Пустой

Глава 13. Бойня

Началось всё неожиданно и трагично. Сверху раздалось громкое урчание сильной твари, после чего со стены вниз полетела одна из женщин, по какой-то то причине, до сих пор не успевшая спуститься, хотя все остальные уже были внизу. Тело рухнуло чуть в стороне от лестницы, разбросав выпростанные из-под цветастого сарафана, показавшиеся ослепительно белыми, руки. Но бежать на помощь несчастной не было смысла, с оторванной головой люди не живут.

Женщины с детьми отреагировали на произошедшее громкими перепуганными криками и рыданием. Уже не заботясь о сохранении подобия строя, ринулись кто куда, хотя основная масса бежала в правильном направлении, прямо по улице. Оставалось надеяться, что перебитая нами стайка одержимых была единственной на пути к основным силам.

— Куды вы, дурехи?! Пропадете! — пытался образумить их криками Феофан, но всё было без толку. Перепуганные видом обезглавленного тела подруги, женщины даже не пытались прислушаться к его словам, спеша оказаться как можно дальше от места трагедии.

Сверху продолжал верещать одержимый, слышны были выкрики Деда Василия, и ещё зашедшийся криком ребёнок. Мы с Тимофеем уже неслись вверх по лестнице, на помощь оставшимся там товарищам. Но добежать не успели.

Метрах в пяти от нас, прямо со стены вниз прыгнул Ловкач с мечом в одной руке и топором в другой. Сразу за ним, отставая лишь на жалкий метр, сиганула громадная туша твари, наподобие той, которую угомонил заговорённой сулицей Феофан. Ещё один упырь?!

Не долетав до земли пару-тройку метров, Ловкач, по своему обыкновению исчез с глаз, но тут же появился в воздухе рядом с одержимым, при этом тело его казалось расслабленным и безвольным. Мы все же надеялись, что в последний момент, казавшийся дотоле неуязвимым воин, вновь исчезнет, и появится уже на внизу в своей естественной, расслабленной позе. Но он так и рухнул на землю недвижимой куклой, из которой вдруг вынули батарейку. Упырь, кстати говоря, тоже рухнул рядом за мгновение до него. И также, как Ловкач, не подавал признаков жизни, объяснение было в торчащей из затылка рукояти меча, сам клинок был загнан в голову твари по самую гарду.

Я застыл на лестнице, растерявшись, а Тимофей ринулся вниз, к телу удалого воина, безвольно лежавшему у туши поверженного им упыря. Но его остановил подбегающий к месту событий Феофан, жестом давая понять, что наверху наша помощь будет гораздо более полезной. Ничего не оставалось, как продолжить путь наверх. Оттуда, между прочим, до сих пор раздавались, не обещающие ничего хорошего, звуки.

Наверху столкнулись со спешащими вниз Настасьей и Варварой. Первая держала на руках маленькую девчушку лет трех на вид, вторая, заметно побледневшая, баюкала перемотанную полосами ткани руку, болезненно морщась. Ребёнок кричал во весь голос, по раскрасневшимся щечкам тянулись две влажные от слез дорожки. Позади них раздавалось угрожающее урчание одержимого и ответные сквернословия Деда Василия.

Пропустив перед собой девчонок, я оставил помогать им Тимофея, тут же подхватившего под руку еле переставляющую ноги Варвару. Сам же шагнул вперёд выставив перед собой заряженный самострел. Но это оказалось излишним. Хмурый парнишка уже раскалывал голову матерого бегуна топором, словно разрубал кочан капусты. Рядом валялись ещё несколько убитых одержимых: два топтуна и жрач.

Как Дед Василий в одиночку справился с такой толпой сильных одержимых, я понять не мог. Хотя, при более внимательном осмотре заметил торчащие болты в головах жрача и одного из топтунов, причём у топтуна краешек древка болта торчал прямо из глаза. Последний топтун с виду не имел заметных повреждений. Потому можно было предположить, что причиной смерти было, обнаруженное позже, узкое отверстие на пробитом затылочном наросте. Но нанесшего смертельную рану оружия рядом не оказалось.

— Дед Василий, ты как? — спросил я, подходя поближе и оглядывая воина с головы до ног. Выглядел он, честно говоря, неважно. Весь в крови и грязи, щека добротно рассечена и кровит, один рукав доспеха отсутствует, да ещё и на боку зияет прореха, сквозь которую виднеется красное и мокрое.

— Дык, славно, славнее не быват! — ответил парнишка по обыкновению безэмоционально. После чего скинул с головы шлем, сорвал остатки доспеха. Под ними на теле осталась лишь рубаха, когда-то белая, но сейчас грязная, пропитанная кровью и зияющая прорехами. Сквозь некоторые из них проглядывали раны и царапины, некоторые казались вполне себе требующими медицинской помощи. Но тот ужас, что открывался на месте разорванного бока, сквозь который проглядывали окровавленные внутренности, вызвал бы у любого врача желание проверить наличие пульса у пациента.

— Нехорошо выглядит. — пожаловался Дед Василий, разглядывая развороченный бок, будто его заботил лишь вид ужасной раны, а не собственное самочувствие, после её получения. Он содрал рубаху, обвязав вокруг пояса, широкой полосой ткани перетянув бок, будто при таком ранении это могло как-то помочь.

— В больницу бы… — ошарашенный увиденным, я даже не подумал, что за глупость сморозил.

— Кака така бойница?! Чушь то не мели, подмогни затянуть покрепчее, да подай бурдюк вона валяеца. — я выполнил его просьбы, уже хотел спросить, кто его так располосовал, а ещё почему он до сих пор на ногах с дырой в боку, но парнишка начал говорить сам, то и дело жадно прикладываясь к бурдючку с живцом.

— Они стаей налетели, упырь да с ним энти четверо. Славно, што бабы с дитятями уйти успели не то все б тута полегли. Одна токмо Василинка, дочурку свою по малой нужде отводила. Если б на её первую упырь не отвлекся, мож и все тута осталися. Он токмо наа стену заскочив, её лапищей со стены смахнул, есче и голову снес дивчине. Тама уж мы от его кинулися, штоб время выграть чуть, но тута топтун подобрался. Его Ловкач даром угомонил, да сам со стены сиганул, упыря от нас уводя. Живой он там? — он перевел взгляд на меня, побулькав живец в бурдюке, видимо, прикидывал, сколько осталось напитка.

— Упырь мертвый лежит, Ловкач не знаю, может и живой. Он в прыжке одержимого прикончил, но и сам то ли мертвый, то ли отключился. С высоты на землю грохнулся. С ним там Феофан сейчас.

— Дык, значь живой. — кивнул с усталой улыбкой парнишка. — Дар кончал весь, вот и потерял сознанье, но с его даром энто не смертельно, оклемаца. В опчем он со стены, а тута есче топтун со жрачом вылезли. Жрачугу я сходу угомонил, а топтун добежать успел, сволота энтакая! Он мне бочину и порвал, но я уж давно в улье, меня энтак запросто не убьешь. Так што я ему в упор болт в зенку влупил. Опосля и энтот беунок пришуровал, пришлося и его есче угоманивать. Устал я, вот што…

— Пошли, Дед Василий, ничего, выкарабкаешься! — я попытался его приободрить, но сам понимал, как глупо это звучит.

— Ты мне сказки не сказывай, сам знаю, што без знахаря такое не лечица. В опчем пошли, счас внизу скажу всем уж, штоб лишний раз языком не ворочать.

Я хотел подставить плечо, чтобы пареньку легче было передвигаться, но он решительно отказался. Взял в руку оставленный Настасьей протазан, и, опираясь на него, стал спускаться, сказав напоследок, чтобы захватил самострел и колчан с болтами, а также Настасьин щит. Так что, пришлось изрядно нагрузиться.

Внизу нас уже ждали все защитники, убежавших в сторону основных сил, женщин с детишками. Я надеялся, что по пути им не попадутся одержимые, и они благополучно доберутся до лагеря. В стороне лежало тело убитой упырем Василины, словно укор защитникам, не справившимся со своей задачей.

— Долго сказывать не стану, со стены разглядел, до самого стана путь чистый, токмо один бегунишко шастает, но с им уж управяца. В опчем за баб с дитятями уж нече преживать. Но по степи к нам так и движуца одержимыя, вскорости тута будут. Так што тута их и сдержим, хотя бы и не всех.

— Нас полторы калеки, болтов и стрел у вас тож крохи. Ловкач беспамятный лежит, а от молодых проку нет, токмо с бегунами сладить сможут. Заговоренный болт один у тя, чем сдерживать сбираеся? — это Феофан, так неожиданно переменивший позицию, смотрел на Деда Василия с вызовом.

— Скок смогем, стоко и сдержим. Ловкача, да девчонку Василинкину Тимошка с Настюхой доволокут как-нить до наших, Варюха тожить с ими. Втроем тута встанем, ты, я, да Пустой.

— Так чегой не вдвоём-то? Што мы тута насдерживам-то, в стане вместе с нашими воями встанем обороной, как надыть, там и сдержим. А тута нас троих сметут мигом!

— Не сметут, я Ямой улицу загорожу, вы с Пустым тварей сдерживайте, пока тянуть её буду, а как загорожу на всю ширь, тож уходите.

После сказанного Феофан замолчал, Настасья ахнула, Тимофей вытаращил глаза, а бледная и молчаливая до того Варвара нахмурилась и набросилась с упреками на крестного, позабыв о раненой руке.

— Чего ты удумал-то, сдурел совсем?! С прошлого раза месяц отходил, так там яма в человечий рост была и недолго совсем. А тут на всю улицу решил! Убиться решил, так надо было вниз головушкой со стены брякнуться, чтоб дурь в ту головушку не лезла! — я и не думал, что такая тихая, если сравнивать с Настасьей, девчонка, способна так запросто отчитывать без сомнений уважаемого всеми Деда Василия. Тот же Тимофей чуть ли не по струнке перед ним ходит.

— Тебя не спросил! Давайте уже чешите отсюда! Вона уж и Ловкач очухиваца, так што могете шустрее двигаца, шуруйте уж. — лежавший до этого недвижимым кулем воин вдруг зашевелился, открыл глаза и, не торопясь, поднялся, его слегка пошатывало, но в остальном все было в порядке.

— Чегой у вас тута делаца? — спросил он окидывая проясняющимся взглядом вставших неровным кольцом людей. Но его вопрос пропал в новой порции упреков Варвары в адрес крестного.

— Помирать мы тута собралися, значит?! А я что буду делать? Ты обо мне то подумал, дурак малахольный? Чего я тут одна делать стану? — бледное дотоле лицо молодой лучницы раскраснелось и пошло красными пятнами, а из глаз по щекам сбежали первые слезинки.

— Жить! — просто ответил хмурый парнишка, пристально вглядываясь в лицо крестницы и, будто не выдержав ответного взгляда, отвернулся.

— Васька, да зачем же ты тааак?! Не оставляй меняааа!!! — лицо девушки стало совсем красным, на влажное от слез лицо липли пряди волос. Она шагнула вперёд, протягивая к крестному руку, он обернулся, в ответ протянул свою. Сжал своими крупными грубыми пальцами хрупкую девичью кисть и тут же отпустил.

Да уж, оказывается, Варвара ему не только крестница, но и возлюбленная, а может и жена. Хотя, с виду и не дашь ей больше шестнадцати лет. Конечно, почти девчонка ещё, но и он не старец вроде. Во всяком случае физически. Да и кто я такой, чтобы их судить?!

— Идите уже, одержимыя близко! — Варвара залилась слезами, замотала головой, не желая уходить. Дед Василий обратился к пришедшему в себя воину. — Ловкач забери её уже!

Глядя, как высокий боец легко подхватывает отчаянно сопротивляющуюся, но не отличающуюся комплекцией девушку. Как, напоследок кивнув Деду Василию, разворачивается и шагает вперед, удерживая её на плече. Я понял, что не всё бывает так очевидно, как кажется на первый взгляд.

— Бороде передай, што буду держать Яму, сколько смогу. Пускай не рассусоливат, в крепость пускай народ ведёт сразу, отсюда тварей ждать не стоит, а к крепости пробьетеся, там одержимых меншее в разы. Вона есче, оружье Настасьино захвати! Все, идите уж!

Тимофей принял протазан у Деда Василия, подошёл ко мне. Кивнул, нахмурившись, шмыгнул носом, лицо его было предельно серьезным, на скулах от напряжения выступили желваки. Я отдал ему щит, хлопнул по плечу, хотел было сказать что-нибудь напоследок, но язык словно высох, да и губы не двигались.

— Прощайте, Дед Василий! — проговорила дрожавшим голосом расчувствовавшаяся Настасья, повернулась к Феофану, но тот покачал головой.

— Со мной не прощевайся, примета плохая!

Она кивнула в ответ, глянула в мою сторону, веснушчатое лицо тоже раскраснелось от слез. Маленькая девчушка-сирота сидела у неё на руках, играясь с деревянными бусинами, снятыми с шеи Настасьи. Малышка уже успокоилась, отвлекшись на новую игрушку. Наверное, ещё была слишком мала, чтобы понять страшную правду о гибели матери.

— Иди уж, Настюха, Пустой есче вернется. — поторапливал её Дед Василий, но у меня почему-то было на этот счёт другое мнение. Ощущение, что вижу девчушку-непоседу в последний раз, было до невозможности явным.

Она ещё раз кивнула и, развернувшись, зашагала бок о бок с Тимофеем, в сторону невидимого с этого места лагеря. Я стоял и смотрел на её невысокую фигурку. Кольчуга, одетая поверх платка и сарафана, смотрелась на Настасье чужеродно и нелепо. Теперь уж точно не получиться понять, что за светлое и приятное чувство возникало у меня, при встрече с этой веселой девчушкой. На душе было холодно и темно, словно я и сам начал ощущать ту непонятную пустоту, что не сумела толком развидеть местная знахарка.

— Феофан, энто вот болт зачарованный, стреляй им ток по сильным одержимым, в голову старайся. — как только мы остались втроем, Дед Василий подобрался и начал раздавать указания. Первым делом он передал суличнику свой самострел и колчан с болтами, объяснив это тем, что сулиц у метателя всего три, и забрать их из тел одержимых не удастся. Потом глянул на меня и сказал, чтобы просто не подпускал к нему близко тварей. Умение, которое он собирался применить, требовало времени.

— Как растяну во всю ширь — уходите! — напомнил он нам.

— Уйти то мож и уйдем, токмо ты сам то не уйдешь! — Феофан глядел на хмурого парнишку с прищуром. Возраст у них был явно разный, но разговаривал суличник с ним, как с ровней.

— Дык, я и не собирался! — ответил тот спокойно.

Нам он сказал отойти чуть дальше от стены, сам встал прямо по середине улицы, до этого специально отмеряя ее ширину шагами. Все это время одержимых не было, то ли последняя стая была одинокой, в предыдущей волне постепенно приближающихся к посёлку тварей, то ли они нашли другой путь. Но Дед Василий своих приготовлений не прекратил. Мы отошли ещё чуть дальше по улице метров на тридцать, при этом хмурый паренек всё это расстояние прошагал спиной вперёд, делая непонятные движения руками. Феофана его поведение не смущало, вот и я решил не смущаться и не удивляться ничему.

Спустя минуту появилась парочка, состоявшая из жрача с бегуном. Они было радостно направились к застывшему посреди улицы пропитавшемуся и пропахшему кровью пареньку. Но Феофан не зевал, прикончил обоих метров с двадцати из одолженного самострела. Выходит, он не только сулицы метать мастер, но и с самострелом дружит. Просто любимое оружие оставлял для более серьёзных целей.

После этого снова началось затишье. А перед Дедом Василием, прямо в воздухе, вдруг появилась абсолютно черная сфера, размером с баскетбольный мяч. Она ненадолго зависла перед ним, затем, видимо управляемая пареньком, отлетела метров на десять вперёд. Там начала медленно крутиться и расти и чем быстрее раскручивалась, тем более размытым казался воздух вокруг неё. Спустя минуту, она была уже не меньше полуметра в диаметре, а её вращение достигло такой степени, что было неуловимо человеческим зрением.

Зато хорошо стало видно, что казавшийся размытым вокруг нее ореол не столь безобиден, как казалось на первый взгляд. Сначала этот ореол начал цеплять землю, в результате чего на ней осталась глубокая выемка идеальной округлой формы. Затем со стены спрыгнул одинокий топтун и, завидев нас, рванул за появившейся в зоне видимости добычей. Но, пробегая, он не обратил внимания на черную сферу, висящую в полутора метрах над землей. Приблизившись к ней, лишь будучи задет самым краем ореола, он был затянут внутрь сферы, словно в гигантский пылесос.

От увиденного у меня пересохло в горле. Вот уж действительно наглядная демонстрация сверхспособности, данной ульем. Это ведь какая-то фантастика, сфера непроглядного мрака, втягивающая в себя все, что оказывается в радиусе её действия. Причём, улетевший в чернильную тьму топтун по габаритам был крупнее, чем засасывающая его сфера, но проблем у неё с этим не возникло. Безжалостно скрученный в кусок живого фарша одержимый влетел в темноту, не успев даже пикнуть. Как они называли этот дар улья? Яма, вот уж действительно Яма, причём Яма с большой буквы, бездонная и безжалостная.

Следующими во мрак были утянуты два бегуна и кусач, причём развитость и сила тварей никак не влияли на скорость втягивания.

А сфера между тем росла, но ещё больше рос ореол вокруг неё, за счет него радиус действия метровой сферы достигал более десяти метров. Дед Василий регулировал её положение, отводя всё дальше от себя, и подняв метра на два вверх. Но снизу всё равно образовался огромный котлован глубиной метров шесть-семь. Причём грунт из него тоже улетел в бездонную пасть чернильного мрака.

Зрелище было завораживающее и чудовищно страшное. Глядя на эту фантастическую картину, сам себе казался ничтожным и жалким, в сравнении с этой всепоглощающей черной бездной.

Ореол вокруг сферы разрастался все более сильно, он уже почти достиг противоположных краев улиц. Утащив во мрак лавочку с одной стороны и краешек стены с другой. Что творилось с противоположной стороны улицы, виделось нами словно через текущую воду, нечетко и размыто. Я насчитал с десяток унесенных во тьму тварей, при чем одна была, наверное, даже больше последнего упыря. Может это был тот самый Волот?! Но ненасытному мраку в центре сферического “пылесоса” не было дела до величины, значимости и названия одержимых, для него вероятный Волот ничем не отличался от лавочки или мелкой песчинки.

Диаметр действия сферы разросся до планируемых Дедом Василием размеров, унеся по половинке избы с каждой стороны. Только тут я обратил внимание на самого “колдуна”, сотворившее такое ужасное всепоглощающее нечто.

Парнишка стоял к нам спиной, голый по пояс, с перетянутым рубахой боком. Но молодого, искрящегося жизненной силы паренька уже не было. На его месте, воздев скрюченные, костлявые руки к своему ужасному созданию, стоял старик. До невозможности худой, с согбенной прожитыми годами спиной, длинные седые волосы ниспадали на плечи, причём часть из них осыпалась на землю. Он стоял, всё больше подрагивая, перевязь сползла с отощавших боков, открывая дыру на месте раны, из которой частично выглядывали белые ребра.

— Пошли, Пустой! Ему недолго осталось! Как помрёт, яма исчезнет! Давай шустрее! — подоспевший Феофан силой оторвал меня от страшного завораживающего зрелища, подталкивая в спину и поторапливая.

Я бежал, механически переставляя ноги, ошарашенный увиденным до такой степени, что не понимал толком, что происходит вокруг и куда мы так спешим.

— Беги, Пустой, беги! Вишь, наши уже снялися, утопали, счас в крепости закроюца, будем тарабаница в ворота на радость тварям! — я глянул вперёд и действительно увидел лишь пустую улицу. Кое где валялись трупы тварей, а вдалеке виднелся край высокого здания, той самой крепости, в которой, возможно, удастся пережить нашествие одержимых.

Но тут позади раздался крик. Я обернулся, успев увидеть, как Феофан, точнее то, что от него осталось, летит через крышу одной из изб, отброшенный туда ударом лапы, которую можно было сравнить с ковшом экскаватора. А надо мной нагнулась тварь, которая точно была тем самым, описываемым Тимофеем, Волотом. Следующим движением тварь махнула своим ковшом, припечатывая меня к земле. Затем наступила темнота…

Глава последняя: Короткая и мокрая.

Очнулся я оттого, что с громким плеском ушёл под воду. Точнее, даже не очнулся, а просто осознал, что внезапно оказался в воде. Вот вроде несущаяся на меня лапа громадного чудовища. Потом темнота. И вот я в воде.

Выходит, у меня дар открылся, способность перемешаться в пространстве, так любимая фантастами нуль-транспортировка?! То есть я теперь могу оказаться где угодно, просто телепортируюсь туда и все.

Первым делом подумал о сеновале, в котором впервые очнулся в посёлке, надеюсь, там сейчас безопасно. Добраться оттуда до крепости несложно, планировка поселка достаточно простая. Закрыл глаза, напрягся… Но ничего не вышло. Может, я что-то неправильно делаю, или объяснение моему появлению здесь совсем иное, нежели открытие дара телепортации.

Стоп! А может, мне всё это привиделось, то что я выбрался на берег, был спасен местными. Бородокосый, твари, Настасья, улей, Дед Василий, Тимошка, Волоты какие-то, сфера эта… Может все это бред, пускай и бред, столь похожий на явь?!

Или ещё вариант. Я сейчас выберусь на берег. Попаду к местным. Познакомлюсь с их поселком. Узнаю, что попал в улей. Потом будет нашествие тварей. В конце которого, меня снова ждёт Волот, темнота и эта холодная вода… Ага, прямо как день сурка.

Нет, не стоит увлекаться фантазиями, тем более вода и впрямь холодная, а на мне эта тяжёлая кожаная куртка, доставшаяся от погибшего паренька. Да ещё колчан болтов за спиной и самострел, странным образом не выпавший из рук при виде Волота. К тому же, на поясе висит странный меч, тоже не добавляющий плавучести. Совершенно бесполезный, потому что вытащить клинок из ножен так и не удалось — ещё одна загадка.

Нет, не до загадок сейчас и не до обдумываний версий произошедшего. Все потом, сейчас скорее к берегу. А там видно будет…