О том, что действительно пришли догадаться было не сложно. Первым признаком были две фигуры, экипированные кольчугами и шлемами, очень похожими на те, что защищали торс и голову бородокосого. На поясе у обоих висели топорики с узким лезвием с одной стороны, и тупым молотковым носом с другой, вроде такие штуки называются чеканами, если не ошибаюсь. У одного из стоявших на стене воинов в руках присутствовал лук и колчан стрел, выглядывающий из-за плеча. Другой с виду не имел дистанционного оружия, зато у него был меч, сразу привлекший внимание своим размером. Не просто меч, а мечище!
Подаренный мне крестным экземпляр не отличался особой длиной, хотя и коротким его не назовешь. Но тот монстр, что держал под мышкой незнакомец, был длиннее моего клинка раза в полтора, если не в два. Его рукоять, отделённая от клинка массивной крестовиной, тоже была удлиненной, за нее без проблем можно было ухватиться обеими руками. Двуручник, биденхандер, эспадон — выскочили из памяти названия похожих вариантов средневековых железяк. Откуда они мне известны, может был фанатом фильмов про крестовые походы или историю хорошо учил?!
— Чегой стоим, иньших делов нету? — проскрипел бородокосый со смешком, приближаясь к обернувшимся на его окрик воинам. Тот, что держал в руках лук, был молодым щуплым пареньком с едва заметным пушком на лице. Второй был его полной противоположностью — рост под два метра, широкие плечи, он довольно гармонично смотрелся в паре со своим оружием.
— Мы то при деле, в дозоре стоим, эт тебе на месте не сидится. — безразлично бросил верзила с мечом-великаном.
— Дядь Прохор, што так долго-то? Мы заждались уж. — голоса у них тоже соответствовали внешнему облику: тонкий мальчишеский у лучника-юнца и басовитый у обладателя двуручника.
— Да вот, пополненье для нашей славной дружины привел, принимайте бравого воя! — крестный выдвинул меня вперед, подтолкнул в спину, не переставая нахваливать новоиспеченного крестника — Он в одиночку кусача угомонил! Да к тому ж без оружья!
После произнесенных слов, вояки уставились на меня с удивлением и восхищением, молодой так вообще рот раскрыл и глазами захлопал, пытаясь растянуть их до размера распахнутого рта.
А я стоял, как дурак, не понимая, зачем бородокосый пошёл на эту откровенную ложь. Ведь мог спокойно рассказать все, как было на самом деле, по праву получив звание победителя опасного чудовища и спасителя меня, в той непростой схватке. Может я что-то не понимаю или не знаю в их традициях и, согласно им, ему выгоднее представить новоявленного крестника в качестве героя. Хотя, больше похоже на то, что крестный просто решил пошутить, за время общения успел заметить за ним склонность к подобному.
— Брешешь! — после короткой паузы прогудел здоровяк, с недоверием оглядывая меня с ног до головы.
— Экий ты неверующий, Фёдор! Да разве ж я тебя адманывал када?! — бородокосый горестно покачал головой, глядя на мечника исподлобья, на что тот лишь усмехнулся и перевел на него не особо дружелюбный взгляд. Глядя на противостояние их взглядов и нарастающее в воздухе напряжение, я, на всякий случай, шагнул в сторону. Что-то неладное было в их отношениях. Этот факт был настолько же явным, насколько явным была уверенность в том, что вода мокрая, а огонь обжигает.
— Да што вы в самом-то деле?! — донеслось от испуганно поглядывающего паренька. Он тоже заметил неладное и открыл было рот, чтобы сказать ещё что-то. Но здоровяк Фёдор пресек эту попытку одним взглядом в сторону вмиг опустившего голову юнца.
— Верить надобно людям! Верить, иначей как потом с ними в бой идтить? — бородокосый подошёл ближе к застывшему с мечом под мышкой здоровяку и продолжил говорить, глядя снизу-вверх на собеседника. При этом интонации в его голосе с добродушных изменились на довольно агрессивные. Эта перемена была настолько резкой, что я не сразу понял, как спокойный диалог перерос в серьёзный разговор, не предвещающий ничего хорошего.
Особенно серьёзным он становился для бородокосого, учитывая неравные весовые категории между оппонентами. Зачем крестный внаглую задирает этого амбала, вдвое больше себя по комплекции?! Ведь если дойдет до драки, здоровяк сложит его в один удар. К тому же оба при оружии, а этому Фёдору меч даже вытаскивать не нужно, он у него под мышкой, ухватиться за рукоять и нанести удар — секундное дело! Хотя не думаю, что до такого дойдет, но все равно непонятно, на что надеется крестный.
— Ты меня за брехуна принял? За пса, што лает попусту? Так можа в честном бою узнам, чья правда? Счас прям! С оружьем, аль без, што выберешь? — крестный приблизился к мечнику почти вплотную. То ли ограничивал ему возможность использования двуручника, наверняка требующего простора в бою, то ли пытался таким образом придать большее значение своим словам. Хотя в действительности со стороны выглядело это не слишком впечатляюще, прям слон и моська. Но в известной басне слон не обращал внимания на наглое мелкое сознание. Здесь же ситуация была иная, “слон” выражал явную неуверенность в собственных силах, даже отступил на шаг от напирающей “моськи”.
— Звиняй, Прохор! Неправ был, не держи зла! — ещё большей неожиданность были слова Фёдора, сказанные со смиренно опущенной головой. Ничего себе у меня крестный! Сам едва ли выше полутора метров, да и комплекция не слишком атлетическая. Но при этом двухметрового амбала заставляет голову опускать и просить прощения, словно сопляка малолетнего. Может бородокосый здесь важная шишка или в совершенстве владеет секретным кунг-фу?! Нужно будет узнать при первой возможности.
— Коли так, прощаю! Но впредь подобного терпеть не стану! — крестный отступил от верзилы, подмигнул мне и продолжил совершенно спокойным голосом, полным доброты и дружелюбия. Кстати, я и сам успел заметить, как резко он способен переходить от любезности к угрозам и наоборот.
— В опчем знакомьтеся, энто крестник мой — Пустой! А энто Фёдор, мастер длинного меча, а вот энтот юнец безусый — Тимофей, я его с луком дружить натаскиваю.
Молодой лучник на рукопожатие ответил, открыто улыбаясь и кивая приветственно. Он действительно был рад знакомству, а ещё больше его, наверняка, радовал тот факт, что конфликт между старшими разрешился так быстро и безболезненно. Фёдор признаков радости не проявил, что не удивительно после произошедшего, но руку пожал крепко, да ещё и по плечу похлопал. Хм… Нормальный мужик, и чего бородокосый с ним кусаться начал?!
— Кусача и с оружием редкий боец одолеть смогет. У тебя из потайного дар имееца иль хитростью взял? Расскажешь, как его угомонил? — здоровяк отпустил руку, но от темы убийства твари отставать не собирался, несмотря на нахмурившего брови крестного.
— Руку ему рогатиной проткнул, и полено в глотку забил, чтобы лишний раз пасть не открывал. — теперь верзила не казался мне нормальным, слишком уж придирчив, да и в глазах мелькает что-то такое, неприятное. Словно взглядом пытается правду высмотреть. — Мне, конечно тоже досталось, но твари сейчас гораздо хуже.
— Ну, а я што говорю?! Молодчик! — нахмурившийся было бородокосый заулыбался, хитро подмигнул и отечески потрепал меня по голове. Потом обернулся к воякам и заговорил, обращаясь к Фёдору, который по-видимому был старший в их дозоре. — Ну и хорош, коли со знакомствами кончили, сказывай, чегой у вас тут делаеца? Одержимые были ещё?
— Да так, малая стая, отбились легко, оне даж до стены не успели дойти, сдалека всех перебили. Но покамест за стены не выходим, боязно есче добычу сбирать. Думаю, как наши с промысла воротяца, там уж и сберем.
— Добро! А как с прочими дозорами, вестовых посылали? — оказывается, когда дело доходило до серьёзных вещей, бородокосый становился эталоном сосредоточенности и прагматичности, ни смешка, не шуточки. А ещё, по услышанному разговору можно было понять, что, в отсутствии старосты и его ближайшего окружения, за главного здесь остается дядь Прохор.
— Посылали, уж вернулися — тишь да гладь у них. Ток одного есче нету, Фильки, кузнецова сына, я его на южну сторону послал, задерживаца штот, стервец. — Фёдор отвечал спокойно, совершенно не волнуясь, широко расставив ноги и поглаживая рукоятку меча. — Как воротиться, я ему плетей…
— Я счас тебе плетей всыплю, безголовый! — крик бородокосого прервал неторопливый доклад здоровяка, заставив того вздрогнуть. — Давно он убег?
— Да не особо, но прочие возвернулися уж, а его нет есче…
— Где все?
— Да тута недалече, под стеной собралися, около Лизаветкиной избы.
— Чегой они тама, хороводы водют?! Живо на стену всех! — скрипучий голос бородокосого неприятно резал слух, но раздавшийся после его слов звук заставил позабыть о таких мелочах. Даже у меня, столкнувшегося с одержимым лишь один раз, волосы встали дыбом от леденящего душу, да и не только душу, урчания твари. Звук сработал, как команда к действию, немедля больше ни секунды, все рванули в сторону раздавшегося урчания. Крестный на ходу раздавал указания.
— На стену пока погодим поднимаца, счас на месте глянем что да как. Эгей, Тимофейка?
— Туточки я!
— В дозорной у ворот из оружья осталось чего?
— Ну пару копий стареньких найдем, можа еще што нароем.
— Добро! Бери вона Пустого, дуйте в дозорную, пошарьте тама, а то он с однем мечишкою токмо. Но поспешайте, не рассусоливайте тама, взяли и обратно вертайтеся. — молодой Лучник покивал, махнул мне рукой, призывая следовать за ним.
Через десяток метров, слева показалась бесперильная лестница-пандус, сестра близняшка той, по которой поднимались на стену. Бородокосый с Фёдором отправились по ней вниз, а мы поспешили дальше, вооружать новоявленного рекрута поселковой армии, то есть меня.
— Ха! Обошлося на энтот раз! — вдруг произнес мой провожатый, когда за спиной оказались удалившиеся старшие.
— Ты про что?
— Да про дядьку Прохора с Фёдором, есче чуток и схватилися б!
— Ну да, Фёдор ваш тот ещё шкаф, да и меч у него соответствующий, крестному ох как нелегко бы пришлось в поединке, что в рукопашной, что с оружием! — сам не заметил, как начал называть крестным мужика, с которым познакомился час назад. Все-таки подобная жизнь, в мире, где каждая минута может стать последней, очень сближает людей. За жалкий день здесь можно пережить больше, чем у нас за год.
— Ты всурьез, аль шуткуешь? — Тимофей даже обернулся, глядя на меня удивленным взглядом, полным недоверия.
— А чего тут шутить, всерьёз конечно.
— Так ведь дядька Прохор того… — ответить он не успел, вместо ответной реплики просто махнул рукой, в смысле, тут и говорить не о чем. Да и не до разговоров было, мы добежали до невзрачного приземистого строения, перекрывавшего стену по всей ее ширине. Прямо посередине была дверь, потянув за которую, провожатый вызвал неприятный звук несмазанных петель. Шагнул в темноту открывшегося проема, пропал на какое-то время, обозначивая свое присутствие скрипом и стуком передвигаемых предметов. Затем в темноте засиял неяркий огонёк и в прямоугольнике входа показалась фигура, озаренная светом язычка пламени, трещавшего на конце тонкой деревяшки.
— Пойдем уж, торопица надобно! Да и лучина суховата, скоро горит.
Я шагнул вслед за огоньком, стараясь ступать осторожно, опасаясь споткнуться, света от лучины и впрямь было немного. Фонарик бы, да где его взять?! Наверное, где-то там, откуда я пришел. Там, где не нужно готовится к сражению с ужасными тварями, вооружаясь лишь старинными образцами холодного оружия. Там, где остались мои родные и друзья, которых я совсем не помню. Там, где будет возможность узнать, кто я есть на самом деле.
Мы прошли по узкому коридору. Из мебели здесь была лишь лавка у стены, да небольшой столик в углу у входа. Пахло сыростью и мышами.
— Это у вас тут пост для охраны? — То, что я поначалу принял за коридор, оказалось вытянутым помещением, полтора-два метра в ширину и пять в длину. Так что далеко идти не пришлось. Уткнулись в дальнюю стену, где оказалась еще одна дверь, оказывается, помещение было сквозным. Она тут же была распахнута настежь, чтобы добавить света в темное помещение. Лучину провожатый затушил, а остаток деревяшки бережливо спрятал за пазуху.
— Да, дозорная у нас туточки. В непогоду здеся укрывамся от ненастия, обогревамся, трапезничам дажи, тут и очаг приспособлен. Даж бойницы имеюца, токмо они счас ставнями закрыты. — Тимофей рассказывал, а сам перебирал тройку копий, стоявших в специально приспособленных гнездах, расположенных на левой стене. Он разглядывал и ощупывал древки, пробовал на остроту наконечники. В итоге одно из них вручил мне, а сам открыл притулившийся рядом сундук и начал в нем азартно шариться.
— Понятно… Так что там с крестным, почему ты настолько в нем уверен?
— Ты и впрямь не знашь? — он даже от сундука оторвался, выпрямившись во весь рост.
— Да нет же, откуда мне знать про него все подробности!?! Ну видел, как здорово он из лука стреляет, да и вообще вроде мужик серьёзный. Еще он про свой дар говорил, что он у него какой-то специально под ближний бой приспособлен. Или ты хочешь сказать, что он и с мечом также мастерски, как с луком управляется?
— Ха! Так не токмо с мечом, он у нас на все руки мастер! С луком, конешно, он вопще лутшее всех, но и с прочими оружьями очень даже могет. В ближнем бою, без даров, с ним, пожалуй, токмо старейшина нашенский сладить смогет, а мож и не смогет… — размышления по поводу возможных вариантов исхода поединка двух местных гранд-мастеров так увлекли юного лучника, что он застыл изваянием, закатив глаза к потолку. Пришлось окриком вернуть его к реальности, напомнив, что бородокосый наказывал торопиться.
— Ну да, мож и впрямь смогёт…
— А Фёдор что? Про него ведь дядь Прохор сказал, что тот мастер длинного меча или пошутил?
— Не, не шутковал, эт и взаправду так, но токмо он мастером был до улья, а туточки по иньшему все. В дружине у князя одного служил, в той дружине первым среди мечников был, если не брешет, конешно. С него станется, тот ещё брехун! И хвастун! А в улей попал недавно, всегой то на месяц ранее меня. Но нос задират до самых облаков. Завсегда сам себе на уме, никто ему не указ. Новому ничему поучаца не хотит, ни с самострелом, ни даж с сулицей обнаковенной не желат дружить. Токмо с двурушником своим завсегда ходит, важный да надутый, аки индюк. А ведь энто дурь, штобы в улье, да супротив одержимых, токмо с ближним оружьем водица. Дядька Прохор всех новичков поучает к дальнему оружью приучаца, говорит, мол, за меч и топор токмо тогда браца, коли уж иньших варьянтов нету. А энтому хоть бы хны, собрал вкруг себя есче тройку шалопаев, те на него смотрют, аки на боженьку, того и гляди на колени падать пред ним зачнут. Оне счас на промысел учесали вместе с прочими, а такото счас бы хвостами за ним таскалися. В опчем, у нас никто энтого хлыща не любит, всем поперёк глотки он. А дядьке Прохору особливо, потому как он простоту в людях ценит. К тому ж у него из потайного дар какой-то, наподобье знахарского, токмо иньший, не знаю, кака там разница, просто он так толковал. В опчем он тож на просвет видит кой чего и про Фёдора говаривал, что гнилой он. Как яблочко на ветке висит, с виду спелое да наливное, а внутри червоточинка.
— Так если этот ваш Фёдор такой весь плохой и гнилой, почему вы его не пошлете из поселка куда подальше?!
— Ну, так то он не совсем плохой, есть и польза от него. Силы у него хватат, да и воин он не из последних. А у нас не так чтобы много народу в посёлке, кажный вояка на счету. Приходица мирица с его поведеньем, таки вот дела… — с этими словами он сунул мне в руки невзрачный нож в грубо скроенных тканевых ножнах. — Вот есчё возьми, ножик старенький, но крепенький, одержимых потрошить пойдёт. Есть топорик, но совсем никакущий, к кузнецу его надобно снесть.
— Да ладно, у меня для такого дела меч есть.
— Меч, оно хорошо конешно, тем более, такой добрый. Энто тебе дядька Прохор одолжил? — юный лучник кивнул на притороченные к поясу ножны с мечом, мне показалось, даже с некоторой завистью.
— Нет, подарок на крестины, вроде, так он говорил. — я лишь пожал плечами, не понимая, что в этом мече может быть такого особенного. Бородокосый, насколько я помню, тоже не выражал особой радости, когда отдавал презент новоиспеченному крестнику. Теперь еще и мой провожатый смотрит на меч, словно кот на миску со сметаной.
— Ха! Ничегой себе делишки туточки творяца! — теперь Тимофей глядел на меня с выражением удивленного восхищения — А чегой он тебе сказал, когда меч в дар подносил?
— Ничего не сказал особенного, я, поначалу, брать не хотел, так он говорит, чтобы брал поскорее, а то передумает. Да что такого то с этим мечом, из золота он что-ли?
— Не, не из золота, да и не ценится золото в улье особливо, кому оно тут нужно?! Просто меч энтот уж давно у него. Откель он у него взялся, не знат никто, токмо байки выдумывают всяки. Меч энтот на людях ни разу из ножнов не доставал и в руки никому даж не давал. А все ж никогда он с мечом энтим не расставался, даж старейшине нашенскому не уступил. Хоть тот и взамест не хужий мечишко предлагал и сверх того добра немало, отказал ему дядька Прохор. — юный лучник замолчал, продолжая разглядывать меня, словно какое-то чудо.
— Не знаю даже, почему он так поступил, может мы с ним раньше знакомы были?! Я ведь не помню ничего из прошлого.
— Не, откель ему тебя знать, я хоть и сам в улье не так давно, но знаю, што тебя тут не видели раньшее. Тебя как притащили, вся деревня сбежалась поглядеть, кто ты таков. Никто не признал тебя. Баба Тая, знахарка наша, проглядеть тебя не смогла. А дядька Прохор своим потайным даром может быть и смог что в тебе увидеть, потому и в крестники взял и одарил самой дорогой своей вещчью… Да уж, чудные делишки туточки творяца! — юный лучник весь аж сиял от переполняющих его эмоций, глядел на меня пристально с прищуром, словно пытаясь тоже проглядеть это их непонятное потайное.
Мне самому все перечисленные обстоятельства не казались такими уж удивительными, может из-за того, что не особо понимал все подробности происходящего. Да и надоела вся эта мистика с дарами, потайным и духами улья, поэтому не стал развивать тему дальше.
— Может пойдём уже? — чтобы отвлечь от разговора Тимофея, явно слишком увлекшегося, решил напомнить о насущных делах.
— Ага, конешно, счас… Хм… Меч, оно славно, конешно, но лучшей топорик, аль чекан, как у меня вот. У одержимых, особливо у тех, что побольшее, черепушки крепкие, мечом не пробьешь. Ничаго, опосля тебе тож чеканчик сладим, у нас кузнец их навострился ковать. — Митрошка с громким стуком захлопнул сундук, сорвав с окружающих поверхностей облако пыли, которая поднялась в воздух, заставляя морщиться и прикрывать глаза.
— Ну и хорош, пожалуй! — пару раз чихнув, бодро проговорил провожатый, двинувшись в обратную сторону, я за ним. Но далеко уйти не успели, позади хлопнула распахнутая ранее дверь, перекрывая единственный источник освещения и оставляя нас в полной темноте. Наверное, порывом ветра захлопнуло.
Я уже думал вернуться, чтобы снова открыть ее настежь, но впереди вдруг загорелся слабый огонек. Увидев его источник, я даже слегка испугался и отступил назад, настолько нереальным выглядело происходящее. Особенно, если учитывать окружающую обстановку: темнота, тесное помещение, невзрачная, грубо обработанная мебель у стен, давящий сверху низкий потолок, и все это в зыбком свете огненного язычка, пляшущего на ладони улыбающегося юнца. В неясном свете дрожащего пламени его улыбка казалась зловещей. Как реагировать на подобные фокусы я не знал, но рука с зажатым в ней копьем начала двигаться сама, направляя острие в сторону непонятного явления. Мои недружелюбные действия остановил веселый голос Тимофея.
— Дар у меня полезный, но слабый покамест. — из-за пазухи провожатый извлек обгоревшую лучину, поднес ее к огоньку и удостоверившись, что та разгорелась как следует, сжал пламя в кулаке. — Надолго не хватат, дару надобно отдых давать.
— Не обжигает? — спросить я хотел, конечно же, другое, но с языка сорвались именно эти слова.
— Ха! Еси сверху не трогать, то нет, не обжигат. Огонь ведь не с самой руки исходит, а чуть выше над нею. Хотя, поначалу, как токмо дар получил и не знал, как с ним совладать, бывало и обжигался. А тебя чем улей одарил из потайного?
— Пока не замечал за собой подобных фокусов, если и было что-то подобное, я про то благополучно забыл.
— Ну ничаго, к бабе Тае нашенской сходишь, она помогет. Она завсегда с потайным помогат. У которых не раскрылся есче, помогат раскрыть. Кто сладить с даром не могет, поучает, как с ним управица. Тебе тож помогет, не сумлевайся! — похоже, юный лучник позабыл, что при первом осмотре знахарка ничего во мне разглядеть не смогла. Не знаю, что со мной не так, и почему она не смогла мое потайное разглядеть. Если у меня вообще есть подобный дар.
В его реальности сомневаться больше не приходится, наглядная демонстрация не оставила повода для скепсиса. До произошедшего я считал разговоры местных о всех этих потайных дарах не более, чем глупыми суевериями. А в диалогах старался не заострять внимание на подобной чепухе. Но, увидев вживую паренька, выпускающего из ладони пламя, я резко поменял свое мнение и теперь хотел, как можно больше узнать об этом удивительном свойстве местного мира — одарять людей сверхъестественными способностями.
Из дозорной вышли на стену и скорым шагом двинулись в сторону лестницы-пандуса. Тимофей шел первым, а я следовал за ним, словно только что прибывший в часть новобранец за хмурым усатым сержантом. Хотя в нынешней ситуации усов не было не у меня ни у него. У новобранца лишь щетина трехдневная, у “сержанта” пушок на подбородке.
Но в остальном картина была похожая, молодой лучник вряд ли старше семнадцати лет, но успевший как следует познакомится с этим ненормальным миром. С миром, в котором люди превращаются в ужасных тварей, а непревратившиеся получают возможность пускать огонь из рук, а может еще что посерьёзнее. В котором оставшиеся людьми человеки потрошат убитых чудовищ, приготавливая напитки из их внутренностей. В котором такой взрослый дядя, как я, должен слушать наставления и советы подростка, просто потому, что тот, на данный момент, знает об этом месте гораздо больше меня.
Кстати, своего возраста я, к сожалению, тоже не знаю, просто по ощущениям, да по увиденному в воде расплывчатому отражению, предполагаю, что мне вряд ли больше тридцати, но и меньше двадцати пяти не дашь. Конечно, если бы в нормальное зеркало посмотреться, может, получилось бы назвать более точную цифру, да и вообще поглядеть, какой я из себя, интересно. Но в местных реалиях не приходится рассчитывать на такую роскошь, как полноценное зеркало. Максимум, на что можно надеяться, это в безветренный солнечный день склониться над водной гладью, разглядывая свое лицо на ее поверхности.
— Расскажи побольше о дарах улья, их все получают или только некоторые, да и вообще какие они бывают? — голова размышляла о возрасте и внешности, но увиденное пламя на ладони не давало покоя, заставляя искать ответы на вопросы, связанные с удивительным явлением. А единственный источник информации в этой области был Тимофей, так что пока приходилось довольствоваться его знаниями.
— Нууу… Получают то все, токмо самому выбирать, што из потайного у тебя появица, никак нельзя. Улей сам решат, кого и чем одарить. Кому пряничек сладкий, а кому сморчок гадкий. В опчем, не у всех энти дары и впрямь полезность несут. Есть, конешно, всякие там дары, пользу в бою приносящие, аль в мирских делах подмогу даруют, иньшие вопше пустые, всякие вопчем… — провожатый даже сбавил шаг, и рукой в воздухе замахал, видимо пытался таким образом добавить свои словам убедительности. В голосе проявилась живость и азарт, тема необычных способностей местных интересовала паренька не меньше моего.
— Вона для примеру мой дар — огневой. Покамест энто лишь огонек слабый, токмо для того и годица, штоб печь растопить, да лучину подожечь. Но, коли буду я стараца его усиливать горохом, да поучаца как следоват, станет мой огонек оружьем грозным, буду им одержимых поджаривать, как поросят на вертеле! — он до того разошелся, что остановился. В следующий миг вновь зажег на ладони пламя. Без слов и каких-то сложных движений, просто выставил вперед руку со сжатой в кулак кистью. Разжал кулак и всё, над ладонью заплясал огонёк. Но без темноты и давящего сверху потолка пламя уже не казалось таким внушительным — не больше десяти сантиметров в высоту. Потом поднял руку кверху, взмахнул, стряхивая огонь в сторону, показал чистую ладонь, без сажи, без дыма. И заулыбался, довольный.
— А у дядь Прохора какой дар? — на меня его жест не произвел особого впечатления. Осознав, что пока, ничего, кроме функции зажигалки его дар выдать не способен, решил вызнать о прочих, оценить, насколько серьёзным могут быть эти способности, какова вероятность их получения, желательно в процентах. Конечно, на подобные подробности и рассчитывать не стоило, но, хотя бы в общих чертах понять, что из себя представляют эти дары, надо.
— Ха! Нууу ты спросил… Коли хотишь такое вызнать, у самого дядьки Прохора и спроси. О чужих дарах не принято раговоры вести, коли нет того, кто теми дарами владеет. Примета плохая! — он опустил голову, помялся, но после снова поднял, пристально глядя мне в глаза. Следующие его слова были произнесены заговорщическим полушепотом, хотя я сам не понимал, что может быть в этом секретного. — Но ты ж вроде крестник его, так што, пожалуй, можно.
— Ну и? — провожатый замолчал, видимо обдумывал все за и против, перед столь ответственным шагом. Пришлось его поторопить.
— В обчем, обо всех его дарах не знат толком никто, он особливо о них не болтат. Но его иньший к знахарскому дар всем знаком, хоть и не понимат никто, что энто за дар такой и для чего нужон. Но главным у него дар невидимых рук. За энто его кажный уважат, а иньшие дажить страшаца, потому как шибко он у него сильный. То бишь уважат и страшаца то не токмо из-за дару, но и потому какой он в обчем правильный мужик. Но и за это тожить.
— Дар невидимых рук? Это что такое?
— Так энто ж просто, он сдалека могёт вдарить кулаком невидимым, иль взять чего невидимой рукою, да к себе поднести, аль в сторону бросить, тожить сдалека. Мы с тобою токмо своими руками можем что-нить двигать, а у дядьки Прохора есче руки есть, невидимыя! — Тимофей жестами изображал описываемое им волшебство, а я всерьёз задумался о происходящей здесь мистике. Ведь, если верить словам юного лучника, мой крестный владеет какой-то разновидностью телекинеза, так любимого современными фантастами.
После такого логичным будет до конца убедиться, что люди здесь, по какому-то капризу природы или, как утверждает мой провожатый, наделенные дарами улья, могут совершать настоящие чудеса. Те чудеса, что в нашем мире показывают лишь в фантастических фильмах и мультах, которые не дают покоя писателям-фантастам. А здесь, раз и готово! Был простым парнем Тимофеем, а стал начинающим магом огня с руками-зажигалками, в перспективе способным превратить эти руки в полноценные огнеметы. Воистину, прав был юный маг огня Тимофей, и впрямь чудные дела туточки творяца!
— А что у Фёдора с даром. Молнии с глаз пускает или замораживает?! — вопрос задавал, добавив в голос иронии, а ожидая ответа, надеялся, что не услышу ничего серьёзного. Отношение к высокомерному амбалу было, мягко говоря, неприязненным. Не хотелось, чтобы у него обнаружился сильный дар.
— Не, нету у нас в поселке таких умельцев. Полезность в бою дающие дары редко попадаюца, да и поначалу почти все оне слабые. — юный лучник прервался, хохотнул, и продолжил, перемежая слова еле сдерживаемыми смешками. — Фёдору с потайным не повезло… Ха-ха… То бишь дар у него вродь как и полезный… Ха-ха… Но не воинский, не боевой… Ха-ха… Травник он, огородник, лутший друг картопли и капустовых кочанов… Ха-ха-ха…
— В смысле? Он что, мешок картошки может наколдовать? — после моего вопроса Тимофей согнулся пополам в приступе неудержимого хохота. Он и до этого смеялся не слабо, но сейчас ржал, как сумасшедший. Особо смешного в сказанном не увидел, да и вопрос задавал на полном серьезе. Но, глядя на радостно гогочущего паренька, и сам не смог сдержать улыбки. У него даже слезы на глазах выступили. Справиться со смехом получилось лишь спустя минуту, до этого все попытки продолжить говорить, оканчивались новыми приступами смеха.
— Да не, прост он своим даром могет растеньям подмочь в росте. — юный лучник прервался, после чего заговорил серьёзным голосом, без тени насмешки. — Токмо ему об том, што я тебе сказал, не говори. Он свово дара оченно стесняца, об нем не любит говаривать.
— Нормальный дар, чего стесняться?! Очень даже полезный. — я пожал плечами.
— Ха! Вот и я тож самое говорю, то бишь все ему говорять. Но он ж себя великим воем считат, ему возня с картоплей по боку, свой дар совсем не развиват. Токмо двурушником своим крутит, да нос задират. Дурень, что с таковского взять?! Он…
Что еще хотел рассказать Тимофей, неизвестно. Впереди послышался шум, гомон, его источником оказались люди, поднимающиеся на стену. Кто именно поднимается, видно не было, но большая часть появляющихся на стене фигур была в длинных сарафанах, другие были невысокого роста. Женщины и дети?! Но зачем отправлять их на стену, ведь толку от таких обороняющихся, мягко говоря, немного. К тому же ничего похожего на оружие у них при себе не было.