Пробуждение. Пятый пояс

Глава 16

— Молодой господин, пожалуйста, — уже прошептал Седой.

— Хватит перед ним унижаться, Аранви! И нечего меня раньше времени хоронить. Выживу, не ты один умеешь путешествовать по Пятому, ускользая из ловушек и засад. Тем более я буду не один.

Седой даже не повернул головы на эту жаркую речь.

И я сдался.

— Хорошо.

— Спасибо, молодой господин, — приложил кулак к ладони Седой.

— О Небо, меня корёжит от подобных слов в твоих устах, Аранви. Гархов Страж, это с него всё началось. Пусть бы с ним хоть чесотка какая приключилась. Может, в Диких Землях ему хоть руку откусят. Пусть его реол зашлёт в какую-нибудь задницу Империи.

— Хватит причитать, — наконец заговорил с ним Седой . — Год службы. А там, может, тебе понравится.

— Даже не жди, что я так же буду унижаться и называть его господином.

— И не надо. Какой он тебе господин, — ухмылке Седого позавидовал бы и Мад, настолько она была широкой. Оскал во все зубы.

Пожалуй, здесь и сейчас только он и я понимали всю соль его шуток.

А вот другие принимали эти слова за чистую правду.

— Если договоримся, то все должны будем приносить клятву? — спросил Дарагал, который Морщинистый.

Я глянул поверх его плеча на всех тех орденцев, которые ждали решения старших, качнул головой:

— У меня нет столько контрактов, да и смысла я не вижу, брать клятву со всех.

— Значит, только с нас троих, командиров?

— Тоже нет, я не настолько вам доверяю и хочу заключить контракты со всеми Властелинами, которые согласятся на мои условия.

— А столько контрактов, значит, у тебя есть, — ужалил Красноволосый.

Я и в мыслях продолжал его так называть, хотя и слышал имя в разговоре с Седым. Обойдётся. Есть у меня Зеленорукий, а этот пока побудет Красноволосым. Недолго.

Но вопрос он задал хороший. Я глянул теперь уже поверх его плеча, пересчитывая орденцев высоких чинов. Хмыкнул:

— Ха. Забавно. Свитков контрактов у меня ровно на два больше, чем вас. Двое ваших, случайно, нигде не задержались?

Седой нахмурился и обернулся, словно тоже пересчитывая людей. Дарагал качнул головой:

— Нет.

Я хмыкнул себе под нос:

— Странно, что-то Небо не очень пристально глядит на меня.

— Что? — изумился Красноволосый.

— Ничего, — поджал я губы.

Пожалуй, в своей шутке я зашёл слишком далеко. Но совпадение, конечно, удивительное. А ведь на аукционе даже мысли мне не пришло в голову, что я беру слишком много свитков. И я их не растратил на список Озмана, обошёлся тремя, а мог ведь. Удивительно.

Сухо предложил:

— Снимайте формацию и следуйте за мной, старшие. Не будем же мы спорить про должности и условия на глазах у всех? Мы и так их немало развлекли.

Развернувшись, украдкой покосился на небо. Ясное, безоблачное, синее, высокое.

Ладно. Ладно.

Перед ступенями в дом замер, оглядывая неспешно шагающих за мной орденцев. комтуров и попечителей. Они шли, гудя мыслеречью, словно растревоженный улей, правда, осы в этом улье были этапа Властелина Духа.

И чем ближе эти опасные осы приближались ко мне, тем больше я уверялся, что не зря уговорил Седого сохранить тайну моего ранга.

Седой, Красноволосый и Дарагал были полностью чисты от Указов, чисты от них оказались и большинство остальных, но четверо, сразу четверо носили печати.

И если над двоими эти печати висели на привычном месте — над головами, то у одного печать нашлась на плече, а у второго — напротив сердца.

Очень интересно. Очень.

Помнится, в пору моего обучения в Школе и после, во время службы на ферме Плава и в пору вольного искателя именно так я и поступал — делал свои печати ограничения у плеча, чтобы не выдать себя на улице при случайной встрече со схожим талантом.

Это давалось нелегко, печати пытались оторваться, подняться к голове и сиять там.

Позже, став сильней, пройдя Миражный, я перестал так делать, потому как понял, что идущий вообще без печатей над головой выглядит подозрительно.

Так почему эти два орденца носят печати так странно? К чему создатель этих печатей потратил силы на такой дополнительный эффект? Редко кто в жизни делает что-то просто так.

— Чего он на нас пялится?

— Оценивает новых подчинённых. Думает, куда нас засунуть для начала и для чего использовать.

— Унизительно-то как.

Я моргнул, ещё раз обвёл Властелинов взглядом и негромко, уверенный, что меня отлично услышат, признался:

— Я ожидал, что Аранви приведёт гораздо меньше людей. Откровенно говоря, в моих планах не было столько Властелинов и тем более не было подчинённых вам людей. И меня это…

Я замолчал, надеясь, что Красноволосый не упустит возможности вставить слово. Но орденцы справились и без него.

— Радует?

— Страшит, — тут же парировал я этот выпад. — Поэтому я прошу пока пройти со мной всего десять человек.

— Десять? — переспросил кто-то.

— Как это понимать? — нахмурился Красноволосый. — Ты пригласил нас всех для обсуждения, а теперь пытаешься унизить, оставив часть у порога?

— Даже не думал. Прошу прощения у всех старших, если это так выглядит. Я лишь предлагаю перейти от обсуждения втроём к переговорам в чуть большем числе. Десяти будет достаточно.

Властелины ничего больше не произнесли вслух, но вот в мыслеречи оживлённо советовались.

— И снова встаёт вопрос, можем ли мы ему доверять? Почему он так настойчив в своём требовании?

— Я так унизительно не ощущал себя лет десять.

— Получается, тот случай у водопада ты не считаешь?

— Да не галдите так, — попросил кто-то.

Седой молчал, не собираясь мне помогать, молчали и Дарагал с Красноволосым. Поэтому я снова заговорил:

— Замерли, не решаетесь? Напомню, что ваша старая жизнь закончилась. Вы теперь просто вольные идущие, а у них всё решается через контракты, — повёл рукой, указывая на Зеленорукого и остальных моих слуг. — Вот. Тоже Властелины, тоже заключили со мной контракт на год.

— Кто тут не решается? — вперёд шагнул какой-то сухощавый и невысокий Властелин с яростно горящими глазами.

— Спокойней, брат, — наконец заговорил Седой. — Я говорил уже, что буду первым и я буду первым, подавая пример.

— Один, два, — словно пересчитал я их и повёл рукой, стараясь, чтобы мой жест не выглядел грубым. — И вы, слева, старшие, вот до вас. Тогда вас будет как раз десять.

Отделённые мной шагнули вперёд уже спустя три вдоха.

— А мы? — удивился из-за их спин Красноволосый.

— Вы же старшие и самые сильные среди них? — спросил я то, что и так было ясно и известно. — Вы будете гарантией остальным, что всё пройдёт честно. Я заранее прошу прощения, но здесь слишком много чужих глаз и ушей, поэтому контракты я буду заключать под формацией тишины, а вы проследите, чтобы ваши люди не волновались.

— Аранви?

— Я буду первым, это не обсуждается.

— Справедливо, что и мы будем первыми среди остальных. Это мы приняли решение от лица всех, — нахмурился Красноволосый. — И мы должны услышать условия. Разве не о таком мы договаривались?

Но я лишь устало отмахнулся:

— Десять уже есть, если хотите, заключите со мной контракт во второй десятке.

— Нет. Мы трое начали это, мы и трое и продолжим.

Ладно. Мне хотелось, чтобы первыми были другие, чтобы первыми были те, кто сразу пошёл за Седым. Хотелось начать с них, а уже затем переходить к упрямцу Красноволосому. Ну нет, так нет.

— Как хотите, решите сами, кого замените. Я буду говорить только с десятью. Остальных прошу подождать здесь.

С этими словами я приказал Пересмешнику:

— За мной, — и двинул на лестницу.

— Хм, вежлив даже сейчас. Это хорошо, — услышал я за спиной от кого-то из комтуров.

— Младший господин, стой! — звонко выкрикнул Зеленорукий.

Я остановился и обернулся:

— Что?

— Ты выбрал десять чужаков и позвал их за собой, но словно забыл о нас, даже не взглянул в нашу сторону. Ты что, собираешься закрыться с ними под формацией тишины? Младший господин, это глупость. Один Предводитель с десятью Властелинами? Кто выйдет из-под этой формации господином, а кто слугой?

— Ты! — рявкнул Красноволосый и глухо зарычал дальше. — Не знаю твоего имени, но ты позволяешь себе обвинения, за которые нужно бы отвечать.

— Я лишь говорю правду, — вперил в него взгляд Зеленорукий, — но, похоже, она колет глаза.

— Довольно! — осадил я эту парочку. — Со мной будет Пересмешник.

— Этого мало, — упрямо возразил Зеленорукий. — Я тоже пойду, младший господин.

— Нет.

— Да, младший господин.

— Это вот один из тех самых слуг, да? — делано изумился Красноволосый. — Мы тоже заключим такой контракт? Мне уже нравится, похоже, вольностей в нём с лихвой.

Я мазнул взглядом по его довольному лицу и толкнул мысль к Зеленорукому:

— Там ты можешь услышать вещи, которые слышать не должен. Как сегодня говорили, боюсь, после такого одним годом службы ты не отделаешься.

— Это ты о том, что они из Ордена Небесного Меча? — с ясно различимой усмешкой спросил Зеленорукий. — Тогда я скажу, что, БОЮСЬ, это уже не такая уж и большая тайна. БОЮСЬ, о ней знает сейчас каждый второй здесь.

— Рад за вас, догадливых, но тебе всё равно нужно остаться снаружи. Пригляди за порядком.

— Я пойду с тобой, младший господин.

— Нет.

— Да, это не обсуждается. От твоего благополучия зависит моё здоровье.

— Цалиш, нет.

— Я просил называть меня Зеленоруким и да.

— Вы долго будете препираться? — насмешливо влез в наш разговор Красноволосый.

А ведь я старался отмерять сил не больше, чем следовало. Да, вот что значит выходцы одной из десяти сильнейших фракций Империи. И фракции давно нет, а умения и сила всё ещё с ними.

И я сдался. Моя совесть чиста. Седой не даст выбраться из-под формации Зеленорукому, если всё пойдёт по-плохому.

— Следуй за мной.

Для заключения контракта я не собирался далеко ходить. Тот самый большой зал сразу от входа, который я выбрал для таких дел ещё в первый день.

Прошёл до конца, обогнул стол и остановился у кресла, которое здесь успели поставить Мечи. Оглядел десятерых Властелинов. Вот из-за этого я и связался со всем этим делом создания фракции — из-за силы, которую хочу иметь за спиной. Плохо только то, что этой силы как-то сразу и сильно привалило.

Остановил взгляд на Седом:

— Аранви, обеспечишь нам тишину и отсутствие лишних глаз?

— Разумеется.

Седой принялся обходить зал, расставляя вдоль стен флаги. Я же принялся выкладывать на стол свитки. Десять свитков, предназначенных для Властелинов, которые ещё не достигли пика.

Раскатал один, дождался, когда формация Седого затянет стены, пол и потолок белёсой мутью, и заговорил:

— Срок службы год. Список пунктов довольно обычен, взят из обычного контракта Дома Найма. Добавлены пункты о сохранении моих тайн, которые вы узнаете за время службы и пункт о том, что вы и ваши люди помогаете мне получить Ключ Поля Битвы. Ознакомьтесь.

Властелины сгрудились напротив, вчитываясь в единственный заполненный свиток.

— Здесь нет пунктов о нашей плате.

Красноволосый. Кто бы сомневался.

— Изначально мы с Седым говорили только о нём, казначее и главе тех, кто пойдёт на Поле Битвы. Три старейшины.

— Мало. Это даже не смешно.

— Я не говорю, что и сейчас собираюсь предложить вам всего три места, но и вы вспомните о том, о чём я говорил раньше. Эдак вы заберёте себе всю мою фракцию.

— Тридцать старейшин мы не заслужили? — усмехнулся Дарагал.

— Не то чтобы не заслужили. Кто я такой, чтобы оценивать ваши заслуги? Куда мне столько? Старейшинами чего вы будете?

— Найдём чего. Пятнадцать мест.

— Нет.

— Что нет, сколько ты предлагаешь? — раздражённо спросил Красноволосый.

— М-м-м… — задумался я, пытаясь определить, кто и чем будет заниматься. Стража. Искатели. Торговля. Или торговля — это казначей?

— Девять, — сухо и коротко сказал вдруг Седой.

— Почему девять? И почему ты отвечаешь за него, Аранви?

— Потому что мы теряем время. Девять — хорошее число. Кто станет старейшиной и старейшиной чего, определим позже, когда начнём осваиваться. Если что, не претендую.

— Хм, — Властелины переглянулись, кивнули. Кто решительно, кто явно сомневаясь, но никто не стал сомневаться в словах Седого. — Девять.

Я тоже не стал. Это вообще сейчас неважно. Девять так девять. Действительно, хорошее число. В любом случае все главные посты в семье займут орденцы. Среди тех, кто откликнулся на мой призыв присоединиться к новой семье, нет никого сравнимой силы и опыта. Ну, кроме Зеленорукого, который сейчас узнает много лишнего и уже никуда не денется от меня. Пересмешника, с которым я ещё не решил, как поступить через год, и Озмана, который, если не обладает сравнимой с комтурами силой, зато обладает знаниями.

Орденцы тем временем разобрали свитки, заполнили их и уставились на меня.

Я встал, рассёк руку и взял в руки первый из своих десяти свитков.

Седой тут же шагнул вперёд, вскидывая перед собой вторую половину контракта.

Кровь с его свитка капала на пол крупными тяжёлыми каплями. Резанул так резанул.

Вдох — и лучи света из свитков бьют нас в грудь.

Я улыбаюсь ему:

— Доволен?

Он тяжело, с натугой сглатывает и выдыхает:

— Всё только начинается.

— Я не спорю.

Седой улыбается в ответ:

— Я доволен, — и освобождает место у стола под внимательным взглядом Дарагала и Красноволосого.

Десять вспышек, десять контрактов. Это к тем пяти, что уже у меня были. Поддавшись соблазну, я оглядел сам себя с помощью восприятия, со стороны. Пятнадцать печатей над головой, целое облако. Никогда в моей жизни не было такого, интересное ощущение. И я сейчас не о своём таланте мастера Указов, для которого эти одноцветные печати — сущий пустяк, а о другом.

Красноволосый с недовольной рожей бросил:

— Надеюсь, следующие контракты будут заключены слово в слово, как эти.

Зеленорукий из-за моей спины тут же добавил:

— Наниматель.

— Что?

— Не делай вид, что не понял меня, приятель. Ты не родился… Кем ты там был? Комтуром? Ты не родился комтуром и отлично знаешь, что такое старший и младший. Контракт есть? Глава семьи есть? Будь добр называть его, если уж не глава и не младший господин, то хотя бы наниматель.

— С чего бы это?

— С того, что ты, как старший своих людей, должен подавать им пример. Если они увидят, что ты не оказываешь главе новой семьи даже такой малости, то что станет с дисциплиной в нашей семье?

— Нашей?

— А это не для тебя выбивали место старейшины? Нет, ты не с нами? Ну прости, я всё не так понял, тогда просто говори: господин или старший Ирал.

— Ах ты… — Красноволосый сжал кулаки, но замолчал сам, без помощи Седого или Дарагала. Да и не только замолчал, но и принял условия. Дёрнул щекой и процедил. — Наниматель, мы уходим, места старейшин и имена обсудим чуть позже.

Я поймал взгляд Седого и качнул головой из стороны в сторону. Он тут же громко сказал:

— Подождите, уходить пока рано. Мне ещё есть что вам сказать.

— Ну так говори, — недовольно буркнул Красноволосый.

Седой сделал три шага, оказываясь в центре зала. В руке его возник ещё один флаг, толстое древко словно выточенное из прозрачного, дымчатого камня, яркое синее полотнище. Быстрое движение — и Флаг стукнулся древком в пол, врастая в него. Я невольно ожидал, что и полотнище расправит невидимый ветер, как всегда происходит с Флагом Призрака, но нет.

Дарагал задумчиво произнёс:

— Так вот зачем ты так настойчиво копался в особых запасах. Очень интересно, что же за новость требует подобной осторожности.

Седой медленно, даже как-то торжественно вытянул в мою сторону руку:

— Молодой магистр, прошу вас.

Красноволосый охнул:

— Ты что, сошёл с ума?

Я ощутил, как шевельнулись за спиной, и толкнул туда мысль:

— Приказываю молчать, не пытаться ни с кем общаться мыслеречью, не двигаться с места без разрешения.

Зеленорукий тут же попытался шевельнуться, охнул от боли наказания и зашипел:

— Ты в своём уме? Как ты посмел?

Я, не оборачиваясь, заметил:

— Я просил тебя не ходить со мной, я тебя предупреждал.

Дополнил слова приказа символами, а затем и цветом в его Указе для надёжности, и через миг я забыл о нём, у меня были проблемы поважней: в моей ладони появился жетон магистра, который я поднял так, чтобы любой мог рассмотреть каждую его деталь.

— Какого гарха?

— Да быть того не может!

Седой тут же попросил:

— Чуть-чуть, молодой магистр, чуть-чуть силы.

Я постарался, влил буквально кроху и… ничего не произошло.

— Ха!

— Подделка!

— Аранви, как ты мог купиться?

Не обращая внимания на возгласы и чужую мыслеречь, я влил ещё кроху, затем ещё и ещё, и жетон, наконец, поднялся над ладонью, просиял нитью света, которая развернулась над нашими головами символом Ордена и надписями.

Я встал, обвёл взглядом орденцев и сказал:

— Добро пожаловать в семью Сломанного Клинка, орденцы.

Седой шагнул вперёд, приложил кулак к ладони и склонился передо мной:

— Комтур Аранви приветствует молодого магистра Леграда.

— Ты сошёл с ума!

Седой выпрямился, ожёг Красноволосого злым взглядом:

— А не ты? Ты видишь перед собой жетон магистра, ты видишь перед собой преемника магистра и называешь сумасшедшим меня, а не себя? Приветствуй молодого магистра Леграда, комтур Илдур.

— Так он Ирал или Леград?

— Если глава Сломанного Клинка, то Ирал, а если магистр Ордена Небесного Меча, то Леград, — спокойно заметил я.

— Бред! — развернулся ко мне Красноволосый. — С чего мне приветствовать магистра Ордена, если я этот самый Орден предал! Аранви, не ты ли расколол наш Орден, когда начал лить ядовитые речи о том, что вся наша борьба не имеет смысла? Ты первый предатель, а следом ими стали и мы.

— Ты говоришь глупость, — спокойно заметил я. — О каком предательстве ты ведёшь речь, если мой верный комтур Аранви привёл вас к магистру Ордена? Вы не предатели, а те самые верные, которые возродят Орден.

— Это ещё больший бред! — заорал Красноволосый.

— Довольно! — рявкнул Седой. — Возьми себя в руки.

— Ты мне не указывай, как себя вести, Аранви, — ощерился Красноволосый.

За его спиной выстроились трое из орденцев. Я, опомнившись, потянулся к их амулетам, торопясь обойти защиту, и вдруг просто и без затей дотянулся до печатей контрактов, словно этой самой защиты и не было.

В первое мгновение не поверил сам себе. Ведь была же защита и защита очень сильная. Но я теперь не нашёл её ни над этим четырьмя, ни над остальными. Интересная особенность, с тремя другими слугами такого не было. Что за артефакты у орденцев?

Но, как бы там ни было, мне теперь не нужно время и посторонняя болтовня, чтобы успеть сломать защиту.

А Красноволосый продолжал яриться. Теперь он кричал на Дарагала:

— А ты чего молчишь? А? Тебе нечего сказать? Кто верный-то? Мы, которые всё бросили, бросили братьев и сбежали сюда начать новую жизнь без всякого Ордена Небесного Меча или те, кто остались в клане Кунг и будут погибать там с именем Небесного Меча на губах? А? Я тебя спрашиваю! Я вас всех спрашиваю, гарх вас побери! — Красноволосый крутнулся на месте, оглядывая орденцев. — Ты, Шаугат, что думаешь? А ты, Годий? А ты, Алкай? Ну, Аранви, они все молчат, ответь мне хотя бы ты.

Я, добавляя в голос немного силы, громко сказал:

— Предателей нет нигде.

Он впился в меня взглядом:

— Так не бывает, Ирал-Леград, так не бывает.

— Бывает. Я говорю тебе, что вы, понявшие бессмысленность ваших усилий и решившиеся на другой путь — не предатели. Они, оставшиеся с Кунг до конца — не предатели.

— Что за чушь я слышу⁈ — сдавленно засипел Красноволосый. — Какой ещё другой путь? Те, кто первыми пошли за Аранви — это слабаки, уставшие от сражений и тягот жизни. Те, что сдались следующими — бесхребетные слизни, которых совратили рассказы о вольной жизни. Те, кого увёл я — трусы, испугавшиеся, что, ослабев, не вытянут.

— Но предателей среди них нет, — заметил я ему.

— Все! Все мы предатели!

— Хватит, Илдур, — заговорил вдруг молчавший всё это время Дарагал. — Меня больше интересует, откуда у нас вдруг появился магистр, и кто все эти люди, что вписаны в список жетона. Леграда мы, вроде как, видим перед собой, но кто такие Шандри и Хорит? Среди магистров Ордена нет и не было таких имён. А ответ на этот вопрос очень важен. Жетон магистра сгинул на Поле Битвы. Так кто вы трое? Стражи или же… сектанты?

Прозрение тут же впилось в спину десятком холодных клинков. Эк их кроет только от одного подозрения. Что-то мне мысль об артефактах с земель Итреи уже не кажется такой хорошей.

Я усмехнулся:

— Какая глупость. Я нахожусь в городе фракции четырёх звёзд, прошёл через портал Путей, несколько дней назад я стоял перед чиновником Имперской Пагоды, и ты пытаешься назвать меня сектантом? Может быть, ты тогда и Рама Вилора осмелишься им назвать?

Дарагал даже сделал шаг назад, ошеломлённый моим напором:

— Что?

Но стальных и холодных жал, давящих мне в спину, стало гораздо меньше. И я не стал останавливаться:

— Ты позабыл, комтур, что Орден Небесного Меча располагался как в Империи, так и в Тюремных поясах.

Кто-то за спиной Красноволосого охнул:

— Что?

— Это, — я вновь качнул жетоном, заставляя качнуться и символ Ордена под потолком, — жетон моего магистра, магистра отделения Ордена Небесного Меча во Втором поясе. Его зовут Хорит, и он уже долгие годы руководит Орденом. Шандри это глава Академии Ордена, в которой я учился.

— Но как ты оказался здесь? Выходцы из отделения Ордена всегда оказываются в лапах Эрзум.

— Мне повезло. Да, ваши дороги со Стражами разошлись, но те, кто сочувствует Ордену всё ещё живы, и один из них присматривает за Орденом во Втором. Он дал мне шанс оказаться в Пятом, минуя Эрзум. Он дал и вам шанс, так не упустите его.

— Какой же шанс он дал нам, предателям? — не упустил своего Красноволосый.

Я глянул на Седого и предложил отвечать ему.

— Аранви.

Тот кивнул, обернулся к своим товарищам:

— Ключ. До сих пор никто не сумел открыть земли Ордена. Не сумел потому, что Ключ земель нельзя поймать без жетона магистра. Им он закрыл Долину Ключа, и он же нужен, чтобы открыть её.

Дарагал задумчиво потёр лицо, кивнул:

— В этом что-то есть. Это бы объяснило много странностей с Долиной Ключа.

Я снова качнул рукой, привлекая к себе внимание:

— Я, преемник магистра Ордена, убедил комтура Аранви в том, что вам нужно действовать по-другому. Он убедил уже вас. Я не буду повторять того, что говорил он. По сути, он лишь передал вам мои слова.

— Слова, которые заставили нас расколоться и предать братьев.

Я уже устал спорить с этим упёртым, но, если и был в чём уверен, так это в том, что на каждое упоминание о предательстве нужно отвечать.

— Слова, которые дали шанс и вам на возрождение, и им на выживание.

— Пока это лишь слова, — упрямо возразил Красноволосый. — Прийти в Четвёртый и открыть Долину? Там в охране несколько десятков Повелителей Стихии.

— Ты заглядываешь слишком далеко, комтур,

— Старейшина семьи Сломанного Клинка, — поправил меня Красноволосый, — комтур исчез, когда предал Орден.

— Сильные слова перед лицом преемника магистра этого самого Ордена, — усмехнулся я. — То, что сейчас сломано, мы общими силами перекуём и возродим. Сломанное станет целым.

Аранви с горящими глазами повторил за мной:

— Сломанное станет целым, — завертел головой, рявкнул. — Ну! Сломанное…

За ним нерешительно повторили два или три голоса:

— Сломанное станет целым.

— Громче, комтуры. Сломанное станет целым!

Уже пять или шесть голосов рявкнуло:

— Сломанное станет целым!

— Сломанное станет целым!

— Сломанное станет целым!

В этот раз орали почти все, не считая Красноволосого, одного из орденцев за его спиной и Дарагала.

Я кивнул и рявкнул сам, немного переделывая слоган Школы Морозной Гряды:

— Ваша верность, сила и отвага заставят вновь сиять славу Ордена!

Аранви расплылся в безумной ухмылке и заорал:

— Лишь твёрдая… — спустя миг его вновь поддержал почти десяток голосов, — рука магистра ведёт нас сквозь тьму сомнений!

Я грянул:

— Ордену — слава!

Комтуры ответили:

— Его величие — наша гордость!

— Наша сила…

Они закончили:

— … его мощь!

Ох, хорошо. Я так не орал со времён Школы и уроков у Шамора и Иглиса. Кто бы знал, что комтуры, высший ранг Ордена, будут так самозабвенно орать, словно простые послушники. Хорошо, что формации Седого не выпускали наружу ни звука, ни мысли.

В звенящей тишине Красноволосый хрипло, словно в своём молчании сорвал голос, сказал:

— Ладно, ладно. Я вижу, вы все безумно счастливы, что на самом деле не предатели, а верны Ордену. Не буду больше вас переубеждать.

— Илдур, — глухо заговорил Седой. — Я не мог по-другому. Я не мог вам сказать, что нашёл магистра и возможность спасти Орден.

— Почему же?

Я ответил за него:

— Потому что никто не может ручаться, что среди вас не было настоящих предателей.

Красноволосый пошатнулся:

— О чём ты?

— Ты ведь уже всё понял.

— О чём ты⁈

— Хорошо, — кивнул я. — Хорошо. Мои слова о том, что Ордену нужно искать другой путь вернуть себе силу и доброе имя Сед… м-м-м Аранви…

— Молодой магистр, называйте меня Седым, я привык и не считаю это зазорным, — с усмешкой Седой провёл рукой по своей щетине. — В конце концов, это каждый раз напоминает мне о нашей первой встрече и том, что вы сделали для меня и всех нас.

Красноволосый дёрнулся, но в этот раз смолчал, не став в десятый раз кричать о предательстве. А мне все эти прозвища напомнили об одной забытой вещи — о двух людях, что так и стоят за моей спиной, скованные моими Указами.

Я обернулся, столкнувшись с горящим взглядом Зеленорукого. Над ним пульсировали символы условий, показывая, что он не сдался и очень, очень сильно недоволен происходящим. Это если говорить мягко.

Вздохнув, отправил мысль-приказ:

— Со мной говорить можно.

Тут же раздалось шипение:

— Ах ты…

— Давайте вы будете вести себя достойно, без криков, воплей, угроз и попыток сбежать или напасть. И тогда всё вернётся к тому, с чего мы начали.

Сказав это, я вдруг сообразил, что как раз Пересмешник даже не пытается ни сопротивляться, ни прожигать меня взглядом. Смирился, привык, затаился?

— Молодой магистр?

Я, не скрываясь, скривился. Как не вовремя. В сердцах бросил:

— Просил же не ходить со мной, Зеленорукий. Какого дарса?

Отвернулся, возвращаясь к разговору с орденцами. В этот миг Зеленорукий глухо буркнул:

— Хорошо. Принимаю, младший господин.

Я помедлил вдох, решаясь, а затем всё же стёр пару символов над головой Зеленорукого и Пересмешника. Толкнул последнему мысль-приказ:

— Если он попытается сбежать или напасть на кого-то, останови его. Живым и здоровым.

— Понял, младший господин.

Кажется, в ответ он вложил столько силы, что его услышали все под формацией. Ладно, неважно. Пока неважно.

Больше, чем под десятком взглядов повинился:

— Прошу прощения за заминку. Итак. Седой постарался убедить вас в том, что Ордену нужно искать другой путь, чтобы выжить и возродить силу.

— По большей части, он говорил о том, как нам выжить самим и сбежать от смерти и искупления вины, — в этот раз Красноволосый молчать не стал. Ненадолго хватило его терпения.

— Я, преемник магистра отделения Ордена из Второго пояса не согласен с очень многими определениями вины. Виноват ли я в том, что моим родителям не хватило силы и их изгнали из Империи? Виноваты ли вы, ученики Ордена в том, что кто-то предал Ралера Вилора?

— П-предал? — пошатнулся Красноволосый.

— Неужели ты, после стольких лет до сих пор считаешь, что это Ордену так не повезло? Полный разгром там, где вы должны были победить. Смерть наследника Императора, а затем и смерть его невесты. Всё это произошло случайно?

— Невесты и нерожденного сына, — добавил вдруг Седой.

Красноволосый отступил от меня на шаг, явно не собираясь отвечать на мои вопросы, зато вместо него заговорил Дарагал:

— Так, значит, ты считаешь, что предатели до сих пор среди нас?

— Звучит так, словно это одни и те же предатели. Нет, я так не считаю. Не думаю, что в ту битву вас предали ваши собратья по Ордену, уверен, тогда вас предал кто-то другой. Например, один из братьев Ралера или один из его телохранителей.

Красноволосый как-то встряхнулся, словно таким незамысловатым образом приходя в себя, впился в меня взглядом:

— Как ты можешь называть себя нашим магистром, если говоришь вы, отделяя себя от Ордена?

— А почему я должен объединять себя с теми, кто погиб задолго до рождения даже моих родителей?

— Что? Да тебе самому… — Красноволосый замолчал.

А вот Дарагал продолжил его вопрос:

— Сколько тебе лет?

Седой процедил:

— По моему мнению, наш магистр всё же заслужил больше почтения.

Несколько вдохов они двое мерялись взглядами, а затем Дарагал едва заметно улыбнулся и исправился:

— Магистр, так сколько вам лет?

— Мне восемнадцать, а это, — я обвёл жестом лицо, — всего лишь артефакт-маска и ложный облик.

— Но настоящее лицо вы нам не покажете?

— Покажу, как только вы дадите мне закончить мысль о предателях.

— Прошу, магистр.

Я кивнул и перевёл взгляд на Красноволосого:

— Орден был разъединён. По воле магистра тех лет и с согласия тех, кто покалечил себя ради основания отделения в Тюремных поясах. Я не уверен, но, возможно, это было сделано как раз с целью сохранить Орден даже в случае проигрыша в намечавшемся сражении.

— Очень спорно…

Начал Красноволосый, но я устал от него и оборвал:

— Помолчи, комтур, — тот поджал губы, а я закончил. — Мы были разделены, и неудачи, успехи и жизнь у нас были также разделены. Вы непричастны к провалу с городом Тысячи Этажей и разрушению Ущелья Стихий, мы непричастны к поражению и роспуску Ордена. Но к нам пришёл Страж и сообщил, что отныне мы единственный Орден Небесного Меча во всей Империи и всех Тюремных поясах. А теперь, когда я сумел оказаться в Империи, миновав руки Эрзум, мы действительно общий Орден. Мы вновь едины.

Седой рявкнул:

— Орден един! Орден вернёт себе былую славу!

В этот раз я не собирался поддерживать его крики и осадил взглядом, а затем продолжил:

— А теперь к предателям и тому, что Седой не стал вам говорить в Шестом поясе. Когда мы встретились, я задавал ему много вопросов, теперь задам их и вам. Орден распущен, Рам Вилор год за годом наказывает вас, непричастное юное поколение, за смерть сына. Эрзум пытаются завладеть вашими землями, делают долговыми слугами выходцев из Ордена Второго пояса, убивают вас самих, стоит вам оказаться на землях, где велико их влияние, Кунг требуют от вас быть полезными и кормят обещаниями. Но неужели за все эти годы вы даже не подумали, что ваши враги не остановились только на этом, не попробовали сделать слугой, подчинить себе одного из вас?

— Мы Орден, — ощерился Красноволосый. — Мы владеем формациями проверки.

Он ощерился, а вот двое других, тех, кто носил на себе чужие печати, как-то чуток побледнели.

Я возразил:

— Но среди вас нет ни одного Повелителя Стихии.

— Да их и среди мастеров Указов раз-два и обчёлся, — ухмыльнулся Красноволосый.

Я вернул ему улыбку:

— И у Кунг, Эрзум, Стражей и Императора таких нет. Они же слабаки. Как удачно.

Улыбка исчезла с лица Красноволосого.

— Я понял, к чему ты ведёшь. Но что ты предлагаешь? Подозревать всех на пустом месте? — он ткнул в соседа пальцем. — Считать его предателем? — ткнул в Седого. — Может его, может, он под печатью Стражей? Ты знаешь, что это первое, в чём его заподозрили, когда едва ушёл Страж, зато вернулся он, пышущий здоровьем и с такими чудовищными речами? Мы тогда едва не сцепились друг с другом, расколовшись. Ты предлагаешь начать всё заново? Может, устроим тут драку?

— Не нужно, есть способ гораздо легче.

— Какой же?

— Спросить у меня.

— Что?

Дарагал нахмурился, заставляя свои морщины превратиться чуть ли не в ущелья, избороздившие его лицо, задумчиво произнёс:

— Полных свойств жетона магистра мы не знаем. Неужели в нём есть проверочная формация этапа Повелителя Стихии?

Я пожал плечами:

— Может, и есть, но вам хватит одного меня.

— Что?

Я толкнул мысль, смешав её с указанием:

— Седой! Его! Взять!

Сам впился взглядом во второго с печатью и рявкнул:

— Замри! Приказ!

Как бы не так. Приказа хватило на половину вдоха, а затем этот комтур вскинул ладонь, явно собираясь ударить по мне.

Я мгновенно вывесил над ним символ, повторяя приказ уже Указом и заставляя его руку застыть на середине.

Седой Рывком вбился в указанного ему, сцепился с ним в драке, я тут же навесил и на его соперника Указ, заставляя его кувыркнуться, когда ему отказали руки и ноги.

— Ты что творишь? — Красноволосый ударил комтура по поднятой руке, кто-то бросился к Седому помогать, а кто-то растаскивать их, вывесив между ними защитную технику.

Мой Указ снова выдержал половину вдоха, а затем словно выгорел, бледнея и исчезая, из пола выстрелили каменные щупальца, Красноволосого, не готового к такому, смело в сторону ещё какой-то техникой.

Я выругался про себя, вспоминая старшего Тизиора и угрозу от Седого: «Я сброшу с себя твои Указы».

Торопливо влил силы в Указы, удерживая их от исчезновения, заставляя их снова налиться яркостью, добавил второй цвет. Стоять. Стоять. Стоять!

— Какого гарха тут творится? — заорал Красноволосый.

Дарагал шагнул вперёд, становясь между мной и схваткой, и, заслоняя меня спиной, процедил:

— А то тебе непонятно, Илдур.

Я тоже потратил миг, отправляя приказ:

— Защищайте.

Пересмешник и Зеленорукий через миг оказались передо мной. Один сжимая меч, другой поднимая какую-то защиту между нами троими и Дарагалом, словно успели договориться о том, кто за что отвечает.

А мои Указы над тем двумя снова принялись выцветать и меркнуть. Вот она, сила выходцев из одной из сильнейших фракций Империи, во второй раз напомнил я себе и зачерпнул эссенции из сгустка Виостия.

Третий цвет. Хватит ли его? Если не хватит, то это означает, что есть ещё и четвёртый цвет, а всё, что мне останется, либо сдаться, либо переделать мои печати под сектантские, добавляя им силы, но это… Я не могу сделать этого здесь, в городе Империи.

Закусив губу, я вливал и вливал силу в свои трёхцветные печати.

Хватило. Оба комтура замерли, не в силах стронуться с места. Яростно сверкали символы моих печатей, не менее яростно сверкали крошечные символы в их спрятанных трёхцветных печатях. Ничья.

По большому счёту все в зале замерли, переглядываясь.

— Молодой магистр, двое? — не оборачиваясь, спросил Седой.

— Да, у них обоих на телах спрятаны крошечные печати Указов.

— Им нужно срочно помочь! — произнёс кто-то из комтуров. — Их же корёжит от боли!

— Как мы им поможем? — потерянно спросили его в ответ. — Если обычная формация очищения не стёрла эти печати, то мы бессильны. У нас и правда нет Повелителя и возможности создать формацию следующего ранга.

— Да ладно, — усмехнулся Дарагал и обернулся ко мне. — Наш новоявленный магистр поможет им, так ведь?

— Жетон? — изумился Красноволосый.

— Какой жетон, — скривил губы Дарагал. — Магистр ведь только что сказал — он поможет своими силами.

— Что?

— Братья, кажется, за сегодня случилось столь многое, что вы устали думать. Что, по-вашему, сдерживает наших братьев, которых Указы толкают на предательство? — не дождавшись ответа, Дарагал выдохнул. — Другие Указы. Наш магистр мастер Указов, да ещё, похоже, талантливый, так? Истинный мастер Указов, сила которого уже сейчас равна силе рядового мастера Указов этапа Повелителя Стихии, так?

Пока остальные кто растеряно, кто восторженно глазели на меня, Седой потребовал:

— Молодой магистр! Спасите их, они не выдержат этого!

И только после его окрика я пришёл в себя. Что-то и правда я туплю. Быстрый взгляд, короткое мысленное усилие, и в печати над теми двумя добавляется символ сна.

К счастью, никому из комтуров не нужно пояснять, что их товарищи живы, их Возвышения, опыта и навыков хватает, чтобы и слышать дыхание, и ощущать в восприятии упавших как живых, а не мёртвых.

Я заметил яростный взгляд Зеленорукого и толкнул к нему усталый выдох мыслеречью:

— Снимаю все запреты, только ради Неба, не соверши ошибки.

Он ядовито прошипел:

— Как я посмею, младший господин?

К счастью, этим и ограничился: не напал, не принялся орать, не попытался отправить мыслеречь вовне.

На миг я даже сам забеспокоился о происходящем вовне — формации, которые поднял Седой, так же успешно, как не выпускали отсюда ничего, не давали и происходящему снаружи проникнуть сюда. А там ещё орденцы, наёмники из союза Мечей, наблюдающие с неба старшие семьи Морлан и…

С усилием, но я вышвырнул всё это из головы. Есть здесь, сейчас и то, чем я должен заняться. А тем, что там, снаружи, займусь позже.

Присел возле ближнего ко мне спящего комтура. Или он не комтур? Их же было меньше трёх десятков в остатках Ордена? Неважно.

Седой, замерший надо мной, подсказал:

— Годий. Хороший собрат, всегда готовый подставить плечо.

Но тут же рядом кто-то фыркнул:

— Ха! И готовый выслушать всё, что ты ему скажешь. Ну теперь-то ясно, почему он был настолько хорошим.

Седой вскинул голову:

— Можно ли винить человека за то, что он действовал под принуждением?

Зеленорукий воспользовался тем, что я снял запрет на болтовню.

— Хор-роший вопрос. Нельзя. Ты либо раз за разом теряешь сознание и в итоге сдыхаешь от нестерпимой боли, либо повинуешься.

— Иногда лучше сдохнуть, чем предать братьев.

— Иногда лучше промолчать, чем судить других, — отрезал Седой и был достаточно убедителен, чтобы закончить этот спор.

Я тем временем пытался подстроить свою силу под силу того, кто оставил скрытую печать над Годием. Давалось это непросто, словно отыгрываясь надо мной за ту лёгкость, с которой я получил доступ к печатям контрактов орденцев.

С другой стороны, когда я последний раз работал с трёхцветными печатями? На турнире в городе Меча? Нет, поправил сам себя. Там я лишь создавал их, а с чужими работал немного раньше, в городе Тысячи Этажей.

Честно говоря, тогда было проще. Я тогда был гораздо слабей, меньше знал и умел в Указах, а справился быстрей.

Правда, утешение не очень, сейчас, при виде этих небольших печатей, скрытых на плечах орденцев, я впервые задумался, что, возможно, не только становлюсь сильней и опытней в Указах, но и многое теряю.

Я ведь умел раньше так закреплять печати. Сам научился, сам освоил, но отбросил это умение, позабыл о нём на долгие годы. Потому что так проще, потому что так у всех. А что, если это так, как у всех, было ошибкой? Что, если идти как у всех, делать так, как проще и так, как записано в записях других мастеров Указов — было неправильно?

Не потому ли дух Каори в городе Миражном отказывалась давать мне хоть какие-то советы?

Где грань того, что я должен создать сам, своим талантом, а где грань того, что я должен выучить у других, но так, чтобы не испортить этот свой талант?

Поддавшаяся, наконец, печать позволила на время забыть о сомнениях и вопросах, но я твёрдо пообещал себе вернуться к ним и подумать, не лишился ли я по пути к Предводителю Воинов каких-то уникальных умений и возможностей, отбросив их, как ненужные?

Пока же сосредоточился на печати, в который раз наблюдая, как часть символов Древних исчезает, превращаясь в строки обычного языка. Вслух зачитал главное:

— В чужой печати его имя, символы Верность, Молчание, запреты на раскрытие себя, приказы докладывать раз в месяц.

— Кому? — не выдержал один из комтуров. — Кто заставил его служить себе?

Я проглядывал строки условий, выискивая там имя. Отыскал.

— Рокалим.

— Эрзум, — выдохнул Седой. — Это ублюдок из Эрзум.

Его ненависть поддержали:

— Чтобы их сектанты всех на пилюли пустили!

Я даже покосился в сторону этого жаркого проклятия. А это не чересчур? Тем более, из уст орденца? Но остальные лишь поддержали довольным ворчанием. Видимо, не чересчур.

— Стирай, стирай эту дрянь! Освободи его от этого ярма! — меня дёрнули за плечо, призывая работать.

— Алкай, руки прочь. Больше уважения к нашему молодому магистру, — потребовал Седой.

— Виноват, прошу прощения, молодой магистр.

Я покосился, запоминая лицо наглеца, вернулся к печати. Стирай. Прежде чем стирать, нужно отыскать все символы, которые мне неизвестны, запомнить все необычные комбинации. Где та, которая заставляла прятаться печать? Возможно, здесь есть комбинация, которая обманывала формации очищения Ордена. И, возможно, это вот эти символы, вынесенные в главные условия. Или вот эти.

С остальными более или менее ясно, лишь эти две группы символов мне незнакомы и при этом так и не раскрылись в обычную запись. Значит, неразложимые символы Древних. Их я и перенёс в свои заметки полностью, тщательно проверив все закорючки, и только после этого поглотил силу, вложенную в печать. И свою, и чужую.

Необычное ощущение, странное. Это из-за толики чужой эссенции, к которой я не привык?

И снова мне не дали заняться собой:

— Молодой магистр, вы сделали это?

Я поднял глаза на задавшего вопрос. А вот он на меня не глядел, а прищурившись, вглядывался именно туда, где только что была печать — на плечо лежавшего.

— Ты видишь её?

— Видел, — кивнул он и всё же перевёл на меня взгляд. — Сначала не видел, затем увидел, а теперь она снова исчезла. У меня есть некоторый талант к Указам. Я создаю свитки контрактов и основы для флагов формаций Указов, молодой магистр.

Меня теперь с лёгкой руки Седого все так будут называть? Я хмыкнул про себя. А чего ты ожидал, Леград? Что они начнут тебя именовать просто магистр?

Ткнул пальцем во второго:

— А на сердце этого видишь?

— Нет, — через вдох, спохватившись, тот добавил. — Молодой магистр.

— Любопытно.

Седой шагнул к этому второму, вспорол ему халат, но, разумеется, ничего не обнаружил.

У второго никаких дополнительных имён не обнаружилось. Не нашлось даже символа Верности, лишь схожий приказ раз в месяц докладывать о делах Ордена и отвечать на вопросы. Кому докладывать и кому отвечать — было неясно.

— Более хитрые ублюдки, — сделал вывод Седой. — Но недостаточно. Самые хитрые бы вписали, чтобы они убили себя, если их обнаружат.

— Что ты такое говоришь, Аранви? — изумился Красноволосый. — Так они остались живы, а могли бы потерять братьев.

Седой лишь попросил у меня:

— Молодой магистр, позвольте им очнуться.

Я кивнул и стёр свой сон.

Через миг оба открыли глаза, через вдох уже стояли на коленях.

— Братья! Нашему предательству нет прощения! Мы заслуживаем смерти!

Седой процедил:

— Братья? Братья бы убили себя, лишь бы не предавать тех, кто называет их братьями. А вы? Сколько лет вы о нас сообщали врагам Ордена? Как мы можем верить вам теперь? Как вы можете глядеть нам в глаза теперь?

Дарагал заметил:

— Аранви, ты слишком строг.

— Я? Галум. Помнишь этого брата? Ты уверен, что он погиб случайно? Ты уверен, что один из них не сообщил о его выходе своим хозяевам?

— Аранви, — вздохнул Дарагал, — ты должен быть снисходительней к…

Но левый из стоящих на коленях, не Годий, другой, глухо сказал, не поднимая головы:

— Да, я сообщил о его выходе и о его цели. Я тоже думаю, что смерть брата Галума на моей совести. Я не мог убить себя сам, я действительно оказался для этого слишком слаб. Прошу, бывший брат Аранви, убей меня ты. Убей меня за всех тех, кто пал жертвой моего предательства.

Волна силы Седого рванула вперёд, повалила обоих орденцев, покатила их по полу, заставляя остальных отскакивать в сторону.

— Ты! Ты!

— Успокойся, Аранви, — ухватил его за плечо Красноволосый.

Но тут второй из предателей, Годий, вместо того чтобы молчать, тоже завопил:

— Меня тоже нужно убить! Убейте меня, братья! Я тоже трус, который не сумел сжечь себе сердце, трус, который тоже сообщил и о брате Галуме и всех, кто уходил в Пятый пояс. Мне нет прощения!

Седой сбросил с себя руку Красноволосого, вскинул ладонь, но тут я рявкнул:

— Стоять! Стоять, Седой!

Техника перепахала пол в половине шага от предателей.

Седой скрипнул зубами и повернул ко мне голову:

— Молодой магистр?

Мы столкнулись взглядами, и я спросил:

— С чего ты решил, что имеешь право карать их?

— Молодой магистр, их вина неоспорима. И кому, как не мне, Клинку Мщения убить их за проступок?

— Убить, и всё? Они должны искупить свою вину.

— Они искупят. Своей жизнью.

— Для остатков Ордена Небесного Меча этого, быть может, и достаточно, но для затаившегося Сломанного Клинка этого мало. Так мы не выкуем его вновь и не вернём себе силу.

Красноволосый ухмыльнулся:

— Вот теперь я вижу, кто заставил тебя, Аранви, быть таким хитрожопым с этим заманиванием в семью Сломанного Клинка.

Седой даже глазом в его сторону не повёл:

— Хорошо, молодой магистр. Я доверю их вам. Вы хотите продолжить передавать через них сведения?

Я о таком не подумал, но после слов Седого сообразил, что Озман сумеет выжать из этих двоих и их мнимого предательства очень многое, и кивнул:

— И это тоже.

Предатели снова завозились на полу, вновь взгромоздились на колени, даже не стряхнув с себя щепки:

— Магистр, мы примем любое наказание, выполним любой ваш приказ, лишь бы хоть немного искупить свою вину перед братьями и Орденом.

— Отлично, — кивнул Дарагал. — Но я бы советовал поторопиться, молодой магистр. Мы слишком долго тут находимся. Ни одно заключение контракта не может столько длиться — снаружи из-за этого может случиться что угодно, у всех нервы словно струна. Молодой магистр, нам пора выходить. Давайте про планы и прочее вы продолжите, пригласив сюда вторую группу на проверку?

— Да, — кивнули если не все, то добрая половина комтуров.

Но я лишь покачал головой:

— Нет. Я ещё не закончил.

Седой нахмурился:

— Молодой магистр?

— Ты забыл, о чём мы с тобой беседовали в гостинице? Есть те, кто предал под гнётом Указа, а могут быть и те, кто предал по собственной воле.

Красноволосый сглотнул:

— Нет… Нет… Нет, я не поверю в это.

Я просто вытянул палец и ткнул им в Седого:

— Ты первый, как ты и хотел. Не сопротивляйся, — едва в его уже двухцветной печати контракта появилась Истина, как я спросил. — Верен ли ты Ордену?

— Верен! — рявкнул Седой.

— Предавал ли ты братьев?

— Нет!

— Передавал ли сведения о братьях, делах Ордена и его тайнах другим?

— Нет!

Закончив, я спросил Седого:

— Доволен?

— Да, молодой магистр.

Я кивнул и перевёл взгляд и палец на Красноволосого:

— Верен ли ты Ордену?

Тот дёрнул уголком рта, явно сопротивляясь Указу. Я спросил:

— К чему это? Я ведь проверяю тебя и по мерцанию условий в печати, так ты лишь запутываешь простой вопрос и простой ответ.

Он помедлил, но всё же ответил:

— Верен.

Через миг грохнуло так, что меня сбило с ног, времени между опалившим ветром опасности и воздушной волной прошло так мало, что я не успел ничего, только чуть повернуть голову.

Жетон магистра улетел из рук куда-то в сторону, но Опора остановила меня, сфера восприятия, рванувшая из тела, позволила увидеть весь зал целиком, увидеть схватку у флага, который Седой вбил в пол последним, увидеть схватку между Седым и Дарагалом.

— Алкай, Шаугат — помогите мне!

— Алкай, Шаугат — стоять на месте! — этого вопящего я узнал. Седой. Значит, первый мыслеголос принадлежит Дарагалу, Морщинистому.

— Помогите! Мы единственные, кто ещё не под властью Указов этого вилорца! Мы должны спасти Орден!

— Не слушайте его! Если он хочет спасти Орден, то к чему уничтожать флаг Уединённых Мыслей?

Орденцы замерли, разбросанные внезапной схваткой, не понимающие, кого поддержать и что происходит.

Но если они продолжали колебаться, то я словно очнулся. Зря Дарагал напомнил про Указы.

Я впился взглядом в пустоту над его головой. Разрушил контракт? Сбежал из-под моего влияния? Разве это не лучшее доказательство того, что он предатель?

Похоже, так думал не только я: через вдох к сватке на стороне Седого присоединился Красноволосый:

— Брат. Остановись. Под этой формацией скрыто слишком много тайн. Её нельзя разрушать. Остановись, или я начну подозревать худшее.

Жахнуло ещё раз. На этот раз так, что я и моя Опора выворотили кусок пола. Рука Пересмешника поддержала под локоть, а через миг передо мной вырос Зеленорукий, прикрывая и одновременно закрывая мне происходящее. Но я лишь отстранился от того, что видел глазами. Что страшного в том, что он закрыл своей спиной Дарагала? Я давно Предводитель и могу видеть комнату с любого места.

— Формацию нужно разрушить! Вам что, промыли мозги? Лучший способ уничтожить Орден окончательно — это впихнуть нам лжемагистра со способностью Указов, и он из всех нас сделает долговых слуг.

— Незаметно, что сделал из тебя.

— Я сопротивляюсь, Илдур, я сбросил с себя его ярмо, а ты? Ты, Илдур, ты теперь его верный слуга?

Дарагал и Красноволосый замерли друг напротив друга, подняв руки и давя друг на друга ярко-сияющими стенами силы. Знаем, проходили — сила и стихия, слитые воедино. Неплохой способ выиграть время на технику.

Сверкнуло. Но на пути смертоносных лезвий возник Седой, прикрывший Красноволосого защитой.

Через миг в него рывком вошёл кто-то из орденцев. Рявкнул, грозя клинком:

— Аранви, прекрати! Остановитесь!

— Это ты мне говоришь, Шаугат? — отбив меч, завопил Седой. — Кто здесь бушует, я или Дарагал? Раскрой глаза!

Именно это я и пытался сделать — как можно шире раскрыть глаза, пусть это и было лишь восприятие.

Дарагал сбросил печать контракта, разрушил её. Но он не мастер Указов. Я не верю, что нет остатков печати, что он стёр её бесследно. Не верю.

Не вижу? Это лишь значит, что я мало стараюсь. Когда-то я вообще не видел старых печатей, но когда мне это понадобилось во время похода к Миражному, то не только научился видеть, но даже навострился читать их условия, просто вглядываясь в них.

Да, я с тех пор стал сильней, но одновременно и разленился, стал замещать силой умение. Остатки печати должны быть. Должны!

Вокруг флага уже сражались. Ну, как сражались… Как по мне, то там только один Властелин Духа пытался сражаться в полную силу — Дарагал. Красноволосый и Седой лишь защищали флаг и самих себя. Шаугат путался под ногами Седого, уговаривая его дать объясниться брату Дарагалу. Ещё один больше мешался вообще всем, чем был на чей-то стороне. Причём чаще словами и своим телом. Двух предателей оттащили к стене, прикрыли защитой ещё два орденца.

Ничем хорошим это закончиться не могло.

Очередной удар превратил остатки пола в труху. Все теперь стояли на два локтя ниже, чем до этого, схватка переместилась на плотно утоптанную землю-фундамент здания. И только Флаги всё ещё висели там, где их установили, сейчас буквально в воздухе.

Удивительно, но я отмечал всё это лишь краем восприятия, пристально вглядываясь лишь в одно место — в пустоту над головой Морщинистого.

Я мастер Указов. Я талант. Я истинный мастер Указов с сильной душой, я должен, должен увидеть сброшенную печать.

Вот только ни дарса не видел.

Если так продолжится и дальше, то…

Вскрикнув, отлетел в сторону один из мешавшихся под ногами орденцев, разбрызгивая кровь из глубокой раны.

Ничем хорошим это не закончится.

Я стиснул зубы. До хруста.

Убить Морщинистого, похоже, другого выхода у меня не остаётся. Толкнул:

— Седой, хватит…

И замолчал, ослеплённый вдруг пришедшей в голову мыслью.

— Молодой магистр, что хватит?

Я не ответил ему, совсем другим взглядом ловя машущего мечом Морщинистого. Даже очередной удар голубых лезвий, который принял на себя и защиту Пересмешник, не помешали мне.

Указы клеймят душу. Можно сбросить клеймо, разрушить его, но нельзя стереть клеймо с души.

Вдох, второй, третий. Мне не мешал ни вихрь, раскрутившийся в зале, ни техники, сталкивающиеся друг с другом, ни яростные и возмущённые вопли вокруг.

Я глядел только на Морщинистого и, наконец, увидел.

Шесть осколков печати. Тёмных, выгоревших, разлетевшихся далеко друг от друга.

Мне понадобилось пять вдохов, чтобы свести их вместе, наполнить силой, заставить стать единым, а затем выдохнуть:

— Замерли.

Печать накрыла весь зал, просуществовала миг, уронив вниз всего по одному символу Древних на каждого в зале, но этого хватило. Мой приказ, мой Указ, впечатанный в них символ, остановили сражение в зале.

Замерли все, и замер Морщинистый.

В неудобной позе, прервав на середине удар и технику, но замер, не в силах сопротивляться.

Вдох — и печать над его головой снова треснула, а Морщинистый шевельнулся, разворачиваясь ко мне.

Я покачал головой и влил в неё силу, восстанавливая.

Через вдох она снова треснула, а Морщинистый поднял ладонь.

Я влил в печать ещё силы и ещё, и ещё, не давая Морщинистому нового мига свободы и возможности использовать технику.

— Молодой магистр, освободите меня! — взвыл Седой.

Но мне было не до него. Два цвета восстановленного Указа мало? Ты слишком силён для Указа в два цвета? Я зачерпнул силы из сгустка Виоистия, зачерпнул эссенции, окрашивая свой Указ в третий цвет. С прошлыми двумя этого хватило, а с тобой, Морщинистый? Опомнившись, добавил запрет убивать себя.

Мы замерли, глядя друг на друга. Он с ненавистью, я с насторожённостью, готовый влить в Указ ещё силы, заращивая трещину. Но Указ держался, хотя на шее Морщинистого уже вздулись жилы, отражая накал его сражения с печатью.

— Магистр Леград! — рявкнул Красноволосый. — Снимите ограничение, либо я тоже сломаю вашу печать.

Освободив немного внимания, я снял ограничение с Седого, Зеленорукого, Пересмешника и Красноволосого, торопливо прошёлся по остальным, добавляя им третий цвет и щедро расходуя эссенцию. Впрочем, с моими похождениями и тренировками там давно уже моя эссенция, а не Виостия, неясно только, почему я могу восполнять её запас сил, а ощутить её так и не могу.

Красноволосый повёл плечами, убрал меч в кольцо и кивнул:

— Благодарю, магистр.

— А мы? — изумился кто-то из всё ещё скованных орденцев.

— А вы, — вместо меня ответил Седой, — только тогда, когда мы услышим, что произошло с Дарагалом.

Я сообщил:

— Над ним Истина. Спрашивайте.

Седой и Красноволосый одновременно шагнули вперёд, переглянулись и обменялись жестами. Кивнули друг другу, и Красноволосый задал первый вопрос:

— Дарагал, верен ли ты Ордену Небесного Меча?

— Что за глупость спрашиваешь ты, уговоривший на предательство трусов, которые боялись остаться в меньшинстве? В этом зале нет ни одного верного Ордену.

Красноволосый покачал головой:

— Я вижу, как дрожат твои веки, я слышу, как тяжело ты дышишь. Мне даже не нужно подтверждения магистра, я знаю и так — ты играешь словами, но даже это даётся тебе через боль. Отвечай кратко. Кому ты служишь?

— Себе!

— Брат, ты забыл, комтур чего я и что мне иногда приходилось делать с врагами Ордена? Не заставляй меня. Кому ты передавал сведения об Ордене?

Морщинистого хватило на пять вдохов, а затем он просипел сквозь зубы:

— Вилорцам.

Седой выругался, а Красноволосый обернулся ко мне и спросил:

— Над ним же была их печать, да?

Я медленно качнул головой из стороны в сторону.

— Нет.

Красноволосый осунулся, посерел, вновь повернулся к Морщинистому:

— Брат, ты же был лучшим среди нас, сильнейшим, ты же был нашей надеждой всё это время, почему?

— Почему? — просипел с ненавистью Морщинистый. — И ты ещё спрашиваешь? Я был талантом, мне пророчили силу Повелителя Стихии в двадцать семь лет. А что я имею? Я застрял на гарховом этапе Властелина на половину столетия! Нам нет больше доступа на Дикие Земли. Я младше тебя, я талантливей тебя, но погляди на меня, погляди! Я искалечен в борьбе за Орден и чего добился? Того, что медленно умираю от старости и ран, сократив свой срок жизни и растеряв впустую потенциал Возвышения?

— Брат…

— Будь проклят Орден! — заорал, брызгая слюной, Морщинистый. — Будь прокляты ваши глупые надежды на его возрождение, на искупление нашей несуществующей вины, будьте вы все прокляты! С этим гарховым Орденом я потерял всё! Будущее, настоящее, друзей, любимую. Всё! В день, когда Орден исчезнет, я не пророню ни слезинки! Хватит ему калечить жизни людей! Хватит!

Красноволосый шатнулся, отступил, прикрывая глаза рукой. Его место занял Седой:

— Ты уговорил сомневающихся пойти за мной. Зачем ты это сделал?

— Если Орден не хочет сдыхать на Поле Битвы клана Кунг, то нужно проследить, чтобы он сделал это в другом месте. И сразу, вместе. Орден должен исчезнуть.

Красноволосый, не открывая лица, пробормотал:

— Ты же так любил Орден, ты же…

— Я любил его, я верил в него, а затем остался с клеймом предателя Империи. Словно этого мало, я своими руками отправил Паоми на смерть.

— Не смей приплетать её! — рявкнул вдруг Седой. — Она никогда не любила тебя и не давала повода тебе называть её любимой.

Я моргнул с недоумением, не понимая причины такого гнева. Девушку, что ли, не поделили? Неожиданно вспомнил, что уже слышал это имя. И, вроде как, Седой куда-то собирался за ней, собирался от разочарования повторить её путь. Это что, путь смерти?

— Тебе какая разница? — зарычал Морщинистый. — Ты всегда считал её лишь сестрой.

— Потому и не дам тебе пятнать её имя. Почему ты предал нас, я уже понял. Почему ты хотел сейчас разрушить формацию Уединения?

— Я же сказал — Орден должен исчезнуть, а вы тут его, похоже, хотите возродить. Не допущу. Хватит. Хватит ломать судьбы.

— Ненависть свела тебя с ума.

Морщинистый оскалился:

— А вас всех свела с ума надежда на возрождение. Император никогда, никогда, НИКОГДА не даст Ордену возродиться. НИКОГДА!

Седой и Красноволосый обернулись ко мне. Я даже несколько растерялся под их требовательными взглядами, но собрался и признал:

— Не думаю, что это будет легко, не уверен, что это будет безопасно, но я могу предложить вам начать с малого — с семьи Сломанного Клинка. Для начала попробуем основать фракцию. Затем развить её до третьей звезды, затем до пятой, получить право отправиться на Дикие Земли, о которых так мечтает тот, кто предал вас, а там, создав несколько Повелителей Стихии, уже можно будет сесть и обсудить, хватит ли нам сил получить Ключ от земель Ордена и заявить, что Небесный Меч был выкован вновь или нет?

— Никогда! Никогда вам не хватит на это сил! Император и Эрзум ненавидят Орден даже больше, чем я. Вас уничтожат! Уничтожат!

Седой дёрнул щекой.

— Молодой магистр, закройте рот этому предателю. Судьбу Ордена мы будем обсуждать без него.