Пшеничная вдова

Глава 17. Верность и честь

До ближайшего феода ехали две луны.

Оставлять карету – затея безрассудная, но король хотел проучить самоуверенную королеву. Ее бы пригнали потом, как только они остановятся в ближайшем замке. К удивлению короля, Исбэль прекрасно держалась на коне и оказалась весьма вынослива. Почти сутки она провела в седле, на рассвете встала вовремя и умоталась только к обеду следующего дня.

– И как же вы собираетесь отдыхать? – не без интереса спросил Реборн, привыкший к большим нагрузкам. Им нужно было успеть до вечера – намечался сильный ливень, – Нет времени разбивать лагерь. Если дорогу разнесет, задержимся мы тут надолго.

– Не беспокойтесь, мне накидают матрасов на мешки, – простодушно ответила Исбэль и у Реборна взлетели вверх брови, – Представляете, я просто прекрасно высыпаюсь на пшенице. На ней совсем не чувствуется ни ухабов, ни тряски.

Оказывается, Исбэль не шутила. На пшеницу действительно накидали матрасов, взбиралась на пуховую гору она с привычным спокойствием. Как только теплое солнце проглотили голодные грозовые тучи, ее тут же сморило. Привычное течение вещей заняло свое законное место и Исбэль продрыхла до вечера. Когда подъезжали к замку лорда Лоухерта, Реборн проник в телегу и насилу разбудил жену. Та обвисла в его руках, словно податливая тряпочка и никак не хотела разлеплять век. Реборн вспомнил, что в детстве они будили охотничьих хорьков, прижав им хвост, но хвоста у королевы он нигде не нашел, поэтому ограничился легкими пощечинами. К этому времени погода совсем испортилась.

Распахнулись тяжелые кованые ворота, ведущие во внутренний двор замка. Плотная рама, прочные трубчатые петли, перегородки в виде ползучего плюща, тяжелые замки в виде ощерившейся львиной головы – хорошая работа. Блэквудская сталь. Верный лорд, не гнушающийся вражеским железом, усмехнулся Реборн.

Ладные ворота скрывали сравнительно небольшой двор. Гонец их встретил еще на подходе – тем лорд Лоухерт проявил лояльность, или хотел выторговать себе каплю благосклонности.

«Торговля у них у всех в крови».

С неба хлестал дождь. В воздухе пропал запах весны. Стало промозгло и холодно, как поздней осенью, перед самым наступлением ранней зимы. Пасмурное небо замерзло, затвердело и раскололось, начав плакать ледяными слезами. Кони волновались и ржали, недовольные ледяным кнутам, бившим по разгоряченной после дороги коже. Лед… он звенел даже о сталь лат.

Он стоял прямо под открытым небом. Сгорбленную пожилую плоть покрывал плотный плащ с шелковой вышивкой и меховой горностаевой оторочкой. Сморщенные пальцы сжимали набалдашник в виде львиной головы – лорд Лоухерд был уже немолод и сильно хромал, поэтому опирался на трость. Студеная влага стекала по белым, словно морская соль, волосам – еще недавно седина его дружила с каштановыми остатками молодости, но с началом войны старость приходила к нему каждую ночь. Война, смерть, старость – три сестры, сменяющие друг друга в безумной пляске, и горе тем, когда они танцуют все вместе.

Лорд Лоухерд стоял стойко. Дождь хлестал по нему беспощадно, смочив и нежный горностаевый мех, и его лучший плащ, но старик не двинулся с места, до конца ожидая, когда к нему подойдет король и только потом отмер. Поклонился настолько, насколько это было возможно с больной ногой. Его сморщенное старческое лицо потеряло все черты, по которым можно было сказать, красив он или уродлив был когда-то, выделялся только широкий, с огромными ноздрями нос, делавший усталое лицо похожим на морду льва, вот только грива его уже давно вышла клочьями.

– Рад приветствовать вас, Ваше Величество, – ровно встретил Реборна лорд Иглас Лоухерт, – Двери моего дома отныне открыты для вас всегда… Королева Исбэль… Ох… как ты похорошела… девочка моя… Прошу меня простить за бесцеремонность, ваша светлость, простите, величество… человек я простой… Пройдемте внутрь, я всегда говорил, что весне плевать на чины, она та еще бесстыжая девка.

Реборн стоял, не обращая внимания на непогоду и, словно хищник, буравил взглядом старика. Лорд тоже не двинулся с места, только слабо, будто извиняясь, улыбнулся, когда к нему подошла Исбэль и легонько обняла его за плечи. Иглас выгнал во двор, наверное, добрую половину своих слуг – больше дюжины стояли, положив руки на вымокшие передники и с опаской поглядывали на армию, набившуюся в каменные стены замка. За спиной лорда, прямо под навесом у узкой входной двери стояла молоденькая девица, сияющая белозубой улыбкой и от нетерпения переминающаяся с ноги на ногу. Ее золотые кудряшки подскакивали вверх-вниз, и она смотрела на Исбэль так, будто ей привезли погостить любимую куклу. Взгляд Исбэль, полный мольбы, прервал холодную сосредоточенность Реборна. Ее черный плащ уже не спасал от дождя и совсем промок. Зря лорд так клеймит весну – эту бесстыжую девку – сегодня она встала на его сторону. Король дал знак рукой, чтобы слуги начали разгружать вещи, а конные спешились. С этого момента все вокруг ожило. Раздался истошный, полный восторга визг – златокудрая девица кинулась к Исбэль, повиснув на ее шее. На удивление, королева оказалась настолько же легкомысленна, полился поток слов, в который Реборн предпочел не вникать.

Два грузных парня в высоких, почти по колено, сапогах подхватили лорда Лоухерта под руки и почти потащили его по ступенькам. Реборну поклонился кастелян, такой же лысый и старый, как и хозяин, вежливо пригласив пройти за ним. Мимо пробежали две курицы. Король вошел в дверь первым, за ним – все остальные.

Телеги отправились в ангары – война вычистила много строений до печальной пустоты, коней отвели в конюшни, рыцарей с их оруженосцами поселили в южном крыле замка, остальных воинов в оставшихся пустовать ангарах. Многочисленные слуги нашли свое пристанище кто где смог, но большинство из них находили поутру возле печей.

Осада под маской благоденствия – лорд Лоухерт молил Богов, чтобы новый король пришел с миром, а не по его душу. Поэтому еще накануне оттянул немало вихров, чтобы слуги были порасторопней, а повара сготовили лучшую похлебку для его армии. Малая армия – иначе и нельзя было назвать, глупо было полагать, что король поедет по новым землям плохо вооруженным. Не все лорды открыли для него свои ворота, неспроста он едет к тем, кто выступал на стороне короля Дорвуда. А действительно ли он везет пшеницу?

По пустым венам замка потекла жизнь. Зажглись печи и камины, королевские повара смешались с местными, конюхи натирали лошадей, солдаты вычесывали вшей, прислуга тут же развязала свои языки – служанки прибыли с Шахматного замка, Исбэль всегда брала с собой одних и тех же и все уже друг друга знали, по двору кто-то бегал с топором за курицами.

Реборн вытянул голые пятки к огню. Хорошо… Им выделили лучшую комнату в замке – огромная кровать под палантином, небольшой, но добротный камин из гальцевых камней, лучших камней побережья – они брали много тепла и отдавали его мягко, долго, можно сказать, нежно. Комната быстро прогрелась и свет из высокого окна, все еще наполненный холодностью льда, вдруг обрел уютную бархатность. Исбэль сидела за туалетным столиком и пыталась пригладить огонь мокрых волос. Никогда еще Реборн не видел ее такой возбужденной.

– …всегда заплетает волосы… Алисия любит незабудки… старшая внучка… все лето бегали за зайцами, а однажды наткнулись на осиное гнездо… – Реборн слушал через раз. В последнее время он стал замечать, что Исбэль совсем его не боится, будто запамятовала, что произошло еще совсем недавно, а, может быть, делала это сознательно. Страх забирает волю, нет в этом никакой пользы, кажется, так она однажды сказала? Но это было сказано в хмельном дурмане… – …хотели отдать за лорда Антрантеса, но… Алисия обещала сплести мне прическу до вечера, не хочу, чтобы это делали служанки… – Реборн боролся с дремой, но держался воинственно, – Можно… ну пожалуйста… можно?

– Можно, – ответил ей Реборн, наверное, после десятого повтора одного и того же вопроса. «И даже нужно», – хотелось побыть одному.

В проеме двери Исбэль оказалась на удивление быстро.

– Погоди-ка, – остановил ее Реборн, – сколько всего у Лоухерта внуков?

– Двое… Старший, Дамиан, ему весен десять и младшенький, Эсклой, ему недавно исполнилось шесть, – ответила Исбэль, замерев у выцветшей древесины, – и три внучки, Алисия, Карла и Далина, – это Реборну было не интересно, – А сын всего один, он…

– Я знаю, сколько у него сыновей, – перебил ее Реборн, – Встречал его как-то на подступах к Глаэкору. Смелый рыцарь, но глупый. Они все глупые.

– Мой король… – опасливо обратилась Исбэль, с самого начала она пряталась от тревоги так же, как пряталась от собственного страха, – Мы же приехали ради пшеницы, правда?

– Зависит от того, как он будет себя вести.

Он слышал, как тихо закрылась дверь. Ноги утопали в серебряной шерсти лунной рыси, треск поленьев одевал шапку сна. Широко раскинув руки по краю спинки небольшого диванчика, стоявшего около камина, Реборн откинул голову и прикрыл глаза. Надо было кое-что обсудить с Юстасом. Он не слышал, чтобы Брендан Лоухерт доблестно почил, а, значит, мог скрываться где-то в замке. Отец не выглядел убитым горем и ни разу не упомянул о сыне. Встречать короля так же не вышел ни один внук мужеского пола, только внучки и жена Брендана, уже практически на сносях.

– Прошу меня простить, ваша светлость, погода преподносит плохие подарки. Детвора моя совсем нежная, что вылупившиеся цыплятки, кое-кто из ребятни захворал. Такая беда… – оправдывался лорд, как только они вошли в замок.

«Кое-кто…», – Реборн усмехнулся. Ему был понятен страх Лоухерта, лорд хоть и стар, но еще не выжал из ума. Но Брендан… Это был действительно смелый рыцарь и не стал бы прятаться за спинами стариков и женщин. Если только…

– Если только не тяжело ранен и не в силах подняться с кровати, – вслух сказал Реборн прямо перед тем, как окончательно поддаться сладкой дреме.

На поздний ужин подавали петуха с черносливом, двух куриц, запеченных прямо в поросенке с терпкими травами, салаты из редиса с зернами золотистой горчицы, чечевичный суп на пастернаково-костяном отваре и свежий хлеб, обжигающий руки – одни лепешки были щедро посыпаны семенами подсолнечника и льна, другие сочились сладким медом. Если встать прямо у камина, в нос врезался терпкий запах козьего сыра.

– Девочки сдружились сразу, – неспешно рассказывал Иглас Лоухерт, сопровождая Реборна и его свиту в столовую, – Не понимаю, как у них это получается… Алисия даже сопровождала ее величество в походе пару весен назад, но больно уж она нежный цветочек. Не приспособлена ко сну на соломе да походной пище. Королева Исбэль гостила у нас раза два в год, иногда чаще…

«Старайся, старик, но решать все равно буду я».

– Надеюсь, они наговорятся, и у королевы к ночи иссякнут все слова, – с надеждой ответил Реборн. Где-то там, в главном зале, слышался сдержанный смех и какие-то тихие перешептывания, – Не представляю, о чем можно болтать несколько часов без умолку.

– О, Ваше Величество… если женщины нашли слова друг для друга, то у них найдутся слова и для всех остальных.

Когда мужчины вошли в главный зал, разговоры тут же оборвались, будто упали в колодец и потонули в толще черной воды, спины выпрямились, руки легли на талии, но Реборн впервые увидел улыбку Исбэль. Алисия поприветствовала короля, встав рядом с дедушкой и опустилась в книксене так низко, что могла достать коленками пол, и склонила голову. То же самое проделало и многочисленное девичье потомство лорда Лоухерта.

– Моя королева… – Иглас Лоухерт улыбнулся Исбэль, заметив в ее волосах голубизну заколок, и посмотрел в малахитовые глаза с теплотой и надеждой, – Скоро пойдут живые незабудки! В этом году я засадил целую поляну… Медовый сорт, пчелок, конечно, будет много, но из цветов можно будет сплести добротные венки. Надеюсь, вы почтите нас своим присутствием хотя бы в конце лета.

Алисию, казалось, вот-вот разорвет от радости и она забрызгает всех своим восторгом. Кудряшки на ее голове имели собственные взгляды на жизнь: их бы воля, спружинили бы с ее глупой головки и ускакали куда-нибудь под стол.

Легонько подрагивая полами темно-синего платья, Исбэль проплыла к лорду Лоухерту и осторожно, трепетно обняла своими ладонями его морщинистую руку:

– Для меня большая радость пребывать снова в этих стенах, лорд Лоухерт. Я с удовольствием вернусь сюда снова, если на то будет воля Богов и они направят волю Его Величества.

Старик слабо улыбнулся и кивнул головой.

– Время покажет, насколько Боги благосклонны, – холодно произнес Реборн, гадая, как две такие разные натуры, Исбэль и Алисия, вообще умудрились встретиться на этой земле и найти общий язык.

Прислуга уже снова туда-сюда, наполняя бокалы с вином, разрезая мясо, плавя сыр на стальной стойке у огнедышащего камина – стойке из блэквудской стали. У входа встали два королевских рыцаря, еще десять простых стражников – по длине всего зала, дегустатор отведал блюдо короля и отпил из его бокала. Все это время лорд сохранял учтивую невозмутимость. Реборн сел во главе стола, жена села по правую руку, лорд по левую. Со стороны лорда сидела вся его семья, Реборн почтил стол присутствием Юстаса, главой походной стражи – сира Родрика Большеголового и королевского клирика – горбатого северянина, похожего на серого ворона.

В многочисленные окна бил тусклый свет наступивших сумерек. Горели длинные свечи. Суровый каменный зал, не развлеченный южными изысками, понравился Реборну – он напоминал ему о доме. Самое яркое, что украшало его, была Исбэль, подумав, решил он, стараясь не пялиться на россыпь голубых незабудок, вплетенных в огненно-рыжие волосы, на сдержанную улыбку, осветившую молоко белого лица, на багряный румянец, припорошивший молочную бледность и сделавший ее такой счастливой.

«Ох, выгорю на солнце и опять появятся веснушки, – с досадой думала Исбэль, – надо постараться вернуть Вернона, этот северный горбун не выведет мне ни одного пятнышка».

Тем временем, лекарь, Турун Хардрок, четвертовал у себя на тарелке цыпленка. Нежная тушка не выдержала и секунды натиска скрюченных цепких пальцев.

– У вас уютный дом, – Реборн нарушил молчание, которые не решались нарушить хозяева дома.

– Его строили мои предки, – лицо лорда Лоухерта посетила задумчивая улыбка, – Более четырехсот весен назад. Еще задолго до перемен Агатового моря. Тогда оно еще называлось Красным…

– …будет печально, если от замка не останется камня на камне, – Реборн с ледяным спокойствием перебил старика, – Или у замка появится новый владелец. Я все же люблю крепкие традиции.

Воспринимал ли лорд-старик его как короля? Едва ли. Реборн не привык себя обманывать: война все еще продолжается, королем он был от силы неделю и многие все еще мечтали о его внезапной смерти. Но так же он видел, как Лоухерт смотрел на Исбэль – первую кровь, законную наследницу и королеву, его верное сердце металось от долга к ненависти и обратно, это лучшее, на что Реборн сейчас мог рассчитывать.

– Почему же у замка должен появиться новый владелец? – слова застревали в горле старика, он побоялся спросить о том, по какой причине его замок должен быть разрушен.

– Ваш долг сказал сам за себя.

– Но мог ли я поступить иначе? – удивленно спросил лорд, небрежно отослав слугу, пытавшегося наполнить его кубок, – Корона созвала знамена и мы пошли на войну.

– Нашлись те, кто нашел в себе силы поступить иначе.

Глаза старика вспыхнули недобрым огнем. На мгновение показалось, что в нем проснулся давно одряхлевший лев.

– Предатели. Трусы – вот кто они все. Они недостойны топтать эту землю, – челюсть лорда Лоухерта затряслась от гнева, гордость его была уязвлена до самых костей, – Я не встал бы с ними в ряд. Никогда. Ни за что. Даже если бы мне пришлось умереть.

Огонь в камине полыхнул, затрещало и лопнуло полено. Облако копоти вывалилось наружу, колыхнув герб над камином, похожий на большое праздничное полотно: золотой лев на зеленом фоне в окружении трех чаш.

– Вы не молод, так что умереть у вас шанс довольно-таки большой, – Реборн отпил из чаши, – Но тут нужно порадоваться. Не всем дано дожить до такого почтенного возраста. Тут впору задуматься, что же останется после вас? И кому.

Жена лорда Брендана приложила к лицу салфетку, пытаясь удержать внезапное волнение. Исбэль уткнулась в тарелку. Кудряшки леди Алисии перестали трястись, кажется, даже до них дошло то, что сейчас происходит.

– Я… я оставлю после себя все – земли и замок. У меня много внуков… – ответил лорд Лоухерт, но как-то неуверенно. Видимо он совсем забыл, что все внуки его внезапно больны.

– А как же лорд Брендан Лоухерт – ваш сын?

– Я не знаю, где он, – склонил скорбно старик, – Увы… он пропал после войны.

– Юстас.

– В пристрое у дальней кузни, рядом с раскидистым серым дубом, – ответил Юстас, справившийся с задачей менее, чем за пару часов. Брендана нашли благодаря прислуге, помощнику даже не пришлось пускать солдат по постройкам. Как и предполагал Реборн, тот лежал с широкой раной на бедре и проломанным коленом. Прошло больше месяца, а он все еще не оправился от ран.

– Ложь сама по себе против завета богов, а ложь королю – разве не измена?

Двузубая вилка выскользнула из обессиливших пальцев лорда и со звоном ударилась о тарелку.

– Но… ваше величество… мой наследник… единственный сын… – лорд Лоухерд вмиг превратился в обыкновенного немощного старика, титул стряхнулся с его плеч так же быстро, как листья с кустов в короткую, стремительную Теллокстоскую осень. Нижние веки оттянулись, обнажив красноту вялой крови и наполнились слезами.

Реборн оставил приборы и откинулся на высокую спинку стула. Твердого, деревянного, как он любил.

– Вам повезло. Я не единственный, кто считает верность не пороком, а достоинством. Вы виноваты только в том, что она оказалась сильнее вашей совести, но Брендан – ваш сын, поднял меч на мой дом.

– Прошу, Ваше Величество… – лорд Лоухерт вдруг перевел взгляд, полный мольбы, на Исбэль, – Королева Исбэль…

Но она сама была в положении, не завидней, чем Брендан. Она открыла было рот, но тут же закрыла. Любая попытка вмешаться будет расценена королем как оскорбление – это она поняла своим внутренним чутьем. Поэтому решила попробовать поднять вопрос потом, вдали от посторонних глаз. А пока она молчала, молчала и смотрела на Реборна во все глаза.

– Верность, – начал Реборн, вытянув руку и положив ладонь на белую скатерть стола, – Предательство.... Глупость, ум – сколько живу, они всегда идут рука об руку. Жалко только, что верность редко встречается с умом. Глупость и предательство дружат гораздо чаще. Создается впечатление, что они родные сестры. Но всегда приходится выбирать, не так ли? – спросил Реборн, не ожидая ответа. Его взгляд был холоден и беспристрастен, Исбэль знала этот взгляд – это был взгляд палача, – Но самое опасное – ум в объятьях предательства. Вы, несомненно, глупец, лорд Лоухерт. Но если бы приходилось выбирать? Как вы считаете, кто бы лишился головы первым – верный глупец или умный предатель? Даже если последний оказался на моей стороне.

– Предавший один раз, предаст и второй, – дрожащим голосом ответил Иглас Лоухерт.

– Пороки короля Дорвуда уничтожили бы и вас.

– Это бы показало только время, – прохрипел старик.

Исбэль вытянулась на месте, не понимая, о чем это они. Реборн заметил, что она спрятала руки под столом: наверняка, опять смяла ткань платья до скрипа – она всегда так делала, когда от волнения у нее дрожали руки.

– У короля Дорвуда его уже нет, – холодно ответил Реборн, – Но причитающуюся ему долю я могу подарить. Цена все та же – верность короне. Новому королю, – взгляд ледяных глаз морозил слезы в глазах Игласа, – И королеве.

Иглас перевел замороженный взгляд на Исбэль, а потом снова на Реборна:

– Свою долю времени я использую достойно, – сказал он на выдохе, – Короне не придется сомневаться во мне ни секунды. Не во мне, ни в моем сыне, ни внуках. Дом Лоухертов всегда предоставит меч, воинов, хлеб и свое сердце.

– Когда мы вернемся с похода, я жду вас у трона. Вы официально присягнете короне, – ответил Реборн спокойно, – Запомните свои слова. Второго шанса не будет.

Старый лорд, не отрывая взгляда от короля, медленно кивнул, а Реборн взял чашу крепкого вина, самого крепкого, что нашлось в погребах замка, и отпил большой глоток. Приложились к кубкам и все остальные. Розалина, жена Брендана, прикрыла лицо ладонями, глубоко выдохнула и всхлипнула. Казалось, она родит прямо за столом, старый лорд сжал ее ладонь под скатертью, чтобы та взяла себя в руки.

– Если лорду Брендану нужна будет помощь, – нарушила напряженное молчание Исбэль, чувствуя дикую слабость в руках и во всем теле, – То у сира Хардрока есть прекрасная холодящая мазь, она просто творит чудеса.

Где-то справа послышалось, как Турун Хардрок поперхнулся вторым цыпленком.

Глубоко вечером Исбэль тихо пробралась в спальню. Они с Алисией слишком долго плавали, и она опоздала к отходу ко сну, зато от нее пахло лавандой, терпкой вербеной и свежестью талой весенней воды. Огромная ванна, выдолбленная в цельном гальцевом камне, приковывала к себе девушку на многие часы, бывало даже, она спала в теплой воде ночи напролет, но сейчас долг брал свое: девушка ограничилась всего тремя часами купаний. Реборн спал. Исбэль тихо переоделась, а потом взобралась на шелковые простыни, было немного не по себе: впервые она находилась в одной постели с мужем, хоть ночевать с ним в одной комнате ей уже приходилось. Грудь под хлопковой рубахой Реборна размеренно вздымалась, глаза его были закрыты.

Девушка тихонько подползла к Реборну и уставилась на него. В темноте почти не было видно его лица, только грубые черты вспыхивали и тут же тухли под оранжевым теплом огня. Камин горел пылко, и в спальне быстро стало жарко.

Это было так необычно. Исбэль протянула пальчик. Даже если она к нему прикоснутся, он не умрет. Странное ощущение. Ненависть смешивалась со удивительным облегчением, даже радостью. Исбэль ткнула ногтем в шею Реборна.

Вдох, выдох. Вдох… Первый, второй, третий....

– Если хотите меня убить, жать нужно сильнее и немного вправо.

Исбэль одернула руку. Реборн открыл глаза и сел, оперевшись о большую пуховую подушку. Взгляд голубых глаз оставался прозрачным даже в темноте ночи.

– У меня нет цели убить вас… Но если бы я этого хотела, все равно не смогла.

– И правда. У вас не хватит ни сил, ни выдержки. Бодрствующим я вам точно не дамся, а вот спящим вы меня никогда не застанете – просто сами проспите этот момент.

– Отнимать жизнь своими руками – это очень страшно, – Исбэль подогнула под себя ноги, пряча голые пятки в оборках длинной глухой сорочки. Еще недавно плечи ощущали легкость шелкового платка, но от духоты Исбэль сбросила и его, теперь плечи белели в оранжевых отблесках пламени.

– Разве вы больше не надеетесь на проклятье?

Исбэль вспыхнула. Она бы все равно не успела ни отвести взгляд, ни спрятать лицо – Реборн смотрел на нее в упор, поэтому просто понадеялась, что полутьма скроет оголяющий правду румянец.

– Я никогда…

– Пьяная вы были более правдивы. И гораздо смелей. Неужели у вас, наконец, появилась рассудительность?

Исбэль сузила глаза в темноте, но совсем не потому, что хотела лучше видеть:

– Прошло очень много времени. Оно перестало вселять в меня надежду, – в голосе ее почувствовалась холодная обида, – Но осталась еще воля Богов.

– Ждать моей смерти вам придется долго.

Взяв со столика около кровати костяной гребень с жемчугом по резной спинке, Исбэль начала расчесывать рыжие локоны. На небе показалась луна. Она выплыла из-за спящих туч, подкрашивая рваные края в серебристый и жёлтый. Лунный свет хлынул в комнату, помогая пламени играть на кудрявых прядях, раскалываясь на тысячи искр и делая волосы Исбэль не просто рыжими – рубиново-кровавыми.

– Что случилось на подступах к Глаэкору? – неожиданно спросила Исбэль, – Вы сказали, что встречались тогда с Бренданом, и еще сказали, что он смелый рыцарь.

– А еще, что он глуп, – спокойно ответил Реборн, – То, что случилось, останется между нами. Если вы, как королева, спросите его, он вправе рассказать. Но честность все равно ничего не изменит. Его отец принял решение.

Если она и узнает правду, то точно не от короля, поняла Исбэль.

– Лорд Лоухерт сказал, что вы всегда оставляете пшеницу у него. Это правда? – спросил Реборн, пока Исбэль задумчиво расчесывала локоны.

– Да. Он всегда сам распределяет ее по необходимости.

– Но мы должны сами объехать все деревни. Народ должен вас увидеть.

– Пока мы ехали сюда, нас заметили с Ячменевой, Красной Береговой и Лунной. Крестьяне уже ждут пшеницу. Так бывает пару раз за год, – ответила она, – Они знают, что это я. Иглас всегда был честен. Даже если ему самому будет нечего есть, он все равно выполнит волю короны. Жалко только, что не все такие, как он.

– Значит, я сделал правильный выбор.

– Поначалу, – продолжила Исбэль, – Я старалась брать меньше пшеницы у лордов, чтобы они возвращали излишки крестьянам. Потом пыталась выкупать пшеницу на месте, чтобы они распределяли ее по деревням… Ездить со столицы с полными телегами очень затратно, но…

– …лорды оказались слишком жадными. Пшеница к весне заканчивалась, чтобы выкупать ее прямо из их житниц, отчего лорды становились еще жаднее, – спокойно закончил за нее Реборн, – Эти варианты я бы отмел сразу. Никогда не давай вору ключи от королевской казны, обжоре разливать похлебку, а блуднику сторожить дочерей.

– Они все решили, что излишки – это подарок Богов, а не милость короны. Начинали юлить в цифрах и не сдерживали обещания, – расстроенно ответила Исбэль. Она перестала расчесывать волосы и положила руки на колени, – Я просила отца помочь. Для этого нужно было проверить погреба, но крестьяне божились, что получили свою пшеницу. А когда погреба открывали, они говорили, что все уже съели. Это же глупо… как можно съесть мешок пшеницы за несколько лун?

– Можно, если семья большая.

– Крестьяне умеют экономить, особенно по весне. Особенно когда год не урожайный, – нахмурилась Исбэль, мелкие морщинки собрались около острого носика, – Мне так и не удалось никого поймать за руку… Иногда мне казалось, что отцу просто все равно.

– Поверьте, так оно и было.

Реборн предполагал, что весь этот маскарад Дорвуд терпел только из большой любви к дочери, а что творилось в деревнях его интересовало мало.

– Открою вам секрет. Особо жадные лорды потом собирали розданную пшеницу обратно, – совершенно спокойный тон Реборна Исбэль просто поразил. Она уставилась на него круглыми глазами.

– Я вас опечалил? Можете не волноваться, с этого момента ни одного королевского зернышка в их житницах не осядет.

– Очень поздно… Луна проплыла уже полнеба, – сказала безотрадная Исбэль. Она повернулась спиной к Реборну и сгребла под себя огромную подушку, почти с половину ее роста. В такие моменты Реборн напоминал ей брата – Лорела. Задиристого, не прочь уколоть ее побольнее. Но если с братом она могла по долгу не пересекаться, то с мужем ей приходилось проводить гораздо больше времени, – Мы не встанем с рассветом, если продолжим эти разговоры.

– Уверен, вы не встанете с рассветом, даже если не продолжим.

– Доброй вам ночи.

Засыпая, Исбэль подумала, что лорду Лоухерту, вероятно, непосильна ноша принимать у себя в гостях такое огромное количество людей. Особенно после войны, когда запасов в погребах поубавилось, лорд честно отдал на нужды короны львиную долю своего добра. Она раньше никогда не путешествовала с такой огромной свитой, а эта армия… надо скорей продолжить путь… завтра, с рассветом… Исбэль погрузилась в дремоту, быстро превратившуюся в глубокий, беспробудный сон, доступный только очень здоровому, или очень талантливому человеку.

Сквозь тихий треск поленьев Реборн прислушивался к размеренному дыханию Исбэль. Он был готов поклясться, что если обнимет ее, она даже не почувствует этого, и точно не проснется. Он лег рядом. Огненно-рыжие волосы разметались по простыням, на ощупь они были мягче самого тонкого шелка и пахли сладко. Медом, вербеной и лавандой.