не выплатим компенсацию… — расстроенно сказал он.
— Вовсе нет, сеньор, вовсе нет! Не стоит сдаваться так рано! Насколько нам известно, родители этой девушке очень консервативные люди. Солидные и богатые. Известные люди в Риме. Она живет, фактически, на их достаточно щедрые подачки, несмотря на свой возраст. И наверняка рассчитывает однажды получить очень серьезное наследство. Можно сыграть на том, что она вела себя явно неподобающим образом в общественном месте. Постараться напугать ее тем, что родители, узнав об этом, лишат беспутную дочь и содержания, и, возможно, и наследства.
— Хорошо, Адриано. Очень хорошая идея. Молодцы! Надо, на всякий случай, получить тогда ещё свидетельство её травматолога, — проговорил задумчиво Тарек, — что она была пьяна в момент получения травмы. Или этим уже наш юрист официально займётся. Оставьте свой отчёт в своей гостинице для Доминика Бошана из Парижа. Всё. Возвращайтесь! Молодцы.
— Дайте наш телефон юристу, пусть потом перезвонит нам. Мы еще подумаем, как лучше разыграть эту карту с недостойным поведением!
— Обязательно!
Тарек тут же перезвонил юристу в Париж и сообщил всю собранную информацию. Бошан решил заранее вылететь в Рим, чтобы как следует подготовиться к встрече с сеньорой Бенедетти.
Святославль.
Приехав в город во второй половине дня, Загит сразу поспешил к исполкому, пока ЗАГС не закрылся. Как раз успел получить свидетельство о разводе.
Ему ещё надо было выполнить поручение детей и передать Оксане деньги. Потом он хотел навестить друга Володьку Сахарова, а потом уже идти к сыну.
Загит всех предупредил о своей поездке в Святославль, кроме Оксаны. И она от неожиданности даже вполне спокойно пропустила его в квартиру. Он молча положил на полочку в прихожей стопку купюр.
— Вот, это Марат передал за машину, — произнёс он. — Сколько смог уже…
— Э-ээх, сколько смог, — не глядя на сумму, произнесла Оксана. — Если бы не Марат, ты б сам и не подумал бы об этом?
— Я Руслану помогаю за дом Ахмаду платить, — возразил ей Загит.
— А я? Ты не понимаешь, что обобрал меня?
— Я? Да я вообще из квартиры выписался, ничего от тебя не требуя, — ответил он. И тут же, махнув рукой, и не прощаясь, вышел в подъезд, плотно прикрыв за собой дверь. Решил, что дольше оставаться нет смысла. Дальнейший разговор только в таком духе и будет происходить, а к чему ему это после развода?