Пустой

Глава 4. Крестный

Предсмертные пораженческие размышления прервал звук, услышав который, я даже не поверил поначалу. А когда поверил, начал крутить головой во все стороны, не понимая откуда он раздаётся.

— Эгей! — снова раздалось чуть ли не над ухом, отчего моя голова завертелась вдвое быстрее.

— Да здеся я, от стены отойди, да зенки кверху подыми. — голос был глухой и скрипучий, как сто лет не смазываемая петля на старой двери. Послушав совета, отошёл в сторону и глянул поверх стены, где, по-видимому шла площадка, передвигаясь по которой удобно было оборонять стену.

На ней стоял немолодой худощавый мужичок среднего роста. Его главной отличительной чертой можно было назвать спускающуюся на грудь, то ли серую, то ли седую бороду. Борода была тщательно расчесана и заплетена в толстую косу. Но не “бородокоса”, бросающаяся в глаза при первом взгляде, привлекла мое внимание. Она хоть и была довольно необычной, но вполне могла украшать лицо какого-нибудь любителя необычных причесок. По настоящему необычным выглядел наряд бородача.

Если оценивать внешний вид, Настасья с Демьяном, при всей старомодности своих одежд, все же могли оказаться жителями какой-нибудь отдаленной деревушки. Стоящий на стене мужичок при всем желании не мог претендовать на подобное звание. Этот индивидуум, как никто другой подходил на роль участника реконструкции исторических событий.

Голову покрывал островерхий шлем, из-под которого во все стороны торчали седые патлы. Верхнюю часть тела закрывала грязно-серая кольчуга с короткими рукавами, издалека ее можно было принять за обычную футболку. На руках, от кистей по локоть темнели наручи, по-видимому из кожи. Кольчугу в поясе перехватывал широкий кушак, на котором сбоку висел средних размеров меч в инкрустированных металлом кожаных ножнах. Ноги были обуты в когда-то ярко-красные, а теперь просто грязные, сапоги. Откуда-то из памяти вынырнуло название материала, из которого в ветхозаветные времена изготавливали подобные сапоги-сафьян. И даже иллюстрации из какой-то исторической книги вспомнились, на них добры молодцы гордо расхаживали в модных сафьяновых сапожках.

На доброго молодца из книжек этот средневековый модник походил мало, скорее на разбойника с большой дороги. Вся его внешность указывала на крайнюю нелюбовь к чистоте, был он какой-то неопрятный и помятый. Словно в грязи извалялся. Довершало разбойничью внешность изогнутое коромысло лука с натянутой тетивой, удерживаемое в правой руке.

От неожиданности и необычного вида мужичка я даже выпал на пару секунд из реальности. Совсем недавно рассуждал о примитивности развития местной промышленности и вот живой тому пример. Пример, кстати говоря, очень красноречивый. Ни о каких высоких технологиях или хоть отдалённо их напоминающих не может быть и речи. Все предметы экипировки мужичка не выделялись излишней сложностью. Для создания подобных изделий достаточно ремесленных навыков средневековья или близкого к нему времени.

Получается, мои размышления по поводу всяких медиевистов были верны, ну или, по крайней мере, близки к истине. Для участника исторической реконструкции мужичок выглядел чересчур помятым и затасканным. Ну не может цивилизованный человек иметь вид бомжа, наряженного в костюм Робин гуда, даже если старательно отыгрывает отведенную ему роль. Да и оружие с доспехами не отличались излишней новизной, по внешнему виду были под стать хозяину. Если сравнивать с любителями средневековых железок, разница огромная. Те, наверняка за личной экипировкой следят, как заядлый автомобилист за любимой машиной. И на своих собраниях выглядят как те самые машинки после полной помывки. Можно с уверенностью сказать, что к историческим реконструкциям местная деревня не имеет никакого отношения.

Вывод напрашивается только один — это действительно изолированное от цивилизации поселение, жители которого отстали от остального мира в развитии, застряв на рубеже прошлых столетий. Ведь существуют в наше время африканские племена, живущие также, как жили их предки в далеком прошлом. Если не изменяет память, у них до сих пор в обиходе применяются кремниевые топоры и прочие атрибуты каменного века. Так что местные жители — ребята продвинутые, вовсю металл используют, молодцы!

На периферии мыслительного процесса замелькал ворох вопросов. В основном об источниках моих знаний, периодически выскакивающих из тьмы забвения, на мгновения озаряющих пустоту светом обезличенных воспоминаний. Откуда мне известно о медиевистах, о диких племенах пигмеев и прочей информации, появляющейся будто из ниоткуда? Были ли эти знания сугубо теоретическими или с некоторыми из них я был знаком на практике?

Все эти размышления я поспешил засунуть подальше. Не время настолько бесполезные в данный момент вещи обмозговывать, а то и так до безобразия затянул с ответом выжидающе глядящему на меня местному.

— Ну и чегой, так и будешь зенки пялить? — мужичок не стал дожидаться моей реплики. Да и ситуация для ожидания неподходящая, о чем не давали забыть звуки, раздающиеся из прохода. Тварь не оставляла попыток вырваться, при этом урчала на все лады, то чуть слышно, то начинала вопить, как резанная.

Бородокосый бросил в ее сторону взгляд, но не особо заинтересованный. Видно подошёл не только что, успел оценить ситуацию, просто не стал сразу на глаза показываться.

— А что ещё делать? Мне отсюда некуда деваться, только если наверх. У тебя лестница найдётся или веревка какая-нибудь?

— Лесенка имеется, но к ней тебя вон та харя зубастая не пустит. — он кивнул головой в сторону урчащего чудовища. — Веревка тоже имеется, но не с собой.

— Могу сходить, коли тебе невтерпеж. — продолжил мужичок, хитро кося глазом и улыбаясь в бороду. Самой улыбки видно не было, растительность на лице полностью скрывала нижнюю половину лица от подбородка до носа. Догадаться о ней можно было лишь по веселому выражению глаз, да характерному шевелению бороды.

— Да нет, потерплю. — ответил я поспешно, прекрасно понимая причину его веселья. Оставаться снова наедине с кровожадной тварью у меня не было ни малейшего желания, над моим страхом остаться в одиночестве он и посмеивался.

— Оно и верно! Покуда я вернусь, кусач могёт вырваца и тебя на лоскуты распустить. — мужичок перестал улыбаться. Теперь он говорил серьёзно и рассудительно, даже тени насмешки в голосе не было. — Ты давай в уголок забейся, да молись, чтобы у меня получилось его завалить раньшее, чем он из теснины выбереца. С виду зажало его тама крепко, но это ж не из простых одержимый, а настояшчий кусач, пускай и зелёный еще вродь, точней не скажу, больно он там скрючился, непонятно насколь отжрался. В опчем гадай не гадай, а дури у него немало, коли сходу не упокою его, может взбеситься, када взъяреный у него силы вдвое прибавица. Эх, нету у тебя копьеца какого иль пики, на расстоянии его держать.

Я молча показал на рогатину с обломанным древком, которую продолжал держать в руках. Мужичок лишь поморщился и махнул рукой.

— Этой коротышкой можишь в зубах поковыряца. Была б она на пару локтей подлиншее, ещё куда ни шло. А так толку нету, у него лапища больно огроменная, достанет с ходу. Может получица ему покалечить эту лапу, второй он много не навоюет. — произнеся эти слова, он вытянул из висящего за спиной колчана три стрелы, две оставил в руке, а третью наложил на тетиву.

— А почему у него одна рука меньше другой? — на самом деле я хотел спросить другое, но почему-то вырвался именно этот, не особо важный сейчас вопрос.

— Как почему?! — если бородокосого и удивила несвоевременность заданного вопроса, виду он не подал. — Одну лапу хде-то ему оттяпалли, вот и отращиват теперь сызнова. Еси будет хорошо кушать, вскорости лапища станет такой же. Но мы ему не дадим, зря он к нам в гости пожаловался, тута ему и конец придёт!

Наблюдая, как мужичок сноровисто готовится к бою, раздумывал о том, что, по-видимому, подобные чудовища здесь не редкость. Это что же за место такое, где такие твари водятся, и откуда они вообще взялись?!

Память на этот счет отозвалась молчанием, значит, либо в моем прошлом таких тварей не было, либо это прошлое относится к той категории воспоминаний, которые ушли в небытие. Бородокосый назвал чудовище кусачом, причем зелёным. Легко сделать вывод, что речь здесь идёт не о цвете, а о степени взросления. Значит этот кусач еще совсем молодой, как же тогда выглядит взрослый?! Лучше этого не знать и не видеть ни взрослых, ни молодых сородичей этой образины, радости такое видение не принесёт.

— Видишь у стены стоит воротина? Возьми её и поставь пред собою, загородисся, как щитом. Авось выручит, коли кусач до тебя доберёца. — пока я размышлял, бородокосый занимался более рациональными вещами. Подготовился к бою сам и обо мне не забыл позаботиться, придумал, как повысить мои шансы на выживание при близком контакте с тварью.

Воротиной мужичок назвал конструкцию из жердей, сколоченных в большой щит. Раньше эта воротина наверняка перекрывала какой-нибудь загон для скота. Сейчас же один её край был обломан и частично сгнил, но основная часть по виду выглядела крепко. Может и впрямь даст мне лишние секунды жизни.

Взяв воротину двумя руками, подтащил к облюбованной позиции и выставил перед собой, уперев поломанный край в землю. Верхняя ее часть оказалась даже выше моей головы. Конструкция оказалась довольно тяжёлой, поэтому подпер ее подвернувшейся под руку доской. Рогатину, вопреки обрушенной на нее критике бородокосого, выбрасывать не стал. Как никак единственная имеющаяся у меня вещь, хоть немного походящая на оружие.

— Ну што, готов? — донесся сверху скрипучий голос. В ответ я просто кивнул, хотя готовым себя не чувствовал. Сжал в руках рогатину, ощущая кожей шероховатую поверхность древка и понимая всю никчёмность моего оружия в сравнении с мощью чудовища. Сделал пару вдох-выдохов и сосредоточился на наблюдении за разворачивающимся действием сквозь щели между жердями воротины.

А действия, между тем, начали развиваться интересные, даже очень. Бородокосый встал поближе к краю стены, чуть присел, одновременно натягивая лук. После этого на пару мгновений замер, наверное, выцеливал уязвимые места на теле твари. Дальше пошло быстрее, совсем без пауз.

Мужичок начал стрелять, да так, что мне оставалось только удивленно хлопать глазами. Также скоро, если не чаще, хлопала тетива, отправляя белооперенные стрелы в стремительный полет в направлении твари. Раз, два, три! Выпустив первую партию смертоносных гостинцев, рука моментально выхватывала из колчана следующую тройку. Первая стрела упиралась в оттягиваемую тетиву, две другие оставались зажаты в кулаке. Но лишь для того, чтобы, спустя мгновение, отправиться вслед за первой. При этом двигалась только правая рука и плечевой пояс, левая, вытянутая вперед с зажатым в ней луком, не шевелилась. Да и сам стрелок словно окаменел, замер недвижимой статуей, превратившись просто в опору для выполняющих свое дело конечностей.

Все движения были до ужаса автоматическими, со стороны казалось, что работает бездушный механизм, робот, в которого загрузили программу скоростной стрельбы из лука. Вот только на робота, не слишком впечатляющего телосложения мужичок походил мало. С первого взгляда вообще за бомжа его принял. И представить не мог, что в столь невзрачном индивидууме может быть скрыт талант мастера в обращении с древнейшем стрелковым оружием.

С трудом, но всё же отвел взгляд от завораживающих действий, исполняемых виртуозным лучником. Хотелось посмотреть на результат его стрельбы. Всех подробностей сразу не разглядел, лишь убедился, что тварь не висит обессилено, зажатая в узком проходе, издавая предсмертные хрипы. Совсем наоборот, с виду чувствовала она себя вполне нормально, несмотря на три стрелы, торчащие из области шеи, плеча и отрастающей руки. Еще несколько стрел, валялись рядом, под ногами кусача.

Сначала я решил, что умелый лучник жертвует точностью в угоду скорости стрельбы. Но, после попадания следующей стрелы, понял, что ошибся. Это было невероятно, сначала я даже не проверил своим глазам, когда увидел стрелу, бессильно отскакивающую от головы твари. Причём попадание было удачным, не под углом, не вскользь, а прямо в середину широкого лба, чуть выше разросшихся над глазами уродливо увеличенных надбровных дуг. Дистанция для подобного стрелка была минимальная, не больше пятнадцати метров.

Если бы такой выстрел прилетел в мою голову, наверняка бы насквозь пробил. Тем более наконечник, насколько можно было разглядеть с моей позиции, оказался узким, такие специально изготавливали против бронированных целей. С близкого расстояния, да при удачном выстреле, подобное изделие средневековых оружейников способно пробивать не только кольчугу, но и латный доспех.

Ни кольчужного капюшона, ни шлема на голове у кусача не наблюдалось, голый череп с каким-то жалким клочком волос. Сдержать энергию выстрела, сосредоточенную на остром кончике узкого наконечника, было нечем. И все же он был сдержан, даже царапины на месте попадания не осталось. А стрела, с расщепленным от удара древком, упала к ногам бронелобой твари, причём бронелобой в прямом смысле этого слова.

Лучник на подобные чудеса никак не отреагировал, невозмутимо продолжая выпускать стрелу за стрелой. Ещё несколько из них воткнулись в тушу твари, по-прежнему не произведя на нее никакого впечатления. Потом было два попадания, вновь чудесным образом не пробившие шкуру чудовища. А вот следующая стрела чем-то не понравилась кусачу. Она воткнулась куда-то возле шеи, в сантиметре от торчащего из того же места древка с белым оперением. Хотя и попадания оказались совсем рядом, и по глубине одинаково, если судить по длине торчащих из раны стрел. Но что-то в последней стреле оказалось неприятно для твари, может наконечник заострен сильнее прочих, может ещё что.

Хотя, скорее всего, чудовищу просто надоело получать урон от безнаказанно обстреливающего его лучника. Тварь заголосила пуще прежнего и начала рваться из узости прохода так, что с крыши поджимавшей её избы посыпалась кровля. Бородокосый предупреждал, что при затягивании боевых действий, кусач может взбеситься. По-видимому, именно это сейчас и произошло.

Тварь дергалась в разные стороны, извивалась змеей, и в итоге нашла слабину в начавших расшатываться бревнах избы. При очередном рывке она продвинулась сразу на полметра, хотя до этого ни разу подобных успехов не достигала. Следующее усилие убавило оставшееся до конца прохода расстояние ещё на столько же.

При виде этого у меня похолодело на сердце, сбывался худший из возможных сценариев развития событий. Похоже, всё же придётся встретиться с кусачом лицом к лицу. Видя, как от толчков взбесившегося чудовища ходит ходуном стена избы, сложенная из не самых тонких брёвен, окончательно разуверился в возможности благополучного исхода этой встречи. Все приготовления к ней показались совершенно пустыми и бессмысленными. Полусгнивший щит из воротины и огрызок рогатины в руках можно было смело поменять на стакан воды, от него хоть какая-то польза — напиться перед смертью.

Лучник старался вовсю, наверняка тоже осознал опасность изменяющегося положения. На голову пришедшей в ярость твари продолжали сыпаться стрелы, некоторые из них оставались торчать в теле чудовища, но на его резвость они, по-прежнему, не оказывали особого эффекта. Кусач плевал на прилетающие сверху опасные гостиницы, продолжая неумолимо продвигаться вперёд. Бородокосый выпустил очередную стрелу и остановился. То ли разуверился в возможности поразить тварь, то ли решил сэкономить боеприпасы?!

— Бесполезно эт все, в лоб никак не прошибить паршивца, ток стрелу зря трачу! Не так уж и зелен кусачишко наш, успел щитками обрастись, коряга этакая! — пояснил он свое бездействие, задумчиво вглядываясь в беснующегося врага.

— И что теперь? Мне то что делать? Навстречу ему пойти, чтобы время не тянуть?! — расслабленная поза и опущенные руки стрелка показались мне знаком капитуляции. Даже мелькнула мысль, что сейчас бородокосый разведет руками, мол, что мог — сделал, дальше сам. Напоследок пожелает удачи и уйдёт, оставив меня вновь один на один с тварью.

— Погодь раскисать-то! В лоб не перемогли его, сзаду перемогем. — лучник рассеял мои сомнения двумя скрипучими фразами. Голос его излучал спокойствие и уверенность гранитной скалы. Уходить он никуда не собирался. Лишь сменил позицию, причём довольно странно. В итоге этих перемещений он остановился почти прямо напротив меня, а тварь оказалась в мертвой зоне. Лук с наложенной на тетиву стрелой был направлен в мою сторону, будто стрелок решил перепроверить бронебойность своих стрел на новой мишени.

— Решил сам прикончить, чтоб не мучился?! — бросил я с усмешкой, хотя в душе проскользнул холодок. Кто его знает, этого непонятного мужичка, может он лучник-маньяк и нет ему особой разницы в кого стрелять, лишь бы цель была живая.

— Не боись, тебя не задену. — буркнул стрелок, склонился набок, вытянул шею, выглядывая чудовище через край площадки. — И хорош хохмить, счас кусач вырвеца, не до шуточек будет и не до разговоров. Так что слухай, да на лету схватывай, по второму разу говорить не стану, да и не поспею уж.

В ответ я лишь кивнул, осознавая серьёзность момента. Если уж бородокосый сменил спокойную уверенность на поспешную смену ранее намеченного плана действий, стоит и мне начинать беспокоиться всерьёз. Хотя я и так не расслаблялся, сложновато быть спокойным и безмятежным, находясь в десятке метров от чудовища.

Но теперь, когда твари осталось совсем немного до желанной свободы, страх безысходности затопил мое сознание. Волна тоски захлестнула сердце, заставляя его замирать и биться через раз. Как же не хочется умирать! Кажется, я уже говорил это?! Как же не хочется умирать! Как же не хочется умирать! Как же не хочется умираааааать!

— Ты чего там бормочешь, молися чтоль? — хотя я не произнес и слова, бородокосый будто мысли прочитал, а может и впрямь последние слова вслух проговорил. — Кончай дурью маяться, слухай давай, дурень малахольный! Кусач вырвеца, на тебя сходу прыгнет, не дай ему себя лапой сцапать, да от зубищ подальше держися. Не дай ему себя сразу упокоить, протяни маленько. А я его сзаду враз угомоню, и пикнуть не успеет. Коли воротину сломает, хватай…

Что именно хватать в этом случае я так и не узнал. Тварь вытянула здоровую ручищу вперёд, ухватилась за край стены и, не переставая оглашать округу ужасающим ревом, с жутким хрустом выдернула всю тушу из прохода. И, не теряя ни мгновения, без малейшей паузы, рванула ко мне, заканчивая рывок длинным прыжком.

Уже видя во всей красе исполинскую тушу чудовища, приближающегося со скоростью разогнавшегося локомотива, расслышал последнее, что выкрикнул бородокосый. Одно короткое слово — “Живи!!!”.

Миг и чудовищная масса обрушилась на воротину, опрокинула ее на меня и припечатала все это к земле. Я даже не успел до конца осознать, что произошло, просто не ожидал от твари такой скорости. Стоял укрывшись за импровизированным щитом, выставив в одну из щелей острие рогатины. А потом раз, и уже лежу, придавленный деревянной конструкцией и тяжестью твари. На какие-то мгновения даже зрение отказало, или это я глаза зажмурил от сыпавшейся в лицо земли, щепок и прочего мусора.

Когда открыл глаза, первое, что увидел, была страшная харя кусача, клацающая зубами в сантиметрах от моего лица. С огромных челюстей, прямо мне на лицо, падали густые капли слюны. Нос ощущал волны смрада, с хриплым дыханием накатывающие из раскрытого чемодана-пасти. В обычной ситуации меня наверняка бы стошнило от подобного букета ощущений, но ситуация обычной не была, так что обошлось. Да и сложно представить обычную ситуацию, в которой могло такое произойти. Пасть твари снова клацнула рядом с моим носом, но дотянуться до лица не сумела. Мешали жерди, между которыми и попытался протиснуть свою морду кусач.

Очень хотелось отвести голову назад, но затылок упирался в упругую травяную кочку, ощущение было словно в плотную подушку уткнулся. Вообще, тело будто лежало на мягком пушистом ковре, не будь сверху придавлен тяжелым грузом, с удовольствием бы здесь повалялся. Но и сейчас можно поблагодарить заросший травой пустырь за то, что смягчил падение, самортизировал припечатанное тушей тело, избавив от риска тяжелых увечий.

Конечно, давившая в нескольких местах выступами и неровностями воротина создавала неприятные ощущения, в некоторых местах даже очень болезненные. Но, если бы при этом лежал на твердой, утоптанной земле, все оказалось бы гораздо хуже. А так, развалился на мягкой травке, сверху накрыт твердым ортопедическим матрасиком, улучшающим кровообращение и поднимающим аппетит. Сверху на матрасике, для усиления лечебных эффектов, расположилась очаровательная массажистка, шепчущая на ухо разные приятные глупости. Благодать!

Хотя, если без шуток, спасибо бородокосому за совет с воротиной, очень выручил! Без нее я вряд ли был сейчас жив. Пускай прижатый к земле тяжестью и неспособный совершать какие-то активные действия, но главное, что не растерзанный в клочья тварью.

Кстати о подвижности, хоть тело и было обездвижено, некоторые конечности имели частичную свободу. В частности, левая нога и правая рука. От ноги проку было не особо много, а рукой можно было что-нибудь предпринять, при желании. С левой рукой было сложнее, во-первых, она была придавлена сверху и прижата к телу, да так основательно, что даже пошевелить не получалось. Во-вторых, в ней было зажато древко рогатины. Проследив за ним сквозь щели в воротине, очень удивился, обнаружив острие рогатины воткнувшимся в сгиб локтя здоровой лапы кусача. Словно исполинская игла от шприца, чтобы кровь на анализ у твари взять. Да уж, нашел время, чтобы в больничку поиграть…

Главное, что совершенно не помнил, когда успел насадить руку чудовища на рогатину. Скорее всего, оно само насадилось, когда снесло и подмяло под себя воротину и меня заодно. Теперь понятно, почему тварь не предпринимает особо активных действий своей основной лапой. Конечно, совсем уж бездеятельной она не была, скребла насаженной на острие лапой по жердям воротины, но не слишком сильно. Наверное, что-то там в руке удалось повредить, чему нельзя не радоваться. Считай, вывел из строя основное оружие твари, неизвестно, надолго ли, и насколько серьёзны повреждения, но это большущий плюс в уравнении, итогом которого будет моя жизнь. Своей второй рукой тварь тоже не бездействовала, трясла воротину, лупила по ней сверху, но добраться до моего драгоценного тела пока так и не смогла.

Только подумал о своей неуязвимости, и тут же чуть не поплатился за не очень уместные в данной ситуации мысли. Причём поплатится мог собственным носом, до которого кусач пытался дотянуться зубами. И дотянулся бы, не отведи я голову набок и в сторону, в итоге тварь заклацала зубами у самого уха, обжигая кожу горячим дыханием. Что теперь делать я не представлял. Ещё дальше отодвигать голову невозможно, она и так оттянута на максимум, аж шея заболела от напряжения.

Где же этот лучник бородатый?! За то время, что я валяюсь, прижатый воротиной и скачущей по ней тварью, с его скоростью стрельбы, можно было кусача в дикобраза превратить. Но что-то, видимо, у него не ладится. Конечно за грохотом, скрежетом и урчанием твари я мог не расслышать хлопанья тетивы и звуков летящих стрел. Но тот факт, что чудовище продолжает довольно резво двигаться, приводит к выводу, что своей цели стрелок не добился. Хотя так уверенно говорил, что на спине у твари больше уязвимых мест, и он ее враз угомонит. Делать нечего, придётся и дальше тянуть время, надеясь, что бородокосый все же соизволит выполнить обещанное.

Пока вспоминал про лучника, не переставал шарить единственной свободной рукой, в надежде найти хоть что-нибудь, чем можно было ткнуть в морду твари. Не покалечить, а хотя бы отогнать чуть дальше от своей головы. Что именно попадалось в руку, видеть не мог, так что поиск происходил исключительно на ощупь.

В основном пальцы натыкались на бесполезные щепки и прочий мусор, но под конец обследования доступного пространства нащупал, наконец, что-то посерьёзнее. Обследовав тщательнее массивный вытянутый предмет, опознал в нем полено. Это, конечно, не меч-кладенец и даже не кухонный нож, но, как уже успел убедиться, можно обломанной деревяшкой лапу чудовища пригвоздить. Так что не стал крутить носом, потянул полешко поближе.

Пальцы покрепче обхватили шероховатую поверхность, вытянул руку в более удобную позицию и толкнул тупым концом в морду твари. Надеялся, что тварь отпрянет или, хотя-бы, голову отведет в сторону. Но, видимо, кусач не посчитал опасностью летящее в морду полено, продолжая тянуться вперед урчащей разевающейся пастью. В нее и попало полено, причём залетело так далеко, что я едва успел отдернуть пальцы из-под смыкающихся челюстей.

Зубы погрузились в дерево, прошли через кору, сминая верхние слои древесины, но дальше дело не пошло. Перекусить с первого раза полено, толщиной с руку взрослого мужчины твари не удалось. Да и не мудрено, все же это была на совесть просохшая береза, крепкая и упругая, такая и хорошей ножовке легко не поддаётся. А у кусача, насколько я успел рассмотреть, зубы были ближе к человеческим, хотя в разы больше по размеру и количеству, но заметно уступали по остроте тем же зубьям пилы. Такими подобное полешко придётся усердно грызть, прежде чем доберешься до сердцевины.

Тиски челюстей разошлись и вновь сомкнулись, дробя и раздавливая дерево, но серьёзных успехов в перекусывании полена не достигли. Из-под зубищ сыпались опилки и мелкие щепки прямо мне на лицо, а я щурил глаза и с ужасом представлял, что было бы с моими пальцами, не успей я вовремя отдернуть их из-под этой дробилки.

Тварь усердно работала своим челюстным аппаратом, но дерево не собиралось так быстро сдаваться. Вытолкнуть обратно из пасти ненавистную деревяшку, видимо, тоже не получалось. Чудовище раскрывало рот на всю ширину, мотало головой из стороны в сторону, но это тоже не помогало. Наверное, полено зацепилось сучком или расщепленным зубами краем уперлось куда-то, но итог был один — полено в пасти засело крепко.

Я заулыбался, несмотря на совершенно неподходящий для веселья момент. Но сдержаться не смог, настолько комично все это выглядело. Здоровенная образина, сильная, быстрая, крайне опасная была сражена простым поленом. Ужасная тварь, подавившаяся совершенно безобидным, даже вполне мирным и полезным предметом, использующимся для обогрева жилищ и приготовления пищи. Это же просто верх нелепости! Какой-то дичайший оксюморон! Хотя нет, не совсем оксюморон, но все равно смешно, прямо до колик…

Веселье было прервано очень грубым образом. Правую щеку резануло острой болью, почти сразу же по ней к затылку потянулись густые теплые капли… Кровь? Я ранен?! Сначала не понял, что произошло и откуда взялась эта внезапная рана, настолько был увлечен забавным происшествием с застрявшим поленом. А в следующий миг осознал причину внезапного увечья, потому что получил еще одно, ещё серьезнее первого.

Причиной оказалось то, над чем я так весело смеялся, то самое полено, застрявшее в пасти твари. Просто кусач перестал мотать башкой из стороны в сторону, и начал махать ею вверх-вниз. Вот уж карма в чистом виде. Со стороны это могло показаться забавным, но мне сейчас было совсем не смешно.

Прямо в лицо, в верхнюю правую его половину, прилетел тупой торец полена. Был он не особо ровно срубленный, с торчащими с одного края щепками, поэтому удар вышел не только болезненный, но и очень кровавый. В голове загудело, а правый глаз и щека превратились в очаг боли, пульсирующий резкими всполохами. К первым потекам добавились ещё несколько, причем тут уже кровь потекла ручьем.

Не успел прийти в себя от второго удара, как получил третий, не менее жёсткий и болезненный. Неизвестно, осознанно ли тварь наносила мне раны настолько экзотичным способом. Скорее всего просто пыталась освободиться от постороннего предмета в пасти, не понимая, что кивая таким образом своей тупой башкой, только загоняет полено все глубже, при этом рискуя повредить себе мягкие ткани пищевода. Хотя, хрен его знает, насколько внутренние ткани мягкие, может там, как и снаружи — броня, от которой стрелы отскакивают, да и есть ли пищевод у этого чудовища, тоже вопрос интересный.

Был ли следующий удар таким же, как и полученные ранее или оказался менее сильным, понять я не смог. Причина была довольно очевидна, после предыдущего попадания я, выражаясь боксёрским сленгом, “поплыл”. Хотя, если включить логику, напрашивается естественный вывод: прилетело вряд ли сильно, в противном случае я бы уже отрубился. Сознание и так балансировало в шаге от отключки, в ушах гулко били барабаны, а перед глазами расстилалась мутная пелена. Причём правый глаз в восприятии изображения участие не принимал, то ли заплыл, то ли вообще не функционировал.

Перед очередным контактом с торцом полена, наконец, вспомнил о свободной руке и о том, что прикрывшись ею можно было получать по руке, а не по лицу, что, все-таки, менее болезненно. И впрямь, следующий удар пришелся на прикрывшее лицо предплечье. Действительно, ощущение гораздо приятнее, если вообще можно считать приятным собственное избиение.

Удар, еще удар, после которого рука, которой прикрывал голову, онемела. Да уж, если так продолжится и дальше, конечность превратится в раздробленный кусок фарша с осколками костей. А там и по голове не нужно будет получать, умру от болевого шока. Хотя, если тварь сообразит слезть с воротины, откинуть ее в сторону, всё будет еще проще.

В этот момент нелепое избиение прекратилось. Нелепым оно было не в смысле эффективности, а в орудии, с помощью которого избиение совершалось. В последний раз опустившись на отбитую руку, голова твари уперлась торчащим из пасти поленом в сгиб локтя и замерла.

Сделал усилие, попытавшись сдвинуть неприятно давящее на руку полено в сторону. И очень удивился, когда задуманное удалось выполнить. Правда, не без усилий, но сдвинул полено в сторону, после чего оно соскользнуло вниз. А голова твари безвольно завалилась прямо мне на пострадавшую руку. Да уж, особой разницы между твердостью древесины и непробиваемой башкой чудовища не почувствовал. Сдвинуть голову кусача не удалось, так что пришлось мириться с использующей мое измученное тело в качестве подушки бесчувственной тварью.

Сфокусировав, все ещё не пришедшее в норму зрение, попытался разглядеть, почему кусач внезапно перестал подавать признаки жизни. Ничего нового не увидел, измазанный моей кровью край полена по-прежнему выглядывал между неплотно сомкнутых челюстей. Единственная разница была в том, что тварь перестала шевелится, да и урчания слышно не было, и дыхание не ощущалось тоже.

Выходит, тварь мертва?! Похоже на то. И причиной тому оказалось то самое полено в пасти, больше нечему. Получается так, я, пускай и не нарочно, воткнул полено кусачу в глотку, а остальное он доделал сам, забивая мешающую дровину все дальше и дальше. В конце концов повредил какой-то жизненно важный орган и скоропостижно скончался от нанесённых самому себе травм. Просто несчастный случай при неосторожном приеме пищи, вот и всё.

— Эгей, есть кто живой? — от внезапно прозвучавшего скрипучего голоса даже вздрогнул. Показалось, что заговорила вернувшаяся с того света тварь. Особо удивляться подобным глюкам не стал, после полученных тумаков состояние все еще было далеко от нормы. К тому же слова раздались на удивление близко, так что и без отбитой головы можно было ошибиться.

Попытка рассмотреть что-то из-под наваленных на меня деревянных конструкций и трупов чудовищ была не особо правильной, так что начал ворочаться, в надежде сдвинуть в сторону мешающие обзору предметы. С таким же успехом можно было пытаться побороть кусача голыми руками, даже пошевелиться не смог.

Что ж, придётся звать на помощь. Жаль, конечно, ведь так хотелось самому подняться во весь рост, сбросив с себя труп поверженного врага. И, приняв позу победителя, героически отсалютовать спешащим на подмогу товарищам мечом, обагрённым кровью убитого чудовища. Правда, в моем случае, вместо меча придётся использовать берёзовое полено, ведь именно оно стало причиной гибели твари. Но, сначала, его ещё и достать каким-то образом из пасти нужно. Да уж, нелегка судьба героя…

— Эгей, ты чтоль и впрямь помер? — снова заскрипело где-то рядом, причём в интонацию добавились явственные нотки обеспокоенности. А бородокосый, оказывается, еще и беспокоиться за неудачно спасенных незнакомых умеет. Очень полезное качество, главное знать момент, когда его вовремя применить. Как раз такой момент сейчас и подвернулся.

После того, как не удалось завалить кусача в лоб, выждал время, когда я расправлюсь с тварью. Потом спокойно спустился с безопасной позиции и начал голосить, приблизившись к бездыханной твари. Но голосил наверняка лишь для очистки совести, вряд ли он всерьёз думал обнаружить меня живым. Сам же собирался объявить себя победителем ужасного чудовища, чтобы покрасоваться в глазах односельчан в качестве того самого героя, с мечом, обагренным кровью…

— Ааааааааа!!! — крик сам вырвался из глотки. Вместе с ним выходил страх от пережитого, от бессилия, от непонимания, происходящего. Вылившийся в итоге в недоверие к единственному пришедшему на помощь человеку.

— Эгей, вот он ты где! Счас я, не тыркайся попусту, счас подмогну! Токмо дровину покрепчей подищу.

— Лады! — непонятно зачем попытался ответить в тон деревенскому говору бородокосого. При этом отметив неприятную хриплость в произнесенном слове. Словно заразился скрипучестью от суетившегося рядом спасителя, судя по звукам, переворачивающего кучи рухляди, находившиеся рядом.

Копался он недолго, не прошло и минуты, как слева затрещало, зашевелилось, а потом часть воротины приподнялась вверх, давая свободу телу, затекшему под давлением немаленького груза. Правда, сразу выбраться не удалось, пришлось извиваться ужом, чтобы выдернуть застрявшую между жердями ногу.

— Да уж, староват я для такого! — пожаловался бородокосый, отбрасывая в сторону толстую кривую доску, которую использовал в качестве рычага при вызволении меня из-под завала. Я в ответ промолчал, отползая немного в сторону и растягиваясь на мягком ковре из густой травы. Всё тело ныло, в некоторых местах вспыхивая очагами боли, правая половина лица и отбитая тварью рука вообще горели нестерпимым огнем. Хотелось просто лежать вот так, зажмурив глаза и не шевелясь, баюкая пострадавшие участки тела.

Но у бородокосого на этот счёт были свои желания и мысли. Не успел я толком улечься, как был довольно грубо поднят на ноги ухватившей за ворот рукой. Да так резво и крепко, что картинка перед глазами полетела кубарем. Всё-таки славно меня отмудохал этот дятел, с поленом вместо клюва. Голова кругом идет.

— Нашел время разлеживаться! — поставив на ноги, лучник не торопился меня отпускать, бульдожьей хваткой руки держал меня за шкирку, словно нашкодившего кота. Силы у щуплого с виду человечка оказалось на удивление много для довольно субтильного телосложения. Я даже не пытался вырваться или попытаться оказать хоть какое-то сопротивление. Понимал, что справиться с подобным мини-терминатором будучи в хорошей форме не смог бы, что уж говорить о нынешнем состоянии. Да это и не требовалось, в жесте бородокосого не было и намека на агрессию. Совсем наоборот, держал он меня исключительно из опасения, что не смогу стоять самостоятельно. Просто делал это немного грубовато, но что поделать, видно, сам по натуре такой человек.

— Идти смогешь? — заглядывая в лицо, спросил лучник.

— Дай минутку в себя прийти, да раны перевязать, кровь хлещет. — не стал заострять внимание на бесцеремонном отношении бородокосого, понимая, что момент для реверансов явно неподходящий. А насчёт ран я не шутил и не пытался выгадать таким образом время для отдыха. Кровь и впрямь бежала неслабо, с лица по шее за воротник, пропитывая ткань рубахи, на груди уже приличное пятно растеклось. На руке из открытых ран была лишь одна, да и та уже почти не кровила, хотя перевязка и здесь лишней не будет. Но, как оказалось, у лучника было свое мнение по поводу необходимости медицинской помощи.

— Да чево там перевязвать, царапинка пустяшная. Земельку приложи, оно и кровить не будет и заживать будет скорее. — да уж, если он это царапинами считает, то как для него серьёзные раны выглядят, когда голову оторвет?! Да и в этом случае наверняка просто посоветует земельку приложить, чтобы новая голова быстрей отросла.

— А бинтов или ткани какой не найдётся? — не отставал я, несогласный с мнением бородокосого. Он уже отпустил мой ворот, после чего я сразу примостился на пятую точку, осторожно ощупывая свои раны и оценивая повреждения. На самом деле они и впрямь были не настолько серьёзные, во всяком случае переломов точно нет. Хотя и удивительно, учитывая вес твари, скакавшей на придавившей меня воротине. Руки-ноги целы, если не брать в расчет ссадины и синяки, обещающие появится в ближайшее время. Самыми серьёзными выглядели несколько глубоких ран на лице, тут поработал неровно обрубленный торец полена. А, если вдуматься, отделался довольно легко, могло быть гораздо хуже. Ведь, когда увидел летящую на меня тварь, вообще не верил, что выживу.

— Да на кой тебе сдались энти царапинки, еще перевязывать собрался такую мелочь. Можа тебе еще знахарку кликнуть, с мазями да ляксирами целебными? Не то помрешь ешчё! — лучник категорически не хотел признавать мои раны хоть сколько-нибудь серьёзными.

— Обойдусь пока без знахарки. — буркнул я недовольно, взявшись отрывать нижний край рубахи, на что бородокосый поначалу лишь неодобрительно скривился. Но потом, жестом остановив меня, подал свернутую рулончиком полоску ткани, видимо заменяющий бинт, и кожаный бурдючок с приветливо булькнувшим содержимым.

— Живца глотни. А то совсем раскис из-за царапин каких-то. — я не стал отказываться, торопливо откупорил бурдючок и, не без удовольствия, приложился к горлышку. Отпив порядком чудесного напитка, с благодарностью вернул живец владельцу, а сам начал прикидывать, как понадежнее перебинтовать раны на лице.

Бородокосый тоже времени не терял, оставив меня заниматься ранами, шагнул к распростертой на воротине твари. Кстати, до этого момента, озабоченный своими травмами, я как-то и не обращал внимания на тушу кусача. А теперь, приглядевшись, заметил некоторые детали, которые указали на действительную причину его смерти.

На затылке чудовища красовался приличных размеров нарост, словно гриб-трутовик выросший на пеньке. Был этот нарост сверху полностью гладкий, ничем не отличаясь от кожи головы, выглядевший таким же крепким, как непробиваемый лоб твари. А вот снизу этого бугра виднелась неширокая щель, из которой торчало древко стрелы, погрузившееся почти наполовину. Ахиллесова пята кусача?! Похоже на то.

Получается, именно это попадание, а не дурацкое полено в пасти привело к кончине твари. А я то насочинял, напридумывал. Великий герой, победитель чудовищ, несущий смерть своим волшебным поленом! На самом деле я оказался лишь приманкой, не зря бородокосый посоветовал мне тянуть время, пока он выберет момент для уверенного поражения врага. Для этого он и занял позицию напротив меня, чтобы был виден затылок налетевшей на меня твари.

— Ты не серчай, что так долго с ним управлялся! Пришлося вниз слазить, со стены никак не получалось под козырёк попасть, сверху то у него такая ж бронь, как и спереду. Толька снизу щелочка под козырьком, туды даже ножиком заржавленым ткни и все, готов родименький!

Да уж, оказывается, бородокосый спустился со стены в тот момент, когда тварь была ещё жива, полна сил и желания мною перекусить. Из этого следует логичный вывод, что в какой-то степени лучник рисковал собственной жизнью и здоровьем. Ведь кусач вполне мог отвлечься от выковыривания моей тушки из-под деревянной конструкции и заняться более доступной целью, так великодушно спустившейся с безопасной позиции. А я про него всякую херню думал, вот же тупой неблагодарный баран!

— Ты это… Спасибо тебе, ты ж мне того, жизнь спас! — от неожиданного вывода я смутился, если б не разбитая морда, наверняка на щеках был бы заметен проступивший румянец. Было очень стыдно, хотя и вслух ни словечка плохого не сказал в его сторону. Но то что даже подумал настолько плохо о человеке, рискующем жизнью ради помощи мне, было совсем неприятно.

— Да на здоровье! — бородокосый на мою скомканную благодарность и сопутствующие ей душевные метания никак не отреагировал. Может по пять раз на дню только тем и занимался, что выручал всяких балбесов из непростых жизненных ситуаций. Но, скорее всего, просто занят был непонятными делами с тушей поверженного чудовища.

Первым делом он ловко извлек стрелу, торчавшую из головы чудовища, поковырявшись серьёзного вида ножом вокруг древка. Затем, лезвием того же ножа начал поддевать снизу затылочный нарост, расширяя щель под ним.

— Ты зенки то не пяль попусту, коли собрался царапины свои заматывать, так заматывай. Счас я кусача выпотрошу и сразу двинем к остальным. У них там тоже одержимых хватает, не такие матерые, как энтот, но зато немало. Откуда их стокмо повылазило?! Никогда раньше в энтих краях они толпами не бродили… Можа край орды нас зацепил, кто знат?!

Я не стал спорить, бросил подглядывать за действиями лучника, сразу занявшись ранами. При этом переваривал полученную информацию. Получается, тварей типа этой тут одержимыми называют. По словам бородокосого, тварь эта не единственная. На поселок напала целая стая подобных существ и мне не повезло оказаться на пути у одной из них. Это объясняет и тот факт, что во время догонялок с кусачом, на улицах не единой живой души не встретилось. Наверняка основная часть одержимых напала в другом месте, куда и устремились побросавшие свои дела местные. Ещё по сказанному бородокосым можно сделать вывод, что происходящее хоть и выходит за рамки повседневной жизни местных, но лишь количеством нападающих тварей. А в общем эти самые одержимые здесь не являются чем-то необычным, вполне себе одинарные существа, пусть и опасные. Это что же за места такие, где плотоядные человекоподобные монстры считаются нормальным явлением?!

— Экая паскуда! — восклицание лучника прервало мои размышления.

Поначалу думал, что он порезался или ожившая тварь цапнула за руку. Но, подняв взгляд в сторону восклицавшего, увидел, как тот, присев на корточки возле трупа кусача, перебирает на ладони какие-то округлые предметы, вроде виноградин, при этом недовольно морщась.

Труп, кстати говоря, был уже не таким целым, как раньше. Бородокосый умудрился разворотить ему нарост на затылке, теперь на месте объемной выпуклости зияла неровная дыра. Внутри нее виднелись какие-то смахивающие на здоровенные дольки чеснока образования, тоже разрезанные и частично вывернутые наизнанку. Из разреза свисали обрывки оранжевых нитей то ли паутины, то ли похожей на нее субстанции.

Сложив два и два, можно было без труда понять откуда взялись виноградины в ладони бородокосого. Это у твари мозги такие?! Только на хрена они нужны бородачу, в качестве охотничьего трофея?! Собирают же охотники головы убитых животных, чтобы на стену вешать, хвалится успехами. Вот и здесь наверняка такой же ритуал, коллекционируют эту хрень из головы убитых тварей.

— Провозякались с кусачом, проканителились, а проку с него — крохи жалкие. — с этими словами лучник поднес ближе раскрытую ладонь, показывая трофеи, добытые из затылка твари.

Я даже толком смотреть не стал, так, кинул взгляд из вежливости. А самого мутило, и от вида распотрошенной головы кусача, валявшейся, словно пустая консервная банка. И от лежавших на голой ладони бородокосого внутренностей, пускай и выглядели они довольно опрятно, без кровавых ошметок и слизи. В следующий момент меня и впрямь чуть не стошнило. Лучник отсчитал половину из лежащего на ладони богатства и протянул мне.

— Ну, чегой застыл, бери, напополам, все честь по чести.

— Да мне не надо, обойдусь, забирай себе всё. — я постарался как можно вежливее отказаться от предложенного, на последних словах даже придумав убедительный довод в пользу отказа. — Ты же его свалил, значит и добыча твоя.

— Э, нет, у нас такото не положено! Вместе бились и добытое пополам, и не спорь, бери уже!

Пришлось взять, подставив открытую ладошку под сыплющиеся “сокровища”. Кстати, зря я проявлял излишнюю брезгливость, на ощупь виноградины оказались совсем не скользкие, даже не влажные не капли. Просто округлые зелёноватые “ягоды” и впрямь на виноград похожи, если бы не знал, откуда эти штуки были добыты, рискнул бы на вкус попробовать. Среди овальных зеленоватых трофеев оказались еще два гораздо меньшего размера и по цвету желтые, словно просушенный горох. Разглядывая лежащее на ладони богатство задался вопросом, показавшимся мне на тот момент очень своевременным.

— И что мне с этим делать? — спросил я, наблюдая как бородокосый ссыпает свою долю в висящий на поясе небольшой кожаный мешочек.

— Как што? Виноградины оставь на потом, на мену иль на живец пустишь. С горохом также, хошь на себя пусти, хошь купи чего-нибудь.

Еще раньше подозревал, что не все так чисто с этим их живчиком-живинкой, а теперь, услышав, что эти самые виноградины пускают на живец, сглотнул подкативший к горлу ком. Это что же выходит, добытое из тварей добро местные используют в приготовлении стимулирующего напитка, состав которого я пытался разгадать еще при первом употреблении. Вот, значит, какой секретный ингредиент добавляет живчику едва уловимый привкус грибов.

При воспоминании о привкусе напитка и стоящей перед глазами картинки развороченного затылка чудовища, желудок снова попытался извергнуть наружу не так давно принятую порцию живца. Так что пришлось снова бороться с рвотными позывами, это не укрылось от взгляда лучника.

— Ты чего это? — бородокосый удивлённо глядел на мое изменившееся лицо, явно не понимая причины столь странной реакции. А я, не без усилий поборов бунтующий желудок, решил все же уточнить правильность сделанных выводов.

— То есть, я правильно понимаю, в живец добавляют эти вот виноградины?

— Ты дурень чтоль? — бородач смотрел на меня тем же непонимающим взглядом, которым в некоторые моменты разговора глядела болтушка Настасья. Вновь задаю вопросы, не знать ответа на которые в этих краях, конечно, не является преступлением, но относятся к такому незнайке с явным подозрением. Ну а что поделать, если я и впрямь не понимаю, куда я попал и что вокруг происходит. Можно, конечно, продолжать делать серьёзные мины и задумчиво кивать в ситуациях, когда не понимаешь толком, что к чему. Но в свете последних событий, когда осознаешь, что без определённых знаний здесь можно попросту помереть, лучше наплевать на мнение окружающих. Пускай хоть дурнем зовут, хоть недоразвитым — плевать. Лучше выглядеть живым дурнем, чем окоченевшим трупом умника.

— Нет, навряд-ли. Просто ни хрена не понимаю, а может не помню просто, с памятью плохо. — не стал я кривить душой. Тем более, после совместного боя против кусача, почувствовал некое доверие к товарищу по оружию, хотя и роль моя в том бою была скорее пассивной.

— Так чегой ты кривлялся тогда, сходу б сказал так мол и так, из зеленых, только што в улей попал. А то вертишься, как уж на сковородке! — Бородокосый усмехнулся сквозь растительность, скрывающую хитрую ухмылку. Потом прикрыл глаза, подвигал челюстью, словно пытаясь что-то припомнить — Погодь-ка, Тайка ж про тебя сказывала, што ты вродь как и впрямь беспамятный. Пустой какой-то, во как!

Да уж, информационное оповещение у местных налажено как следует. Всего лишь со вторым из них веду диалог и оба наизусть знают историю моего появления в посёлке, и подробное описание диагноза, поставленного знахаркой. Вот она, изолированность от цивилизации, отсутствие телевидения и интернета, во всей красе. В современном мире живущие на одной лестничной клетке соседи порой имени друг друга не знают и совершенно не переживают по этому поводу. А здесь любое мало-мальски значимое событие тут же становится общеизвестно всем без исключения.

Выходит, от развития цивилизации и технологий мы не только приобрели, но и потеряли немало. Причём потеряли что-то такое, не настолько важное как мобильная связь, микроволновая печь или литиевый аккумулятор, но часто очень необходимое, без чего жизнь настолько социального существа, как человек, становится неполноценной. Теплота семейных отношений, радость общения с близкими — все это не пустые слова. Одинокий человек подобен дереву в чистом поле, оно красиво и свободно, его раскидистой кроне не мешают расти вездесущие ветки соседей, как это бывает в густом лесу, не приходится ему делить с соседскими деревьями влагу и солнечный свет. Растет оно себе на просторе, в достатке и благолепии. Но рано или поздно случается буря и некому прикрыть несчастного одиночку от шквального ветра и бьющих с неба молний. Так и человек, без поддержки близких слаб и уязвим перед окружающим миром.

— Пустой… Хм… — слова бородокосого вырвали меня из мысленных дебрей, в которые забрел, задумавшись об оперативности местного оповещения. Ага, начал про болтливость аборигенов, а закончил какими-то древесными аллегориями. Ничего себе меня на философию потянуло!

— Ты у нас, получатся, без имени счас. — продолжал свои рассуждения лучник, — А без имени в улье нельзя, примета плохая! Кто сюда поначалу попадат, первый год старое имя носит. За то время улей приглядыват за пришлым, слабинку ищет, да испытыват. Коли не по нраву улью новичок приходица, то поглотит его улей. Но, после года, коли не поддался, пришлый роднится с ульем, крестица и имя второе берёт. Не сам берёт, раньшее крестного себе находит, тот и перекрещиват на новый лад. Улей для пришлого родным становица и для улья тот свой теперича.

— А что за улей то? — бородокосый сделал паузу, во время которой я смог ввернуть свой вопрос.

— Улей? Так вот он родненький! — лучник заулыбался бородой, разводя руки в стороны. — Вот он, вокруг нас и под нами — все это улей, да и внутре нас тож улья дыханье.

— Ты имеешь в виду, что улей — это другой мир, параллельная реальность?!

— Какая рияльность знать не могу, паранельна, не паранельна. Но мир другой эт точно, другее не придумашь. Ешо и меняеца чуть не кажну седьмицу, то бишь хде седьмицу, а хде поболе — месяц, аль год. По-разному в обчем. Все потому што из сот состоит, наподобье как у пчел в улике. В кажной соте свое время и мир свой, немного иньший, чем другие. В обчем эт все не расскажешь так сходу, тута времени прорва уйдёт. А у нас со временем туго, и так порядком затянули котовасию энту. Счас покрещу тебя по-быстрому и к нашим махнём. Оно конешно негоже к сурьезному делу скоряком да по дурному подходить. Но у нас с тобою выхода иного нету, без имени в улье никак нельзя, потому крестины надобно счас справить.

— Что от меня требуется? — крестины так крестины, после всего происшедшего я готов был хоть самого черта папой называть. Так что против кандидатуры бородокосого в качестве крестного не имел ничего против.

— Да ничаво не требуеца, просто имя тебе выберем, согласье свое дашь и всего делов. Конешно, после энтого следовает хорошенько отметить крестины. Но с энтим погодим пока, энто завсегда успеем. Как одержимых угомоним, там и поднимем полны чаши за здравие крестника моёго. В обчем так, с именем и гадать нечего — Пустым тебя наречем, и вся недолга! Как сам, не против?

— Да нет, хотя это не имя получается, а прозвище. Но я согласен, пусть будет Пустой.

— Вот и ладненько, вот и славно! А насчёт имени не сумлевайся, оно у тебя со смыслом будет. Я хоть и не знахарь, а на просвет могу тож развидеть кой чего. Не по-знахарски, а по-своёму. Есть у меня дар, на знахарский походит, но другой он, непонятный. Я его первее остальных даров получил, когда ещё совсем зелёный был, токмо в улей попал. И вот в тебе я такоже как знахарка, развидеть особливо ничаво не можу, но чтой то промелькиват в тебе такое… хм… сурьезное. Чую я, што никакой ты не пустой, а очень полный, с лишком даже! — бородокосый стянул с пояса бурдючок, глотнул сам и протянул его мне. — Давай, за твоё новое имя, крестничек!

— За имя! — подхватил я, отхлебывая живец, стараясь не обращать внимание на ставший неприятным привкус. Пить вино с добавлением потрохов одержимого совсем не хотелось, но момент был важный, и отказываться было никак нельзя.

— В обчем, Пустой ты теперича, а меня Прохор зовут, то бишь звали раньшее, до улья. Хотя и счас многие такото называют, особливо детишки. А счас я просто Борода. Опосля года в улье крестный такото нарек. Был он зелёный совсем, то бишь по годам гораздо младшее меня, в нашем мире вполне б за внучка маво сошел. Но тут улей, в нем года прошлые в счет не идут, туточки все по иншему. Вродь и смерти от старости нету, хотя, как такое проверить, если мрут людишки, как мухи. Кто в зубах одержимых кончину находит, кто от меча вострого да от стрелы каленой. Потому как не токмо тварей надобно опасаца, но и сброда всякого. Есть тут люди, даже хужее одержимых которые. Твари, оне нашего брата валят потому што от природы такие, еда мы для них и вся недолга. А вот людишки лихие, у них иншее все, нету у них ничаго святого, за жменю виноградин готовы родную матушку каленым железом пытать. В обчем про сволочей энтих тоже долгая исторья, а нам идтить пора уж.

Бородокосый наклонился, шаря руками на поясе, завозился с узелками. После чего снял с пояса средних размеров меч вместе с ножнами и подал мне.

— Держи вот.

— Это зачем? В смысле за какие заслуги? — спросил я, принимая спрятанный в инкрустированные металлом ножны клинок, оказавшийся довольно увесистым. Наверняка не меньше двух-трех килограммов в нем оказалось.

— За такие! Крестнику положено в дар чегой то подносить, вот я и подношу. Бери уж, а то передумаю! — на мой взгляд, лучнику и впрямь не добавляло особой радости расставание с оружием. Да и не мудрено, даже меня, не являющегося фанатом средневековых железяк, впечатлил вид меча. Все детали были аккуратно подогнаны, в каждой мелочи виделся кропотливый труд, вложенный в работу над оружием. Ощущая в руках приятную тяжесть, чувствуя подушечками пальцев шероховатую поверхность кожаных ножен, я даже немного жалел, что не интересовался подобными штуками раньше.

— А ты как же? — спохватился я, оглядывая широкий пояс бородокосого, без снятого меча показавшийся опустевшим, словно лишившимся какой-то важной детали.

— За меня не волнуйся, чегой думашь, последний мечишко у меня?! — с немного неестественным безразличием махнул рукой лучник.

— Ну а сейчас? Если сейчас еще какой-нибудь кусач нападет? — не унимался я.

— Ну и пущай нападат. Этого мы тобою свалили, значь и с прочими управимся. Ты отвлекашь, я валю, делов то!

— А если их двое будет?

— Да што ты пристал как банный лист, если бы да кабы. Я лучник, мне главно штоб тетива не лопнула, да стрелы не скончались, А на крайний случай у меня для ближнего бою тесак есть, да и из потайного дар имееца, не пропаду. — пока шел разговор бородокосый занялся насущными делами. Вернулся к туше чудовища и вновь взялся за нож, вытаскивая засевшие в ней стрелы. Меня он отправил осмотреться вокруг, поискать снаряды, не пробившие шкуру твари.

Я не стал спорить, доверяя ему целиком и полностью право командовать. Для начала обошёл вокруг воротины с мертвым кусачом, надясь и здесь обнаружить что-нибудь из боезапаса лучника.

— Да чегой ты здеся крутися то?! Я ж тута один раз токмо стрельнул. Туды топай, туды!

Пришлось идти в ту сторону, куда так упорно посылал меня занятый тушей бородокосый, а именно к проходу, в котором не так давно бесновался застрявший кусач. Ну да, мог бы и сам догадаться в первую очередь осмотреться здесь.

Дойдя до притулившейся у начала прохода сараюшки, покрутился немного, собирая уцелевшие стрелы. Было их не особо много, большая часть оказалась с переломанными или расщепленными пополам древками, такие подбирать не стал, разумно полагая о их бесполезности. Только собрал в пучок собранный боезапас, собираясь идти обратно, как услышал новый окрик. Да что ему опять не так?!

— Эгей, ты все сбирай, не токмо цельные! — в голосе бородокосого присутствовали явные нотки крайней обеспокоенности. Да уж, видать у ярых лучников серьёзное отношение ко всему, что касается лука и “окололуковых” тем. Хотя, чему удивляться, если твоя жизнь может зависеть от такой вот неказистой деревяшки с наконечником и хвостовиком стабилизатора, поневоле начнешь с особой внимательностью следить за исправностью лука и количестве стрел в колчане.

— Все сбирай, мои стрелы — работа штучная, сам древки отобираю, сам наконечники и “хвосты” прилаживаю, все сам! — пока я занимался сбором обломков, бородокосый умудрился управиться со своей задачей и подошел ко мне, уставился выжидающе, поглаживая бороду. — Энто токмо с виду оне все одинаковы, а коли станешь с луком дружить, сам поймёшь, што кажная стрела по-своёму летит. Коли хотишь чтобы летели они все одинаково, то и стрелы должно подобрать одна к одной, чтоб были все на один лик, как близняшки.

— Да собрал уже, — ответил я, подбирая последнее сломанное древко и вручая собранное лучнику. Тот подхватил пучок обломков, замотал в кусок ткани, сноровисто перетянул кожаным ремешком, им же привязал получившийся сверток к колчану. Уцелевшие стрелы придирчиво оглядывал, две забраковал, остальные сунул в колчан с заметно уменьшившимся боезапасом.

— Ну все крестничек, кончай рассусоливать, айда дальше! Токмо меч к поясу приладь, негоже его с ножнами в руках таскать. — пришлось еще и с завязками возиться, привязывая немаленькой длины клинок к поясу.

Помимо размеров оружие отличалось ещё и весом, примерно пара килограммов, но на поясе чувствовалось довольно ощутимо. Когда двинулись с новообретенным крестным через проход к выходу на улицу, меч неприятным грузом начал давить на пояс, да и по бедру хлопал неприятно — словно увесистая арматурина на поясе висит. Я передвигал ножны с клинком в одну и в другую сторону, пытался придерживать его рукой, даже походку менял, удобнее не стало.

— Чегой ты там вошкаеся?! — мои телодвижения не укрылись от внимания бородокосого.

— Да меч мешается, непривычно мне с ним.

— Чегой непривычно то?! Меч он меч и есть. Мож ты и браца за него не знашь с какой стороны? — усмехнулся в бороду лучник.

— Да как-то не приходилось.

— А чегой приходилося то, коли меча не знашь? У нас в деревне ребятишки младые токмо от титьки мамкиной отходют, сразу за меч, иль за копье беруца. Даж бабы не токмо по дому хлопочут, но и с луком, рогатиной, аль судлицей не хужее, чем с пряжею упавляюца. Тута улей, без воинского уменья никак нельзя. Ты то с каким оружьем дружишь?

— С холодным клинковым или древковым совсем не знаком, также и стрелковым, типа луков и арбалетов не пользовался никогда. Да и редко кто в наше время подобным интересуется, только любители старинного оружия, медиевисты всякие. Я к ним не отношусь, да и знакомых нет, чтобы древними железками занимались.

— Эт что ж выходит, ты вообще с воинскими делами не знаеся? За все года свои ни разу в сраженьи не был? — бородокосый даже остановился, вперив в меня взгляд, полный недоумения.

— Насчёт сражений не вспомню, память по этому поводу молчит. Но про подобное оружие точно могу сказать, что не умею с ним обращаться. Может быть с огнестрельным знаком, точно не скажу, подержать бы в руках, опробовать на мишенях навык, но у вас, как понимаю, даже обычной двустволки не найдётся?! — после моих слов недоумение в глазах крестного сменилось непониманием, смешанным с недоверием.

— Ты откель такой странный выискался?! С честным оружьем не знаесся, про улей слыхом не слыхивал, хотя знахарка наша признала, што в улье ты совсееееем не новичок. Оружье ахнисрельно какойе-то захотел, откель ево достать то?! Што за оружье иль выдумки какие? — в голосе бородокосого явственно проявились нотки подозрения, он придвинулся ко мне ближе, вглядываясь прямо в лицо. Но свойское дружелюбие, дотоле присутствовавшее во взгляде вмиг сменилось настороженным прищуром.

Да уж, перемена в настроении моментальная, вроде только более-менее наладил контакт и на тебе — доверие потеряно. Все испортили несколько необдуманных фраз. Хотя, по идее, что тут обдумывать, ведь выбрал позицию доверительную, позицию откровенного и открытого диалога — все по-честному, без утайки. Но хотя поначалу она работала как надо и влияла самым положительным образом на взаимопонимание, сейчас получилось ровным счетом наоборот. Непонятно, что именно не понравилось крестному, то ли слова о незнакомом ему оружии, то ли открывшийся факт полного отсутствия опыта владения средневековыми средствами нанесения тяжелых увечий у новообретенного крестника?! Какой толк гадать, надо срочно исправлять ситуацию, чтобы вернуть расположение такого полезного, если учитывать особенности местных реалий, союзника. Наверное, все же лучше и дальше продолжать на память ссылаться, точнее на ее отсутствие. Тем более оно так и есть на самом деле, просто в будущем стараться более аккуратно вести разговоры.

— Да откуда мне знать, дядь Прохор?! — сам не понял, откуда вылезло это странноватое, в данных обстоятельствах, полуродственное обращение, но пускай будет, может такая нелепость немного сгладит объяснение. Тем более для бородокосого это обращение не будет нелепостью. Ведь это его первое имя, а значит, более привычное, вызывающее доверие к обращающемуся подобным образом индивидууму. Блин, теперь каждое слово придется тщательно обдумывать и взвешивать.

— Говорю же, не помню толком ничего. Может и есть у меня какие умения воинские, только позабыл все, наверное. Я ведь не имени своего не помню, ни родных ни друзей, никого. Была ли у меня семья, жена, дети?! А если были, то где они сейчас? Что с ними случилось, живы ли? — хотел немного на жалость подавить, но получилось так, что в груди и впрямь защемило от какой-то непонятной тоски. Кулаки сжались, дыхание участилось, заскрипел зубами, в глазах на мгновение потемнело — да что со мной такое?!

— Ты вот говоришь, что не пустой я внутри, а наоборот полный какой-то. Что имя новое у меня со смыслом, а сам я не чувствую ничего такого… Я себя именно пустым и чувствую! У меня внутри нет ни хрена, ни имени, ни родных, ни родины, ни флага! Я пустой, как та тварь, из которой ты виноградины эти вытащил! Вот так и у меня память и всю жизнь мою вытащили! Оставили кусок мяса бездушный, чтоб ручками-ножками шевелил, да сдохнуть боялся! А какой смысл существовать куском мяса!?! Ведь без прошлого и будущего нет! Так на хрена мне такая жизнь вообще нужна?!

Под конец эмоциональной тирады я почти кричал. Остановил поток слов бородокосый, просто взяв за плечи и несильно встряхнув. Грубоватый жест подействовал неожиданно отрезвляюще и успокаивающе.

— Все уж, все, хорош! Вижу я, што ты свой, без гнили! Чудной прост, непонятный, но дурного нет у тебя за душой. А што чудной, не страшно, юродивые — оне смирные, безобидные. Хотя ты и не юродивый вродь, иль наполовину юродивый… В опчем, не серчай, я ж не со зла на тебя подумал недоброе, неясный ты какой-то, и знахарка тебя не развидела. — бородокосый отпустил плечи, напоследок добродушно, по-отечески потрепал по голове.

— Ну все, крестничек, потопали уж. Нашим помочь не помешат, к тому ж я с луком ловчее прочих. Да и ты на что-нито сгодисся, в строю с пикою постоять, да на стене подмочь, много уменья не надо. А опосля я тебя сам натаскивать в воинской науке стану, ты у меня враз все, чему обучен, вспомнишь! — лучник хитро подмигнул глазом, улыбнулся сквозь бороду и шагнул дальше, призывно махнув рукой напоследок. Мне не оставалось ничего другого, как двинуться за ним. Недопонимания были улажены, намечающийся конфликт не состоялся.

Учитель и ученик вместе следовали по пути, отведенным судьбой. Впереди их ждала неизвестность, до краев наполненная непростыми испытаниями, яркими событиями, удивительными приключениями. Но теперь каждый из них не был одинок, а вместе, как известно, любое испытание по плечу, каждое событие ярче и насыщеннее. Да и приключения, при взаимной поддержке и объединённых усилиях становятся интереснее и нет в них преград, что были бы не под силу нашим героям.

Да уж, прямо сказка какая-то — огонь, вода и медные трубы. Только в сказках обязательно есть конец, и он непременно счастливый. А тут жизнь, которая закончится лишь после смерти, да и то неясно, что там, после смерти этой, может продолжение какое-то, только вряд ли приятное.