Глава 8

Должно быть, все вняли предупреждению, потому что утром никто не опоздал. Даже Матей, щеголявший подбитым глазом и распухшей губой. Даниэл при виде него только покачал головой, сам Матей смерил меня злобным взглядом, но промолчал. Тем временем Даниэл обошёл всех, смотрел снаряжение и то, как нагружены рюкзаки, уделяя особое внимание городским, то есть Альме с Фредериком и мне. Хмыкнул по поводу сумки с винтовкой, которую я пристроила поверх рюкзака, но ограничился только тем, что строго предупредил: никто за меня мой багаж тащить не будет.

— И не надо, — отозвалась я.

— Ну, тогда двинули.

К полудню башни Карствилля окончательно скрылись за горизонтом. Мы шли тропинками сперва по редколесью, потом начались поросшие кустарником холмы, а впереди на горизонте замаячила серая неровная линия гор. Погода стояла сказочная — чистое небо, солнышко светит, к полудню даже припекает, но не сказать, чтоб было жарко. Мелькавшие по сторонам рощи переливались разными оттенками зелёного, иногда перетекающего в синий и красный. Кустарник цвёл фиолетовыми цветами, похожими на свечи со сладким запахом, и цветущие ветви облепляли насекомые, подобные россыпям разноцветных камней. При нашем приближении они поднимались в воздух и, сверкая на солнце, цветными облаками носились вокруг. Вот почему те насекомые, что пробираются под купол в человеческое жильё, такие противные, а красавцы предпочитают свободу и открытые пространства?

В одном месте нахальный вьюнок перебросил свои плети через тропу, решив обвить два куста разом, и так плотно заплёл проход, что через него пришлось прорубаться, а он брызгал соком, который Калум и Джеймс, работавшие ножами, потом оттирали влажными салфетками. Но в остальном никаких трудностей в дороге, кроме самой дороги, не было. Рюкзак с отвычки всё тяжелее давил на плечи, но было вполне терпимо. На первый привал, чтобы провести очередные исследования, мы остановились после полудня. Я сперва было села, вытянув гудящие ноги, но потом, глядя, как остальные суетятся либо со сбором проб, либо с приготовлением обеда, устыдилась и предложила свою помощь.

— Наберите воды, — Захариев протянул мне две пластиковые ёмкости. — Вот там, внизу под горкой.

Тропинка спускалась довольно круто, к тому же кусты, меж которых шёл спуск, оказались довольно колючими. На одежду налипло много семян, пришлось снять куртку и счищать их. Впрочем, снять с себя лишнее я была скорее рада — пусть настоящей жары не было, но всё равно куртки и свитера разом оказалось многовато. Решено, избавляемся от свитера, по крайней мере, до вечера. Принесённая мной вода частично отправилась в нейтрализатор, частично — в портативный морозильник.

— Вот, — довольно сказал Шон, изучая показания сканера. — Кислотность ниже стандартной на тридцать процентов. Породы, через которые просачивается вода, работают как естественный фильтр. Недалеко от Чёртовой долины есть даже источник, из которого можно пить вообще безо всякой фильтрации.

— Жаль, что у нас тут нет пещер, — добавила Альма. — Было бы интересно изучить воду на большой глубине. И не только воду.

— А где-нибудь ещё есть? Вы же, наверное, обмениваетесь опытом с другими учёными.

— Увы, спелеология как наука у нас практически вымерла, — вздохнула она.

Рюкзак после обеда стал вдвое тяжелее, но я уже знала, что в первый день всегда так, и его, этот первый день, надо просто пережить. Впрочем, оказалось, что организаторы похода такой момент предусмотрели. На второй и последний за сегодня привал мы остановились задолго до захода солнца — в очень удобной сухой ложбинке между холмами, защищавшими лагерь от ветра, и, судя по всему, взятой на заметку ещё в прежней экспедиции. Так что когда все научные мероприятия закончились, оказалось, что до ужина ещё полно времени.

Впрочем, выяснилось, что кое-кто из мужчин совсем не устал и зря тратить время не собирается. Джеймс, Калум, Элвис и Рейно, скинув рюкзаки, обменялись малопонятными замечаниями о хорошем закате и низких полётах, после чего взялись за винтовки, явно намереваясь куда-то пойти.

— Вы куда это? — поинтересовалась я у Джеймса.

— На охоту.

— На какую охоту?

— Обыкновенную. Там дальше есть озеро, на нём гнездится много птиц. Сейчас у них как раз брачный сезон, удобно бить на лету.

— А новичка с собой возьмёте? — поинтересовался незаметно подошедший Фредерик. Джеймс смерил его взглядом и хмыкнул:

— Если пообещаешь вперёд не лезть.

— Клянусь!

— Тогда пошли.

— Зачем охотиться, если добычу всё равно нельзя съесть? — поделилась я своим недоумением с Альмой некоторое время спустя, когда помогала ей сортировать собранные по дороге образцы трав.

— Азарт, видимо, — Альма пожала плечами. — Мужчинам это нужно — реализовывать охотничьи и бойцовский инстинкты, отсюда и любовь ко всякого рода кровавым развлечениям.

— Ну, не знаю. По-моему, это глупость.

— А разве ты и подобные тебе не зарабатываете на жизнь примерно тем же самым? В смысле, убивая тех, кто не сделал вам ничего плохого?

— Так то ж за деньги, — возразила я. — Прямая выгода. А убийство ради убийства… Какая-то психопатия получается.

Альма помолчала, тщательно отделяя несколько длинных стеблей друг от друга.

— Фредерик говорил, что на Окраине пользуются бешеной популярностью гладиаторские бои. Тебе это никогда не казалось странным?

— Странным?

— Ну да. Тоже ведь мордобой ради мордобоя. Или более цивилизованные варианты — бокс, борьба. Да и просто обычный спорт — ну, казалось бы, какая разница, кто первый придёт к финишу? Какое значение всё это имеет в обычной жизни? Про азартные игры я и вовсе молчу. Ладно ещё интеллектуальные, вроде бриджа или шахмат, но ведь режутся просто развлечения ради, просаживая за игровым столом порой целые состояния. А всё ради чего? Да всё того же самого — острых ощущений.

— Хм… — азартные игры среди Стрелков были под запретом, а вот спортивные каналы мы смотрели. Честно говоря, никогда не была особой поклонницей спорта, но среди моих товарищей по Ордену встречались завзятые болельщики. Я помню, какие страсти кипели в Башне во время финала Больших Гонок, проходивших в нашем городе, как подпрыгивали и кричали парни перед телевизором во время трансляции, а потом спорили до хрипоты, разбирая перипетии состязаний. И да, в основном болельщики принадлежали к мужскому полу, хотя была среди них одна девица, способная и азартом, и познаниями дать фору любому из них.

— Но вообще-то это варварство, — вдруг сказала Альма, — охотиться весной. Если уж так хочется, то охотничий сезон должен быть осенью, когда выводки уже подросли. А убивать птиц, когда они готовятся стать родителями…

— Да ладно вам, — сказал вдруг Шон, сегодня, разнообразия ради, вместо Альмы делавший заметки на планшете. — Эти правила ввели, чтобы поголовье дичи не сокращать. А на нашей планете не так много охотников, чтобы популяции что-то угрожало.

Альма покачала головой, но спорить не стала. Я невольно кинула взгляд в ту сторону, куда ушли наши охотники — и вместе с ними Фредерик: видимо, тоже реализовывать охотничьи инстинкты. Не только я, он тоже вёл себя со мной так, словно ничего не случилось — ровно и доброжелательно поздоровался со мной утром, и с тех пор мы практически не общались, так обменивались порой замечаниями и улыбками. Кажется, я должна уже привыкнуть к его манере сперва выкинуть чего-нибудь, а потом виртуозно делать вид, будто это был не он, и вообще тут ни при чём.

Охотники вернулись на закате, когда я, сидя рядом с палаткой, любовалась игрой красок на небе. Вот что на нашей планете действительно красиво, так это закаты и рассветы, но из-под купола ими трудно насладиться. Как оказалось, вернулись охотники не с пустыми руками: Фредерик направился прямо ко мне, и рядом со мной на траву плюхнулась тушка птицы длинной примерно от локтя до кончиков пальцев. Оперенье у неё было по большей части серое и довольно невзрачное, но хвостовые и маховые перья переливались всеми оттенками сапфирового, окаймлённого чёрным по краям.

— Свой удачный выстрел я посвятил прекрасной даме, — объяснил Фредерик. — И охотничий трофей по праву её.

Почему-то в этот раз у меня и мысли не возникло, что он насмехается или ёрничает.

— Спасибо, конечно, — я осторожно приподняла тушку за лапы. — Только что мне с ней делать?

— Ощипать, — он присел рядом на корточки. — Красивые перья, можно будет ими украсить сумочку или туфли. Будет эксклюзив. Даже на платье можно нашить.

Вообще-то, я никогда не носила эксклюзивных сумочек и туфель, и впредь не собиралась, но перья действительно были красивыми. К тому же было в его жесте что-то по-хорошему романтичное. Почувствуй себя прекрасной дамой, к ногам которой рыцарь слагает добытое… ну, пусть не в доблестной схватке, но всё же добытое своими силами. А не на папашины деньги.

…По-хорошему романтичное, боже мой! Давно ли я стала так думать? Романтика — это пошлость и сопли, дурман для неокрепших мозгов, почему же я вдруг почти растрогалась?

— А кто-нибудь из вас умеет ощипывать птицу? — поинтересовался находившийся неподалёку Калум.

— Нет, — Фредерик повернулся к нему. — А ты умеешь?

— Доводилось. Перья иногда и впрямь неплохо в продажу идут.

— Проследишь своим опытным взглядом, чтобы мы не напортачили?

Калум усмехнулся.

— Начинайте, ребята. Тут ничего особо сложного и нет, да и не все же вам выщипывать, а только самые большие.

Перья держались на удивление крепко, и парочку мы загубили, но всё же через некоторое время перед нами лежала сверкающая горка, так и просившаяся, чтобы ею украсили волосы, как индейцы на картинке в детской книжке. В разгар действа из палатки вышла Альма, скептически понаблюдала за нашим трудом, получила предложение взять образцы для каких-нибудь исследований, отказалась было, но потом проворчала что-то о том, что ничего лишним не бывает, и всё-таки сходила за контейнерами и анализатором. В конце концов ощипанная и частично распотрошённая тушка отправилась за подступавшие к лагерю кусты на радость местным падальщикам, а мы тщательно вытерли руки влажными салфетками и пошли ужинать.

Следующим утром погода решила напомнить, что, хотя она в последнее время нас балует, но всё равно не следует забывать, что она — та ещё стерва. В нашу ложбинку снова натёк густой туман, так что для того, чтобы вылезти из палаток наружу, опять пришлось бы облачаться в полную экипировку. Самое обидное то, что туман, судя по ясному небу, должен был рассеяться самое большее часа через два. Не велика беда, конечно, сделать остановку и снять амуницию, но после краткого совещания Даниэла, Калума и Фредерика было объявлено, что наши предводители решили переждать туман в палатках. Кстати, на моей памяти это был первый за весь поход случай использования миниатюрных раций, которыми были снабжены все его участники, до сих пор, тем не менее, предпочитавшие общаться и все вопросы решать вживую.

— А от графика не отстанем? — поинтересовалась я у Альмы.

— Немного, но не смертельно. Мы время обычно с запасом планируем.

И всё оставшееся до выхода время мы с Альмой резались на её планшете в примитивную карточную игру из тех, что зашивают в программное обеспечение любого гаджета с функциями компа.

Когда наконец молочная пелена за окошком палатки рассеялась и мы рискнули высунуть нос наружу, оказалось, что Захариев, занимавшийся накануне чисткой и сушкой участвовавшего во вчерашних исследованиях оборудования, ухитрился забыть один из анализаторов снаружи. За ночь, проведённую под открытым небом в пропитанном влагой воздухе, тонкий прибор пришёл в полную негодность. Шон расстроился так, словно это был последний анализатор в экспедиции и никакой замены ему найти было невозможно. Все попытки Альмы его утешить ни к чему не привели, тем более что охранники, вместо того, чтобы проникнуться трагедией ответственного помощника, не упустили случая позубоскалить.

— Эй, а голову ты снаружи не забыл?

— Ну-ка, ребята, срочно проверять остальное, а то мало ли что с аппаратурой творится после этого растяпы…

— Не обращай внимания, — сказала Альма Шону, но, кажется, лишь раздосадовала его ещё больше. Схватив злополучный прибор, он широким шагом подошёл к границе лагеря и, размахнувшись, запустил его в кусты. Слышно было, как анализатор упал на что-то мягкое. А в следующий миг окрестности огласил оскорблённый рёв.

И над кустами воздвигся каттус.

Вернее, конечно, будет сказать, что он перемахнул через эти кусты, да так стремительно, что никто из нас не успел даже пошевелиться. Но в моём вдруг замедлившемся восприятии каттус именно что медленно и величественно вырос над неровной линией мелкой листвы. И продолжал расти, расти и расти, пока я не сообразила, что это не зверь такой огромный, это просто прыжок вознёс его на значительное расстояние над землёй. Должно быть, его привлёк запах вчерашней птичьей тушки. Конечно, одному из самых крупных хищников этих мест птичка была на один укус, но кто будет отказываться от дармового угощения? Перекусив чем бог послал, каттус, видимо, решил устроиться тут же на дневку и мирно спал, ничуть не смущаясь близким присутствием людей — но прилетевший по голове или спине полуметровый дрын из электроники в металлическом корпусе его отнюдь не обрадовал. И когда зверь коснулся земли, обидчик оказался от него буквально на расстоянии взмаха лапы. Чем каттус и не преминул воспользоваться.

Я наконец сумела справиться со вдруг ставшим неповоротливым телом и рванула из кобуры пистолет. Дважды нажала на спуск — и, клянусь, я видела, как от туловища каттуса в месте попадания отлетали пёстрые клочки шерсти. Но уложить его сразу мне не удалось. Зверь взревел пуще прежнего, отшвырнул Захарьева, как куклу, и прыгнул ко мне. Я промедлила долю мгновения, понимая, что если не уложу его третьим выстрелом, четвёртого уже скорее всего не будет, и всадила пулю в оказавшуюся прямо передо мной распахнутую пасть с изогнутыми клыками.

Он свалился мне прямо под ноги — мне пришлось даже отпрянуть, чтобы не оказаться сбитой на землю. Мощные задние лапы и хвост ещё пару раз дёрнулись и замерли. Позади меня очень своевременно щёлкнули затворы двух винтовок, и снова всё стихло. Первым опомнился Фредерик. Он кинулся не ко мне, а к лежащему в луже крови Захарьеву. Перевернул, попытался нащупать пульс, тронул веко. К нему подбежала Альма, следующим отмер Джеймс, остальные тоже выходили из оцепенения, а я всё стояла и рассматривала на тушу у своих ног. Больше всего каттус напоминал помесь кошки и кенгуру. Выше человеческого роста, поджарое тело покрыто желтовато-серой с тёмными разводами и пятнами шестью, и передвигался он на задних лапах прыжками. Передние, предназначенные для хватания, были короче, но всё равно впечатляли, особенно своими когтями, чьи концы были покрыты ещё не засохшей кровью. Венчала туловище совершенно кошачья голова, в так и оставшейся навеки оскаленной пасти блестели клыки. Мне не почудилось, они действительно были не прямыми, а изгибались дугой.

— Хорошо стреляешь, — рядом со мной остановился Даниэл.

— Угу, — без лишней скромности кивнула я.

— Знал, что они в этих краях водятся, но не думал, что подойдут так близко к человеку, — Даниэл тоже посмотрел на каттуса. — Ты хорошо держалась. Немногие женщины на твоём месте сумели бы сохранить спокойствие.

Я пожала плечами.

— Как Захариев?

— Плохо, — ответил мне вместо Даниэла Фредерик. — Он сломал ему шею.

И правда, для раненого, даже тяжело, Шон был что-то слишком тих.

— Ну, хоть умер быстро, — пробормотал Даниэл.

Я подошла поближе. Каттус не ограничился свёрнутой шеей, и раны на трупе впечатляли — четыре глубокие борозды пересекали грудную клетку, в разошедшейся плоти белели рёбра. Я глянула на Свеннисенов с чем-то похожим на уважение. Едва ли им за свою жизнь доводилось видеть много ранений, но, не считая бледности, брат и сестра выглядели вполне нормально. Во всяком случае, блевать, падать в обморок или биться в истерике никто из них явно не собирался.

— Эх, шкура хороша, — вздохнул Калум, тоже подходя к зверю. — Снять бы да продать.

— А что мешает? — спросила я.

— Так её же выделать надо, а то испортится. Если б мы прямо отсюда пошли в Карствилль, то ничего б не мешало, но весь поход с собой её не протаскаешь. Эй, Даниэл, может, отрядим кого-нибудь одного обратно?

— Нет, — отрезал Даниэл.

— Ну, шеф!

— Если кто-то хочет остаться без половины платы, то вперёд. Вторую половину поделим между остальными.

— Сволочь ты, шеф…

Я отвернулась и переключилась на Альму, которая стояла с передатчиком в руке и, кажется, пыталась вызвать город.

— Что с телом делать будете?

— Оставим здесь, — вздохнула она. — Если удастся вызвать вертолёт, его заберут. Если нет, придётся закапывать. Эх, Шон, Шон, как же ты так…

— Соболезную, — неловко пробормотала я. Хотелось спросить, а не сможет ли вертолёт забрать и тушу, раз шкура такая ценная, да и прочие части, возможно, для науки интерес представляют. Но стало как-то неудобно.

Спор над каттусом тем временем продолжался, и к нему уже подключился Фредерик. Теперь речь шла не о шкуре, а о клыках и когтях, которые можно выломать. Фредерик стоял на том, что отдать их нужно мне. Я хотела было вмешаться и сказать, что мне эти трофеи не нужны, но услышала, что возражает ему Матей, и передумала.

— Да с чего это? Она и так тут непонятно зачем! Хочешь ей платить за то, что она с нами прогулялась — твоё дело, начальник, плати. А нам надо на жизнь зарабатывать!

— Вот и зарабатывай — пойди и убей своего. А этого застрелила она, пока вы ушами хлопали.

— Да мы просто не успели!

— Вот именно! А она успела — её и добыча.

Конец спору положил Даниэл, сказавший, что Фредерик прав, но мы тут и так задержались. Так что если он берётся сам выломать клыки, пока остальные сворачивают лагерь, то пусть отдаёт их кому хочет. Фредерик ищущим взглядом оглянулся по сторонам, и только что не засучил рукава, явно готовясь приступить к делу. Матей отошёл, что-то бурча себе под нос, а вот Ян вызвался помочь. Возражать никто не стал. Так что к тому времени, как палатки были сняты, а рюкзаки уложены, я оказалась счастливой обладательницей двух пар блестящих клыков и двух десятков когтей: десяти довольно тонких серповидных с передних лап и десятка куда более толстых и коротких, но всё равно острых — с задних.

— В древние времена из них ожерелья делали, — сказал Свеннисен. — Представляете, если с перьями — какое можно сотворить украшение! Надо только найти подходящего мастера.

Я невольно задумалась — а что если и в самом деле?.. Правда, хвастаться обновкой мне будет особо не перед кем — разве что перед Стасяком с его девочками и охраной, да Альбертом с Крисом. Ну да, в конце концов, мало ли куда меня может занести. Прихожу я вся такая куда-нибудь в приличное общество — а на мне кулон или брошь из когтей и шляпка с пёрышками, и всё сплошь из природных материалов. Откуда взяла, спрашиваете? Сама добыла.

Альма всё-таки смогла связаться с кем надо, так что тело Шона просто уложили посреди ложбинки, оставив с ним его вещи и рацию, поставленную в режим маяка. Ту часть его ноши, что была нужна, разделили между остальными. Альма ещё раз вздохнула, постояв над своим ассистентом, Фредерик постоял рядом с ней и сочувственно взял сестру за руку. Но в остальном обошлось без слёз и долгих прощаний. И спустя полчаса мы уже шагали дальше по намеченному маршруту.

Если не считать того, что нас стало на одного меньше, всё шло как обычно. Роль ассистента Альмы взял на себя Фредерик, а кашеварить по решению Даниэла стали по очереди — тот, чья очередь была мыть посуду, назначался и поваром. А поскольку как раз подошёл мой черёд, то пришлось за поварёшку браться мне. Отказываться было поздно, как не претила мне мысль, что моя подзащитная останется одна, уходя на свои исследования, пока я тут вожусь с готовкой. Тот факт, что уходит она недалеко, а также то, что одна она будет весьма относительно, меня не успокаивал. Могли бы Элвиса с Матеем со мной не оставлять, всё равно им тут заняться нечем, а взять с собой всех. Случай с каттусом показал, что охрана в исследовательских походах действительно нужна.

Ничего сложного в готовке не было, в основе всех блюд лежали концентраты и полуфабрикаты. Пока Альма обследовала склон ближайшего холма, я успела сделать всё, что нужно, оставалось только следить, чтобы ничего не остыло к тому времени, как вернутся остальные. Мужчины в то время, пока я возилась, успели задремать прямо на травке. Я кинула задумчивый взгляд в ту сторону, где сейчас обретались исследователи. Отсюда можно было разглядеть лишь изредка переходящие с места на место фигурки. Пойти, что ли, взять бинокль, да попытаться разглядеть, чем они там занимаются? Я двинулась в сторону своих вещей… и обнаружила, что Матей уже отнюдь не дремлет. Вместо этого он рылся в моей сумке.

— И что ты хочешь там найти? — громко спросила я.

Он дёрнулся, а Элвис, который как раз честно спал, моргнул и поднял голову.

— А тебе-то что? — Матей оскалился.

— «Что»? Это мои вещи. Я в твои не лезу, не лезь и ты в мои.

— Или что? — кажется, эта фраза была у него коронной. Ну что, сам напросился.

— А вот что!

Ловкость и подвижность всегда были моими преимуществами в столкновениях с более массивными противниками. От удара ногой с разворота в принципе не так уж трудно увернуться, если ждать его, но в начале драки такая прыть чаще всего застаёт людей врасплох. Матей не стал исключением — он охнул и повалился на землю, хватаясь руками за нос, из которого потекла кровь.

— Эй, эй, вы чего?! — Элвис вскочил и встал между нами. Матей тоже медленно поднялся, со злобой глядя на меня. Я с любопытством ждала, полезет ли он ещё, или с него окажется достаточно.

— Остальные идут, — сказал Элвис. Он был прав, маленькие фигурки больше не бродили вдали, а выстроились цепочкой и направлялись сюда. Матей отвернулся, пробормотав «бешеная сука», и наклонился к своему рюкзаку за аптечкой. Подумав, я решила не заострять на его словах внимания. Куда больше оскорблений меня тревожил тот факт, что в сумке, в которую он полез, лежала разобранная винтовка. Пусть это было не его собачье дело, но женщина, таскающая с собой снайперскую винтовку, может привлечь нездоровое внимание. Оттащив сумку подальше, я проверила содержимое, но, слава богу, не одна деталь, включая патроны, не пропала. Хоть это хорошо.

После возвращения Даниэл не преминул поинтересоваться, где это Матей разбил себе нос, выслушал объяснения Элвиса, погрозил Матею кулаком, на чём разбирательство и закончилось. Когда все рассаживались вокруг плитки, чтобы приступить к обеду, Фредерик сел около меня.

— Всё ему неймётся, — с улыбкой сказал он, кивнув на Матея, чей распухший нос являл неплохую замену уже опавшей опухоли на губе.

— Ему же хуже.

— Есть люди, не понимающие слова «нет»…

— А вы, надо полагать, не из таких.

— Ну, смею думать, что да. Хотя… иногда, когда от этого зависит что-то очень важное, трудно просто взять и отойти в сторону. Надеюсь, вы на меня не злитесь.

— Нет, — я усмехнулась. На него и правда трудно было злиться. Хотя ещё неделю назад я думала совсем иначе.

— Помочь вам вымыть посуду, когда все доедят?

— Нет, не надо. Иначе и мне придётся потом помогать вам для равновесия.

— Я был бы совсем не против, — он широко улыбнулся. Зубы у него были ровные и белые — интересно, от природы, или работа стоматолога? Но в любом случае, улыбка у него приятная.

— Можно сказать вам комплимент?

— Ну, валяйте.

— Я впервые встречаю женщину, чьё хладнокровие не уступает её красоте.

— Не сомневаюсь, что вы большой спец по женской красоте.

— Но остальным женщинам до вас, как безобидным ужикам до королевской кобры.

Я чуть не подавилась.

— Ну и сравнения у вас!

— Это непроизвольно, — он вздохнул. — Самая опасная красота — она как медленный яд. Не поражает сразу же, а проникает исподволь — и вот уже от неё не избавишься, она всегда стоит перед глазами.

Я промолчала, не зная, что ответить. И… что это? Что за жар заливает лицо и шею? Моё хвалёное хладнокровие, ау, где ты? Или я уже забыла, чем может обернуться слепая вера в чужое дружелюбие? Быть одной, никого не любить, ни к кому не привязываться — это безопасно, особенно для таких, как я. Потому что предать может каждый, в чём я уже убедилась на собственном опыте.

Всякие там отношения — они для домашних девочек, которые никому не интересны, и худшее из несчастий, которое может с ними случится — муженёк пойдёт налево. Когда ничего не меняется и не происходит, может и можно себе позволить подпустить кого-то близко. Но у меня цена ошибки — жизнь. А уж раскисать от чужих слов и вовсе непозволительная глупость.

Я обернулась к Фредерику, собираясь холодно сказать, что мне не нравится разговор, который только что с охотой поддерживала, но он меня опередил:

— И кстати, о яде… Вы не откажетесь подумать над ещё одним деловым предложением?

— Что за предложение?

— Вы, должно быть, слышали о теракте, что был незадолго до Дня Города?

Я кивнула. Тогда СМИ подняли было шум, но он быстро сошёл на нет — взрыв на новом заводе оказался маломощным, от него почти никто не пострадал, так, нескольких бедолаг посекло осколками. Собственно, дело могли бы и вовсе замять, не случись бада-бум во время торжественного открытия этого самого завода. Там была наша мэр, и ещё целая куча народу, и когда взорвалось и загорелось, началась паника. Так что половина раненых пострадали не от осколков даже, а именно в случившейся давке. Но до смертей, насколько мне известно, не дошло.

— Вроде бы пришли к выводу, что это были происки конкурентов?

— Именно, — кивнул Фредерик. — И этот случай наводит на некоторые размышления. На наших семейных предприятиях такого ещё не случалось, слава богу, но всё когда-нибудь бывает впервые. Я хочу устроить проверку безопасности на предприятии, принадлежащем мне, а в перспективе — и на всей собственности моей семьи, а также нашей личной. И вы могли бы помочь мне выявить слабые места.

Я задумалась. А почему бы и нет, собственно? Работка не пыльная, и не всё ли равно, за что получать деньги — за то, чтобы убивать, или за то, чтобы спасать? К тому же она предполагает достаточно длительное сотрудничество, так что… не станет ли это ещё одним шажочком к исполнению моей мечты?

— Что ж, подумать не откажусь. Хотя вы должны понимать, что я всё-таки не специалист по шпионажу и даже не террорист.

— И всё же мнение профессионала может быть очень ценным. Мы обсудим всё подробно, когда вернёмся в город, хорошо?

Я кивнула, скрывая охватившее меня ликование. Рассудок уже был готов воспарить на крыльях мечты, и мне пришлось мысленно опрокинуть на себя ведро холодной воды, чтобы напомнить: ничего так просто не бывает. В сладком куске может скрываться отравленный крючок, тем более что сотрудничество такого рода предполагает несколько большую степень доверия, чем я обычно позволяла себе со своими клиентами. Хорошо, что не надо давать окончательного ответа прямо сейчас, у меня будет время как следует обдумать все условия и попытаться обеспечить и свою собственную безопасность.

В любом случае слишком много хорошего подряд вызывает подозрения — теперь жди, какую подлянку готовит тебе судьба для сохранения равновесия. И нужно держать ухо востро, чтоб не дать ей захватить себя врасплох.

Загрузка...