Пустая шкатулка и нулевая Мария. Книга 1

То, что выражение «любовь меняет мир» не просто красивые слова, я поняла еще в шестнадцать.

Человеческая жизнь состоит из повторов: одно и то же, одно и то же, снова и снова. Интересно, она не кажется вам слишком длинной? Я много раз думала, что можно уже и умереть. Так много, что для подсчета не хватит пальцев на руках и ногах.

Мне было скучно, очень скучно.

Но виду я не подавала и не унывала вроде бы, ведь если показать людям истинное лицо, ничем хорошим это не кончится. Поэтому я решила дружить со всеми сразу и ни с кем конкретно — это несложно. Если запомнить, кому что нравится и не нравится, кто что умеет и не очень, то со всеми можно найти общий язык.

Поэтому я довольно часто притягивала к себе людей.

«Ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?» — говорили они.

Ну да. Спасибо, что вас так легко обмануть, правда спасибо. А еще спасибо за то, что так и не узнали обратную сторону моей личности. Именно вы заставили меня отбросить всякое дружелюбие.

Пожалуй, я знаю, когда заскучала.

Ведь все люди так повернуты на себе.

Как-то раз я дала одному пареньку свою электронку, а потом просто старалась отвечать ему почаще, а он возьми да и признайся мне. Как-то раз я общалась с парнем, который не ладил с девушками (я не выделяла его среди остальных), а он возьми да и признайся мне, поскольку перепутал простое общение с отношениями. Как-то раз я пошла со знакомым в кино, потому что не смогла от него отвязаться, а он возьми да и признайся мне. Несколько раз я возвращалась с другим таким домой, ведь нам было по пути, а он возьми да и признайся мне…

Притом каждый остался уверен, что это я предала их. Они проклинали меня, говорили гадости, пытались кольнуть побольнее. Вместе с ними старались и девчонки, которым те страдальцы нравились. Они специально досаждали мне. Вот так я получала удар за ударом, пока не покрылась шрамами до такой степени, что уже не замечала новых.

Всего-то и надо, что общаться со всеми, не обязательно всегда. Всего-то и надо, что улавливать чужое настроение, поддерживать бессмысленные разговоры и никому не показывать, что у тебя внутри. Чтобы не получать ран, я нарастила панцирь.

Тогда-то я и заскучала.

За маской никто не видел моего настоящего лица.

«Ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?» — говорили они.

Точно, я достигла желаемого.

Но еще мне захотелось, чтобы они все исчезли.

Как-то раз после уроков я, улыбаясь, весело трепалась о чем-то с теми, кто прикидывался моими друзьями. И вдруг… без какой-либо причины… оно обрушилось на меня. Все происходящее обрело форму одного-единственного слова.

«Одиночество».

Точно, я была одна.

Одна. Я была одна. Меня окружали люди, но я была одна. Приятное чувство, хотя и немного странное. И слово «одиночество» подходит к нему, как никакое другое.

Вот только это чувство сразу же показало мне зубы: я ощутила, какую оно несет с собой боль.

Я не могла дышать, не могла, не могла, не могла… а когда наконец вздохнула, воздух уколол легкие невидимыми иглами. Он как будто ощетинился и пытался меня разодрать, разорвать. Перед глазами потемнело… что это? Смерть? Но довольно быстро зрение ко мне вернулось, значит я все еще жива. Что делать? Не знаю, не знаю! Помогите! На помощь!

«Что случилось? — спросил кто-то. Наверное, заметил, как я переменилась в лице. — Ты так улыбаешься… Тебя что-то обрадовало?»

А?

Я улыбаюсь?..

Не понимаю.

Я дотронулась до щек. Да, так и есть — уголки рта приподняты.

«И правда, ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?»

— О, ну точно, — рассмеялась я в ответ, сама не поняла почему.

В ту самую секунду для меня все поблекло. И люди вокруг тоже. Они исчезали — один за другим, — становились невидимками, пока я совсем не перестала их различать. Но их голоса не умолкали. Они так и лезли ко мне с какой-то ерундой, но слов я не могла разобрать. Но все-таки им отвечала, не знаю почему.

Класс внезапно опустел, я осталась одна.

Это из-за меня, точно из-за меня.

Я их удалила.

— Ладно, у меня еще дела, пока! улыбнулась я на прощание, хотя никого больше не видела.

Взяв сумку, я встала и ушла.

Ну точно, я вполне могла вот так вот, ни к кому конкретно не обращаясь, «подружиться» сразу со всеми. С таким же успехом можно со стеной говорить.

И все же что это?

— Эй, ты в порядке?

Кто-то окликнул меня у школьных ворот, хотя к тому моменту я больше никого не видела. Но стоило мне выйти за ворота, как все невидимки снова показались.

Я обернулась и наткнулась на запыхавшегося одноклассника, — похоже, он бежал за мной. Это был Кадзуки Хосино, я не особенно с ним общалась, да и он сам ничем таким не выделялся. В общем, я знала его только по имени.

— В порядке, спрашиваешь? — повторила я, как вдруг меня охватило какое-то новое чувство… Надежда.

Он не спросил бы, если б не заметил, что со мной что-то не так. Наверное, он как-то почувствовал перемену во мне, хотя даже мои самые близкие приятели никогда ничего не замечали.

— Ну… ты словно «выпала», то есть мне так показалось… Не скажу точно… но ты как будто выпала из жизни, да?.. — с трудом договорил он и сразу ошибся. — Хотя, может, я все не так понял. Прости, несу какую-то чушь.

Ему стало неловко, и он засобирался уйти.

— Погоди… — остановила я Хосино, он чуть склонил голову набок и теперь смотрел на меня.

— Эм, ну…

Ну хорошо, остановить остановила, а дальше-то что?

Но ведь… он почему-то сказал, что я словно «выпала», хотя я улыбалась, даже несмотря на то, что весь класс на моих глазах просто исчез.

— Я всегда кажусь… веселой?

Если он ответит как все, значит абсолютно такой же. Но я надеялась. Надеялась, что он скажет «нет». Надеялась, что поймет меня.

— Да, кажешься, — наконец ответил он.

Стоило Хосино произнести эти слова, как все мои надежды рухнули. Мне резко стало наплевать, кто он такой. Более того, он стал мне неприятен, даже ненавистен. Я и сама удивилась такой резкой перемене. Видимо, слишком надеялась на другой ответ.

Но тут Хосино добавил:

— Ведь ты так сильно стараешься.

И вся моя ненависть просто испарилась. Я еще не успела обдумать его слова, как в груди стало горячо-горячо.

Да, стараюсь. Стараюсь казаться веселой.

Точно. Этот ответ даже вернее, чем просто «нет».

Вот так я… влюбилась.

Ну конечно, я знаю, что это лишь удобное предположение. Знаю, это его «сильно стараешься» совсем не значит, будто бы он меня понял, но выбросить из головы его слова я так и не смогла.

Сначала я думала, что мои чувства временны, но все оказалось иначе: они росли, накатывали, словно лавина, опутывали сетью сердце и не желали исчезать. Я понимала: если так пойдет и дальше, однажды Хосино станет для меня всем. Удивительно, но меня это не очень-то беспокоило.

Потому что Кадзуки Хосино вытащил меня из пустого класса, прогнал скуку.

Если он исчезнет, если у меня в сердце снова разверзнется пустота, то все вернется на круги своя.

Я опять окажусь в пустом классе.

Как быстро переменился мир: скука оказалась выдумкой, чувства взыграли с новой силой. Было радостно здороваться с Хосино, но все, что мне удавалось произнести, — короткое «привет», и от этого было грустно. Мне нравилось с ним общаться, но я печалилась оттого, что наши разговоры выходили такими короткими. С моим сердцем приключилась какая-то беда: мне все время было сложно, но так хорошо!

Точно! Мы все равно будем вместе!

А для начала попробуем звать друг друга по имени.

— Загадаешь желание? — спросил меня то ли женский, то ли мужской голос.

Его обладатель был повсюду и нигде, казался похожим на всех и ни на кого в частности.

Желание?

Конечно, я уже давно все решила.

— Вот шкатулка, она исполнит любое желание.

Я взяла ее, и мои руки обагрились кровью.

Тогда я поняла, что его слова — правда. Поэтому я ни за что не отпущу шкатулку.

Ведь так любой бы поступил, да? Никто бы не отдал ее обратно.

Так что я желаю…

Знаю, это невозможно, но желаю…

— Никогда ни о чем не сожалеть.