РЕФЕРЕНС. Часть первая: ‘Карандаш и уголь‘

Глава 6. Медицинский ультиматум

— Эта штука точно работает? — спросил я Слона, поставившего на стол глушилку. — Потому что если нет, мне кабзда.

— Не делай мне нервы, — отмахнулся командир, — рассказывай.

И я рассказал. И про сына/дочку, и про предложение, от которого отчетливо несет безымянным прахом из местного крематория.

— Ты не прав, — сообщил Слон, подумав. — Это не тебе кабзда. Это нам всем кабзда. Если ты откажешься, то никакого «покинуть этот мир» нам не будет. Точнее, будет, но в другом смысле. Потому что дать нам утечь с такой инфой — глупо. А он не глупый. Мы же можем вернуться, слить компромат конкурирующей фракции и получить от них то, чего не дает он. После того, как его фракцию скинут.

— Так может, нам свалить прямо сейчас, пока ультиматум не действует?

— А ты думаешь, он не действует? — скептически хмыкнул Слон. — Спорим на щелбан — все выходы перекрыты, кросс-локус блокирован, а делегация в заложниках?

Я не стал спорить. Я не такой параноик, как Слон, но и наивностью не страдаю. Мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Такие ребята, как Креон, привыкли получать то, что им нужно.

— А если нет? — спросил я прямо. — Ты готов отказаться от контракта и свалить?

— Нет, — так же прямо ответил Слон. — Давай по чесноку, Док, мы с тобой не молодеем. Еще подергаемся, конечно, но финишер уже занес флаг. Этот контракт даст выходное пособие, которое обеспечит нас до конца наших дней, да продлятся они в бесконечность!

— Нас или тебя?

— Нас, Док. Сделай, что он хочет, и я тебя не забуду.

— Да от чего тебя так триггернуло? Что за приз?

— Не скажу. Чего не знаешь, того не расскажешь. Даже под пытками.

— Утешил, блин.

— Это маловероятно. Слушай, Докище, ну в чем проблема? Мальчик, девочка — какая, в жопу, разница? Я понимаю за твою «медицинскую этику», я понимаю, что для тебя это риск…

— Ты не понимаешь, Слон, в том-то и дело. Я не рассказывал тебе, как это работает. Никому не рассказывал. Думаешь, я, как хилер в компьютерной игрушке, возлагаю руки и вливаю ману? Астральное выдавливание прыщей? Энергетическое вправление геморроя? Думаешь, чтобы сделать из девочки мальчика, я буду тянуть ее за клитор, пока он не вытянется в хер?

— Ну, нечто в этом роде, — признался Слон. — Ты уж тяни получше, расстарайся для будущего пацана.

— Так вот, это вообще совсем не так работает. Ты даже не представляешь, какие последствия могут быть у воздействия такого уровня! Я тоже не представляю…

— Так расскажи, испугаемся вместе, — хмыкнул Слон.

В дверь переговорной постучали.

— Могу я предложить вам кофе?

— Чёрт, вечно не дадут толком поговорить, — разозлился командир, — пошли на крышу, там не сразу выпасут.

Мы вежливо отказались от кофе и пошли к лестнице. По дороге нас перехватил Пугач.

— Слон, там на парковке…

— Местный спецназ? — проницательно спросил командир.

— Хуже. Гвардия владетеля. Бойцы выглядят, как ходячий трындец. На такого только с РПГ выходить, как на танк.

— Не надо РПГ. Не провоцируйте, и они не тронут.

— Есть не провоцировать, — мрачно ответил Пугач. — Что вообще творится, Слон?

— Не сцать, командир в курсе, командир знает, что делает. Иди, успокой народ, скажи, что все под контролем.

— Есть не сцать. А оно точно под контролем?

— Абсолютно, — убедительно соврал Слон.

Пугач удалился, недоверчиво покачивая головой.

—А ты сомневался, — невесело хмыкнул Слон, когда мы поднялись на плоскую крышу гостиницы, утыканную массивными коробами вентиляции, антеннами и лифтовыми модулями. — Чёрта с два они нас выпустят.

Стемнело, город расцветился огнями сквозь туман. Стало мрачновато, но красиво. Есть в здешнем неоне своеобразное очарование. Мы встали у бетонного парапета, ограждающего крышу. Командир поставил на него глушилку и включил.

— Ладно, говори, что не так с твоим колдунством.

— Я не лечу людей. Я их меняю.

— Если это какая-то сложная аллегория, — пожал плечами Слон, — то я её не понял.

— Мультиверсум имеет фрактальную природу, так? Ты как проводник должен понимать это лучше всех — именно фрактальность дает тебе возможность войти в один гараж и выйти из другого.

— Я не силён в теории, — признался он. — Просто пользуюсь.

— В общем, это так. Есть даже легенда, что в начале времен некие демиурги, называемые Основателями, не смогли договориться о том, каким будет Мироздание, наглухо пересрались и тем создали первое ветвление фрактала, породив Мультиверсум.

— В жопу легенды, — отмахнулся Слон. — Ближе к делу.

— Так вот, если мне надо вылечить прыщ, я не убираю воспаление фолликула и не заживляю пустулу. Я заменяю человека с прыщом человеком без прыща.

— Вот щас не понял.

— Есть бесконечное множество вариантов здесь-и-сейчас. В каких-то этот прыщ просто не возник — пора не закупорилась, бактерии не проникли, воспаление не началось. И я привожу реальность к этому состоянию. Прыщ не пропадает моментально, потому что метрика умеренно эластична, но оказавшись в той микроветви фрактала, где он не возник, постепенно исчезает, осознав свою неуместность…

— Прыщ осознаёт свою неуместность? — удивился Слон. — Док, ты сам себя слышишь сейчас?

— Чёрт… Не так, конечно. Я просто не знаю, как это правильно сказать — нет подходящих слов. Может быть, Вселенная понимает, что прыща быть не должно, и он растворяется в облаке вероятностей.

— Она что, по-твоему, разумная?

— Хер его знает, Слон. В общем, прими как факт — в определённых условиях и до определённого предела Мультиверсум можно прогнуть под себя. Пожелать — и станет по-твоему. Заменить мир, где пуля пробила Змеямбе перикард, на тот, где она прошла миллиметром выше. Потом на тот, где рана не такая глубокая. Потом на тот, где рана была давно и уже почти зажила. Потом на тот, где от неё один шрам и костная мозоль на ребре.

— Да, такое не забудешь, — кивнул Слон. — Все в кровище, Змейса белая и не дышит, а ты над ней трясёшься и глазки закатил. Допустим, ты не зашил ей дырку усилием нижней чакры, а поменял мир так, что дырки не стало. Или поменял Змеямбу с дыркой на Змеямбу без дырки и не перепутал, без какой именно дырки. Но я всё ещё не понял, в чём проблема. Змеямба жива, ты тоже, контракт закрыт, едем дальше.

— Какого цвета у меня глаза?

— Серого, — ответил Слон уверенно. Зрительная память у него отменная.

— Были карие. У кого в команде был позывной Штихель?

— Ни у кого.

— У твоего заместителя, он же твой двоюродный брат.

— У меня нет двоюродного брата!

— С тех пор нет. Точнее, с тех пор его никогда не было, у меня с рождения были серые глаза, Змеямба не рожала, а у моей жены оказалась неоперабельная опухоль мозга, о которой я узнал слишком поздно, потому что тот я, который о ней знал и должен был вернуться и вылечить, был, наверное, Доком-с-карими-глазами, а не мной. А этот я не знал, она не дождалась и умерла, думая, что я её бросил. Вот примерно так это работает, Слон.

— Опизденеть.

— Именно. И ведь это только то, что я заметил.

— Да, страшный ты человек… — сказал задумчиво командир. — Слушай, а ты не можешь, например, изменить мир так, чтобы Креон просто отдал нам искомое, и мы бы свалили доживать свой век в какой-нибудь тёплый мир, где есть море, пляж, крепкие коктейли и толпы очаровательных юных геронтофилок, всегда готовых бескорыстно приласкать ветерана?

— Нет, Слон, это так не работает.

— Обидно, сука.

— Сука, да.

— И какой был мой двоюродный брат? Ну, этот, Шпатель?

— Штихель. Крутой был. Но злобный, как подавившийся кактусом медоед. Ты его постоянно осаживал. Честно сказать, мне его не жалко. А вот у Змеямбы был отличный пацан.

— Какое говно.

— Полнейшее. А представь, что будет, если изменить мир так, чтобы вместо девочки оказался мальчик?

— Что?

— Понятия не имею, в том-то и дело. Лучше бы мне ограничиваться прыщами.

— Жаль, что ты не можешь просто потянуть её за клитор. Чёрт, мне надо выпить. Составишь компанию?

Я бы составил, но у кого-то были другие планы на вечер. На этот раз таинственная графиня решила не скрываться. Не знаю, как она попала на крышу, но я увидел её уже идущей к нам — быстрым легким шагом, красиво неся саблю наотлет. Вот позёрка — надо было подкрасться и зарезать без этого театра. Все равно оценить будет некому.

Слон отреагировал моментально — выхватил пистолет и пошел по дуге в сторону, выцеливая нападавшую. Она не обращает на него внимания, наведясь точно на меня, но, когда он начинает стрелять, резко меняет направление движения легко уклоняясь. Скорость и пластика потрясающие. Я просто стою — бежать глупо, сражаться нечем. Если удастся коснуться ее раньше, чем меня коснется меч, есть неплохой шанс изменить этот мир на тот, в котором она неожиданно описалась, замкнув свой костюм. Если он, конечно, электрический. Шутка. Никаких нелетальных приемов. Остановлю сердце и как звать не спрошу.

Слон все-таки попал нападавшей в плечо, от чего она дёрнулась, покачнувшись и сбившись с шага. Калибр у его пушки тоже слоновий. Но это не помешало бы ей снести мне башку — буду честным, шансов у меня было примерно ноль, — если бы на крыше не возникли новые действующие лица. Угловатые чёрные фигуры в защитной броне, закрытых шлемах, увешанные оружием и снаряжением. Движутся они не так изящно, как дама с мечом, но уверенно, быстро, целеустремлённо — а ещё их много, человек десять. Один из них сделал запрещающий жест в сторону Слона — и тот опустил оружие. Двое технично отсекли нападающую от меня, остальные пошли на сближение. Оружие не применяют, видимо, решили брать живьём.

У дамочки с мечом оказались другие планы. Временно передумав сносить мне башку, что я мысленно горячо приветствовал, она запрыгнула на вентиляционный короб и попыталась разорвать дистанцию. Гвардейцы ускорились, торопясь взять её в клещи, но не тут-то было — мадама помчалась как в попу укушенная, прыгая с возвышения на возвышение, как горная коза. Один из вояк прицелился в неё из зловещего вида стрелялки, но его остановил запрещающим жестом собственный командир. Видимо, валить аристократок наглухо тут не принято, даже если они попались на попытке отчекрыжить голову ценному мне. Жаждущая моей крови дамочка бодро скакнула с крыши куда-то ниже и затерялась в подсвеченном тумане.

Предполагаемый командир гвардейцев подошел к нам и сказал синтетическим электронным голосом из-под шлема:

— Владетель Креон отдал распоряжение о вашей защите. Покидать здание временно воспрещается.

— Для нашей, разумеется, безопасности, — скептически констатировал Слон.

— Именно так, — подтвердил гвардеец.

— Какая ирония, Док, — нас наняли для защиты делегации и приставили личную охрану.

Командир гвардейцев наши рассуждения проигнорировал.

***

Ближе к ночи ко мне в комнату пришла Змеямба, и у нас был отличный секс. Потом она сидела на кровати голая, я рисовал её углём на картонке из-под местного аналога пиццы и думал: она мне благодарна за то, что я спас её жизнь. Мы об этом не разговаривали никогда, но я знаю — благодарна. Вот она сидит, уже не молодая, но ещё красивая — грудь, живот и бёдра нерожавшей женщины. Но что бы она сказала, узнав цену? Был бы я проклят за то, что сделал?

Иногда мне кажется, что я давно проклят, хотя сперва думал, что благословлен.

— У тебя здорово получается, Док, — сказала Зме, посмотрев набросок.

— Спасибо.

— Ты чем-то расстроен, я вижу. Хочешь поговорить?

— Может, и хочу, но нельзя. Не обижайся. Я бы рассказал тебе, если б мог, но…

— Понимаю. Секреты, тайны, уровень допуска — все как положено. Никаких обид, дело военное. Остаться с тобой или уйти к себе?

— Я не способен повторить прямо сейчас, но…

— Я не про секс, дурачок, нам обоим не восемнадцать. Могу просто побыть теплым плечом рядом.

— Побудь, Зме. Ты права, мне это нужно.

Мы полежали, обнявшись и делясь теплом, потом меня все-таки хватило на второй раз, а потом мы уснули, прижавшись друг к другу. Наверное, ей тоже нужен кто-то рядом.

***

Машина за нами пришла утром. Креон не дал мне обещанных суток.

— Владетель требует вас немедленно. Его сыну стало хуже, — сказал сопровождающий.

— Зме, если будет возможность свалить отсюда — все бросай и вали, — предупредил я ее на ухо, обнимая на прощание.

Она осталась стоять в холле, задумчиво глядя мне вслед, а нас с Алькой торжественно погрузили в машину.

Спикер, он же владетель, он же заботливый папаша Креон, встретил нас в кабинете.

— Сутки ещё не истекли, — сказал я с намеком на укоризну в голосе.

— Обстоятельства вынудили сократить этот срок. Ваше согласие очевидно, на формальности времени нет. Калиду внезапно стало хуже. Утром он потерял сознание на лестнице и упал, получив легкие повреждения тела.

— Я осмотрю ее… Его.

— Вам и вашей ассистентке выделены комнаты в апартаментах наследника, ваши вещи привезут к вечеру.

— Я бы предпочел возвращаться в гостиницу…

— Исключено. Ему требуется постоянный медицинский надзор. Пока результат не будет достигнут и подтвержден, вы остаетесь здесь.

Я не стал спорить. После вчерашнего появления гвардии я этого ожидал — слишком велики ставки, при этом кто-то явно не хочет, чтобы Креон добился цели. Настолько, что готов снести мне башку. Логично держать меня под рукой и под присмотром.

А вот Алька расстроилась, это видно. Но промолчала. Умная девочка.

Пациентка сидит в кресле, поджав босые ноги, смотрит в экран.

— Привет, Калидия, — поздоровался я приветливо.

Ответа не получил.

— Что за внезапное ухудшение? — я решил не обращать внимания на ее неприветливость. Стерпится-слюбится, нам тут долго торчать. А если и нет — то и черт с ней.

— Голова закружилась. Упала. Ударилась.

— Покажи.

— Ерунда, синяки.

— Раздевайся и показывай, — велел я.

Хоть полюбуюсь на красоту, которой собираюсь лишить человечество. Мальчик, наверное, будет симпатичный, но девочка — отвал башки.

Синяк на бедре небольшой, ссадина на локте, ссадина на лбу, большой, круглый, лиловый кровоподтек на плече. Это она здорово приложилась.

— Обо что ты так?

— Не знаю. Отключилась на секунду, пришла в себя — лежу внизу лестницы.

— Странно, не ожидал такой динамики, — удивился я, положив ей руку на затылок. — У тебя не было каких-то чрезмерных нагрузок?

Промолчала. Да и чёрт с ним. Какая разница? Важны следствия, а не причины.

— Улыбнись. Подвигай бровями. Пошевели ушами… Знаю, что не умеешь, просто попробуй. Завтракала?

— Да.

— Глотала нормально?

— Ну… Как будто через силу немножко.

— Плохой признак. Не знаю, что ты делала с момента прошлого осмотра, но больше этого не делай, потеря глотательного рефлекса нам точно ни к чему.

Снова промолчала. Лицо окончательно застыло прекрасной неподвижной маской, улыбок на нём больше не будет, иннервация блокирована. Снизилась внятность речи из-за нарушенного контроля губ. Целоваться ей в ближайшее время не светит. Интересно, она вообще целовалась? Тьфу, какие глупости лезут мне в голову. Внешность имеет значение — будь она страшненькая, я бы воспринимал ситуацию спокойнее, хотя с точки зрения медицинской этики не должен. Вон, даже Алька сопит расстроенно.

— Ну что же, приступим.

— Как это будет… Происходить? — не выдержала девушка.

Страшно ей, надо полагать. Мне было бы страшно.

— Довольно просто — для тебя. Ты сидишь, лежишь, стоишь — как тебе удобнее. Я тебя рисую. Мы разговариваем.

— Рисуете?

— Звучит странно, понимаю, но работает. Можешь потом забрать наброски и сжечь, если хочешь. Искусство ничего не потеряет, я так себе художник.

— Я могу одеться?

— Да, конечно. Но маску, пожалуйста, не надевай.

— А разговаривать обязательно?

— Не хочется?

— Нет.

— Понимаю, я тебе неприятен, и у тебя есть на то причины. Но придется — это контроль обратной связи.

— Не понимаю.

— Сложно объяснить. Когда мы говорим, я контролирую твою точку локуса на фрактале. Чувствую, как меняешься ты и как меняется мир.

— А без рисунков и разговоров не можете?

— Могу. Иногда приходится действовать быстро. Но и последствия непредсказуемы. Поскольку ты не умираешь у меня на руках от ранения в сердце, то лучше не спешить.

— И когда вы начнете?

— Уже начал. Ты сидишь, мы разговариваем, я рисую, — показал ей блокнот с наброском.

— Я ничего не чувствую!

— И не должна. Ты меняешься относительно мира, а не себя, потому что ты и есть точка отсчета.

— Не понимаю.

— Я и сам не очень понимаю, — признался я. — Но факт.

— И когда у меня… Отрастёт… Ну…

— Мужской половой признак?

— Да, — лицо бесстрастное, но её аж передёрнуло от отвращения.

— Всё будет не так, как ты себе представляешь. Сейчас тебе кажется, что ты будешь девочка-с-пиписькой, несчастная и нелепая. Потому что проецируешь себя в мужское тело, и тебе гадко. Так и было бы, если бы тебе поменяли пол гормонами и хирургией, да еще так экстренно, как планировал твой отец. Кстати, не подскажешь, почему? Если ему позарез нужен мальчик, логично было начинать до полового созревания, делать трансгендерный переход плавно, совмещая гормональную терапию с работой психолога, а не растить тебя девочкой до семнадцати, а потом угробить эндокринную систему ударными дозами тестостерона.

— У него был мальчик. Наследником был мой брат, но он умер.

— Соболезную.

— Не стоит. Я его почти не знала. У нас разные матери, мы встречались пару раз в год на официальных мероприятиях. Я даже лица его не видела ни разу.

— Разве это нормально? — влезла в разговор Алиана. — Если бы у меня был брат, я бы хотела с ним общаться!

— Зачем? — вяло спросила Калидия.

— Ну как же, это брат!

— И что?

Девушки смотрят друг на друга с непониманием. Детдомовская бессемейщина и аристократическая клановость. Одна все детство плакала в казенную подушку, мечтая о семье, другая не знала, куда от нее деться, и в сладких снах видела себя сиротой.

Жизнь всегда дает нам не то, что хочется.

— От чего умер твой брат? — переключаю разговор на себя.

— Его убили.

— Кто?

— Кто же признается? — удивилась Калидия. — Любая из враждебных фракций, желающая ослабить нашу. Любой из нашей фракции, считающий, что сможет занять место спикера. Спикер должен иметь наследника, поэтому наследник всегда мишень.

— Не хочешь быть наследником?

— Мои желания не имеют значения, — замкнулась девушка.

— А чьи имеют? Отца?

— Ничьи, — отрезала она. — Важны интересы фракции, отец их проводник.

— Для тебя они тоже так важны?

Замолчала. Не ответила. Лицо ничего не отражает, но я настроился на резонанс, и от нее веет безнадежной горечью. Нет-нет, так не годится, мне нужен вербальный контакт.

— Давай представим, что ты не дочь владетеля Креона, а просто девушка Калидия, которая никому ничего не должна. Чем бы ты хотела заниматься? Как жить?

— Зачем об этом говорить? Я — это я.

— Это ненадолго, — серьезно сказал я. — Скоро ты станешь другим человеком. Может быть, у него будут другие мечты.

— Он что, даже не вспомнит, что был мной?

— Дело в том, что он тобой не был, — ответил я. — Это будет молодой человек по имени Калид, и я с ним не знаком. А чего хотела бы девушка Калидия?

Она замолчала и задумалась. Я поступаю жестоко и неэтично, провоцирую и нагнетаю. Делаю больно. Но так надо. Эмоциональные реакции раскрывают пациента. Когда я закончу свои труды, девушки, которая могла бы меня этим попрекнуть, уже не будет.

— Не знаю, — ответила она наконец. — Мне сложно представить себя вне… Вне…

— Замкнутого круга обязательств и долга? — подсказал я.

— Да, пожалуй. Никогда не рассматривала себя отдельно. Для нашей семьи, ты — это и есть твой долг. По этому праву мы возглавляем тех, кто живет для себя. Потому что живущий для себя не может принимать решения за других.

— А кто-то обязательно должен принимать за них решения? — спросила Алька. — Разве они не могут сами?

— Не могут, — уверенно ответила Калидия. — Общество, где каждый принимает решения за себя, и никто — за всех, просто развалится и погибнет. Поэтому оно делится на тех, кто решает, и тех, кто подчиняется. Для их же блага.

— А что для них благо, тоже решают другие? — скептически спросила моя ассистентка.

— Конечно. Живущий для себя не видит картины в целом. Не может оценить перспективы. Не обернется ли его мелкое сиюминутное благо большими неприятностями в дальнейшем?

— А вы, значит, можете? — ощетинилась Алька. — С какой стати?

Надо же, у нас тут классовые противоречия!

— Люди нуждаются в руководстве, это аксиома. Разве в твоем мире не было руководящих и подчиняющихся? — спросила Калидия, не подозревая, в какое больное место «падчерицы градоправителя» ткнула.

— Были, — признала Алька, помрачнев, — но лучше бы их не было!

— Тебе так кажется, — не согласилась дочь спикера. — Если убрать тех, кто правит, их место просто займут другие.

— А может, не займут! Может, люди договорятся, и сами решат, как им жить! Откуда тебе знать? Вы просто держитесь за свою власть, чтобы вам все подчинялись! — разозлилась Алиана.

Может быть, стоит ее осадить в целях субординации, но мне нужна пациентка в активном эмоциональном взаимодействии.

— Ты когда-нибудь командовала людьми?

— Нет! Ну и что?

— Ты пробовала жить, никому не подчиняясь?

— Ха! Я сбежала, чтобы не подчиняться! — призналась в запале спора Алька.

— И теперь не подчиняешься?

— Нет!

— Уважаемый Док, — обратилась Калидия ко мне, — прикажите, чтобы ваша ассистентка ушла. Я требую!

— Алиана, иди в свою комнату, пожалуйста, — попросил я.

Та надулась, встала и пошла к выходу.

— Вернись, хватит, — велела девушка, но Алька упрямо вышла.

— Она поняла, что ты хотела доказать, — сказал я, — но тебе она все-таки не подчиняется. Только мне как ее командиру. И только в рамках моих командных полномочий. У нее тоже есть долг, как и у тебя.

— Вы разделяете ее анархистские убеждения? — спросила Калидия.

— В ее — и твоем — возрасте естественно быть анархистом, в моем — консервативным скептиком, — уклончиво ответил я.

— И все же, кто прав?

— Я не встречал общества без властной вертикали. Но Мультиверсум бесконечно разнообразен, так что все возможно.

— Вы видели много миров?

— Довольно много.

— Я бы хотела увидеть хоть несколько. Вы спрашивали, чего бы я хотела, если бы не была собой? Вот этого. Переходить из мира в мир, не останавливаясь нигде надолго. Потому что стоит остановиться — и снова увязнешь в обязательствах. Может быть, через какое-то время мне бы надоело путешествовать и захотелось бы где-то осесть, но это было бы не скоро. И точно не там, где я должна себя другим. Глупо, да?

— Ничуть, — покачал головой я. — Вполне понятное желание. Есть те, кто так и живет, хотя их и не много.

— Но не вы?

— Не я. Я, к сожалению, тоже человек долженствования. Делаю то, что должен, а не то, что хочется.

— А чего вам хочется?

— Ничего, наверное. Так что я тебе даже немного завидую. Твоя мечта, будем честными, вряд ли исполнится, но она у тебя есть.

— Лучше не иметь никакой мечты, чем иметь неисполнимую! — уверенно заявила девушка.

Я не стал спорить, хотя и не согласен. У меня была возможность сравнить, у нее — нет. И не будет. Ее вообще скоро не будет, и нам еще предстоит пережить момент, когда она это осознает.

— Скажите, — неожиданно спросила Калидия, — а менять людей так, как вы, многие умеют?

— Так, как я, — вряд ли.

— Повезло моему отцу, что он вас нашёл… — сказала она задумчиво.

«А тебе — не повезло, — подумал я. — Но нас с тобой не спрашивают».

— Вы сейчас меня меняли?

— Да, — ответил я честно, — ведь именно для этого я здесь нахожусь.

— Успешно?

— Вполне.

— А почему я не чувствую, что изменилась?

— Потому что теперь ты была такой всегда.

— Какой? — она непроизвольно сдвинула ноги, как будто боясь обнаружить между ними что-нибудь новое.

— Всего лишь девушкой, у которой опухоль чуть меньше, чем у той девушки, которой ты была утром. Которой за ужином будет легче глотать. — «И у которой нет на плече синяка, чертовски похожего на заброневую травму», — подумал я, но вслух этого, конечно, не сказал.

— Спасибо, — сказала она растерянно.

— Не за что, — ответил я.

Не благодари, девочка. Я тебя не рисую, а стираю.