Рекламщик в ссылке для нечисти

Глава 1. Василий съезжает с горки

Тёплой октябрьской ночью (всю неделю стояла хорошая погода, никаких дождей) на третьем этаже многоквартирного дома, четырёхэтажного, кирпичного, в хорошем районе, кто-то завыл.

Время близилось к четырём утра. Горели, может быть, два-три окна. В одной из квартир смотрели футбол на большом экране, но вой шёл не оттуда.

Этажом ниже человек по имени Василий, двадцати трёх лет от роду, с гневом уставился в монитор. На столе перед ним стояли пустые чашки от кофе, четыре штуки. Все соседи, если бы их спросить, охарактеризовали бы Василия как вполне приличного молодого человека.

Тем не менее, выл именно он. Громко, с душой, запрокинув светлую кудрявую голову.

«Всё ок, но нужно переделать креатив, — гласило сообщение в мессенджере. — Клиент не одобрил фото. Ему не нравится, как он выглядит на этом».

«Клиент предоставил другое фото?» — уже успел спросить Василий, довольно вежливо, учитывая обстоятельства.

«Нет, но он сказал, что можно взять из интернета. Он публичное лицо, там много его снимков».

«Я уже шестой раз переделываю креатив именно по этой причине! Пусть в этот раз скинет фото, которое его устраивает».

«Ему некогда. И ещё, по языковым курсам... Они настаивают на тексте, который писал их копирайтер».

«Это на том, который с ошибками?»

«А вот здесь, — ответил руководитель, проигнорировав вопрос об ошибках, — просят сменить фон с бежевого на зелёный».

Тут-то Василий и завыл. А мессенджер продолжал щёлкать.

«Нам уже пора запускать рекламу».

«Это нужно сделать срочно, до семи».

«Ещё по маникюрному салону, поиграй со шрифтами, заказчика не устраивает».

Следом пришло пересланное сообщение: «Ну это колхоз какой-то».

Василий сорвался со стула, влетел в ванную, открыл кран и щедро плеснул в лицо холодной водой. Потом, приложив ладони к щекам, поднял взгляд. Даже слой пыли на зеркале не скрыл покрасневшие глаза. В остальном Василий сейчас был похож на картину «Крик», если прибавить шапку светлых кудрей. Он давно их не стриг. И не помнил, когда расчёсывал.

Месяц в таком ритме — тут и свихнуться недолго.

В ночной тишине в комнате щёлкнул мессенджер. Василий взвыл бы опять, но вовремя вспомнил, что в ванной хорошая слышимость. Он сдержался.

По паркету зацокали когти. Из коридора, с лежанки пришёл сонный Волк, зевнул и встряхнулся, а потом с вопросом посмотрел на хозяина.

Василий купил его на птичьем рынке три года назад. Крупный серый щенок с толстыми лапами обещал вырасти в большого пса — то, что надо. «Влчак, чистокровный, — божился хозяин. — Внеплановая вязка».

Волк с тех пор ещё немного подрос, а вот его лапы — нет. Маска на морде потемнела, и белые брови смешно выделялись на ней, как две точки, поставленные кистью. К тому времени, как стало ясно, что среди предков Волка явно затесалась такса, Василий уже не представлял, что мог завести какую-то другую собаку.

Мессенджер щёлкнул опять.

Василий набрал воздуха в грудь и решился.

— Гулять! — громко сказал он и махнул рукой. — Всё, Волк, идём гулять! Потом уволюсь к чёрту.

Волк радостно поскакал в коридор.

Они спустились по тёмной лестнице, пропахшей котлетами и борщами (Василий с досадой вспомнил, что второй день сидит только на кофе). Обошли дом, перешли дорогу, где в этот час не было машин, и оказались у старого школьного сада.

Волк, натягивая поводок, обнюхивал чужие метки на яблонях и ставил свои. Василий, спрятав руки в карманах толстовки, брёл за ним. Он изо всех сил пытался думать только о прохладном воздухе, о жёлтых листьях и падалице, и о том, как ветки качаются у фонаря...

Телефон пиликнул. Василий достал его — даже руки затряслись от злости — и отключил оповещения. Но он уже успел увидеть краем глаза: «...я на тебя рассчитываю, сделай и на сегодня свободен, только подготовь отчёт к утреннему собранию».

— Волк, — окликнул он. — А хочешь в парк?

Волк хотел.

Парк находился прямо за школой, и Василий затруднялся подсчитать, сколько раз прогуливал там уроки в своё время. Волк, спущенный с поводка, то уносился вдаль по длинной аллее, то, вывалив язык, летел обратно, делал круг и опять убегал. Василий брёл, пиная каштаны, и в уме составлял сообщение, которое напишет, когда вернётся. Вежливое, но твёрдое. Без жалоб, и чтобы сразу было понятно, что Василий ценит своё время, в отличие от некоторых. Да, твёрдое, и, главное, вежливое сообщение.

Он и сам не мог бы объяснить, зачем свернул в заброшенную часть парка. Там почти не горели фонари, и хотя район был хороший — старый, спокойный район, — а всё-таки ночью сюда бы ходить не стоило.

Под кроссовками хрустело битое стекло. Деревья ещё разрослись с тех пор, как Василий бывал здесь в последний раз. Ветки нависали над дорожкой. Тонкая берёза, надломившись, преграждала путь — то ли её повредила буря, то ли кто-то помог.

А площадка с горкой была совсем такой же, как Василий помнил. Разве что от лавочек теперь остались одни ножки, и одного из трёх петушков, качающихся на толстых пружинах, пригнули к земле. И жёлтая горка-труба казалась меньше, ниже, но так всегда кажется, когда вырастаешь и возвращаешься туда, где давно не был.

Здесь даже горел фонарь. Он мигал, когда дул ветер, и иногда потухал надолго. Тогда становилось видно, как ярко светит луна.

Василий прислонился к горке спиной, поднял лицо к небу и закрыл глаза. Они, когда сбегали с уроков, чаще всего сидели именно здесь, на спинках лавочек. Одну даже сами сломали, нечаянно. Старая доска не выдержала их веса.

Они были лучшими друзьями с первого класса: Пашка-Шпрот (кличку он получил из-за неудачного случая с бутербродом и масляного пятна в тетради), Макар (на самом деле Олег Макаров) и Василий, которого называли Щёткой.

«Что это у тебя за щётка на голове?» — однажды возмущённо спросила Ида Павловна, классная руководительница. Много ли нужно, чтобы прилипло прозвище, особенно если у тебя фамилия Щетинин? Вася даже дрался с одноклассниками, но с Щёткой ничего поделать не смог. В конце концов даже Паша с Олегом начали звать его так. Он у них, скорее всего, до сих пор так подписан в телефонах.

Давным-давно, во втором классе, они верили, что это проклятое место.

«Через эту горку можно в другой мир попасть! — убеждённо говорил Шпрот, округляя глаза. Щекастый, коротко стриженый, он пытался придать лицу зловещее выражение. — Ночью, в октябре, в полнолуние, когда облако закроет луну и каркнет ворона, нужно съехать через эту трубу, и попадёшь!..»

Он умолкал, не договаривая, и раскрывал глаза ещё шире.

«А давайте попробуем?» — предложил однажды Макар.

Макар в итоге так и не пришёл — говорил потом, не выпустили, — а Вася и Пашка дождались полуночи в парке, стараясь не думать о том, что к этому времени их точно ищут родители. У них были одни часы на двоих — дешёвые китайские часы на батарейке, которыми Пашка страшно гордился, хотя, если их прижать, время сбрасывалось на нули, и приходилось устанавливать его заново.

Может, виноваты были эти часы (они их там, в парке, несколько раз перенастраивали), а может, облако, которое так и не закрыло луну. Или подвела ворона, которая не каркнула. В общем, они съехали и никуда не попали.

Особенно они пожалели об этом, когда, возвращаясь домой, столкнулись с родителями. Те их искали, а Макар сдал. Макару ничего, а Васе и Пашке влетело, но они хотя бы знали, что не струсили.

Теперь Василий хлопнул по облупившейся краске трубы и ощутил тоску по детству. Хорошее всё-таки время: можно верить во всякую ерунду, и мир кажется намного шире, интереснее и лучше.

Волк прибежал, обнюхал горку, сел и коротко почесал за ухом. В ветвях каркнула ворона. Волк тут же вскочил и залаял на неё.

В это время раздался телефонный звонок. Кто-то, отчаявшись дождаться ответа в мессенджере, трезвонил. Василий даже знал, кто это был. Нормальные люди никому не звонят в четыре утра.

Фонарь замигал и совсем погас, и почти сразу на луну наползло длинное облако. Василий сбросил звонок, а потом, сам не понимая, зачем это делает, полез на горку. Ему вдруг стало весело. Волк внизу залаял, опираясь лапами на ступеньку. Василий спрыгнул, перехватил пса и опять полез, теперь медленнее.

— Во! Сейчас как съедем, как попадём в другой мир! — со смехом сказал он. — Нафиг дедлайны и правки, да, Волк? Отчёты им ещё, собрания...

Волк заскулил, вырываясь.

Василий, согнувшись в три погибели, кое-как влез в трубу, обнимая пса. Последнее, что он услышал перед тем, как оттолкнуться и поехать — громкое, хриплое воронье карканье.

Само собой, ни в какой другой мир он не верил — что он, дурак? Он верил в то, что съедет вниз, вернётся домой и напишет, что увольняется. Так оно всегда и бывает.

Труба оказалась длинной.

Длиннее, чем выглядела снаружи.

Как раз тогда, когда Василий удивился и даже слегка забеспокоился, гладкие металлические стенки покрылись слизью и стали мягкими, облепили со всех сторон. В нос ударил смрад протухшего мяса.

— Фу, блин! — воскликнул Василий.

Он поморщился, пытаясь удержать подступившую тошноту, взмахнул руками — и выпал из трубы на землю, слабо освещённую луной. И земля эта, ещё минуту назад вытоптанная и голая, теперь густо покрылась хвойными иголками. Опять закаркала ворона, и над головой раздался чей-то могучий кашель. Потом Василий услышал негромкий девичий голос, в котором звучало отчаяние:

— Гришка! Опять, дурак ты этакий! Хворостиной тебя отстегать, что ли!

Василий поднялся, всё ещё пытаясь удержать желудок на месте, вытер руки о джинсы, обернулся и увидел дракона.

Дракон стоял над ним, серо-зелёный, большой, как фура. Маленький глупый глаз светился жёлтым, и чешуя поблёскивала в лунном свете.

— Э, — сказал Василий и сделал шаг назад.

Бугристая морда придвинулась к нему. Дракон дохнул, как паровоз.

— Ты не бойся, он добрый! — затараторила невидимая отсюда девушка. — Ты, наверное, из Пеструшек, а может, в Заболотье шёл, мил человек? И понесло же тебя через Перловку! Гришка просто играется, чего тут бояться, вовсе даже и нечего... Вот что: идём со мной, я тебе одёжу выстираю, накормлю, напою и спать уложу — всё одно ночью в лес соваться не надо бы. Утром тебя мой отец проводит, на телеге...

— Э, — повторно сказал Василий.

Он, в общем, не считал себя глупым. Придумать креативы, составить продающие тексты? Раз плюнуть. Найти слова для девушки, которая ночью выгуливает дракона в лесу? Он не смог.

Справедливости ради, а кто бы смог?

Ещё, похоже, этот дракон его только что пожевал и выплюнул...

— Ой, а ты человек или нечисть лесная? — спохватилась девушка. — Что же я тебя в дом-то зову, ежели тебе, может, не по нраву огонь да железо! Ежели так, я тебе завтра дары принесу. Даже уже сегодня. Только до дому и обратно...

Тут и Василий кое о чём вспомнил.

— Волк! — воскликнул он.

— Ох, лишенько! Где волк?

— Да у твоего дракона в пасти остался!

И Василий, отринув страх, попытался разжать огромные челюсти.

— Фу! — кричал он. — Брось, фу, нельзя!

Это было всё равно что пытаться поднять грузовик голыми руками, но Василий не сдавался. Дракон пытался отвернуться.

— Гришка! — сурово воскликнула девушка, лица которой Василий так пока и не увидел. — Плюнь! Плюнь, кому сказала!

Дракон ещё кашлянул, и на траву выпал Волк, весь испачканный в слюне. Он тут же яростно встряхнулся и залился лаем, припадая на передние лапы.

— А, это пёсик твой, — с облегчением сказала девушка.

Теперь она вышла из драконьей тени. Волосы у неё были пышные, растрёпанные — ночью цвета не разглядеть, но, пожалуй, тёмные, — а глаза светились зелёным. Не то чтобы ярко, но отчётливо.

— Я старосты дочка, Марьяшей люди кличут, — представилась она, глядя снизу вверх. — Так ты из Нижних Пеструшек али из Заболотья? А то, может, тебя в саму Перловку и определили? Ссыльный ты?

— Я рекламщик, — ответил Василий и прикрикнул: — Фу, Волк! — потому что разговаривать в таком шуме было решительно невозможно.

Волк перестал лаять, но зарычал тихо и злобно.

— Рекламщик? — задумчиво повторила Марьяша. — Рекламщик... Даже и не знаю таких. Ты, может, из заречных лесов, али и вовсе из чужих земель? Одёжа ещё какая, ненашенская...

И она с сомнением оглядела Василия.

— Это что за место? — спросил он и незаметно себя ущипнул. Может, он съехал с горки и ударился головой? Или его доконали кофе и недосыпание, и он уснул? Вот так, принял горизонтальное положение, и организм подвёл.

— Перловка же, — ответила Марьяша, прищурив зелёные глаза. — Кто же про Перловку-то не знает? О ней не токмо на всю волость слава гремит — на всё наше царство!

— Ага, — сказал Василий, ущипнул себя за другую руку и зашипел. — Ай! Небось из-за вот этого твоего дракона?

— Какого такого дракона? А! Так Гришка-то змей, ты нешто не признал, мил человек? Голова у него одна, оттого ума в три раза меньше, у бедолашного, вот его и сослали, не то бы стерёг Калинов мост...

Девушка ещё продолжала что-то говорить, но Василий уже не слушал. Ему совсем не понравилось то, что он никак не может проснуться. И ладно бы это случилось дома, но в парке, на заброшенной площадке?

Может, он не заметил, а там кто-то был и ка-ак дал ему по голове арматурой, а потом украл кошелёк и телефон...

В это время телефон ожил и громко, на весь лес, сообщил: «Вы кто такие? Я вас не звал!»

Василий достал его трясущимися руками, увидел знакомое фото и подпись «Илья Начальник», и его прошиб холодный пот. Теперь ему совершенно точно стало ясно, что это кошмар, натуральный кошмар. Ещё и вызов никак не сбрасывался.

— Ой, а что это за диво? — спросила любопытная Марьяша.

Она придвинулась, чтобы посмотреть, и дракон заинтересовался тоже. И пока Василий судорожно жал на кнопку отключения телефона, длинный язык высунулся — и р-раз!

«Идите на...» — глухо произнёс телефон напоследок и исчез в огромной пасти.

— Гришка, паскудник! — вскричала Марьяша и шлёпнула дракона по морде. Тот стыдливо зажмурился, но телефон не вернул. А потом громко сглотнул.

— Ой, лишенько! — запричитала девушка. — Опять живую душу загубил! Ирод ты окаянный, змей несытый, одна маета мне с тобой...

Волк опять залаял. Отчего бы не залаять, когда поднялся такой шум!

— Да хватит вам! — попытался их перекричать Василий. — Я, это...

Он схватился за голову и подумал, что если это дурацкий сон или кошмар, то нет смысла тратить время на разговоры. А вот если поднапрячься, может, выйдет проснуться.

Он поднапрягся.

И ещё поднапрягся.

Тут в голову некстати пришла мысль, что у него, может, прихватило сердце — чего ещё ждать с таким образом жизни? — и это всё предсмертные видения. А он совсем не хотел умирать, только не так, когда уже решил, что уволится, отоспится и недели на две засядет рубиться в игры на приставке!

Василий заорал благим матом и побежал, не разбирая дороги, в надежде, что очнётся. Волк с лаем понёсся за ним.

— Ой, лишенько! — раздался вскрик за спиной. — Да что ж ты голосишь так!..

Василий не смог бы сказать, как долго он бегал среди деревьев при свете луны, размахивая руками. Он нарочно прыгал как можно выше и кричал как можно громче, даже раз или два врезался в шершавый ствол — больно! А проснуться не удалось...

Силы его иссякли. Он остановился и, упираясь ладонями в колени, попытался отдышаться. Рядом, вывалив язык, на мягкой хвое растянулся Волк. Глаза его весело поблёскивали, хвост бил по земле, и всем видом он выражал готовность резвиться и дальше, если только хозяин сдвинется с места.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Василий. — Что за...

Он растёр виски ладонями, глубоко вдохнул, выдохнул. Легче не стало. Всё та же лесная опушка, залитая лунным светом, и никак не проснуться.

— Гришку напугал! — сердито сказала девушка, подходя. — Он теперь в лес убёг. Чего доброго, опять поросль молодую вытопчет али дуб сломает, а леший и так уже зло на нас держит! Опять угощение готовить...

Зелёные глаза блеснули. Она стояла, уперев руки в бока, губы поджала — по всему видать, жалела, что не оставила незнакомца в пасти у дракона.

— И откуда ты такой, а?

— Из Южного, — мрачно ответил Василий.

Как ни думал, он не мог объяснить то, что с ним случилось. На сновидение, даже осознанное, не похоже. И хвоей здесь пахнет по-настоящему, и комары звенят и кусаются, и одежда ещё влажная от драконьей слюны — уф, лучше не нюхать... Сосны поскрипывают, дует лёгкий ветерок, и Волк как настоящий, и эта девушка тоже как настоящая. Вон, платье белое с вышивкой по рукавам и по низу, пояс с кисточками, ободок на распущенных волосах, как с фестиваля ролевиков сбежала.

— Из южных краёв, значит? — спросила она. — А к нам-то чего занесло? Ну, точно, ссыльный!

— Кома, — медленно произнёс Василий. — Всё, доработался. У меня кровоизлияние в мозг, и я лежу в коме.

Он говорил сам с собой, но почему бы и нет? Что терять человеку, с которым уже случилось такое? Кто здесь вообще мог его осудить?

— Гришка-то тебя, видать, сильно помял, — озабоченно сказала Марьяша. — Ты вот что: ты со мною иди. В доме отдохнёшь, а то и баньку истопим...

Она осторожно взяла Василия под локоть и продолжила напевно и ласково, будто дитя малое уговаривала:

— Один шажок, другой шажок... Вон и тропка через луг, её пройдём — а там и родничок, а за ним, на пригорочке, и село наше. Один дом пройдём, другой пройдём — а третий моего отца дом. У моего отца в доме пироги белые да пышные, квас холодный, перины мягкие...

— Так, блин, — сказал Василий.

— И блинов напеку! С мёдом... Ты только вот что: ты никому не говори, что Гришка тебя трогал. Не скажешь, а? Он-то ведь добрый, глупый просто. Пойдём, гостем дорогим будешь!

Василий вздохнул и хлопнул себя по щеке, убив комара.

Бред у него или что, а всё-таки приятнее искупаться и сменить одежду, чем сидеть в лесу. Да ещё и неясно, как долго придётся сидеть. И не померещится ли ему кто-то похуже дракона.

Марьяша ждала, с надеждой глядя на него и всё ещё удерживая под локоть. В другой руке она почему-то держала большую чёрную сковороду.

Василий ещё раз вздохнул и подумал, с чего ему вообще видится такое. Он любил игры про космос и фильмы про супергероев, а всякие сказки терпеть не мог, причём с детства. Как начнут ему читать, так и уснёт. Бабушка этим пользовалась. Если уж он отключился и лежит на площадке у горки, мог бы попасть на космический корабль или получить суперспособности! Но нет, из всех вариантов бреда он видит именно этот. Обидно.

Ещё он подумал: хорошо, что это случилось не дома. А то страшно представить, когда бы о нём хоть кто-то вспомнил. С родителями только по праздникам созванивается, у друзей работа, своя жизнь, встречи всё реже. Волк бы с голоду издох. А так, может, пёс кого-то приведёт на помощь. Если ему хватит ума. Василию хотелось бы верить, что хватит.

Он вздохнул в третий раз и сказал терпеливо ожидающей Марьяше:

— Идём уж, красна девица.