Прячем лица в дыме

28. Ради настоящей семьи

Это был какой-то чертов спектакль — то, что он задумал. В горле будто стояла кость, а пальцы сами собой начинали сжимать трость сильнее, чем нужно. Он ведь мог просто влезть в любой дом и поискать там. Но времени на настоящий план, на слежку, даже на риск не было. Конечно, лучше же так, черт возьми.

Найдер продолжал крутить ручку дверного звонка, и настойчивая трель всё не прекращалась. Наконец, на пороге появилась высокая, сухопарая женщина. Увидев оша, она недовольно сжала губы. Найдер выпалил:

— Скажи, что я пришёл, — служанка не двигалась. Он поставил кончик трости за порог, показывая, что всё равно зайдёт внутрь так или иначе.

— Жди снаружи, — женщина громко хлопнула дверью, и Найдер едва успел убрать трость.

Он озлобленно посмотрел на белёное дерево, готовый разнести его в щепки. Его просто оставили за порогом, как грязную псину. Хотя нет, не так: не оставили, а пошли спрашивать у хозяев разрешения впустить погреться у камина.

Пустят, конечно пустят, куда они денутся. Наверное, решат, что надо подозвать её к себе, чтобы пристрелить, повод ведь есть. Но пёс принёс в зубах то, что заставит их повременить.

Дверь снова открылась. Женщина, сделав постное лицо, процедила:

— Проходи в гостиную.

Найдер ухмыльнулся — специально как можно противнее — и громко хлопнул дверью, оставляя позади большой ухоженный сад, так не подходящий грязным улицам Цая, прошёл вслед за женщиной по знакомому коридору. Он бывал здесь всего раз, когда умер отец, но так хорошо запомнил дом — его просторные комнаты, полные тепла и света, дом, в котором, сложись чуть иначе, и для него могло бы найтись место.

Едва миновал полдень, однако в гостиной был зажжён свет и горел камин. На бархатном диване близко друг к другу сидели двое — мужчина и женщина. Ей было под сорок, но несмотря на возраст, она сохранила худощавую фигуру, а морщины на лице появлялись, только когда она хмурилась. Он был крепко сложен и всем своим видом напоминал сурового вояку, и шрамы на лице и руках только подтверждали мысль о боевом прошлом.

Мать и Дайт Энгрин, один из королей Цая, сидели слишком близко, как настоящая пара, но Найдер уже не чувствовал в себе сил удивляться.

— Я тебя не ждала, — низкий голос матери прозвучал с ласковым удивлением, но оша был готов поклясться, что это самый лживый тон на свете. — Хочешь ещё что-то забрать у меня?

«Ты идиот!» — вопил внутренний голос. Ну да, молодец, пришёл к женщине, мужа которой убил позавчера. Умно, умно!

Найдер едва слышно вздохнул. Да, это было глупо, но он не знал, как поступить иначе, как выторговать себе немного времени и добыть деньги. И неизвестно ещё, что из этого сложнее и важнее.

Деньги. Влезть в чужой дом, опять? Это действительно сейчас было слишком долгим, слишком рисковым. Нога уже второй день едва сгибалась от боли, а колено будто сжимали тиски, которые ни на секунду не ослабляли давление. Влезши в дом, он бы сам посадил себя в клетку. Обратиться к дельцам из Цая? Они не поверят ему, скорее пристрелят на месте, слишком уж часто он переходил им дорогу. А с матерью можно договориться, пообещав хоть бешеные проценты, хоть любые уступки. Все ведь знали, что деньги и комфорт она ценит больше, чем людей.

Время. Для каждой банды Цая месть за убитого лидера была делом чести, иначе бы её просто перестали уважать. И вряд ли стриженым понадобится много времени, чтобы узнать, что Найдер жив и на целую половину здоров. А ведь мать, он знал, была не просто женой одного из королей — нет, она ведала гораздо большим. Может, даже сам Льянал не понимал, насколько велико её влияние. Люди с удовольствием обсуждали, как она тратит его деньги направо и налево, но это было просто удачно выбранной маской. Ей под силу остановить охоту.

При успехе встреча могла стать выстрелом, которым снимал сразу две цели. Но и риска в ней было много, очень много.

— Я пришёл по делу. Давай поговорим, — как можно спокойнее произнёс Найдер, обеими руками опираясь на трость.

— Что тебе надо? — спросил Дайт, взглянув на него как опытный торговец, приценивающийся к товару.

Он явно чувствовал себя в доме хозяином и думал, что может диктовать правила. «Серьёзно?» — восклицание так и рвалось с губ. Орманда вообще успели закопать, что его место уже занял другой?

Найдер не мог отвести взгляд от женщины, с таким бесстрастным видом взирающей на сына. У него не было детских воспоминаний о ней, но он всегда так упрямо и настойчиво просил отца рассказать что-нибудь. И тот говорил, какая она смелая и решительная, как сбежала из дома, как разделила с оша и радость, и тяготы. И что же было в его словах — красивая ложь для сына, или отец сам верил в свои рассказы? Но ничего, совсем ничего от того образа, созданного чужими рассказами, Найдер не мог в ней увидеть. А всё, что узнал он о матери сам — вот оно было, и оно повторялось, подтверждалось и отталкивало.

— Сделаю вид, что не знаю, кто ты и что здесь делаешь, — Найдер не удержался от грубости Энгрину, снова обратился к матери: — Давай поговорим наедине, это важно. Мне надо о многом сказать, — с неохотой добавил он.

Дайт встал с угрожающим видом. Оша даже не переменил позы.

— Что, решил всё прибрать к своим рукам после смерти Орманда?

— Найдер, замолчи! — воскликнула мать, поднимаясь с дивана. — Хорошо, давай поговорим. Дайт, останься, — повелительно сказала она, и мужчина сел.

А может, влияние матери ещё больше? Может, она влияла не только на решения Орманда, но и на Энгрина? Если две банды объединятся, то расстановка сил в Цае изменится, и это приведёт к новой войне. Вовремя, черт возьми. Но это потом — сейчас надо подумать о начатом деле.

Найдер поднялся вслед за матерью на второй этаж, в кабинет Орманда. Внутри была предельно простая обстановка: старый письменный стол, шкаф да два стула, несколько неказистых пейзажиков на стенах. Лёгкий цветочный запах казался слишком приятным для такого помещения и гнетущей атмосферы.

Мать села за стол, словно уже давно привыкла вести дела здесь. Не ожидая приглашения, оша тоже сел. Несколько секунд они смотрели друг на друга как дуэлянты, которые вот-вот начнут стреляться.

— Зачем, Найдер?

Он не понял, про что она спрашивала — то ли почему он пришёл, то ли почему убил Орманда, а может, и вовсе, почему смог прийти, будто они были семьёй.

— Что зачем? — спросил оша, желая потянуть время.

Конечно, это было слабостью, но так просто сказать, зачем он пришёл, не получалось. Обычно каждый человек превращался для него в открытую книгу — вопрос заключался лишь в том, сколько страничек нужно перелистнуть, чтобы добраться до сути. С этой женщиной так не получалось. Наверное, секрет был в том, что пора прекращать смотреть на неё как на мать и взглянуть, как на кионку, отлично воспитанную городом, по лучшим законам Цая.

Она не успела ответить, как Найдер, сделав глубокий вдох, решил высказаться — обо всём сразу:

— Да, я убил Орманда, и ты сама это знаешь. Жалею ли я? Что убил твоего мужа — да. Что убил подонка, который оскорблял меня и моего отца — нет. Хочу ли я извиниться? Честно, я готов на это, но если ты тоже извинишься. В семье же надо быть честными друг с другом, да? — на лице появилась горькая ухмылка. — Моя правда в том, что я не могу смотреть на тебя ровным взглядом, я всё время думаю о том, что ты нас бросила. Но ты ничего не скажешь, я ведь знаю. Я тоже не скажу. Мы оба сделали то, что явно бы не изменили, так? Поэтому давай забудем, кто мы, и поговорим по-деловому. Мне нужна ссуда. Я знаю, что деньги Орманда здесь, в сейфе, и ты ими распоряжаешься.

Откинувшись на спинку стула, мать крепко сцепила руки перед собой и приняла то же презрительное выражение, как её служанка, отрывающая дверь.

— Ты убил того, кого я любила, а теперь приходишь просить его деньги? Найдер, как ты таким стал?

Сначала захотелось рассмеяться, затем Оша просто покачал головой. Из всего сказанного она запомнила только про деньги. «Просто кионка», — попытался он напомнить себе. Не получилось.

— Любила, правда? Каким я стал, мама? — вскричал он. — Грязным оша — ты про это? Да, я — из народа оша, и это лучшая моя половина. Ты, бросившая меня, не посмеешь ничего сказать. Я пришёл к тебе не как сын, а как деловой партнёр. Мне нужны деньги, да, и я готов выплатить проценты, если ты дашь мне ссуду.

— Уходи, Найдер, и смей ни о чём ни просить, ни договариваться, — голос звучал твёрдо, даже жёстко, не по-женски. — Я всегда помогала тебе, как могла, но больше у меня нет причин делать это.

Оша закрыл глаза и посидел так с минуту. Он чувствовал на себе жгущий взгляд матери. Желание отделаться от него, как от надоевшей собачонки, он ощущал лучше, чем температуру в комнате или плотность воздуха. Как поверить в себя, если даже собственная мать приравняла к грязи? Не из-за убийства — раньше, обвинив в искалеченности, в недостойности миру. Она не помогала никогда по-настоящему, только бросала подачки, как со стола смахивают крошки приставучей псине. Но ничего. Пусть так. Он всё равно решил верить в себя, что бы ни говорил мать, весь этот чертов мир.

Найдер придвинул стул к столу и опёрся локтями о деревянный край. Лицо матери было всего в полуметре — он уже не помнил, когда видел её настолько близко. Он и не мог вспомнить, какой она выглядела в молодости, когда он был маленьким. Уже казалось, что и время она подчинила себе.

— Не ври, что помогала мне. Хватит, я пришёл сюда не как сын, не как оша или убийца Орманда — как деловой партнёр. Мне нужны деньги. Шестьдесят тысяч линиров. Я готов предложить сто процентов годовых.

Мать отодвинулась — подальше от него? Или обдумывая предложение? Лицо стало серьёзным, зелено-карие глаза смотрели вправо и вниз — да, явно обдумывала.

— Найдер, а ты интересовался, сколько стоит «Вольный ветер»?

От этого вопроса сделалось не по себе. Мать говорила, точно как Льянал — злобно и насмешливо.

— Нет, — угрюмо ответил Найдер.

Женщина принялась рассуждать:

— Сами стены будут немногого стоить, но земля имеет удачное расположение по отношению к Арионту. А ты знаешь, как кионский суд «защищает» права оша. «Вольный ветер» может перейти ко мне, так что эти копеечные проценты?

Столько усилий, чтобы не раскричаться, уже давно не приходилось прилагать. Руки чесались, хотелось вскочить да разнести всё вокруг. Голос прозвучал слишком высоко:

— Ты не посмеешь.

— Ну да. Суд работает долго. Да и брак мой не был заключён официально. Но это не единственный способ. Тебе не на кого опереться, ты не сможешь противостоять моим людям. Поэтому не играй, Найдер, и убирайся к себе.

Оша так крепко сжал трость, что костяшки пальцев побелели. Движение перешло в судорогу, но он не мог разжать ладонь — казалось, если не это прикосновение, то он сейчас же ударит.

— Двести процентов. Ты знаешь, что в банде Орманда неспокойно, многие метят на его место, а другие короли постараются забрать то, что он контролировал в Цае. Тебе понадобятся деньги, не отказывайся приумножить их. Я всё верну с процентами, скоро.

— Убирайся, Найдер, я не буду спонсировать твои грязные дела и не дам тебе денег, ни под тысячу, ни под миллион процентов

Что же. Тогда пора начинать действовать иначе. Ради настоящей семьи. Эта чужая женщина не права, у него есть опора.

Найдер резким движением достал из-под куртки револьвер и направил на кионку.

— Сейф находится за левой картиной. На нём механический замок. Ты знаешь комбинацию, поэтому сейчас же достанешь шестьдесят тысяч линиров. Не переживай, больше я не возьму, а эту сумму верну.

Лицо матери побелело, на нём проступила неприкрытая злоба. Казалось, она вот-вот бросится, но женщина не двигалась.

— Откуда ты знаешь? — голос больше напоминал змеиное шипение.

— Я к вам наведался однажды. Орманд забрал мои деньги, поэтому я пошёл возвращать их. Ну и кое-что взял сверху. А хочешь немного цифр? Есть у меня друг, он поделился. У такого замка один миллион семьдесят три тысячи и сколько-то там вариантов. А чтобы подобрать верную комбинацию, может понадобиться две тысячи сорок два года с чем-то. Но тебе хватит минуты, ведь ты знаешь код. Открывай сейф.

— Как ты таким стал? — кионка скрестила руки.

— Без матери рос — а ведь именно они обычно рассказывают, что хорошо, а что плохо. Вот так и вышло. Сейф, — поторопил он.

— Ты же мой сын, ты не можешь так! — воскликнула она.

«Мой сын», — хотелось повторить. Да, правда? Нет, это не слова — пустые скорлупки.

— Могу, как видишь. Не испытывай моё терпение. Ты сама сказала, какой я. Поэтому вставай и открывай замок. Можешь покричать, авось твой дружок придёт. Проверим, кто стреляет точнее, хочешь?

Слова шли так легко — он хорошо знал игру. Но черт возьми, почему их приходилось говорить сейчас, матери? Не так ведь надо. Даже в самом проклятом городе на свете у родителей и детей должны быть другие отношения. Не были.

Медленно поднявшись, мать подошла к левому пейзажу, выгоревшему от солнца. Сняв картину, она встала спиной так, чтобы Найдер не видел углубления в стене. Послышалось несколько глухих щелчков, затем скрип петель и шелест отсчитываемых купюр.

— Может, дать больше? — злобно спросила мать.

— Нет, я с запасом попросил. Спасибо, — он взял пачку с купюрами по пять тысяч линиров — их пустили в оборот меньше года назад. Такая тонкая, что и не верилось, здесь — почти годовая зарплата обычного рабочего Тьянтала. И шанс сравнять силы с Ризаром, хотя бы чуть-чуть.

Найдер поднялся с места, не опуская револьвера.

— А теперь ты проводишь меня до двери, и я уйду. Пойдёшь впереди. Если выйдет Энгрин или кто-то из слуг, ты скажешь, что «сама выпроводишь оша», ясно? И не убирай своё пренебрежение с лица, а то будет подозрительно.

Скривив губы, мать вышла, Найдер, опустив револьвер, следом. Он не мог отвести взгляда от её затылка с чёрными, почти как у оша, волосами, и пальцы всё сильнее сжимались вокруг трости.

Ни на лестнице, ни в коридоре никого не было. Найдер замер на пороге и посмотрел кионке в глаза. С губ рвалось язвительное: «Спасибо, мама» — но он сказал. Ненужно. Бессмысленно. Это тоже не настоящие, стоящие слова — те же пустые скорлупки.

Он зашагал по саду, тяжело опираясь на трость. Хотелось стремительно пронестись по дорожке, скорее скрыться, но чертова нога опять подводила. Вдруг перед глазами что-то мелькнуло, затем грудь сдавило, локти оказались прижаты к туловищу, и Найдер рухнул, ударившись челюстью о садовую дорожку.

— Бери, — услышал он голос матери, затем его поволокли по земле.

Оша поднял голову, попытался выгнуться, но сильные руки тянули верёвку всё ближе, пока он не оказался у лестницы, перед матерью и Энгрином.

— Вот и всё, что мне дали оша, — она грустно улыбнулась.

Мать просто набросила на него аркан подобно тому, как в племени бросают его на шею лошадям и быкам. Лицо Найдера исказилось от обиды, от отчаяния, и он даже позволил Дайту схватить себя, но затем резко дёрнулся и плюнул ему в лицо.

— Чертов оша, — прошипел Энгрин, утираясь тыльной стороной запястья, и так стянул верёвку, что дыхание перехватило.

— Всё-таки мне пора забрать то, что должно быть моим, — сказала мать.

Мужчина толкнул его в дом, и всего на секунду, на какую-то чертову секунду, Найдер оказался перед ней и поймал её взгляд. Он был холодным, равнодушным — она смотрела на чужого человека.

— Попробуй, — прорычал оша, а затем упал на пол, и по рёбрам пришёлся крепкий удар ботинком.

Нет уж. Слабая попытка, слишком слабая.