Провинциальная история

Глава 40 Болотная

Ежи шел по следу.

Он шел, нисколько не сомневаясь, что идет правильно. И тропа, вихлявшая, протискивавшаяся, что меж старых древ, что меж тоненькой поросли, тесной, плотной, что щетка, приведет его именно туда, куда нужно.

Испытывал ли он азарт? Тот самый, погони, о котором часто говорили охотники?

Пожалуй, что нет.

Ежи был… сосредоточен.

И зол.

На себя. Расслабился. Привык, что Канопень — городишко тихий, что ничего-то тут не происходит, а если и случается напасть, то простая, вроде обыкновенного мордобития.

На ублюдка, которому не жить.

На…

Тропа вывела к болоту. И лес за спиной закачался, загудел на все голоса.

— Дальше никак? — спросил Ежи и пересохшие губы облизал.

Болото…

Здешние болота не сказать, чтобы были велики, скорее уж они сроднялись с лесом, пробирались в него, расползаясь этакими зелеными проплешинами. Местные болота не жаловали, но и не боялись.

Ходили за ягодою.

Порой и охотникам гулять случалось. Зимой так и вовсе, когда болота схватывало ледяною коркой, находились желающие погулять, поискать, что водяной корень, зимующий в темных озерцах-колодцах, что лежбища ласкавок с ноготухами. В общем, с болотами люди жить приноровились, как и болота с людьми. Но вот нынешнее… Ежи про него и не слыхал. А оно было, разлеглось, растянулось зеленым ковром с тонкой прошивью белоцвета.

…там, где белоцвет, тропа плотная. Он поверху ползет, по мхам, мелкая пустая с точки зрения магии трава, но с корнями на диво цепкими. И корни эти, сплетаясь друг за друга, мостили ненадежные болотные тропы. Ходить по таким можно.

С опаскою.

Глядя в оба глаза, не мелькнет ли средь белых цветочков алые пятна сабельника.

Ежи приостановился.

Попробовал было сплести заклятье поиска, но нисколько не удивился, когда то рассыпалось. Болота… стоялая тяжелая вода не любила силы, поглощала её охотно.

Да и тех, кто…

…отступить?

Пожалуй, это было разумнее всего. Вернуться по собственному следу. В город. Послать к барону, небось, Козелкович найдет людишек болото прочесать. Да и городская стража поможет. Сыщется кто из местных, кому тайные тропы ведомы.

Или то, куда они вести могут…

Разумно, но…

…девочка больна.

Слаба.

А эта с-скотина…

Ежи отступил от болота. На шаг всего. Он пойдет, только сперва… вестник отправится по маячку, в башню. И Ежи лишь надеялся, что Никитка все ж не решился уйти настолько пораньше.

…вестник дрожал.

И…

— Помоги, — попросил Ежи у леса. И дотянувшись, провел ладонью по шершавому стволу кривой березы. — Пожалуйста.

Огонек затрепетал.

И стабилизировался.

Удивительное совпадение… Ежи дунул, отпуская вестника. Второй создался легко: Анатоль, может, и не штатный маг, но сообщение получит. И поймет, что нужно делать.

Хорошо.

Ежи опустился у корней березы.

— Извини… я просто не уверен, что метка силы продержится хоть сколько бы долго. Все же поле здесь нестабильно…

Нож вспорол белую полосу коры.

— Мне нужно оставить знак…

Березовые листочки зазвенели, утешая, хотя больно было не Ему.

Полоса снятой коры блестела. И Ежи кивнул. А затем, сделав надрез, прижал ладонь к метке. Вот так… у Анатоля есть образец крови, значит, как минимум, к берегу их приведет. Дальше…

Болото расстилалось зеленым ковром.

— Еще бы палку…

Ежи совсем не удивился, увидев подходящую по размеру палку у самого берега, где её еще не так давно совершенно точно не было.

Не было?

Зато теперь есть.

Он смахнул влажноватый мох и решился.

Первый шаг. И тихий всхлип. Мох, еще зеленый — чуть дальше он побелеет, а после покраснеет, побуреет, обзаведется выводком пятен и вышивкой из нитей клюквы — просел, выпуская ледяную темную воду. Сапог влагу выдержит.

Первое время.

Но надолго рассчитывать не след, потому как вода болотная тем и отвратна, что живо выедает все, самые надежные чары.

Ежи шел, изо всех сил заставляя себя не спешить: не хватало еще провалиться, тогда-то ничем он Лилечке не поможет…

Шаг.

И вздох.

И еще… и снова. Оборачиваться не след, но Ежи обернулся, отметивши, что отошел от берега куда дальше, чем следовало бы. И что теперь-то этот берег, и знакомая береза, видится ему мутной размытою полосой.

— Ничего, — сказал он, сглатывая вязкую слюну. — Вернусь… как-нибудь.

Хотел добавить, что по своим следам, но следы эти болото затягивало, будто издеваясь над магом.

— Все равно вернусь, — Ежи тряхнул головой и вцепился обеими руками в посох. — И… если с лесом вышло, может, с тобой договоримся?

…вспомнилось вдруг, что бабушка сказывала про болотника и жен его зеленоволосых, которые так и норовили одна перед другою украситься. Особенно зеркала жаловали.

Зеркал у Ежи не было, а вот…

Он коснулся кафтана.

— Эй, есть тут кто? — голос его разнессы по-над зеленой гладью, вспугнувши козодоя, который вспорхнул да заплакал человеческим голосом. — А кому бусин золотых? Нарядных…

Пуговицы он обрывал одну за другой. И, набравши горсть, кинул на зеленый ковер, где промеж белоцвета проглядывали алые головки сабельника.

…сабельник обыкновенный — трава болотная, которая не просто растет в моховой глади, но зимует в воде, да воды ей надобно сажени две[14], может, меньше чутка…

— Выходите, девицы-красавицы… покажитесь… примите подарочки…

— А будет чем отдариться? — раздался сзади мягкий голосок.

…Лилечка была хорошей девочкой.

Во всяком случае старалась. До недавнего времени она и шалить-то не шалила. И после не собиралась. Вот даже есть стала хорошо. Конечно, не так хорошо, как нянюшке хотелось бы. Все-таки в Лилечку никак не лезли пирожки после щец или ушицы, за которой следовала каша пареная, мясные крученики с подливою и расстегайчики.

Расстегайчики еще получалось как-то впихнуть, а пирожки уже не лезли.

Хотя… для пряников место находилось.

Правда, не сразу.

Она вздохнула и покосилась на человека, который её держал, подумав, что, наверное, можно было бы сказать, что держит он Лилечку на редкость неудобно. Через плечо перекинул… как раз, что в той сказке про волшебника-Черноборода, укравшего прекрасную княжну.

Нянюшка так и говорила: через плечо перекинул, оземь ударился и дымом оборотился.

Правда, иногда он оборачивался не дымом, а филином.

Или еще кем.

Но так даже лучше. Разнообразнее.

Правда, человек, что Лилечку нес, оборачиваться не спешил, а знай, шлепал себе по болоту. И её держал крепко. Сразу сказал:

— Будешь дергаться, шею сверну.

Лилечка ему поверила.

Она была очень доверчивым ребенком. А потому лежала тихонько, надеясь лишь, что пряники из живота не вылезут. Что-то подсказывало, что человек этого не одобрит.

И Фиалку.

Фиалка, наверное, тоже понимала, а потому сидела тихо-тихо. Если б не острые её коготки, которыми она пробила платье Лилечки, можно было бы вовсе подумать, что она потерялась.

Лилечка повернула голову налево.

Болото.

И пахнет нехорошо. Не так нехорошо, как от человека, который, наверное, устал, потому что шагал теперь медленне и то и дело останавливался. А потом вовсе взял и стряхнул Лилечку.

Она упала на мох, благо, кочка была высокой и мягкою, что пух.

— Не похожа, — сказал человек, вперившись в Лилечку ясными глазами. — Может, нагуляная?

И за щеку ущипнул.

— Дохлая… вправду недолго тебе осталось. Жаль.

— Почему?

Жалости от него Лилечка не чувствовала, не такой, которой её жалели другие.

— За девку хорошего рода прилично поднять можно, если знать, кому предложить, — человек осклабился. Зубы у него были желтыми, кривыми и некоторых нехватало.

Наверное, надо было бы испугаться и, может, заплакать, но почему-то не выходило.

— Но ничего… папанька твой за тебя, глядишь, тоже грошика не пожалеет. Не пожалеет, как ты думаешь?

— Не пожалеет, — Лилечка точно знала.

А еще поняла вдруг, что этот странный человек её живой не оставит. Нет, пообещает-то папеньке, само собою… может, потому и не убивает сейчас, что ему с папенькою беседовать. А тот клятву стребует… и он поклянется.

Но потом…

— Поглядим, — человек повернулся спиной и буркнул: — Не отставай…

Сразу захотелось отстать, но он, верно, тоже что-то этакое почуял, а потому руки Лилечкины стянул кожаный ремешок, за который её и дернули.

Идти пришлось…

Пришлось.

По болоту ходить тяжко. Ноги проваливаются. Ботиночки промокли. И само болото знай, норовит прихватить влажными губами, будто пробуя Лилечку, примеряясь, как бы её полегче заглотить.

Когти Фиалки впились в кожу.

И Лилечка вздохнула. Бояться нельзя… потом будет, дома уже. Дома под одеялом бояться как-то приятнее, что ли. А теперь идти надобно. И человек-то спешит, а ей вовсе бежать приходится. Она даже упала, но поднялась. И снова упала.

А человек не спешил помогать.

Останавливался, глядел этак, с насмешечкою…

— В твои-то годы я это болото вдоль и поперек исходил, — сказал он как-то, сплюнувши сквозь выбитый зуб.

Наверное, стоило бы ответить, что приличные девицы по болотам не хаживают или еще что, но Лилечка промолчала. Поджала губы и поднялась.

— Если надеешься, что маги найдут, то брось. Не найдут. Тут болото на версты кругом, — человеку было скучно или тоже тишина, звоном гнуса разгоняемая, утомила. А потому заговорил он, хоть Лилечка ничего-то и не спрашивала. — А на болотах сила бесполезна. Только приманит всякую пакость, да… так что придется твоему папеньке договариваться… тогда-то и посмотрим, кто правый был, а кто…

…она думала, что не дойдет, но все-таки дошла.

До земли.

Сперва эта земля показалась Лилечке ничем-то не отличной от кочек, сухая, поросшая мхом и редкою травой, что через мох пробивалась. И в перинах этих старых почти невиден был низенький домик с зеленою крышей. Разве что дымок над ним подымался реденький.

— Тлеет еще, — с удовлетворением произнес человек и, вновь на Лилечку глянувши, веревку все ж распутал. — Иди он, сядь куда. И постарайся на глаза не попадаться…

Хотелось есть.

Пить.

И еще одно дело сделать, но для него отхожего места поблизости не наблюдалось.

— А вздумаешь сбежать, то и сгинешь, как не бывало, — крикнул человек и рассмеялся, зло так, будто бы нравилось ему Лилечку пугать.

А кустики она нашла.

Реденькие, но… какие были. И справивши дело свое — расстегайчики приходилось запивать дюже полезным клюквенным взваром, — Лилечка тихо сказала:

— Вот дурак.

— Мяу, — также тихо ответила Фиалка, соглашаясь.

И от Лилечки отцепилась, чтобы спрятаться во мхах. Желто-белые, рябые, изрытые яминами, они как-то взяли и укрыли Фиалку. И, наверное, это было хорошо.

— Эй ты там, — крикнул человек. — Есть хочешь?

— Хочу, — Лилечка решила не упрямиться, потому как в животе заурчало, и совсем недавние, казалось бы, расстегайчики вовсе исчезли.

— Тогда иди сюда. Заодно согреешься. Если переодеться хочешь, там он возьми…

В хижине одежды было много, сваленая прямо на полу, большею частью та была грязна. И грязь… Лилечка только взяла в руки душегрею в каких-то темных пятнах, как тотчас отбросила её прочь.

Нельзя это брать!

Никак нельзя!

Она… лучше в своем, пусть и мокром.

Разбойник ничего не сказал, но сунул Лилечке миску, доверху наполненную кулешом. И ложку дал. Деревянную, большую, с такой как управиться. Но Лилечка управилась. Ела она старательно, потому как мало ли, вдруг да не даст более, и ложку облизала.

Вздохнула.

— Иди вон, поспи, — велели ей. — И с острова не высовывайся… или высовывайся. Попробуй. Глядишь да получится…

В наползающих сумерках глаза человека блеснули белым.

Может, сумасшедший? Помнится, нянюшка что-то такоге говорила, про людей, которые воду на полную луну из пруда ли, открытого ли колодца пьют, а через ту воду, лунным светом наполненную, разум теряют.

— Иди, — её подтолкнули в спину. И когда Лилечка вошла в хижину, то и заперли. — Посмотрим, на что твой папенька согласится…