Проклятие главы рода

Глава 15

Оставшись с Серпом наедине посреди пустой вечерней улицы, Агата всё же не чувствовала себя в безопасности. За последние дни муж умудрился столько раз огорчить или напугать её, что сейчас не покидало чувство неопределенности.

Впрочем, если он опять предъявит ей что-то про измену — она скромничать не будет. Всё, хватит. Устала. Определенно, коктейли хоть и не были крепкими, но расслабили ее, добавили в действия и мысли вольности.

— Мне не нравится, что вокруг тебя ошиваются сомнительные мужики… особенно если речь идет о Макарове. Он может прикидываться славным парнем, но это не так. Поверь, на Арджеш не работают святоши.

Серп глянул на неё строго и жестко, словно хлестко ударил своим взглядом.

— Повторюсь, он всего лишь довез меня до дома, — отчеканила женщина. — Я не вижу в этом ничего такого.

— Может, в этом и нет «ничего такого», — передразнил он, — но ты принадлежишь мне. У нас семья, дети.

Как же ей хотелось саркастично уточнить, точно ли дети или только один ребенок, Платон, потому что Златон, по мнению Серпа, нагулян от кого-то другого. Но она удержала себя в руках. Нет уж, сознательно эту тему вновь поднимать она не станет.

— Не принадлежу, — всё же поправила Агата. — Я твоя жена, но не рабыня.

— Милая, для рабыни ты слишком своенравна, — хмыкнул Серп. — Но мне это нравится. Я начинаю узнавать тебя с новой стороны. Вся эта непокорность, готовность сорваться куда-то в ночи. Внезапно и очень любопытно. Но не играй со мной, поняла?

— А то что? — Она скрестила руки на груди.

— А то проиграешь, — отчеканил Серп, сокращая расстояние между ними.

Он стоял так близко и одновременно был так далек. Агате хотелось коснуться его щеки, провести по гладко выбритой коже, зарыться лицом в его грудь — и найти там покой. Как когда-то раньше. Но его слова, его жесты и тон, которым он с ней говорил — всё это было чужим, неприятным.

Словно под кожей мужа находится кто-то другой. Словно его губы не принадлежат ему, словно это брат-близнец, похожий как две капли воды, но — не Серп.

— Этот придурок Макаров прав, — добавил мужчина вкрадчиво, чуть мягче. — Разумеется, я дико ревную тебя. Потому что ты красивая, желанная, и смотреть на тебя позволено только мне одному. Я не позволю какому-то идиоту положить на тебя глаз. Лучше убью его, чем допущу твою измену.

— Серп!

— Это правда, Агата. В последнее время я редко говорю тебе комплименты, — он будто прочитал её недавние мысли и сейчас озвучивал то, чего ей так не хватало, — но это не значит, что я к тебе охладел. Я всё так же вожделею тебя, как и раньше. — Ладонь тронула волосы Агаты, провела по её щеке, опустилась по шее, высекая мурашки от холода и удовольствия. — И я не допущу, чтобы кто-то другой к тебе притрагивался. Надеюсь, это понятно?

— Да. Но…

— Выслушай меня. Не перебивай. Даже если он случайный знакомый. Даже если вы всего лишь нечаянно встретились в городе. Ты — моя. Без каких-либо «но». Если кто-то посчитает иначе — ему конец. Потому что я не позволю отобрать тебя, не позволю разрушить нашу семью.

Агата, сама того не замечая, стояла как завороженная его речами. Пусть холодность из тона никуда не делась, но то, что Серп говорил, то, как он на неё глядел, вызывало в ней трепет. Ветер холодил кожу, но даже он не был способен справиться с тем жаром, что разрастался внутри неё.

Он её ревнует. Он её любит. Совсем как раньше. Пусть Серп Адрон и изменился под гнетом дара, но он сохранил в своем сердце чувства. Дед Максим превратился в монстра, подмявшего под себя жену и дочь. Но Серп — другой. Серп никогда не причинит ей вреда. Вместе они справятся со всеми невзгодами, пройдут через все испытания на пути к счастью. Даже с чертовым даром, от которого не отказаться.

Ведь так?..

— Ты очень красивая, Агата, — повторил муж, понизив голос. — И эта красота должна быть только моей. Ясно?

Она зачарованно кивнула. Надежда на счастливое будущее вновь теплилась в ней робким пока ещё огоньком.

А затем Серп поддел её подбородок пальцами и накрыл её губы своими. Не спрашивая разрешения и не дожидаясь согласия, но конкретно сейчас Агата и не смогла бы отказать. Она поддалась его горячим словам и тому напору, который источал мужчина. Чистая власть. Сила. Мощь.

Она хотела принадлежать Серпу Адрону. Только ему одному. Навечно.

Пусть он и был иногда груб, но сейчас ей даже нравилась его грубость. То, что он всегда берет своё. То, что он считает её своей.

Он не позволит никому её обидеть. Никому её не отдаст.

Его язык проникал в её рот, и Агата едва сдерживалась, чтобы не застонать от удовольствия. Обычный, казалось бы, поцелуй. Сколько у них таких было? Но сейчас он ощущался совершенно иначе. Точно по оголенным нервам. Жестко. Страстно. Горячо.

Серп отстранился первым, позволил жене отдышаться.

— Пойдем к твоей маме, пусть она не переживает, что мы в ссоре, — сказал он. — А потом — домой. К детям.

Вера Эммануиловна ахала и охала, увидев их вдвоем, угощала чаем, всхлипывала, твердя, что всегда верила в их брак. Серп был вежлив, даже шутил. Агата сама ещё не понимала, что думать. С одной стороны, она рвалась к мужу всей душой и телом, с другой же… с другой то и дело в ней вспыхивало сомнение.

Всё же от ритуала Паука нельзя отказываться. Сегодня Серп нежен, а завтра опять обвинит её во всех грехах или выгонит из дома. Даже ревность его, если вдуматься, пугающая. Он обещает убить любого, кто только взглянет на неё. Разве это нормально? Разве так должен говорить любящий супруг?

Первое очарование словами Серпа испарилось, и Агата вновь начала колебаться.

— Агата, возьми с собой блинчики, детям на завтрак дашь. Я вчера готовила, — квохтала мама, когда они собрались уезжать.

— Мам, не нужно. Мальчишки любят всё свежее. Они не станут есть позавчерашнее.

— Возьми, не отказывайся, — улыбнулся Серп. — Моя теща делает такие восхитительные блины, что если парни откажутся — я съем сам.

— Какой же у меня прекрасный зять! — Вера Эммануиловна всплеснула руками. — Вот я Агатке говорила: ты небесами нам дан! А она, дура, не ценит тебя!

— Мама!

— Ну прости-прости. Волнуюсь я за вас всё равно, неспокойно мне на сердце.

— Не нужно волноваться. У нас всё будет хорошо. Я не позволю Агате уйти. — Серп притянул к себе супругу и поцеловал в макушку.

— Надеюсь, так и будет, — радостно закивала Вера Эммануиловна.

Пусть вечер закончился на доброй ноте и домой они ехали не чужими орками, а настоящей семьей — но Агату не покидали дурные мысли.

В словах Серпа ей чудился неправильный подтекст. Вот даже эти, про «не позволю уйти» — как будто Агата всё же его собственность, а не свободная личность.

Или она попросту себя накручивает? Придирается к мелочам, на которые раньше бы не обратила никакого внимания?

Она и сама уже запуталась, как правильно поступить. Кто бы подсказал.

Филипп осматривался медленно, заторможенно, будто не до конца помнил не только то, что произошло до больницы, но даже своё имя. Но когда взгляд его сфокусировался на Медее, он улыбнулся. В глазах появилось узнавание. Значит, всё-таки всё помнит — просто не сразу пришел в чувство. После долгого медикаментозного сна это неудивительно.

— Привет, — сказал хрипло и натужно прокашлялся. — А что… где я нахожусь?.. Что произошло?..

— Думаю, я могу оставить вас наедине, — кивнул Паук каким-то своим выводам. — Удачи, Мирослава. Пообщаемся позже, хорошо?

Он вроде бы никак не показал издевки, но её имя было сказано с нескрываемым ядом. Благо Филипп ничего не заподозрил. А может, тот самый яд Медее только почудился? Теперь она во всём видела угрозу.

Филипп проводил Вяземского задумчивым взглядом и задал очередной вопрос:

— Кто это?

— Давай по порядку. На тебя напали и серьезно ранили, ты был в шаге от смерти. — Медея села на край больничной койки, положила ладонь на грудь Филиппу. — Если честно, я опасалась, что ты не оклемаешься. Пришлось погрузить тебя в сон, чтобы восстановление прошло легче.

— А ты? Тебя не ранили? — Он приподнялся на локтях, всмотрелся в лицо Медеи с тревогой.

Какой же он наивный и ласковый, сам едва очнулся, а всерьез беспокоится о ней. Медею остро кольнуло нежностью. Она не позволит этой мерзкой ситуации повториться, не допустит, чтобы кто-то вновь разрушил их счастье. Она сделает всё, чтобы защитить Филиппа от правды. От самой себя из прошлого.

Благодаря Пауку Медея в красках запомнила, как та сцена смотрелась со стороны. Помнила выражение своего лица, помнила ужас в глазах Филиппа.

Она никогда не забудет этого — и не допустит, чтобы Филипп вновь её возненавидел.

Он жив и больше не выглядит как бездыханное тело. Медея даже не думала, что сможет так радоваться тому, что кто-то выжил (а не помер в муках). Внутри неё словно звенели колокольчики.

— Нет, со мной всё хорошо.

— А нападающие… их поймали?

— Да, — легко обманула Медея. — Я уничтожила того, кто причинил тебе вред. Это был не сам Арджеш, лишь нанятая им шавка, которой повезло найти наше с тобой укрытие. Но теперь ты в полной безопасности.

Так проще. Иначе Филипп не сможет зажить прежней жизнью, а повсюду будет видеть скрытую угрозу, начнет опасаться каждого встречного. Какая разница: одной ложью во спасение больше или меньше?

Тот, из-за кого Филипп оказался на больничной койке, и вправду больше такого не повторит. Медея не допустит. А сам он слишком чист, чтобы заподозрить нестыковки в её объяснениях.

— Мирослава, ты и сама могла пострадать. — Он неодобрительно покачал головой.

Женщина скривилась.

— Сейчас мы говорим не обо мне. В общем, некоторое время ты провел в больнице. Тебе ещё нужно восстанавливаться. Так что не вздумай нарушать предписания врачей, будь хорошим мальчиком. Понял?

— Угу. — Филипп смешно закатил глаза. — А кто тот мужчина, который вышел отсюда? Он не похож на кого-то из медперсонала, — засомневался парень. — Как будто… аристократ какой-то.

— Это приведенный доктор. Я показывала тебя разным специалистам. Должна была убедиться, что ты будешь в порядке.

— Ну, чувствую я себя нормально. — Он ощупал своё тело под одеялом. — Ничего не болит, не тянет.

— Это хорошо. — Медея прикрыла веки, понимая, как сильно устала за последнее время. — Это очень хорошо. Знаешь, я подумала… нам надо уехать. Если один наемник вышел на твой след, то будут и другие.

— Уехать? А это не опасно?

— Опасно, но я не смогу вечно прятать тебя в квартире. Как ты смотришь на то, чтобы начать новую жизнь? Когда тебя выпишут, переберемся в другой город… или даже страну. Куда-нибудь, где сможем затеряться. Конечно, я забегаю немного вперед. Пока тебе нужно восстанавливаться, но почему бы и не попробовать?

В голосе Филиппа появилась заинтересованность.

— Думаешь, у нас получится?..

— Я смогла положить тебя в больницу по поддельным документам, и никто ничего не заподозрил. Уедем тоже по ним. Хм, ты даже сможешь восстановиться на учебе. Почему нет? Возьмешь какое-нибудь заочное отделение.

— И не придется вечно прятаться в четырех стенах. — Он облизал пересохшие губы, в тон прокралась мечтательность и даже надежда.

— Именно. Займешься тем, чем сам захочешь.

«Ради тебя я даже завяжу с убийствами», — решительно подумала Медея.

Она всё продумала наперед. Действительно, нет смысла вечно прятать Филиппа в квартире. Можно уехать куда-нибудь далеко, где никто никогда их не достанет. Выбрать какую-нибудь маленькую тихую страну в Европе — или наоборот, поселиться в огромном многомиллионном мегаполисе, где всем на тебя глубоко плевать.

Накопленных денег ей хватит на первое время. Она никогда не была особо расточительна. Если и тратилась, то только на красивые шмотки и новенькое оружие.

Которое, кстати, можно выгодно продать на черном рынке.

Со старыми клиентами она тоже порвет все связи, возможно, даже организует свою смерть. Трагичная кончина лучшей наемницы мира нечисти. Ах, как жаль.

Медея ухмыльнулась, представляя, как всё обставит.

Жалко, что нельзя устроить заодно и похороны — она бы хорошо смотрелась в сотнях белоснежных лилий. Но даже если обойтись без похорон — смерть обставить она всегда сумеет.

— Ты тоже наконец-то сможешь выйти из дома без опасения. — Филипп коснулся её руки. — Я всегда переживал о том, что из-за меня ты вынуждена скрываться. Ох, если то, что ты говоришь, — правда… Тогда я даже не очень расстраиваюсь, что меня едва не убили. Потому что у нас появился шанс на нормальную жизнь!

На секунду ей стало больно от его искренней радости. Значит, Филипп считал, что раньше они жили недостаточно нормально? Он не был счастлив с ней? Тяготился своим положением?

Но Медея тут же одернула саму себя. Конечно же, того, что у них было, недостаточно для счастья. Они же не звери, которых можно загнать в клетку. Им нужна свобода.

Она хочет банально выйти с Филиппом в ресторан и не трястись о том, что их кто-то узнает. Что кто-то назовет её реальным именем.

Да и вообще. Молодой парень. Почему он должен довольствоваться малым? Пусть хотя бы мир посмотрит!

— Да, мы сможем зажить иначе. Но для начала тебе нужно выписаться из больницы. Поэтому лежи, а я позову врачей. Пусть оценят твое состояние.

Филипп задержал ладонь на запястье Медеи, склонился чуть вперед.

— Мне кажется, я достаточно здоров для одного ма-а-аленького поцелуя.

Она насмешливо провела по его волосам и клюнула в губы. Но Филипп остался недоволен.

— Эй, что за скучные старческие ласки? Где страсть? Ты б ещё в лоб меня чмокнула. Вообще-то я соскучился по тебе, Мирослава.

— Ты даже не знал, что погружен в сон! — фыркнула женщина, не собираясь поддаваться на его манипуляции.

— Не знал, но чувствовал. Ну же, останься со мной на несколько минут.

Всё же она сдалась. Легла на самый краешек больничной койки, напоминая себе, что физически с ним всё нормально. Он давно восстановился от полученного ранения — просто находился во сне, чтобы не навредить себе вновь.

Медея ощупывала тело Филиппа, тот прижимался к ней ближе, горячо дышал в её шею. Кажется, одним поцелуем он ограничиваться не собирался. Но Медея поддавалась его напору и жару. Забывалась в его прикосновениях, мучительно сладких, едва не позабытых за то время, что Филипп находился в больнице.

Он знал самые потаенные её точки и умел надавливать на них, вызывая в ней россыпь ощущений. Не боль и не страх, а удовольствие, чистое желание, готовность принадлежать кому-то всецело.

Филипп был её спасением. Не она его ангелом (как он считал), а он — её. Ради него Медея готова была отстаивать все прежние идеалы, отказаться от всего, чего так долго добивалась. Перестать быть убийцей — и стать обычной женщиной. Устроиться на скучную работу, а по вечерам надевать фартук и готовить ужин для Филиппа.

Хотя нет. Пусть готовит и дальше он. У него лучше получается. Вкуснее.

Но в остальном… она не боялась оставить прошлое в прошлом. Свою жизнь, свои связи, свои успехи.

Навсегда нацепить на себя маску Мирославы, срастись с ней корнями. Любить Филиппа.

Всегда быть только с ним.

Сейчас он целовал её так страстно, так неистово. Не спешил, напротив, исследовал её тело, будто совсем позабыл, какое же оно. Не позволял и самой Медее торопиться.

— Мира… — шептал ей на ухо. — Медленнее. Мы всё успеем.

Она втягивала воздух сквозь сведенную челюсть и с трудом подчинялась его словам и его тягучим ласкам.

Ей хотелось всего и сразу.

Ну а после она долго одергивала одежду и ворчала, что ей достался в молодые люди похотливый неандерталец. Филипп лежал, закинув руки за голову, и не спорил с её возмущением. Абсолютно довольный собой. Обнаженный. Даже не потрудился скрыть свою наготу одеялом или поправить глупую больничную сорочку, в которую был одет. А если кто-нибудь войдет?!

— Зато мы точно убедились, что я абсолютно здоров и готов вынести любую нагрузку на организм, — хмыкал он, указывая на приборы у изголовья. — Думаю, врачам пора меня отпустить.

— Это только им решать, — продолжала бурчать Медея, поправляя выбившиеся волосы из прически. — Не мог, что ли, подождать?!

— Не мог, — Филипп подмигнул ей. — Повторяю: я соскучился! Так что веди сюда медиков. Я жажду второго раунда. И, желательно, где-нибудь в стенах нашей с тобой квартиры. Знаешь ли, по ней я тоже соскучился. Тем более раз мы скоро уедем, то должны с ней хорошенько попрощаться.

Медея тяжело вздохнула и, ещё раз поцеловав парня в губы, вышла из палаты.

Теперь, когда у них есть будущее, она не боялась оставлять Филиппа одного. Она вообще больше ничего не боялась.

Потому что знала, что вместе они со всем справятся.

Когда они подъехали к дому, Серп первым вышел из машины, и пока Агата отстегивала ремень и проверяла, всё ли взяла — успел открыть ей дверь.

— Прошу. — Он галантно подал руку, помогая ей выйти.

Затем повел ее по дорожке к дверям, словно Агата была драгоценностью, которую нужно оберегать. Была в этом какая-то старомодная чопорность, но все же муж заботился о ней, и это было приятно.

— Уже так поздно. — Агата покрутила головой — небо было усеяно мелкими звездами. — Мария Сергеевна у нас до утра? Как вы договорились?

— С няней договориться не получилось, к сожалению. Мария Сергеевна подхватила какую-то болячку и прийти не смогла, — спокойно ответил Серп.

— В смысле, не смогла? — Агата от удивления запнулась на ровном месте, и, если бы не муж, наверняка растянулась бы прямо перед крыльцом. — А с кем тогда дети? Только не говори, что ты их…

Она хотела договорить «одних оставил», но не успела, потому что дверь особняка открылась. Агата вскинула голову и с удивлением обнаружила там свою сестру.

— Серп, ты вернул… — начала было Роза радостным тоном, но ее голос смолк. Впрочем, орчанка быстро поправилась, растянув улыбку от уха до уха. — И Агату с собой привез, как замечательно, а мальчишки спят. Только уложила. Услышала, что машина едет, так и думала, что это ты… вы.

«Какое странное чувство дежавю», — подумала Агата, определенно решив, что это чувство ей не нравится.

— Роза… — с непонятной ей самой возмущенной интонацией констатировала Агата.

Хотелось спросить более прямо: «Какого лешего ты тут опять делаешь?». Но женщина всё же удержалась. Ведь всему наверняка снова найдется рациональное объяснение, а она только что сама корила Серпа за излишнюю ревность. И если муж подумает, что она сама ревнует, то грош цена будет ее словам относительно того, что «ничего такого, он просто меня подвез».

В голове снова вспыхнул образ Ильи, как он сражался сегодня с бандитами возле бара, как небрежно говорил о том, что упрятал за решетку работорговца. Будто избавлял мир от таких гадов по нескольку штук за день. А может, так оно и было.

«Орочьи боги, о чем я думаю?!»

Они прошли в холл, сняли обувь. Серп опять проявил свои лучшие манеры, помог раздеться и сам убрал верхнюю одежду.

Вспомнилось, как они ходили к деду Максимилиану. Тот тоже вел себя с орчанкой подчеркнуто галантно и вежливо (она тогда даже подумать не могла, какое чудовище скрывается за маской этой вежливости). И, тем не менее, манеры Серп явно скопировал у деда. После того, как тот слег, Агата частенько стала замечать, как муж подражает кумиру, которым старый орк несомненно для него был.

— Так значит, Серп попросил присмотреть за детьми тебя? Раз наша няня не смогла, — спросила у сестры Агата, стараясь вести себя как можно более дружелюбно.

Нельзя показать мужу, что присутствие сестры ей не понравилось. Хотя по тому, какие хитрые взгляды тот бросал на жену, он ждал именно этого.

Он сделал это специально? Хотел заставить Агату ревновать?

Вот только почему, увидев Розу у них дома, она подумала об Илье? То есть об Илье Валерьевиче. Потому что провела параллели или потому что…

Агата оборвала свою мысль, даже не позволяя себе додумать. Нет, это бред какой-то.

— Не совсем, Роза звонила узнать, не у нас ли она забыла свои перчатки, — ответил за сестру Серп. — Потом поинтересовалась насчет планов на вечер и о том, удалось ли договориться с няней. Услышав, что ты решила остаться у мамы на ночь, а Мария Сергеевна заболела, она предложила свои услуги.

Агата покосилась на мужа. Сложилось впечатление, что тот специально обрисовал ситуацию такими словами и таким тоном, чтобы позлить Агату. То ли хочет, чтобы она с сестрой разругалась, то ли пытается заставить ревновать. Мстит за Илью. То есть за Макарова. Оперуполномоченного Макарова.

Она просто любит своего мужа и ревнует его. Да, это обычная банальная ревность с ее стороны. Нужно просто выпроводить сестру из дома и обсудить всё с мужем. И тогда Агата успокоится, только и всего.

— Спасибо большое, Розочка, очень выручила! — всплеснула руками Агата и кинулась обнимать покрасневшую от смущения сестру. — Ох, а ведь уже так поздно!

— Да. Наверное, стоит отправляться спать… — Оторопевшая от объятий Роза покосилась в сторону лестницы, явно намекая на гостевые комнаты.

— Ну что ты! Так много времени ты уже на нас потратила, что я не смею тебя задерживать. — Агата бросилась к телефону, набирая номер такси.

— Но я… — Роза выглядела сбитой с толку. — Мне надо… — Она вдруг сделала несколько шагов куда-то в сторону. Но Агата перегородила ей дорогу, насколько позволял провод от телефонной трубки.

— Да, хотела бы вызвать такси… — Она назвала адрес. — О, как замечательно, есть машина неподалеку? Отлично, нам везет. Тариф не важен, да, спасибо. Уже выходим.

— Мне нужно взять свою сумочку, — попыталась прошмыгнуть мимо Агаты Роза, но та быстро указала рукой на полки в прихожей.

— Так вот же она. А если что-то забудешь, завтра встретимся в городе, и я тебе передам, — заулыбалась ей Агата, хватая с вешалки куртку и накидывая на сестру. — Серп, подожди меня немного, я провожу мою любимую сестренку.

— Серп, я… — Глаза Розы были широко распахнуты, словно все это застало ее врасплох и она совсем не понимала, что делать.

Агата приобняла ее за плечи, подхватила сумку и мягко, но настойчиво вывела из дома, при этом приговаривая:

— Как же мне повезло с тобой, спасибо, что приехала сегодня и выручила. И дети от тебя без ума. И Серп всегда про тебя говорит только хорошее.

— Правда? Серп так говорит? — вспыхнула Роза, и румянец на ее щеках только усилился.

«Вот бесовка, похоже, ей действительно нравится мой муж!» — подумала про себя Агата, наблюдая за реакцией Розы. Но вслух сказала совсем другое.

— Правда-правда. Он всегда тебя хватит, говорил, что мне надо брать с тебя пример. — На самом деле это была ложь. О Розе Серп вообще никогда не упоминал. Но зато, слушая эту сладкую ложь, сестра легко пошла за ней, дождалась такси у ворот и спокойно села в машину.

Лишь оказавшись внутри, она вдруг всполошилась.

— Агата…

— Что такое? — Удерживать на губах улыбку стоило больших усилий, но и показывать свои истинные чувства женщина не собиралась.

— Я нашла немного твоего печенья на кухне, на дальней полке. Должно быть, оно было давно приготовлено и про него просто забыли, но сейчас у меня заболел живот. Кажется, оно испортилось. Видимо, действительно старое. Пожалуйста, выбрось его, то, что в вазочке. Не хочу, чтобы ты или Серп… или мальчишки страдали потом расстройством желудка.

«Да что оркам сделается от старого печенья?» — мысленно отмахнулась Агата, но, чтобы сестра поскорее уехала, всё же поспешила ее успокоить.

— Конечно, прямо сейчас пойду и выброшу его. Спасибо, что предупредила, надеюсь, и у тебя ничего серьезного не будет.

Плечи Розы моментально опустились, словно до этого она была напряжена, но тут наконец расслабилась.

Сестры тепло попрощались, и такси тронулось, отъезжая от дома.

Агата еще несколько минут постояла на улице, пытаясь прокрутить в голове все события сегодняшнего дня.

«Так вот что почувствовал Серп, когда увидел меня с Макаровым? Или нет?..»

Агата тряхнула головой и, развернувшись, отправилась обратно в дом. Наверное, стоит еще раз поговорить с Серпом. Быть может, действительно попросить у него прощения. Она не должна была садиться в машину к Макарову, не должна была пить с ним коктейли, не должна была смотреть на него так…

«Леший, да как я на него смотрела?! Он просто меня подвез — всё!» — разозлившись на саму себя, Агата упрямо зашагала прямиком на кухню. Серп сидел за столом, на котором стояли два бокала. Один был в руках у мужа, второй, очевидно, был приготовлен для нее. В вазочке лежало печенье. Видимо, то, про которое говорила Роза.

Вообще, странно, что сестра нашла что-то из залежей, обычно выпечку и десерты мальчишки и муж сметают без остатка.

— Ты готовила? — Серп взял одно и, отломив, сунул кусочек в рот.

— Да, это… — Агата покрутила рукой в воздухе. От усталости, которая навалилась на нее после тяжелого дня, даже объяснять что-то сил уже не осталось. — Роза достала с полки. Рылась у меня в шкафах.

— Какой-то вкус странный, — поморщился Серп, но все же закинул в рот и второй кусок.

— Оно испортилось, не ешь.

Агата взяла вазочку в руки, намереваясь выбросить содержимое в ведро, но Серп перехватил ее за запястье.

— Да нет, не так уж и плохо, оставь.

Агата хмыкнула. Ну да, что взять с орка. Готов есть всё, что не приколочено. Она поставила вазочку на стол и левой рукой (правую все еще держал Серп) на всякий случай все же отломила кусочек, чтобы убедиться, что оно съедобно и не испортилось.

— Действительно странный вкус, — нахмурилась она, — Наверное, лучше всё же выбросить.

Вот только муж все еще держал ее за руку.

— Зачем же выбрасывать. Или ты не для меня его приготовила? — спросил он с какой-то странной непонятной интонацией.

— Для тебя, конечно, — растерянно ответила Агата. Что он имеет в виду? Для кого еще ей готовить, если не для него и мальчишек.

— И зачем?

Этот вопрос окончательно сбил женщину с толку. Что значит «зачем»? Зачем она для него готовит? Зачем заботится о нем и об их семье?

Хватка мужа на руке тем временем усиливалась, да так, что стало больно.

— Серп, я тебя не совсем понимаю, — осторожно произнесла она. — Зачем? Я просто… — Она попыталась как-то объяснить, что это ее семейные обязанности. Он зарабатывает деньги, а она заботится о быте. — …Хотела исполнить супружеский долг.

— Ах супружеский долг, — покивал с преувеличенной серьезностью Серп и вдруг дернул ее на себя, обвил руками, но лишь для того, чтобы одним рывком усадить на стол.

— Серп… — Она охнула, хотела было возмутиться, но внезапно ощущения стали странными. Тело моментально откликнулось на грубость мужа, словно это были изысканные нежные ласки, напряглось.

Серп же продолжил, одним рывком сорвал с нее платье, обнажая кружевной лиф, а затем перехватил ее за шею.

Его глаза горели потусторонним огнем дара. Того самого, что предсказывал смерть всему сущему. И под этим властным тяжелым взглядом Агата почувствовала себя особенно маленькой, незначительной. Не орчанкой вовсе. Простым человеком, не способным ничего противопоставить этой древней силе.

Вот только самым паршивым было, что это унижение чертовски ее возбудило.

«Да что это со мной? Неужели мне такое нравится?!»

В прикосновениях, в движениях, в случайных жестах — Агата во всем улавливала особую силу Серпа. Ту, которая могла довести до мурашек. Ту, что вызывала неистовый трепет. Но если раньше она бы напряглась, попыталась сопротивляться, то этой ночью ей хотелось большего. Ей было не насытиться собственным мужем, будто он стал для неё новым, запретным плодом.

Пусть он будет сильным. Пусть властвует над ней. Она не станет противиться.

Серп не изменился — но её отношение к нему стало другим. То, что ещё вчера пугало, теперь казалось манящим. То, что раньше вызывало непринятие, теперь выглядело желанным.

Жесткие поцелуи, пальцы, что оттягивают волосы и заставляют обнажить шею для легких укусов. Дыхание на коже. Ладони, сжимающие бедра. Голос, звучащий над ухом:

— Ты только моя. Ты принадлежишь мне. Слышишь?

И Агата соглашалась, кивала, не смея спорить с ним. Задыхалась в собственных эмоциях. Глотала воздух и на выдохе бормотала:

— Я… принадлежу… тебе…

Она, будто изголодавшаяся до мужского внимания, забывалась в муже, терялась в его грубых ласках. Пусть он не был нежен, пусть его поцелуи и касания были болезненны — но этого так не хватало в её спокойной, размеренной жизни. Агата привыкла быть прилежной матерью и идеальной женой, но совсем забыла, каково это — быть любовницей. Порочной. Бесстыжей. Готовой на всё — но только вместе с собственным мужем. Ради него.

После они поправляли одежду (Агата натягивала платье, Серп одергивал рубашку), собирали с пола осколки посуды, которой не повезло оказаться в водовороте страсти. По кухне словно прошелся небольшой ураган. Печенье вместе с миской упало на пол и лишь чудом не рассыпалось.

Но сейчас это даже радовало. Так сказать, маленькое напоминание о том, что недавно произошло.

— Я люблю тебя, — призналась Агата, обняв мужа со спины. — Всегда любила только тебя.

— Я знаю, — хмыкнул Серп и, взяв миску с печеньем, вывалил в мусорное ведро. — Приготовишь мне новое печенье.

— Ага. — Она кивнула, закусив губу. — А ты… ты меня любишь?

Почему-то ей показалось важным услышать ответ.

— Моя драгоценная, если бы я тебя не любил, разве стал бы бегать за тобой? Разве ездил бы к твоей матери? Разве задумался бы о третьем ребенке?

— О третьем ребенке? — Её глаза расширились от удивления.

Они никогда не обсуждали это. Агата всегда понимала, что если защита даст осечку — Серп ответственность на себя возьмет. Но сознательно они к этому не шли.

— Почему нет? — Мужчина пожал плечами. — В большой семье должно быть много детей. В этом доме все поместятся. Обеспечить — обеспечу. Образование дам.

А может, вот оно — спасение? Не темные ритуалы, которые предлагает Паук, не изменение сознания. А малыш. Комочек счастья, принадлежащий только им двоим. Может, именно он вернет в семью утерянные чувства?

Серп уже доказал, что не равнодушен к Агате — а ребенок помог бы скрепить разрушенное доверие. Да и, если честно, Агата дико соскучилась по всем этим младенческим штучкам. По малюсеньким ножкам-ручкам, по первым улыбкам. Даже по бессонным ночам.

Всё же Злат и Платон скоро будут совсем большими. Моргнуть не успеешь, как мама станет им не нужна. Они уже сейчас иногда ворчат:

— Мам, ну ты чего, мы же взрослые!

Из уст четырехлетнего Платона это звучит особенно смешно, но пройдет несколько лет — и его слова станут правдой.

Агата завороженно кивнула, глянув на Серпа.

— Я бы хотела родить от тебя ещё одного ребенка…

— Я даже не сомневался, — ухмыльнулся муж.