Чем дальше я шла, тем тише становилось вокруг: замолкали трели птиц, насекомые прекращали жужжать, в ветвях затихал ветер. Дорога стелилась довольно ровно, мелкие камешки и прочий мусор попадались редко, отчего казалось, что за тропинкой присматривали.
Фрид не приходил в себя. Мне пришлось поменять положение руки и держаться за плащ возле плеч, чтобы ненароком не придушить фарата. Попытки привести его в сознание ничего не дали. Уже ни на что не надеясь, я раз в два часа останавливалась проверить биение сердца.
По моим внутренним часам прошло больше полудня. Жара спала и лес окутали сумерки. Напрягая глаза, я выискивала малейшие просветы и шагала вперед, борясь с усталостью. На привал останавливаться нельзя — если остановлюсь, усну и не смогу подняться до утра.
Горло и губы пересохли, мокрая одежда липла к телу, ступни ныли, от ходьбы мутило и хотелось перебить противный вкус во рту хоть чем-нибудь.
Такой жалкой и раздавленной я чувствовала себя лишь во время побега из Маргана’ара, когда несколько суток плыла через море на самодельной лодке и потом ещё неделю шла через степь до города. Правда, тогда было получше. Не нужно было тащить с собой очень тяжелого спутника.
Постепенно деревья редели, тропа расширялась и расширялась, пока не уткнулась в гостеприимно распахнутые деревянные ворота. Положив ладонь на рукоять меча, я огляделась.
Ни души. По воздуху плывет целый рой огоньков не больше наперстка размером, их зеленоватого света вполне хватило, чтобы разглядеть грубо сколоченные дома, как попало разбросанные по поляне, узкий шпиль темной громады здания у кромки леса и слегка покосившийся домик с круглой вывеской — любой путешественник её опознает мигом.
Таверна! Нет, я не могу в это поверить!
Подгоняемая мечтами об ужине, я поволокла фарата к двери, из-под которой пробивался свет. В окнах мелькали тени, раздавался какой-то стук, хлопанье, разве что запахов не было. Хотя какие запахи с моим-то сопливым носом?
Перетащив Фрида через порог, я остановилась вытереть влажный лоб и окинула беглым взглядом зал.
У дальнего столика мужчина средних лет гоняет вилкой по тарелке что-то круглое, несколько человек что-то обсуждают, склонившись к друг другу, в углу стоит повар в чем-то перепачканном фартуке и разглядывает людей в помещении.
Я схватила за плечо проходящего мимо парня в форме разносчика и, развернув его, спросила:
— Уважаемый, у вас комнаты есть свободные? Нам бы одну…
Сердце пропустило удар.
Разносчик смотрел на меня стеклянными глазами. На уголке рта алела засохшая кровь, а из груди торчала стрела с черным оперением.
Приплыли… Я разжала пальцы и шагнула назад. Парень как завороженный сделал шаг следом.
Наваждение спало.
Лампы не горели — зал освещали зеленые огоньки, проникающие через разбитое окно.
На фартуке повара следы крови.
Мужчина пытается насадить на вилку глазное яблоко.
Те двое не говорят — они просто застыли в такой позе и не могут подняться.
Под ногой скрипнула доска и все посетители дружно повернули головы.
На дне черных зрачков горело изумрудное пламя. Будто марионетки, люди стали выходить из-за столов — одна нога, вторая, руки нелепо подрагивают в воздухе, словно кукловод дергает нити не вполне уверенно.
Вместо крика из больного горла вырвалось сипение. Мурашки побежали по позвонку.
Не заботясь о состоянии фарата, я сорвалась с места, коленом выбила дверь и выскочила наружу.
Чего им в могилах не лежится? Сами встали? Или помог кто? Ладно, надо ноги уносить поскорее.
В проходе образовалась давка. Я стояла в метрах трех, растерянно смотря на толкающихся мертвецов.
А куда, собственно, бежать? Опять в лес? Но ведь здесь дома, а ночи всё холоднее.
Вывалившиеся на улицу мертвяки долго не думали. Меч укоротил на голову самого расторопного, однако его пыла это не умерило. Я бросилась прочь.
Топот за спиной, колени дрожат — третий круг давался тяжело. Мертвецы бегали небыстро, но им явно не нужно отдыхать.
Страх стать закуской мотивировал не сбавлять ход. Не знаю сколько бы ещё кругов по деревне я пробежала, если бы не почувствовала движение мышц под тканью, с которой почти срослась.
— Аля? Что это за…?
— Потом! — выкрикнула я, отпустила плащ и тут же подхватила фарата под локоть, — Идеи есть?
— Бежим туда, — парень потянул меня в темноту, в сторону странного здания, — Верь мне.
Разве у меня есть выбор?
Огни исчезли. Топот усиливался, дыхание сбивалось.
Удар, звенит разбитое стекло и тут же хрустит под подошвами.
На миг почудился хрип… По лопаткам царапнули когти. Рывок — и вот я уже лечу во тьму.
Белесый луч скользнул в оконную раму и осветил покореженную руку. Конечность с минуту пошарила по подоконнику, оставляя на нем борозды, и исчезла.
Не обращая внимание на ноющие порезы, я лежала на осколках и всё смотрела вверх, на уже пустой проем.
Мертвецы, восставшие из могил… Нет, это точно сон! Или из-за болезни я брежу?
Я осторожно выглянула наружу. Мертвые не стали ломать дверь или забираться через окно. Они просто развернулись и потопали обратно в таверну, будто их туда что-то притягивало.
И всё-таки… Куда я влезла на этот раз?
Фрид должен знать, он же указал на тропу. Вот пусть он и отвечает.
— Эй, Фрид. Ты где? — еле слышно позвала я, опасаясь повышать голос.
Тишина.
Ладно, будем действовать по-другому. Минуты две я водила ладонями по полу, пока не наткнулась на лежащего ничком фарата. От моего прикосновения он даже не дернулся.
Нехорошо. Фрид в отличие от меня видит в темноте, сейчас от него больше пользы. Так же наощупь я стала искать лицо, чтобы похлопать по щекам. Но гораздо раньше ладонь коснулась бока чуть ниже ребер — парень взвыл, подпрыгнул и мы едва не стукнулись лбами.
— Прости… Сильно задела?
— Ничего, — так же шепотом ответил фарат.
Я изо всех сил пыталась рассмотреть хоть что-то, но Фрид в неизменном черном плаще сливался с окружающим мраком.
Фарат ходил возле меня, чем-то гремел. Я не видела, что он делает, только ощущала присутствие и слышала прерывистое дыхание, будто ему приходилось дышать через сжатые зубы.
Когда в полуметре от меня расцвел лепесток пламени, я не поверила глазам.
Фрид сидел напротив, а между нами стояла смутно знакомая металлическая чашечка, в которой на деревянных щепках горел рыжий огонек. Его света едва хватало, чтобы отвоевать у окружающей тьмы круг метр на метр. То, что за ним, увидеть не получалось.
— Итак, куда мы вляпались?
— Я думала, ты это объяснишь, — усмехнулась я, — Кто нас завел сюда? Совсем ничего не помнишь?
Парень посмотрел на свои руки, покрытые пузырями волдырей и открытыми ранками от уже лопнувших, и вздохнул.
— Плохо помню. Паром, падение и дальше темнота. В себя первый раз пришел на берегу, вспомнил о наемниках и попросил духов указать дорогу в безопасное место. А вон как вышло…
— Похоже, духи так ненавязчиво намекнули, что им надоели твои просьбы.
— Похоже…
Интересно, где мы вообще? Я бережно приподняла ещё не успевшую нагреться чашку, поставила её на щепку, что валялась тут же и встала. Ступни мгновенно отозвались острой болью.
Каждый шаг равнялся подвигу — весь пол усыпали обломки камня и осколки. Не помню, сколько раз останавливалась, замирала на одной ноге и трясла другой, пытаясь сбросить кусочек стекла.
Наконец, когда мне уже надоело идти и появилось желание вернуться, комната закончилась и я едва не врезалась в широченный каменный алтарь. Подняв глаза, с трудом удержалась от вскрика.
Прямо за алтарем стояли пять статуй, метров три в высоту и смотрели на меня. Вернее, не смотрели, просто так казалось на первый взгляд. Картинка мгновенно сложилась.
Это храм! И, наверное, очень старый. Такие «совмещенные» храмы перестали строить давным-давно.
Разинув рот, я ходила от статуи к статуе, вставала на носочки и вытягивала руку с чашей.
Сегодня богов не только разогнали по отдельным храмам, их ещё изображают по-другому. У меня сейчас есть возможность увидеть истинный облик божеств. Ну или близкий к истинному.
В центре стоял мужчина в плаще до пола с капюшоном, лицо закрывала маска — наполовину белая, наполовину черная. Левая ладонь в черной перчатке сжимала посох, правая протянутая вперед пустовала. Возможно, когда-то на ней горело пламя, означая присутствие божества.
Я коснулась складки плаща. Внутри всё захлебывалось от восторга вперемешку с ужасом.
Поверить не могу, что вижу статую Безликого. Насколько мне известно, какой-то из моих предков позаботился, чтобы его храмы исчезли с земли. Уж не знаю, почему все сочли его плохим. Как по мне у Безликого лишь один изъян — ему поклоняются вампиры. И то, это скорее вина вампиров, забравших его себе из пантеона человеческих богов.
Справа от Безликого богиня войны Эгва. Её изобразили женщиной лет тридцати в доспехах и с плащом. По телосложению она мощнее и выше остальных богов, даже плечи шире, чем у Безликого. Лицо покрыто шрамами, губы плотно сжаты, брови сдвинуты. Оголенный меч в правой руке, в левой щит.
Рядом с Эгвой её извечная спутница — богиня смерти. Фигура скрыта бесформенным балахоном, а на глазах повязана лента. В ногах сидит змея, на левом плече паук. Волосы короткие, черты лица не назвать прекрасными, но они довольно привлекательны. В одной руке богиня держит череп, в другой искусно вырезанный из камня цветок.
Люди называют её Брерит — с имперского «Мудрейшая» или Амриэль — буквально «Дарующая смерть», хотя некоторые до сих пор спорят о происхождении второго имени. Уж больно оно эльфийское. Однако спросить не у кого — все эльфы давно ушли в чертоги богини смерти.
Слева от Безликого Лия — богиня-создательница расы людей. Хм… А в старину её изображали более целомудренно: платье открывает лишь руки и спускается почти до щиколоток. Небывалая длина для одежды современных статуй. Среди богинь пантеона Лию называли самой красивой и это отнюдь не голословно. Изящные черты, выразительные глаза, улыбка на пухлых губах.
Фигура здешней Лии привычно полноватая: бедра широкие, талия и плечи узкие, а грудь большая. Сегодняшние художники и скульпторы изображают Лию стройной или чуть полноватой, на свой вкус увеличивая либо зад, либо перед.
Мне никогда не нравилось посещать её храмы. Отчасти из-за жалостливых и неприязненных взглядов девушек-послушниц — они явно считали, что место мое не среди мужиков с оружием, в числе которых я всегда приходила. Отчасти из-за нелепой зависти — мое угловатое тельце едва ли можно назвать образцом женственной красоты. Не то чтоб меня это волновало… Но всё же иногда волновало.
Слева от Лии стоял вечно юный бог-покровитель искусства. Стройный и прекрасный юноша в свободных светлых одеждах, короне из цветов и с лирой в руках. Его называют Леагрин — с имперского означает «Вдохновитель». Но гораздо более распространено другое его имя — Лереас, с имперского «Прекраснейший». Статуи и портреты этого божества во все времена отличались исключительной красотой. Я невольно поймала себя на мысли, что Лереас напоминает мне Фрида. Только не знаю, чем именно.
Полюбовавшись ещё немного, я вернулась к фарату. Рассказ о статуях его впечатлил, и он охотно согласился переехать к ним поближе.
Использовать алтарь как стол мы не стали. Зато Фрид использовал его вместо опоры, усевшись прямо под ним и откинувшись назад.
— Я не знал, что это храм, — заговорил парень, не открывая глаз и не меняя положения, — Просто почувствовал, что там безопасно. И не ошибся.
— Что это за мертвецы такие? — я усилием воли удержалась от предательской дрожи, стоило вспомнить руку на подоконнике.
— Ожившие мертвецы… Ведьма рассказывала мне легенду о затерянных в лесу деревнях, где живут покойники, выбравшиеся из могил. Но я её плохо помню. Обещаю вспомнить в ближайшее время, только отдохну немного.
— Но почему мертвецы не полезли сюда через окно? Или хотя бы через дверь?
— Дверь заколочена. А окно… Может, боги охраняют свой храм и по сей день?
Я пожала плечами. И пока Фрид копался в сумке, вытаскивая порошки и склянки, решила продолжить изучение храма.
За статуями оказалась стена. Чуть правее нашлась дверь, но она тоже была наглухо заколочена.
Нет, разрубить доски не проблема, однако мы в гостях и гневить богов не стоит.
Неподалеку от алтаря обнаружился стеллаж с всякой мелочовкой для проведения обрядов: тут и чашечки вроде моей, и глубокие миски, и кувшины, и плошки, и прочее, и прочее.
— Вот, — я поставила перед фаратом чашку с огнем и гору ритуальной посуды, которую похватала с полок не глядя, — Нужно?
— Да, — с тяжелым вздохом парень снял плащ, и я увидела насквозь пропитавшуюся кровью повязку, — Ты не выбросила сумку с зельями. Не представляю, каково тебе было вытаскивать из реки и её, и меня.
— Зато ты спас кучу народа. Кстати, что тогда произошло на пароме?
— Обычно маги либо поглощают энергию заклятия, либо отбивают его. Я не смог поставить щит на весь паром, поэтому закрыл щитом руки и лицо и отбил шар. Ужасно непрофессионально, если честно, — он улыбнулся, — Поэтому и обгорел так сильно. Но это ерунда, твою простуду хватит сил вылечить. Да и мне самому бы не помешало сделать кое-что… Впрочем, можно и обойтись…
— Нет уж. Что ты собрался делать?
— Мазь от ожогов. Только мне вода нужна. Много.
Да и просто воду для питья найти не помешало бы. Фриду нельзя выходить — могу поспорить, мертвецы бежали на запах его крови.
Я молча кивнула, подняла две глубокие чаши, сложила их друг в друга и пошла к окну. Стараясь не шуметь, сначала выкинула в траву чаши, затем перелезла сама. И резко остановилась.
А куда идти-то? Я ведь понятия не имею, где здесь искать воду.