Продавец игрушек

Глава 8

Такого оборудования Марк еще никогда не видел – что для хирурга с его опытом странно. Понятно, что во второстепенные Объекты, на которых он работал, поставляли далеко не лучшую технику. Что-нибудь такое, чтоб спасало большую часть пациентов, но не стало бы значимой потерей, если какие-нибудь хазары все-таки перемелют. Так ведь Марк учился в академии, где показывали и другие модели, да и за новостями он следил. Однако там подобные технологии даже не упоминались, и вряд ли они и сегодня были доступны всем.

Его привели в небольшую комнату, расположенную в здании руководства. Восстановили тут все идеально, Марк подозревал, что еще и укрепили. Безупречно ровный пол, стены и даже полоток покрыли абсолютно одинаковой плиткой среднего размера. В центре помещения располагалась капсула, отдаленно похожая на ванну, но более глубокая, с заметно закругленными бортами. Часть была сделана из стекла и оставалась прозрачной, часть – из серебристо-серого металла, в который встроили оборудование. От капсулы тянулись трубы, уходящие в пол – и соединявшие ее с объемными матово-черными канистрами, которые занимали два угла комнаты. Между ними находился монитор, пока остававшийся выключенным.

Сначала Марку показалось, что капсула наполнена водой. Но, присмотревшись внимательней, он обнаружил, что это нечто другое… непонятное. Слишком густое для воды, слишком жидкое для геля, идеально прозрачное, как кристалл, и будто удерживающее в себе свет. Запаха у вещества не было, да и других подсказок насчет того, чем оно может быть, тоже.

– Раздевайся, – велела Аделаида. – Полностью, нужно снять любое внешнее оборудование, любую одежду, это очень важно.

– Нейромодуль останется, – напомнил Марк.

– Все, что тебе установили официально, есть в твоем техпаспорте, машина об этом знает. Но если сам устанавливал что-то нелегально, начинай беспокоиться.

Аделаида провожала его сюда от самого зала. Предложила вколоть обезболивающее, он отказался – не устраивал героическую показуху, просто знал, что выдержит. Да и не хотелось ему рядом с ней терять остроту восприятия. Аделаида была непривычно мила с ним, то руку подавала, то предлагала вызвать дронов, которые донесли бы его до зала оказания помощи. Но взгляд у нее при этом оставался холодным и колючим, не так сложно оказалось догадаться, что она думает о нем на самом деле.

Она так и не поняла, что произошло в зале, хотя ей самой наверняка казалось, что поняла. В ее мире уже было использовано объяснение вроде «девочки не поделили игрушку» или «тетки подрались за мужика». Теперь она винила Марка в том, что он спровоцировал бессмысленный поединок двух могущественных созданий. Ну а Марк не видел смысла объясняться с ней, если у нее глобальные конфликты между ног начинаются.

Он знал, что она выполнит свою работу – побоится поступить иначе. Но это вовсе не исключало, что она позволит себе маленькую пакость.

Поэтому от помощи он отказался, справился сам. Сервисного дрона все-таки пришлось задействовать, от потери крови слишком сильно кружилась голова, и он рисковал рухнуть на холодный пол. Но управлял этим дроном Марк, благо сил хватало.

Просто так в капсулу было не забраться, Аделаида приставила небольшую лестницу. Руку она не подавала, она даже демонстративно отступила и отвернулась. Ну и зря, собственной наготы Марк не стеснялся, он слишком долго проработал врачом и знал, что рассматривать голого человека, покрытого ранами и вымазанного кровью – опыт далеко не эротический.

Он ожидал, что жидкость будет прохладной, но нет, она оказалась примерно той же температуры, что его тело. Из-за этого ощущать ее было сложно, и Марк будто завис в воздухе. Единственным исключением стали те участки, где кожа была повреждена – не только рана на животе, любые порезы и ссадины. Там жидкость прогревалась, но не становилась болезненно горячей.

Она держала плотно, Марк не тонул в ней до конца, если лежал спокойно, не двигаясь. Но для подстраховки Аделаида все равно подвела ему под голову нечто твердое, закрепила лентами.

– Теперь не утонешь, даже если заснешь, – сказала она.

– И не смогу посмотреть, что происходит с моим телом.

– Тебе и не положено.

Об этом он как раз догадывался. Технология, которую использовали здесь, явно не новая, и раз о ней мало кто знает, правило «не смотреть и не болтать» распространяется на всех.

Когда он замер на месте, Аделаида сдвинула с боковой части капсулы металлическую панель, покрытую датчиками, и переместила так, чтобы устройство оказалось прямо над раной, полностью ее закрывая. Это окончательно отняло у Марка шанс рассмотреть происходящее, даже если бы он сумел сдвинуть ленты.

Аделаида еще и предупредила:

– Это займет часа два-три, раз велено без шрамов. Естественно, я не буду здесь столько торчать, у меня другие дела. Значит, и контролировать тебя не буду, выполнение правил – на твоей совести. Не смотреть. Двигаться как можно меньше, онемения не будет, капсула настроена на своевременную подачу электрических импульсов. В туалет тоже нельзя, надо будет – делай здесь.

– Как-нибудь выдержу.

– Уж надеюсь, – хмыкнула Аделаида. – Ну и конечно, трогать оборудование нельзя. Я узнаю, когда все завершится, и сама приду. Просто… лежи спокойно, каким бы странным тебе ни показалось происходящее.

Она сказала то, что должна была, и ушла. Марк ожидал, что удивить его не получится: даже если он не понимал, что это за оборудование, он знал принципы работы исцеляющих машин! Поэтому он сосредоточился на собственных ощущениях, чтобы разобраться, с чем он имеет дело.

Это было наивно с самого начала. Мог бы догадаться: ни одно известное ему оборудование не способно вылечить без шрамов, да еще так быстро. Но он по-прежнему держался за веру в то, что мир если не понятен, то хотя бы знаком.

Веру эту пришлось отложить, когда он почувствовал движение. Не боль, нет – боль как раз исчезла очень быстро, жидкость сама по себе выступала в роли анестетика. При этом чувствительность здоровых тканей она не притупляла, а вот зона поражения едва ощущалась. И все равно Марк почувствовал, как его касается… Что-то. Он понятия не имел, что, это было ни на что не похоже – может, из-за анестетика, но вряд ли. Скорее всего, оно было слишком уникальным по своей сути. Нечто теплое, но не живое. Не имеющее четкой формы, но при этом плотное, твердое, не гель и уж точно не вода. Сначала оно собиралось вокруг раны, а потом двинулось внутрь – туда, где нож нанес самые серьезные повреждения.

В этот момент Марк все-таки не удержался, дернулся, не от боли, а от самого осознания: что-то проникает в его тело. Инстинкты заставляли вспомнить всех тех паразитов, которые населяли пустоши, требовали вытащить из себя неведомую тварь, отбросить подальше, спастись самому – он ведь может, он знает, как исцелить эту рану стандартным роботом-хирургом!

Но он сдержался. Если бы его хотели убить, его бы давно убили. Поэтому Марк усилием воли заставил себя расслабиться и снова сосредоточиться на ощущениях. Даже при том, что анестезия притупляла их, он все равно чувствовал, как двигаются ткани внутри. Исцеление было логичным: сначала внутренние органы, потом – мышцы и кожа. Но Марк все равно не понимал, что именно делают с тканями. Не похоже, что зашивают, смещают, а потом… Потом появляется чувство тяжести, такое бывает, когда на руку попадает воск – сначала текучий, обжигающий, но быстро застывающий и стягивающий кожу под собой. Как будто запечатали… Но чем? И… и будет ли этого достаточно – или потом придется делать еще одну операцию, чтобы снять печать?

Он размышлял об этом, когда дверь в комнату открылась. Для возвращения Аделаиды было рановато: и прошел всего час, и движение внутри лишь нарастало. Толком повернуться в ту сторону Марк не мог, ремни держали крепко, приходилось полагаться на боковое зрение. Но даже его было достаточно, чтобы различить на светлом фоне тонкую темную фигуру.

Пришла, надо же… Когда битва закончилась, Геката не говорила с ним, отдала приказ и удалилась в сопровождении руководства, видимо, объяснять им новые порядки. Императрицу окружила ее свита, Марком занялась Аделаида, и явно не добровольно.

Он знал, что она захочет все обсудить, но думал, что произойдет это после исцеления, а Геката решила иначе. Стульев в комнате не было, однако ее это не смутило. Она явилась в сопровождении дрона класса «Арахнид», который возле капсулы замер, изогнулся, превращаясь во вполне убедительное подобие кресла.

По лицу Гекаты невозможно было понять, что она чувствует, как относится к ситуации, довольна или готовится утопить его в этой же капсуле.

– Как ты? – равнодушно спросила она.

– В соплях каких-то.

Она фыркнула, бросила на него хитрый взгляд, решив, видимо, что изображать суровое Воплощение все-таки не стоит.

– Надеюсь, у тебя не будет проблем из-за того, что случилось, – добавил Марк.

– Из-за того, что я протерла Даной пол, но так, что он стал еще грязнее? Наивно с твоей стороны предполагать, что я сделала это первый раз.

– Я, скорее, предполагаю, что не первый – и что именно из-за твоих предыдущих упражнений у меня в животе вдруг оказался нож.

Геката заметно помрачнела:

– Да, ты прав… Скудоумие и оппортунизм нашептали ей, что она может унизить меня через моего протеже. Я надеялась, что она не пойдет на такое, но, узнав, что она напросилась сюда, решила проверить. Извини, что не предупредила.

– Ты успела вовремя. А предупреждение все равно не помогло бы: кланяться ей я не стал бы в любом случае, защититься не смог бы, и не догадался бы о том, что она сделает.

– Пока не смог бы, – задумчиво поправила Геката. – Я уже кое-что уточнила насчет тебя… Но чужое мнение искажено желанием мне понравиться или впечатлить критическим мышлением. Мне интересен твой подход. Расскажи мне, что случилось с тобой за время, проведенное здесь.

Когда его только привели сюда, с разговорами дело обстояло не очень: он потерял много крови, у него кружилась голова. Но в капсуле Марк стремительно приходил в себя, он даже не ожидал такого. Правда, движение внутри раны не прекратилось, однако ощущалось оно по-другому. Ему отчаянно хотелось посмотреть, что же происходит… Но не настолько, чтобы нарушить какое-нибудь правило, которое отправит его в прошлую жизнь простого хирурга. Так что он сдержался и сосредоточился на рассказе.

Марк не собирался ничего скрывать от Гекаты. Во-первых, не знал, способна она распознать ложь или нет, что сделает, если он попадется. Во-вторых, просто не видел смысла.

Поэтому он рассказал ей все – про неоновую завесу, в которую тут никто не верил, про то, как нашел причину в бумажной версии инструкции, которая почему-то отличается от электронной. Про свое путешествие в заброшенную часть парка тоже молчать не стал. Разве что про книгу с детскими рисунками не упомянул и свои планы на эту вещицу. Но ложью это не было, Геката не спросила, он не сказал, вот и все.

Он думал, что долгая речь утомит его, а получилось наоборот: за это время энергии лишь прибавилось.

– То, что две версии инструкции так отличаются, – это ведь не случайность? – спросил Марк.

– Что я тебе говорила про Черный Город и случайности?

– То, что я потом использовал.

– Ловко закольцевал, – оценила Геката. – Ненавязчиво советую пройтись по всему списку, который тебе к чтению рекомендовали. Ну так, для общего развития.

– Да понял уже… А то, что я обнаружил, это странное восприятие сигналов…

– Аномалия, – подтвердила она. – Не уникальная, такое бывает – и обычно это делает Мастером Контроля. Но я изначально подозревала в тебе нечто подобное. Для удобства обсуждения назовем это даром, потому что, в принципе, это он и есть. Так вот, оценить масштаб твоего дара пока сложно, то, что он тебе работать мешал, – так себе достижение. Нужно наблюдать, как ты сумеешь его использовать. Скоро будет экзамен, там и повыпендриваешься.

– Почему я впервые слышу про экзамен?

– И это ты еще опередил своих товарищей. Решение было принято минут сорок назад – или сколько там мы общаемся?

– По твоему приказу?

– Нет, конечно, мне-то там на что смотреть? Это Лендар решил отличиться. Он смущен тем, что допустил драку двух Воплощений – он почему-то верит, что от него хоть что-то зависело. Смешной маленький человечек. Так вот, он решил показать, как он хорошо справляется со своими обязанностями. Я посмотрю… Дана тоже посмотрит, ей сейчас невыгодно уезжать, будет слишком похоже на бегство.

– И как вы намереваетесь с ней общаться?

– Да как обычно: будем делать вид, что ничего не случилось. Тебе рекомендую вести себя так же, как ты вел себя с ней до того, как она из-за тебя получила.

– Ей это уже тогда не нравилось, – напомнил Марк.

– Думаю, она пересмотрела свои симпатии.

– Ты здесь надолго?

– Экзамен точно посмотрю. Если ты уже достаточно обтесался, чтобы быть полезным, заберу тебя с собой. Если нет – побудешь еще здесь, Лендару на радость. Или мое общество перестало тебя привлекать?

– Я слишком хорошо помню, почему твоего общества лишился.

Марк не знал, дозволено ли ей обсуждать задания Черного Города – да и захочет ли она. Он просто предложил ей это. Геката задумалась, нахмурилась, не похоже, что воспоминания о последних днях ее радовали. В какой-то момент Марку даже показалось, что сейчас она встанет и уйдет, но нет. Видимо, она оценила его недавнюю честность и решила ответить тем же.

Так он узнал о продавце игрушек. Что ж, несложно догадаться, почему вызвали Гекату – да и другие Воплощения не остались в стороне. Он не был первой угрозой Черному Городу. Он, возможно, даже не был самой большой, пока что это сложно оценить.

Но он был угрозой неизвестной, и это многое меняло. Какое оружие готовить, если не знаешь о противнике почти ничего? Марк был согласен с тем, что это, скорее всего, живой человек, но с выдающимися способностями к контролю. А еще с тем, что это псих, однако психические отклонения не означают глупость. У продавца игрушек явно есть какая-то своя логика, и она диктует его поступки. Ну а сумасшествие попросту не дает эти поступки предугадать.

– Так что не особо важно, где я нахожусь сейчас, – завершила рассказ Геката. – Тут на экзамен смотрю или хаотично бегаю по дорогам, надеясь на удачу. Никаких толковых планов мы не разработаем, пока те двое, которых послал Справедливость, не выяснят, что собой представляет продавец игрушек… Если выяснят.

Она замолчала, вроде как по-прежнему равнодушная, но Марк все равно заметил, как она напряженно сжала кулаки. Он вспомнил то, о чем рассказывала Леони, и ему захотелось спросить о многом – о безумии Воплощений, например, и о том, не поможет ли оно победить противостоящего им психа… Но Марку почему-то не хотелось сводить все к тому, что рядом с ним Воплощение. И он задал другой вопрос, который, пожалуй, шокировал бы других студентов или был бы понят неправильно…

– Ты справляешься?

Геката, на миг прикрывшая глаза, снова посмотрела на него. Не похоже, что ее это разозлило.

– Он выматывает меня. Не только тем, что делает, тем, что я не могу ему противостоять, и злость, которую я чувствую из-за него, сжигает изнутри меня. Да еще и остальные думают, что это шутка какая-то, мол, любой дурак может громить беженцев! А я чувствую: это только начало… Знаешь, как бывает, когда уже слышишь гром, но небо еще ясное… Это не значит, что грозы не существует. Это значит, что она придет чуть позже.

– А что думает Черный Город?

– Продавец игрушек за его пределами. Разобраться с ним должны мы, в этом наша функция. А я… Я устала.

Пауза перед последними словами была неоправданной, долгой. То, что другие люди произносили легко, порой чаще, чем следовало бы, Гекате далось непросто. И оставалось лишь догадываться, до какой степени должна была дойти ее усталость, если ее нужно выпустить хоть как-то, хоть словами…

Только вот слова могут не так уж много, и у Марка правильных не было. Он просто двинул рукой, высвободил из плена капсулы, поднял чуть выше, над краем. Не тянулся к Гекате, ничего не делал, не предлагал дружеское рукопожатие или похлопывание по плечу. Его рука замерла в воздухе, расслабленная – не предложение, а намек на предложение.

И Геката этот намек поняла. Она усмехнулась, будто сама себе не веря, и прижала свою руку к его, так, чтобы переплелись пальцы. Она словно готовилась помочь ему выбраться – или позволяла ему вытянуть ее.

– Расскажи мне, что ты думаешь о нем, – попросила она.

– Я думаю, он ищет реальные границы. Он проверяет, что вы заметите, когда и как вы отреагируете… Это не попытка привлечь внимание, он знал, что внимание и так будет.

– Почему ты так считаешь? Это я про границы.

– Если бы это было просто какое-то заявление или попытка прославиться, он бы при третьем убийстве просто оставил части тел, – пояснил Марк. – Не было никакой нужды нести туда трупы с предыдущего места убийства – они ничем визуально не выделялись на дереве, вы могли их и не заметить. Они обретали хоть какой-то смысл, если сложить тела вместе, разгадать головоломку.

– Возможно, головоломки были и на первых местах расправы, но мы их упустили… Тогда его мнение о скорости нашей реакции невысоко.

– Всего этого мало. Думаю, он еще некоторое время понаблюдает.

– И устроит нам пару-тройку неожиданных проверок… Если ты прав, любая странность в его действиях может оказаться тестом, который мы не пройдем. И он готовится к чему-то… Вопрос в том, к чему.

Тут уже Марк был вынужден отступить:

– Не знаю. Возможно, я вообще не прав во всем. Судя по тому, что ты описываешь, это не мой уровень силы.

Он ожидал, что Геката сейчас отстранится, закончит разговор, но нет. Она по-прежнему держала его за руку и смотрела так, что Марк не сумел расшифровать ее взгляд.

– Знаешь… нет, – сказала она. – Я пока не могу это объяснить, просто предчувствие, но… Мне кажется, ты сыграешь в охоте на него не последнюю роль.

Официально это место убежищем не считалось: его не отображали на картах, туда не заходил патруль. Но при этом все знали, что убежище там есть. Все объяснялось просто: более безопасных мест для отдыха на этом участке дороги не осталось. Поэтому беженцы сами восстановили небольшой поселок, затерявшийся среди холмов и лесов. Очистили дома, выровняли дороги, когда-то взрытые прямыми попаданиями, даже установили некое подобие забора. Правда, все равно наступала безжалостная ночь – и в дома порой заползали твари, сумевшие пересечь границу. Но это ничего, очередной караван помнил об опасности, и в поселок люди каждый раз входили осторожно. Убежище не оставалось пустым надолго, поэтому там не успевало поселиться нечто крупное и опасное.

И вот теперь там творилось что-то странное. Больших караванов на этой дороге не было давно – не пропускали из-за недавних событий. Однако система уловила повышенное скопление энергии и неопознанных кодов в поселке. Ховакан, узнав об этом, отослал запросы в ближайшие пункты контроля. Вы точно никого не пропускали? Не пожалели, не поддались на уговоры? Хотя он и сам знал, что такое не слишком вероятно: страх перед Черным Городом был сильнее жалости и жадности.

Он направил в убежище своих «Птиц», не всю стаю, с десяток только. Они были его глазами, и он видел, что поселок теперь действительно обитаем. В центре стоят потрепанные транспорты, такие используют беженцы – по сути, груды старого металлолома с убогой маскировкой. В домах чувствуется использование энергии, кто-то подключил генераторы. Все как обычно, как будто там люди… Но людей там быть не может, неоткуда им взяться.

Ховакан даже ожидал, что его «Птиц» заметят, нападут. Если это продавец игрушек, он никогда еще не провоцировал их так открыто… Почему бы не сделать следующий шаг и нанести первый удар? Гарантировать, что они точно не пройдут мимо?

Но нет, он был сдержан, и «Птицам» позволили улететь.

– Это похоже на ловушку, – заметил Ховакан.

– Ага, – радостно кивнула Лира. – Ну разве не здорово?

Она не притворялась и не иронизировала, она и правда рвалась в бой. За время их путешествия Лира развлекалась битвами, но мелкими, ею же и спровоцированными. После сражения на заброшенном вокзале достойных противников им не попадалось, поэтому на каждой остановке она со своей стаей сама уходила подальше от дороги, охотилась, выискивала мутантов… или любого, кто решил пройти к Черному Городу в обход контроля. Она не раз возвращалась в крови, и Ховакан никогда не спрашивал, чья это кровь. Вопросы стоит задавать, лишь если тебе действительно нужен ответ.

Вот и теперь глаза его напарницы, созданные природой насмешливо прекрасными, сияли безумием. Понятно с ней все: она давно воспринимала то, что продавец игрушек ускользает от них, чуть ли не как личное оскорбление. Она не знает, укрывается ли он в поселке, и никто не знает. Но если Ховакан попытается запретить ей соваться туда, может дойти до вполне серьезной схватки между ними.

Только вот он ничего запрещать не собирался. Разведка боем – тоже разведка. Шаг в ловушку должен доказать, что они сильнее продавца игрушек, что бы он там ни придумал. И все же, все же… Дурное предчувствие за время пути порой становилось сильнее, порой ослабляло хватку, но до конца не исчезало. Сейчас оно вспыхнуло ярко, сильно, как никогда раньше. Вот только оно не призывало Ховакана бежать – потому что знало, что он не подчинится. Оно просто предупреждало о неминуемом и советовало решить, что он может оставить после себя.

Это пугало, отнимало силы, и захотелось даже рассказать кому-то, услышать, что он просто придумывает, что все будет нормально… Но из возможных собеседников рядом была только Лира, а с ней все ясно по умолчанию: будет хохотать и издеваться, пока не отвлечется на драку.

Поэтому он предпочел действовать. Они пришли к поселку днем, с оставшимися операторами – подкрепление, которое им обещали, почему-то задерживалось. Солнце не сумело пробиться сквозь пелену туч, небо оставалось низким и хмурым, нависающим прямо над ними, и порой казалось, что «Птицы» смогут долететь до него, коснуться, если их хозяин того захочет. Но Ховакан не хотел, потому что угроза таилась не в небе, а на земле.

Зато туман наконец-то отступил, вернув холодному воздуху прозрачность, позволяя разглядеть все оттенки серого и темно-зеленого, формировавшие окружение поселка. Сам он когда-то был ярким: на домах сохранилась шелуха краски, показывавшая, что местные жители пытались принести на свои улицы ярко-синий, красный и желтый. Но неуместная пестрота в новом мире не прижилась, время и дожди стерли различия, сделав все обветшалые постройки грязно-коричневыми, отчасти ушедшими под землю, прикрывшимися мхом на крышах. Дороги между ними в прошлом были заасфальтированными, но теперь об этом напоминали лишь отдельные серые обломки. Чтобы грязь не пожирала транспорт, беженцы натаскали сюда камней и бревен, сгладили неровности плотной глиной и травой. Получилось не плохо и не хорошо, как и многое теперь. Просто пригодно для жизни.

Оставалась вероятность, что к их приходу неизвестные отступят, снова скроются – они ведь наверняка видели «Птиц»! Но нет, когда отряд добрался до поселка, генераторы все еще работали, за окнами, завешанными выцветшими тряпками, мелькало движение. Сканеры биологической активности показывали нечто странное – не присутствие, а остаточный след. Зато с кодами дело обстояло яснее: их тут хватает, вон, весь воздух в неоновом кружеве… Только это были чужие коды, незнакомые, непонятные. Ховакан, ставший Мастером почти полжизни назад, никогда не видел ничего подобного. Это плохо… Но то, что коды другие, не значит, что они лучше, рано еще отчаиваться!

– Ты смотри! – хмыкнула Лира, шагавшая рядом с ним. – Сам на казнь приперся!

Она первой заметила то, что Ховакан, изучавший коды, упустил… Да это и не удивляло. Лира как раз анализом ситуации не озадачивалась, она просто хотела подраться. Она смотрела на этот мир глазами ребенка, которому пообещали новую забаву. Именно поэтому она раньше увидела одинокую фигуру, замершую впереди, на площади, перед громадами ржавого транспорта.

Он не сделал ожидание отряда показательным, он вообще притворился, будто он здесь не ради них. Но демонстрация, которую он устроил, казалась еще более нелепой: он разложил ту самую тележку, о которой рассказывала выжившая в прошлой резне девочка, и делал вид, что продает игрушки.

Конечно же, он делал вид… Не мог же он всерьез верить, что кто-то будет заинтересован в покупке этого хлама? Да и нет здесь никого…

Если Ховакана такой расклад насторожил, то Лира восприняла это чуть ли не как личное оскорбление.

– Да этот старый пердун издевается над нами! – процедила сквозь сжатые зубы она.

И все же Лира не теряла контроль над собой, даже поддавшись жажде крови. Возможно, за это Справедливость и ценил психопатку, потому и не выгонял со службы. Хотя лучше бы выгнал: Ховакану отчаянно хотелось, чтобы рядом сейчас был человек, способный дать совет. А в случае Лиры благоразумие ограничивалось лишь тем, что она не стала приближаться к старику вплотную, оставила между ними внушительное расстояние. Тоже, должно быть, понимала: под транспорты за его спиной может быть замаскировано что угодно.

Коды еще эти дурацкие… Ховакан пытался понять, откуда они исходят, что передает сигнал, но не мог. Он знал лишь одно: рядом с продавцом игрушек кодов не было, поразительная, лишенная намека на компьютерный контроль чистота… Это могло означать, что он действительно человек, причем не управляющий тем, что здесь творится. Но с такой же вероятностью это могло быть признаком того, что он где-то обзавелся редким и дорогим устройством, скрывающим любые сигналы.

– Кто ты такой? – спросила Лира. Она не кричала, однако в пустом поселке ее голос все равно разлетался по всей улице.

– Какая разница? – ворчливо отозвался старик. – Тут что, запрещено на улице стоять?

– Запрещено не отвечать на вопросы Мастеров Контроля по первому требованию, – спокойно напомнил Ховакан. – Так кто же ты?

– Всего лишь гость, который пытается сделать этот унылый мирок чуть лучше, разве не видно?

– Сложно радоваться, когда рядом вдруг появляется скопление мутантов, которого никак не могло быть.

– Не мои проблемы, – пожал плечами продавец игрушек.

– Ты так и не назвал свое имя.

– А ты не купил ни одну из моих игрушек. Видишь? Мы все не получаем то, что хотим.

Возможно, следовало сыграть с ним иначе… Действительно купить одну из его игрушек, как это сделала выжившая девочка. Или хотя бы узнать, какую цену он запросит. Но Ховакан так и не успел принять решение, Лира подалась вперед и объявила:

– Ты задержан! Иди сюда, посидишь взаперти, пока не ответишь нам нормально. А может, с тобой захочет поговорить наш босс, ему и вывалишь свою философию!

Она все делала правильно… Теоретически. Лира так умела: она очень ловко жонглировала протоколами, когда это было ей выгодно. Вот и сейчас она не рванулась в драку, она честно попыталась задержать потенциальную угрозу.

Но при этом и она, и Ховакан, и старик знали, что это лишь прелюдия к чему-то большему, потому что сдаваться продавец игрушек явно не собирался.

– Я не могу сидеть тут и болтать, – покачал головой старик. – У меня дела.

– А если мы будем настаивать? – хищно ухмыльнулась Лира, поводя плечами в быстрой разминке. Ее роботы уже были готовы, они замерли за ее спиной металлической стаей.

– Вы можете настаивать. Но разве у вас есть на это время?

– В смысле? – насторожился Ховакан. – Это еще что должно означать?

– То, что у вас есть дела поважнее, чем я.

Старик никого не звал, и коды он по-прежнему не передавал – по крайней мере, видимые. Но это оказалось и не нужно, потому что поселок все равно ожил. Двери распахнулись, почти все – одновременно, на пороги, террасы и лестницы начало выползать… нечто.

Это были роботы. Ховакан знал, что роботы. Если они пульсируют кодами и не опознаются сканерами как живые существа, это должны быть машины! И вместе с тем Мастер вдруг понял, что именно оборудование распознало как «остаточную жизнь».

– Уродище долбанутое, – прошептала Лира. То, что таилось в поселке, проняло даже ее, в иное время шальную, как дикое животное. – Я его, конечно, задержу, но я этой падле руки и ноги поотрываю, чтобы больше не сделал…

– Не отвлекайся! – прервал Ховакан. – Сначала разберемся с этим, потом будешь фантазировать!

Да, в домах поджидали машины, но на эти машины продавец игрушек натянул оболочку из плоти. Он использовал фрагменты человеческих тел, однако он не просто прикрепил их к металлическому каркасу. Он перекроил их, изменил так, чтобы они идеально сливались с новым носителем. И машины теперь двигались за людей, издавали чудовищные звуки, стонали, кричали, и их голосом говорила сама Смерть, для которой они вдруг стали посланниками. Ховакан понимал, что так думать нельзя, это неправильно, и все же ему показалось, что продавец игрушек каким-то непостижимым способом запер души этих людей в механических оболочках, и теперь они умоляют о помощи…

Они и правда выглядели так, будто умоляли. К ним ползла девушка, покрытая кровью и грязью, с трудом подтягивающая свой вес вперед израненными руками. Казалось, что она просто вырвалась из плена, она слишком травмирована, чтобы подняться на ноги… А на самом деле ног у нее просто не было. За верхней половиной, вполне человеческой, тянулась металлическая нижняя, напоминавшая гигантскую личинку. Возле другого дома ковыляли, опираясь друг на друга, старики, мужчина и женщина, прожившие вместе всю жизнь, сроднившиеся… Но для продавца игрушек – лишь две оболочки-обманки на одном многоногом теле. Тут были даже дети, очаровательные, заплаканные – и способные вмиг сменить потерянное выражение на ухмылку, рассекающую лицо по всей нижней челюсти.

Они только выглядели похоронной процессией, очередным караваном беженцев, цепляющихся за последнюю надежду. Они были опасны, Ховакан знал об этом. Да и Лира знала – при всей злости и презрении.

Она напала первой, но напала грамотно. Не бросилась в бой с привычным остервенением, даже не задействовала личных роботов, использовала «Офицера», бесцеремонно отнятого у ближайшего оператора. Лира, похоже, хотела проверить, что представляют собой их противники, и действовала она так, будто считала их особо опасными.

Они перешли к обороне мгновенно: полыхнули в воздухе энергетические щиты, и металл с искрами ударил по металлу. Но из роли эти уродцы не вышли, они продолжали стонать и тянуть руки к своим единственным возможным спасителям. Их даже не смущало то, что они теперь на этих спасителей бросаются, они были частью спектакля.

– Средненькие на самом деле, – презрительно бросила Лира. – Так и знала, что все в шоу уйдет!

– Не расслабляйся! – осадил ее Ховакан. – Мы не знаем, сколько их, и не знаем, что за код они используют. Возможно, они способны на большее!

Количество роботов, собранных здесь, действительно стало проблемой. И где старик только их набрал? Нет, понятно, что в пустошах и большим хламом можно обзавестись при должных умениях и старательности. Но как он провел их через границу? Были они такими изначально – или он изменил их уже здесь? Это напоминало ситуацию на заброшенном вокзале, а значит, продавцу игрушек не один раз повезло, он такое умеет.

Это не просто опасный навык – это прямая угроза Черному Городу. Не то чтобы раньше причин остановить продавца игрушек было недостаточно, но теперь появилась еще одна. И все же пока добраться до него не получалось: роботы, до этого таившиеся, хлынули на улицы единой волной. Лира была права на их счет, они действительно обладали средним уровнем силы. Однако их было так много и они использовали настолько разные виды оружия, что могли отвлечь даже двух опытных Мастеров Контроля.

Отвлечь – но не победить. Здесь у Ховакана было куда больше преимуществ, чем в замкнутом пространстве полуразрушенного вокзала. Он не собирался забирать дронов у операторов, знал, что им сейчас тоже приходится непросто. Ему с лихвой хватало его «Птиц», которые теперь превратились в единое оружие, даже не объединяясь по-настоящему. Они могли одновременно атаковать несколько целей, защищать своего хозяина, поддерживать его союзников, если требуется. Сначала Ховакан даже пытался следить за продавцом игрушек, оставил пару птиц парить прямо над его головой. Но старик никуда не собирался, он так и стоял за своей тележкой, задумчиво наблюдая за битвой. А потом «Птиц» пришлось отозвать: роботы сообразили, кто представляет главную угрозу, окружили Мастеров плотными кольцами, бросались вперед – самоубийственно, не надеясь победить, просто отнимая саму мысль об отдыхе и покое.

Ничего, не впервой. Опыт – удивительное явление… Он позволяет испытывать раздражение, смешанное со скукой, в моменты, которые тебя прошлого, только начинающего путь, привели бы в ужас. Ховакан знал, что справится, ему было досадно тратить время на нечто столь банальное.

И все же продавец игрушек сумел застать его врасплох… Следовало ожидать всего и сразу, но Ховакан отвлекся, решил, что вычислил расчет их противника, теперь все пойдет по предсказуемому сценарию. Он не был готов к тому, что, очередной раз обернувшись, вдруг увидит перед собой знакомое лицо.

Бледное лицо, посеревшее даже, покрытое густой сетью кровавых потеков, с закатившимися, будто скрытыми за бельмами глазами… и все равно узнаваемое! На одном из роботов, туго обтянутых кожей, возвышалась голова оператора, пропавшего на вокзале. То, что робот не был похож на человека, делало ситуацию не лучше, а хуже. Казалось, что оператора не убили, у него отняли саму человечность, соединив с машиной и создав абсолютно противоестественное существо. И словно всего этого было недостаточно, голова еще и шевелилась: двигалась то в одну сторону, то в другую, будто стараясь разглядеть что-то слепыми глазами, раскрывала и закрывала рот. Ховакан знал, что это не настоящая жизнь, это какой-то механизм, встроенный внутрь – и означающий, что от оператора осталось даже меньше, чем кажется. Но ведь это все равно был человек, которого Ховакан знал, который совсем недавно говорил с ним, улыбался ему… Получается, такое можно сотворить с любым? И с Ховаканом тоже – украсть его душу и поместить в машину?

Он поддался на этот трюк, почти попался, почти подпустил робота на расстояние удара… Но опыт и инстинкты взяли верх, и очередная «Птица» убила уродца до того, как он успел подобраться к Ховакану.

Все закончилось так, как и должно было. Они потеряли время – но не потеряли людей, на этот раз ни один из операторов не пропал и не погиб, даже потери среди боевых роботов оказались ничтожными. Очень скоро все они стояли на улицах поселка в окружении дымящихся машин и давно остывшей плоти. И это можно было считать победой, вот только…

Продавец игрушек вновь исчез без следа.