Наряжали меня Слон и Змеямба. Я ждал местных нарядов немыслимой роскоши, поэтому, когда передо мной вывалили на кровать ворох совершенно обычной одежды, немало удивился.
— И смысл? — спросил я, разглядывая новенькие и приличные, но простые джинсы.
— Сравни с тем, что ты сегодня купил, — посоветовал Слон.
Я достал из пакета местные штаны. Штаны как штаны. Плотная, мягкая, прочная ткань, на ощупь довольно комфортная. Нет швов, как будто штанины делались целиком. Покрой свободный, цвет — черный. Ремень не требуется, поясная часть эластичная и удобно обтягивается по фигуре. Карманы могли бы быть и побольше, но не принципиально.
— Эти удобнее, — сказал я.
— Но они синтетические! — заявила Змеямба таким тоном, как будто я их из помойки обосранными достал.
— Синтетика для нищебродов, — пояснил Слон. — Ее тут производят мегатоннами, она дешевая, такие штаны просто печатают за десять секунд.
Он взял с кровати простую белую рубашку и показал этикетку.
— Чистый хлопок! Его надо вырастить, собрать, обработать, превратить в нить, нить в ткань, ткань раскроить, потом сшить нитками… В общем, разница в себестоимости, как у манускрипта чернилами каракатицы на пергаменте из шкуры с жопы дракона против странички из принтера.
— Так я по местным меркам офигеть какой денди? — поразился я, разглядывая в зеркале свою хлопчатобумажную футболку с выцветшим принтом «I’m too old for this shit».
— Если бы твоя собственная одежда не была такой потасканной, я бы тебя и переодевать не стал, — подтвердил Слон. — Поверь, я знаю, что делаю.
В результате, напялив, по заверению командира, прикид местного олигарха, я выгляжу, как менеджер средней руки — джинсы, рубашка, кожаная курточка, кожаные туфли.
Змеямба повязала мне на ковбойский манер обычный платок, закрыв нос и рот, как будто я за коровьим стадом скачу с лассо и револьвером. Кстати!
— Пистолет выдай, — попросил я Слона. — А то в следующий раз закидать нападающего лифчиками может не получиться.
— Непременно, — ответил тот, — но потом. Все равно туда с оружием не пустят. Но вообще история загадочная — это не наемный киллер. Костюмчик такой стоит… Даже не знаю, с чем сравнить. Я когда в первый раз увидел, аж ручки затряслись – хачу-нимагу! Змейса только зря патроны потратила — пули ему нипочем. Прилегает, как вторая кожа, усиливает движения, улучшает обзор, позволяет видеть в темноте, дышать под водой или в отравленной атмосфере, огонь ему пофиг, радиация пофиг… Пригодилась бы такая штука, согласись.
— Цену не потянул? — понимающе спросил я.
— На него просто нет ценника. Это только для представителей высшей аристократии.
— Получается, мне пыталась снести башку какая-то здешняя графиня, не меньше?
— Здесь аристократия другого рода, но типа того. Можешь гордиться, без шуток. Костюмы — для дуэлей равных, — Слон говорит вполне серьезно, но мне как-то не верится.
— Это не было похоже на вызов на дуэль. Никто не кидал мне перчаткой в харю. Прыг, вжик, башка долой. Где ритуал, где секунданты?
— Предполагается, что если ты аристократ, то всегда готов, — пояснила Змеямба. — Милая местная традиция. К счастью, работает только среди выпердышей самого высшего света. Странно, что удостоили чужака.
— А ты, Слоняра, мне даже пистолет не даешь, — расстроился я.
— Да толку от того пистолета, — отмахнулся Слон. — Твоя загадочная графиня убежала изменившимся лицом не потому, что Зме начала в нее палить, а потому что не смогла уложить тебя красиво, одним точным ударом. Рубить в капусту по местным понятиям неизящно — атака не удалась, атакующий удаляется, чтобы вернуться позже.
— Утешил, блин, — вздохнул я. — Ладно, буду на ночь подпирать дверь стулом.
— Тогда придумай условный стук, — засмеялась Змеямба. — У меня есть планы на твою дверь.
— О, наша Змейса уже вползла в койку вдовца? — удивился Слон. — Одобряю. Жизнь продолжается, ребятки.
Мне хотелось сказать: «Не твое дело», — но это так же глупо, как обижаться на Змеямбу, что та растрепала про наш секс. Каждый из нас такой, какой он есть. Слон многих похоронил, Зме со многими спала. Для меня смерть и секс значат не то же, что для них.
***
Алиану нарядили, как школьницу, — юбочка, блузочка, гольфики. Все простенькое, но натуральное. Где только взяли. Такой же, как у меня, платок на лице.
— Здесь так не носят, — пояснила Змейса, — но я решила, что у вас должна быть некая личная изюминка в дресс-коде. Уверена, это еще станет модным.
Я добавил к платку очки-авиаторы, Алька обошлась так, зато у нее в руках небольшой чемоданчик.
— Там полевая аптечка, — сказал Слон. — Просто чтобы было.
Для визита подали машину. Перед выходом Слон нас придирчиво осмотрел, покивал головой довольно.
— Годно. Не зря мы подобрали эту мамзель, она эстетически отвлекает от твоей потасканной возрастной хари. Юбочку можно было бы покороче, но и так неплохо.
Альке наряд действительно идет. Впрочем, покажите мне, что не пойдет юной девушке с хорошей фигурой.
— Только рот не раскрывай, — инструктирует ее напоследок командир. — Твоя роль — подставка для чемоданчика. Что бы там ни происходило — молчи.
Алиана молча кивнула. Поняла, значит. Мою роль мне уже описали — знаменитый в иных мирах Целитель Док. Безногие начинают ходить, немые — говорить, а тупые — молчать, как только я возлагаю на них… Руки, а не то, что вы подумали. Будучи по легенде звездой масштаба Мультиверсума, могу позволить себе некоторую эксцентричность, так что если даже ляпну что-то не по протоколу, меня не сразу убьют. Это утешает. На это мы и спишем то, что о протоколе общения с высочайшим лицом этого мира я понятия не имею. Слон бы меня проинструктировал, но он и сам не в курсе. Даже глава делегации, которую мы типа охраняем, не допущен до столь высоких сфер. А я, значит, удостоился. Не питаю на этот счет иллюзий — если император допускает к своей особе проктолога, это не значит, что тот становится ему равен. Он даже жопе его не становится равен.
Машина роскошная, этакий блестящий лимузин с уходящим вдаль бескрайним капотом. Водитель в беспросветно-черной маске выскочил как черт из табакерки, с поклоном открывая для нас дверь. Дверь широкая, толстая, судя по толщине стекол — бронированная. Весело живет здешняя элита.
Разговаривать в машине Слон превентивно запретил, потому что слушают, так что я, утонув в мягком сиденье, пялюсь в окно. Змеямба права — вечерний город куда интереснее дневного. В основном за счет неоновой подсветки и тумана. Эти два явления дополняют друг друга, создавая загадочный эстетический фон для пешеходов и машин. И те, и те не пренебрегают подсветкой контуров, превращая улицы в оригинальное световое шоу. Машины люминесцируют обводами, переливаются лампочками на колесных дисках и светят под себя синим, зеленым или красным, как будто тут слет колхозных стритрейсеров. Пешеходы подсвечивают лица за стеклами масок, на их одежде светятся швы, их обувь моргает в такт шагам. Из-под женских юбок свет разливается по ногам так, как будто у них фонарики вместо тампонов. А может, так оно и есть. Сомнительная эстетика, на мой вкус, но все же не лишено своеобразного шарма. Наверное, батарейки тут дешевые.
Чем ближе к центру, тем больше неона, тем выше здания и тем шире улицы. Лимузин нырнул в подземный тоннель, промчался по нему и остановился на подземной парковке. Водитель выскочил, открыл с поклоном дверь, показал приглашающим жестом на лифт. Тот раскрыл перед нами зеркальные недра, и мы предались самосозерцанию, пока он вжимал нас в пол ускорением. Ничего, неплохо выглядим. Особенно Алька, но меня спасает платок на роже и темные очки. Слон явно не собирается выделяться, поэтому одет казуально, в местное. Его роль сегодня никакая, доставил — и в сторону.
Судя по скорости подъема, мы должны были выйти на низкую орбиту, но вышли в каком-то разнеможном вестибюле, где нас встретил человек в строгом костюме, с которым странно смотрится маска, стилизованная под промышленный противогаз. Глава делегации кивнул Слону, а нам представляться не стал. Просто показал жестом следовать за ним, и мы последовали, оставив Слона в одиночестве.
Проводив до двери, внимательно нас осмотрел, кивнул, коснулся рукой двери, и та раскрылась. Внутрь мы с Алькой прошли вдвоем — видимо, роль главы делегации состояла именно в том, чтобы провести нас от лифта. Сложно у них тут все.
В помещении никого, стоим и рассматриваем интерьер. Я сообразил, что забыл спросить, как называется должность местного главнюка. Кто он? Президент, царь, председатель колхоза, властелин мира, божий помазанник? Три с минусом Слону за инструктаж.
К счастью, вошедший человек не стал ждать, пока я обращусь к нему по званию, а заговорил сам. На нем свободный плащ с капюшоном и жутковатая черная с металлом маска. Чорный Властелин прям-таки. Саурон Воландемортович Палпатин.
— Я владетель Креон, спикер правящей фракции, — сказал он через дырки маски вполне обычным голосом.
Должность не впечатляющая, но мало ли, какие за ней стоят полномочия. Спикер протянул мне руку, я ее пожал.
Странное ощущение — как будто на ней жесткая перчатка. Но еще страннее, что я ее не почувствовал. Нулевой импакт при касании, как за деревяшку подержался.
— Я Док, — представился я коротко.
Чем меньше говоришь, тем меньше вероятность ляпнуть что-то такое, что приведет к дипломатическим казусам. Где аристократия, там и этикет. Причем наверняка весьма замудренный, чтобы если какая низкородная сволочь случайно пролезла, ее сразу видно было — не так сидит, не так свистит, не тем концом вилку не в тот глаз тычет. Это в стратифицированном обществе завсегда так. Надеюсь, иномировое происхождение меня отчасти оправдывает, хотя бы на уровне «смешного варвара».
— Про вас рассказывают настоящие чудеса, — Креон меня рассматривает, я его тоже.
Он в маске, я в очках и платке, позиции равные.
— Я не всесилен, — предупреждаю я честно.
— Никто не всесилен, — соглашается спикер, — я проведу вас к сыну.
Алька со мной для мебели, ее игнорируют, она молчит. И славно.
Двери перед Креоном раскрываются сами, он шествует торжественно и плавно, с немного неестественной пластикой, которую не до конца скрывает даже плащ. Такое впечатление, что ему в жопу вставили лом до самых гланд. Или он носит корсет.
Интерьеры резиденции хороши — если вы любите футуромодерн. Или как там это называется, когда все белое, гладкое, гнутое, подсвеченное и с закругленными уголками? Я не любитель постиндустриального пафоса, но должен признать — в таких масштабах он впечатляет.
— Мой сын, Калид, — представил спикер сидящего в кресле подростка.
Тот наряжен в широкие одежды, на лице белая овальная маска с кроваво-красным ртом и черной неровной полосой там, где должны быть глаза. Немного похоже на ту, что я видел на гостиничной хостес, но сразу видно, что та — дешевое подражание, а эта — неповторимый оригинал. Вроде ничего особенного в ней нет, а прям мороз по коже. Так в этом мире выглядит подростковое отрицание?
— Это Док, — сказал Креон. — Он тебя осмотрит.
Парень не отреагировал. Он сидит и смотрит на экран какого-то гаджета в руке. Знакомая картина, что уж там. Миры разные, но подростки везде остаются подростками.
Креон сделал поощряющий жест — мол, медицина, вперед. Не жди, в общем, реакции пациента. Поэтому я не стал задавать наводящих вопросов, типа «Что беспокоит?» и «Как вы себя чувствуете?», а просто подошел к креслу сзади и положил руки на плечи. Под моими руками они вздрогнули и напряглись, но и только. Да и черт с ним, мне активное содействие не требуется. Я сосредоточился на том, что вижу, и на секунду подумал, что меня клинит. Но нет, все верно.
— Что с моим сыном? — строго спросил Креон.
— Извиняюсь, если это сюрприз, — ответил я растерянно. — Но у вас дочь.
***
Плечи под моими ладонями нервно дернулись, и я убрал руки. Воцарилось неловкое молчание. Алька раскрыла было рот, наткнулась на мой огненный взгляд и закрыла обратно.
— Во избежание дальнейших недоразумений, — ледяным тоном сказал Креон, — напоминаю один раз. У меня — сын. Этот вопрос обсуждаться не должен. Ни здесь, ни, тем более, за пределами этого помещения. Последствия этого будут крайне негативны не только для вас, но и для ваших рекомендателей.
— Понял-понял, — моментально согласился я. — Гендер — социальный конструкт и все такое. Я чисто с медицинской точки зрения.
— Медицинская проблема у моего сына не между ног. Занимайтесь ей.
Я вернул руки на плечи, чуть придавил, снимая напряжение с дельтовидных мышц, провел ладонью вверх по шее, нащупал уплотнение в основании черепа. Раздвинул мягкие темные волосы — чуть выше наружного затылочного выступа, между ним и наивысшей выйной линией затылочной кости, наличествует некое инородное включение, выступающее наружу плоским диском размером примерно с ноготь.
— О том, что у вашего… ребенка торчит в голове, тоже нельзя спрашивать? — осторожно поинтересовался я.
— Это интерфейс слияния оболочки, — недовольно пояснил спикер.
Я положил ладонь на затылок. Подросток продолжает сохранять неподвижность и видимое спокойствие, но чувствую, что от напряжения его/ее едва не разносит в клочья. Нервы на пределе, пульс за сотню, адреналин зашкаливает. Вон, тонкие волоски на шейке встали дыбом. Был бы хвост — раздулся бы в меховой шар. Не укусила бы.
— Что там? — нетерпеливо спросил Креон.
— Мы можем обсудить это вне присутствия пациента?
— Чушь, — отрезал заботливый папаша. — Мой наследник способен принять правду, какова бы она ни была.
Как по мне, наследное дитя на таких нервяках способно принять ранний инсульт, но спорить явно бессмысленно. Вернул ладонь на затылок, гася адреналиновый шторм. Трачу себя на всякую ерунду.
— Как скажете, — ответил я сухо. — У вашего ребенка опухоль заднего отдела мозга в районе варолиева моста, сдавливающая преддверно-улитковые, лицевые, тройничные и отводящие нервы. Думаю, чувствительность лица сильно снизилась, и с мимикой проблемы, так, Калид?
Подросток судорожно кивнул.
— При дальнейшем развитии процесса сперва начнутся проблемы со слухом… — тело под моей ладонью вздрогнуло, и я поправился. — Начались. Затем разовьются нарушения в управлении моторикой тела. Возможно затруднение глотания вплоть до невозможности приема пищи. Потеря ориентации в пространстве. С вашего позволения, не буду продолжать, прогноз так себе. Я не знаком с конструкцией и принципами работы вживленного устройства, но судя по расположению, его связь с заболеванием весьма вероятна. Уточнение потребует углубленного обследования, но в первом приближении я бы рекомендовал удаление импланта.
— Это исключено! — резко оборвал меня Креон. — Вы должны вылечить опухоль, не удаляя его.
Под моей ладонью снова начал раскручиваться адреналиновый торнадо, и я решил не обострять.
— Возможность такого лечения требует дальнейшего обследования.
— Обследуйте. Буду ждать доклада, — отрезал Креон.
— Калид, полное подчинение, — скомандовал он подростку. — Не препятствовать осмотру.
Мне пришлось снова притормозить надпочечники, чтобы ребенка не порвало в клочья адреналином, но внешне это выразилось только резким кивком головы. Приз «Лучший отец года» я бы спикеру не вручил, но у аристократии всегда такие заскоки. «Пусть ребеночек вырастет полным психопатом, лишь бы не таким, как это быдло вокруг».
Креон развернулся и покинул помещение. Мы остались втроем.
— Медицина — неприятная штука, — сказал я подростку. — Болезненно нарушает личные границы. Так что заранее извиняюсь за возможный дискомфорт, в том числе моральный.
Молчание было мне ответом. Я выдержал паузу и продолжил:
— Для начала сними, пожалуйста, маску. Я должен оценить нарушения иннервации лица.
Он/она поднял/а руки, что-то нажал/а на краях, маска щелкнула и упала на колени. Я застыл, а Алька не выдержала:
— Какая красивая! — выдохнула она шепотом.
Редкостной, почти невозможной красоты лицо. Большие, темные, слегка раскосые глаза, тонкий прямой нос, высокий чистый лоб, полные красивые губы. Закрывать такое маской — кощунство. Мне страстно захотелось все бросить и немедля нарисовать портрет, но это несвоевременный порыв. Блин, теперь у меня язык не повернется назвать ее в мужском роде. С трудом вернул себя в рамки профессионализма.
— Понимаю, что обстановка не располагает, но попробуй улыбнуться. А шире можешь? Подмигни. Левым, теперь правым. Хорошо. Скорчи рожу. Любую. Просто подвигай мимическими мышцами. Брови вверх. Ушами шевелить умеешь? А зря, попускает. Алька, подай шпатель. Вот здесь касаюсь — чувствуешь? А здесь?
Как я и думал, лицо почти ничего не чувствует, мимика сглажена и несимметрична. Улыбка выходит кривая, что несколько портит совершенство черт лица. Тревожный симптом.
— Эта штука у тебя в голове — она давно?
— Почти год, — наконец-то меня удостоили ответом.
Приятный голос.
— Она работает?
— Да. Я управляю силовой оболочкой в полном объеме. Остальные точки подключения также функционируют штатно.
— Хм… А сколько их всего?
— Кроме церебральной? Восемь. Коленная пара, локтевая пара, плечевая пара, позвоночная пара.
— Надо их осмотреть.
Девушка встала, молча сбросила на пол балахон и переступила через него, оставшись голой. Серьезно? И вот от этого она хочет отказаться? Да за одну мысль удалить такую грудь надо судить, как за преступление перед генофондом человечества!
— Ты такая красивая! — снова не сдержалась Алька. — Я думала, я красивая, но ты… Ты идеальная! Ты вообще знаешь, какая ты красивая?
— Мне говорили, — тускло отозвалась моя пациентка. — Это неважно.
— Как неважно? — задохнулась от возмущения ассистентка. — Еще как важно! Ну почему, почему ты решила, что мальчик?
— У спикера должен быть наследник, иначе, по уложению владетелей, он не может исполнять обязанности главы фракции. Наследником может быть только сын. Поэтому я сын.
Мимика у нее настолько слабая, что маска не нужна. Ее лицо — само по себе маска фарфорового совершенства, скрывающая эмоции. Но я их чувствую, касаясь руками кожи возле аккуратных наростов имплантов. Те еще бури эмоций бушуют внутри этого красивого тела. Два на руках — локтевые нервы, на пару сантиметров выше локтевой кости. Два — на наружных поверхностях ног, чуть выше колен — большие берцовые нервы. Два – выше груди, в районе латерального грудного нерва, ориентированы на плечевые сплетения. И еще по одному — на шейное и поясничное сплетения. Все нервные узлы гиперемированы, имеют признаки новообразований.
— Одевайся, — сказал я с некоторой долей очень немедицинского сожаления. Эх, рисовать бы ее и рисовать.
Алька аж засопела — она прямо прилипла глазами к фигуре.
— И каково тебе быть сыном, Калид? — спросил я, стараясь не слишком пялиться на одевающуюся девушку.
— Пока никак. Меня начали готовить к операции, но начались проблемы тут, — она постучала пальцем по затылку. — Пришлось прекратить. Отец был в бешенстве.
— А ты?
Она не ответила.
— Сядь и наклони голову вперед, — вздохнул я. — Посмотрим, что с этим можно сделать…
***
— Опухоль связана с наличием импланта, — докладываю я Креону. — Похоже на спонтанное отторжение.
Поперек всех принципов медицинской этики спикер приволок дочь в свой кабинет, чтобы она присутствовала при оглашении вердикта. Она сидит с прямой спиной, руки на коленях, маска на лице поверх маски лица.
— Продолжайте, — ледяным тоном велит папаша.
— Медицинская рекомендация — подчеркиваю, медицинская, вне контекста — удаление импланта, отказ от гормональной атаки с целью маскулинизации, консервативное лечение опухоли. В этом случае я гарантирую полное излечение с купированием уже возникших симптомов в течение нескольких недель. Если необходимость трансгендерного перехода сохранится, к нему можно будет вернуться позднее, после восстановительного периода.
— Исключено, — отрезал он. — Через три месяца выборная сессия Совета. В этот момент у меня должен быть наследник. Можете ли вы вылечить опухоль без удаления импланта?
— Я определенно смогу замедлить ее развитие. С высокой, но не стопроцентной вероятностью смогу добиться долговременной ремиссии. Однако после прекращения лечения опухоль вскоре начнет расти снова.
— Насколько скоро?
— Непредсказуемо. Скорее всего, у вас будут эти месяцы, ведь речь, как я понимаю, идет о них. Но вполне вероятно, что затем она погибнет.
— Он. Он погибнет. У меня сын.
— Ах да, простите. Он, конечно. Погибнет.
— Второй вопрос. Можно ли совместить операцию по смене пола с лечением опухоли?
— Введение ударных доз тестостерона само по себе рискованно, а при наличии опухоли гормонотерапия будет стимулировать ее рост. Теоретически, можно попробовать удержать баланс, интенсифицируя противоопухолевую терапию, практически это бесполезно. Слишком короткий срок. Особенно, если вам нужны, хм… внешние половые признаки. Метоидиопластика требует времени. Вы не сделаете из девочки мальчика за три месяца.
— А вы?
— Что — я?
— Вы — сделаете? Нашими методами это невозможно. А вашими? Разумеется, это будет крайне щедро оплачено лично вам, а ваши рекомендатели получат просимое.
Я завис. А действительно, рассматривая как абстрактную задачу, — смог бы? Никогда такого не делал, даже в голову не приходило — да и зачем бы? Но, если вдуматься… Да, наверное. Шанс ненулевой, хотя последствия предсказать не возьмусь.
Сообразил, что молчание затянулось, и все смотрят на меня. Креон — особенно пронзительно, даже маска не спасает.
— Не готов дать ответ, — уклонился я. — Мне надо подумать. Ранее в моей практике таких случаев не было.
— Я вижу, что вы можете это сделать, — твердо сказал спикер. — Но по какой-то причине не хотите.
Разумеется, навык «читать людей» входит в число базовых скиллов правителя.
— Это несет крайне высокие риски как для меня, так и для пациента, — признался я честно.
— Вы получите компенсацию за личный риск. Риск пациента — не ваша забота. У вас сутки на размышление. Но учтите — если ответ будет отрицательным, вам придется немедленно покинуть наш мир. Вам и вашим рекомендателям. Разумеется, никакие договоренности в этом случае не будут реализованы. Можете быть свободны.
Провожать нас никто не пошел, но дверь мы нашли сами. Спину жег острый, как спица, взгляд Калидии.
Вот я влип, да?