Глава 20

Господин, сидевший напротив меня в тесном лоне броневика, окруженный бравыми стражами закона, был как две капли воды похож на Фёдора Михайловича. Однако, черты его хмурого лица были острее, а старый шрам над правым глазом отвергал всё сходство.

- Алексей Михайлович, – начал я осторожно.

Легкая тень удивления скользнула по его лицу.

- Как пронюхал?

- Меня зовут Николаем Александровичем. Я имею честь служить под началом Фёдора Михайловича.

Купцов «младший» лишь улыбнулся кончиками губ.

- Скажите, – продолжил я, – не показаний ради, зачем Вам это всё понадобилось?

- Жажда справедливости, – ответил он после глубоких раздумий, – Жажда мести, коли так угодно. Все должны быть равны перед законом людским и законом божьим. Все. Даже господа царских кровей.

- Не понимаю.

- Вам ведь известно, Николай Александрович, о судьбе маленькой, ни в чем не повинной девочки – дочурке Фёдора?

- Только то, что написано в карточке дела, – ответил я. Осколки происшествий, медленно, но верно, складывались в общую картину, – Лезть в души с детства не обучен.

- Не уж то? – говорил Алексей Михайлович, тихо и кротко. Было видно, с каким трудом даются ему эти слова, – Смерть её была страшным для нас потрясением. Тогда дело закрыли. Мы с братцем поклялись землю рыть, но убийцу отыскать... Через годы Фёдор нашел этого изверга. Этого подонка! Этого безумного отпрыска Императора.

Он сжал свои кулаки до хруста костяшек и продолжил:

- Только, как обвинить царевича в столь страшном убийстве? Разумеется – никак. Фёдор тогда смирился. Опустил руки. Предал себя, предал Викторию! Только я не смирился. Нет. В тот день, я дал себе клятву извести весь Государевый род. Эту язву. Я посчитал своим долгом, скорейшим образом организовать им встречу с богом, дабы они предстали перед его судом. Тогда и сейчас, меня вели лишь благие намерения. Понимаете?

От этих слов по спине моей забегали мурашки. Невероятно, сколько злобы может таить в себе человеческая душа и воспаленный мозг.

- Благими намерениями, вымощена дорога в ад, – ответил я, взглянув на Алексея Михайловича, – Несомненно, смерть ребёнка – страшное дело. Дело не естественное. Не должен родитель хоронить своё чадо. Дети чисты и от них ещё пахнет небом. Однако, вашими стараниями, могут погибнуть люди, ни в чём не повинные. Десятки, сотни, тысячи. Такие же дети, мужья и младенцы. Разве может быть такова цена мести?

- Может, Николай Александрович, несомненно, может. Просто так случилось. Не более того. Выпал удачный случай, благоволило время. Грешно было не воспользоваться подобной оказией. Я лишь пешка на доске. Мир пошёл бы под откос и без моего участия. Однако, я имел счастье быть к тому причастным, исполнив задуманное.

Я не нашёл что ответить. К тому же, броневик вместо царского двора, уже подкатил к зданию Адмиралтейства. Встретил нас сам генерал – адъютант Зубов. Мы вошли через главные ворота, миновали стражу, длинный коридор и очутились у лифта. Крепкий швейцар в зеленой визитке, передвинул рычаг. Загудели паровые приводы, пол под ногами вздрогнул, и мы начали неспешный подъем.

Кабина была богато украшена позолотой, на полу лежала ковровая дорожка, а одну из стен занимало ростовое зеркало.

Вскоре лифт с грохотом остановился. Швейцар учтиво распахнул кованые решетки, и мы тут же очутились подле входа самой потаенной комнаты Его Величества, в которой он принимал дорогих гостей. Как ни удивительно, но электричества здесь проведено не было - на стенах горели газовые рожки.

Стражник отворил тяжёлую дверь. Мы попали в просторную круглую комнату со стеклянными стенами и почтительно остановились на пороге, ожидая, когда замерший у окна Государь осчастливит нас своим вниманием. Анастасия смирно сидела на мягком кресле. Мягкий свет от огромного канделябра, украшенного хрустальным убором, освещал озабоченное личико сестрички. Я из-под тишка помахал ей рукой, получив в ответ смущенную улыбку.

- Генерал, проверьте все посты, – раздался властный голос Государя.

Зубова как ветром сдуло. Настроение Императора было столь скверное, что даже ощущалось в воздухе. Одет Он был в творение Элиаса – титановый наружный скелет, поверх походного мундира алого цвета. Золотое, украшенное изумрудами, кольцо блестело на голове. Было ясно, что ничего хорошего подобное облачение не сулило.

Государь, без тени смущения от вида изменника, спросил его:

- Где септикон?

- Немножко там, немножко тут, Ваше Величество, – язвительно ответил Алексей Михайлович, – Немножко его в кувшинах Государевой кухни. Немножко его в бочках, которые повезли водовозы на помощь бедным бастующим Путиловского завода.

- Безумец, – прошипел Император.

- О да, Ваше Величество, это ты меня таким сделал. Ты! И твой выродок!

Купцов с силою дернулся, однако мы с Лыковом крепко держали его под руки.

- Что? Что ты сказал?!

- Ты бы знал, Ваше Величество, как я ликовал, когда он за живо горел в подожженной мной карете, вместе со змеей, что породила на свет это чудовище. Они визжали, словно свиньи, Ваше Величество. Это нужно было видеть. Ты бы оценил.

Алексей Михайлович разразился в приступе истеричного смеха. Причудливая игра теней на его угловатом лице, делало его ещё безумнее.

- Вы двое, – обратился ко мне и Лыкову Император, – отпустите его и закройте дверь.

Мы повиновались. Как только лязгнул тяжелый засов, видение показало мне две смерти, которые я не в силах был пресечь.

Император тяжелой поступью приблизился к Купцову и схватил его за голову. Рука Государева, усиленная внешним скелетом, стала сжиматься. Послышался хруст черепных костей. До этого момента, я не мог себе представить, что обреченный человек способен на подобный, леденящий всё естество, крик. В дверь стали неистово стучать.

Прежде чем голова Купцова лопнула, словно переспелая тыква, он успел ударить сапогом по ноге Императора.

В следующий миг всё стихло. Государь стоял над бездыханным телом. Мягкий ковер впитывал кровь, что вытекала из расколотой головы. Вдруг Его неистово затрясло, и обильная пена изо рта залила густую бороду. Император упал на колени и завалился набок, испустив дух. Особенно жутко и неприятно было выражения глаз. Они, казалось, хотели передать весь ужас и всю муку, которые пришлось испытать страдальцу. На носке сапога мертвого Купцова, я заметил маленький клинок, по всей видимости, смазанный сильнейшим ядом.

- Господи! – со слезами в голосе взвизгнула Анастасия и бросилась ко мне.

В следующий миг, над городом пролетел звук горна. Мы, все трое, подошли к огромным окнам, через которые открывалась панорама на весь Новый Петроград.

Тысячи безумцев с диким воем заполняли, словно скверной, артерии города. Бессильно парили над ними дирижабли, что-то вещая в громкоговорители. Желтоглазые твари бросались на горожан и стражников, терзая каждого, кто попадался на их пути. Город напоминал муравейник, залитый кровью.

- Что же я натворила, – заливалась слезами Анастасия, бессильно упав на колени.

- Ты ни в чём не повинна, сестричка, – обреченно ответил я, – Это судьба.

Рассвет ярко ударил в окна, а глупая канарейка заливалась во весь голос. От этого картина, что виделась перед взором, показалась мне еще ужасней. Однако, как бы то ни было, пришло утро. Утро новой эры. Но это уже совсем другая история.

КОНЕЦ

Загрузка...