Глава 20

Джош Малани, выруливая со школьной стоянки, понятия не имел, куда едет. Он знал лишь, что должен уехать прочь.

Но жар возбуждения, током пронзивший тело, когда он вдохнул нашатыря, понемногу остыл, а с ним и ярость, закипевшая, когда Майкл отнял у него пузырек.

Что, черт возьми, он делает? Надо ж дойти до такого – поссориться с Майклом! Майкл – его лучший друг.

Майкл спас ему жизнь.

Майкл только и делал, что старался помочь.

А он что? Нахамил и отчалил!

Ну, хорош!

Что же теперь делать?

Домой ехать нельзя, раньше пяти туда нечего соваться – только в пять возвращается с работы мать, а то придется сцепиться с папашей один на один.

Может, на пару часиков махнуть на пляж, поплавать. После плавания ему всегда легче. А потом вернуться в школу и найти Майка.

Он попросит прощения, и они обсудят, что делать с Джеффом. Может, Майк прав – может, правда пойти рассказать в полицию, куда их носило в ту ночь, когда умер Киоки.

Уже в долине между Халеакала и хребтом Вест-Мауи он опять почувствовал странную тяжесть в груди, а по пути к стоянке на наветренной стороне, где по рабочим дням редко кто попадался, закашлялся. И тут на него снова нашло такое же ужасающее удушье, как было в школе, и он с силой нажал на газ – скорей добраться до пляжа, где дуют с океана пассаты. Занятый собой, он не обратил никакого внимания на машину, тоже ускорившую ход, чтобы следовать за ним по пятам.

Нашатырь, – думал он. Майкл был прав. Грудь ломило, и как ни старался, он никак не мог втянуть в себя достаточно воздуха. Тормозя на пустынной стоянке у пляжа, он крепко, двумя руками сжимал руль – для того, чтобы заглушить расползающуюся по телу боль, но больше для того, чтобы не потерять сознание.

Стиснутые до белизны косточки пальцев стали синеть, а глянув на океан, он едва различал линию горизонта.

Все как-то поплыло, и сияние дня померкло, хотя за секунду до этого в небе не было ни облачка.

Выйти.

Надо выйти из машины и спуститься на пляж. Если хватит на это сил, там он отдышится, а потом ляжет и отдохнет немного и дурацкий приступ пройдет. Все будет хорошо. Он слепо потыркался, чтобы найти дверную ручку, нашел и выскользнул из кабины. Но встать на ноги не сумел – колени подогнулись, и Джош повалился, растянувшись в пыли.

Он с хрипом хватал ртом воздух, но с каждым движением грудной клетки казалось, что легкие изнутри выжигает газовой горелкой.

Он умирает!

Теперь он знал это, знал с ужасающей неотвратимостью.

Над ним сгущалась темнота, и боль усиливалась, и он совсем уже не мог сделать ни единого вдоха.

Потянулся вперед, ища чего-то, чего угодно, лишь бы схватиться, уцепиться, удержаться, будто, сжимая что-то в руках, он мог прогнать удушье, убивающее его.

Он попытался крикнуть, позвать на помощь, но сумел выдавить из себя только тихий стон.

Потом, когда темнота сомкнулась и совсем не осталось сил, он почувствовал что-то новое.

Казалось, его подняли.

Подняли и унесли.

Все еще содрогаясь в попытке вдохнуть, Джош Малани сдался на милость тьмы.

* * *

– Мой Джефф – хороший мальчик, – настойчиво повторяла Уилани Кина. – Мой Джефф никогда б не сбежал. С ним что-то случилось.

Кэл Олани согласно кивнул, но жест был почти машинальным. После пятнадцати лет службы в полиции трудно было не усвоить, что нет матери, которая не клялась бы, что ее отпрыск – «хороший мальчик». Независимо от того, как тяжко обвинение и серьезны улики.

– Мой сын хороший мальчик, – твердила свое миссис Кина.

В самом деле, оглядывая их жилье, он не замечал типичных примет жизни неблагополучного подростка. Каркасный чистенький домик стоял посреди ухоженного сада, выходящего на тихую улочку, ответвляющуюся от шоссе вверх в горы за Макавао. Лужайка перед фасадом была гладко подстрижена, и куры клевали зерно в небольшом загончике рядом с домом, а не бегали где придется. У мужа Уилани ниже по шоссе был магазинчик садового оборудования, где Джефф подрабатывал после школы, когда не был занят на тренировках. Ничего более серьезного, чем несколько инцидентов, когда он приставал с угрозами к хаоле, но угроз своих в действие не приводил, за парнем замечено не было. И все-таки он находился в том возрасте, когда мальчишки пыжатся выказать свою независимость, и если б не найденное вчера утром тело Киоки Сантойя, Кэл был бы настойчивее в своих попытках убедить Уилани Кина, что никуда ее сын не денется, явится к концу дня. Но в сложившихся обстоятельствах приходилось отнестись к пропаже парня с большей серьезностью.

– К вечеру официально объявим розыск, – пообещал он, хотя знал, что весть уже разнеслась по всему острову, захлопнул блокнот и, засовывая его во внутренний карман кителя, произнес мягко, как мог: – Постарайтесь не слишком переживать, миссис Кина.

– Если бы не история с Киоки... – заговорила Уилани Кина, но смолкла, не в силах закончить фразу. Смуглая хрупкая женщина с мягкими чертами лица в обрамлении пышных черных волос, она печально покачала головой: – Не представляю, как теперь Элис... Кроме него, у нее никого не было... – С усилием удержалась от слез и беспомощно проговорила, всматриваясь в лицо Кэла: – Господи, где же они были той ночью? Что могло произойти? Может, ввязались в драку? Разозлили кого-нибудь? Но кого они могли разозлить? Такие славные ребятки... Даже Джош Малани. Ну что может вырасти при таких родителях? Мне так его всегда жаль... – голос затих, но влажные карие глаза не отрывались от лица полицейского. – Найдите мне Джеффа, пожалуйста! Найдите, прошу вас...

Несколько времени спустя, уже в машине, Кэл продолжал видеть перед собой расстроенное лицо женщины, слышать эхо ее голоса: «Что могло произойти?»

И ему вспомнились лица четырех мальчишек, с которыми он вчера разговаривал у школы. Как перед тем, как ответить на вопрос, они всякий раз стреляли глазами в сторону Джоша Малани, словно спрашивая разрешения или ища совета.

А новенький – как бишь его зовут? – только и делал, что вздергивал плечом неопределенно. Взглянув на часы, он заметил, что сейчас в школе как раз заканчиваются занятия. Может, заехать туда и поговорить с оставшейся троицей? Не успел он это подумать, как на приборной доске замигал огонек, и его выкрикнул голос диспетчера.

– Пятый слушает, – ответил он в микрофон.

– Кэл, у меня сообщение о брошенной машине. Она на парковке у Спрекельсвилля. Ты там близко?

– Над Макавао.

– Я подумал, тебя это заинтересует, – сказал диспетчер. – Мы проверили номер. Шевроле-пикап восемьдесят второго года, зарегистрирован на имя Джошуа Малани.

Олани поежился от пробежавшего по спине холодка.

– Давно она там? – спросил он.

– Не очень, женщина, которая нам позвонила, говорит, утром ее еще не было.

Тогда из-за чего шум?

– Подумаешь, полдня стоит и уже «брошенная»!

Голос диспетчера пресек его мысли:

– Там ключи торчат в зажигании и бумажник лежит на переднем сиденье.

Тут уж не поспоришь. Олани покачал головой от темного предчувствия и сказал в микрофон:

– Еду.

* * *

– Похоже, вы не слишком-то торопились! – Красная от солнечного ожога, толстая и завернутая в узорчатое, местного покроя платье на редкость мерзкого фиолетового оттенка, женщина не пыталась скрыть своего раздражения, когда Кэл Олани, через полчаса после вызова, выпрыгнул из патрульной машины.

– Ну-ну, Миртл, – урезонил ее муж. Он был в рубашке в тон к одежде жены и с еще более багровой физиономией. – Не забывай, это Мауи, а не Кливленд. – Он протянул руку Кэлу Олани. – Меня зовут Фред Хупер, а это моя жена Миртл. Мы живем в отеле с милю отсюда, – он неопределенно махнул в сторону Спрекельсвилля. – Я говорил Миртл, что не стоит беспокоить вас по пустякам, но...

– Ни один человек в здравом уме не бросит машину с ключами в зажигании и бумажником на сиденье на радость всякому, кому вздумается его прихватить, – в полжеста заставив мужа умолкнуть, вступила Миртл Хупер. – По крайней мере, в Кливленде так не бывает, и не думаю, что здесь люди ведут себя иначе. – Кэл Олани, кивнув, направился к пикапу, пара Хуперов двинулась за ним, причем Миртл продолжала: – Что-то здесь не так. Я знаю, Фред думает, я дура, но у матерей нюх на такие вещи. – Они были уже у пикапа, Олани повернулся и вопросительно посмотрел на миссис Хупер, и та, поджав губы, ответила на невысказанный вопрос:

– Ну, разумеется, мы заглянули в бумажник. Думали найти там телефон или что-то еще. – Она глубоко вздохнула. – Семнадцать лет! Ужас!

– Да Миртл же, мы же еще ничего не знаем, – начал было муж, но она опять заткнула его взмахом руки.

– Очень даже знаем! В наши дни это происходит с детьми везде и всюду. Самоубийства подростков. Я читала об этом в «Таймс». – Она значительно посмотрела на Кэла. – Его одежда – на пляже. По крайней мере, я думаю, что это его одежда. Там просто больше никого нет. И мы положили бумажник точно на то самое место, как нашли, – прибавила она, видя, как полицейский всматривается в открытое окно пикапа.

Да, так все и было: ключи в зажигании, бумажник на сиденье. Подняв бумажник, Олани взглянул на водительские права.

Джош Малани.

Там оказались еще несколько долларовых бумажек, ученический билет, пара истрепанных фотографий и листки с нацарапанными на них телефонами и девчоночьими именами.

Кэл направился на пляж. Как и утверждала Миртл Хупер, на песке стопкой лежали затасканные джинсы, футболка, трусы, носки и ботинки.

Джинсы были в самом низу, потом футболка и белье, и венчали все ботинки с вложенными в них носками.

Очень аккуратная стопка.

Образцовая.

И, насколько Кэл знал Джоша Малани, совсем на него не похожая.

Если, конечно, Джош не старался этим что-то сказать.

Олани молча направился назад к пикапу. За спинкой водительского сиденья обнаружился сверток – завернутые в слегка влажное полотенце столь же влажные плавки.

Хорошо, предположим, у Джоша имелись запасные плавки. Но разве не взял бы он на пляж полотенце, если б хотел всего лишь поплавать?

Однако зачем ему полотенце, если, как настаивает Миртл Хупер, он собирался войти в воду и не выходить из нее?

Кэл еще раз обыскал кабину пикапа, надеясь найти записку, хотя и догадывался, что ничего подобного не найдет. Всегда слишком беспокойный и необузданный, Джош Малани был не из тех, кто оставляет записки. Как, впрочем, и не из тех, кто кончает жизнь самоубийством. И все-таки обстоятельства довольно отчетливо указывали на то, что так он и поступил.

Кэл вернулся на пляж, где с самодовольным выражением лица дожидалась его миссис Хупер. Кэл Олани почувствовал к ней резкую антипатию: эта женщина больше беспокоилась о том, чтобы подтвердилось ее мнение, чем о судьбе семнадцатилетнего парня.

– Тут еще есть следы, – сказал Фред Хупер. – Мы старались не затоптать их.

Олани наклонился, рассматривая песок: одинокая цепочка следов вела от одежды к воде, исчезая там, где прибой ласково их слизнул. Прикрыв ладонью глаза от слепящего солнца, он смотрел в океан, ища глазами хоть одного пловца, но не увидел ни Джоша, ни кого-то еще. Он, собственно, и не ожидал никого увидеть: что-то внутри подсказывало, что Джоша в живых нет.

– Сейчас им трудно, – тихо проговорил Фред Хупер, тоже глядя на океан. – Нам, в свое время, было куда проще. Нам не о чем было волноваться. Вырос, завел семью, ушел на пенсию и езди по местам вроде этого. А нынешним – к чему им стремиться? Наркотики, банды, того и гляди нарвешься на пулю, хотя занимаешься своим делом и никого не трогаешь. – Помолчал и прибавил: – Жаль, что мы не пришли сюда чуть раньше. Может, если б было с кем поговорить, ему бы полегчало?

Кэл Олани положил ему руку на плечо.

– Кто его знает, – вздохнул он. Но потом, огораживая место происшествия, чтобы любопытные не затоптали все вокруг еще до того, как прибудет фотограф, продолжал думать: что, правда бы Джошу помогло поговорить с кем-нибудь или нет?

Вчера ни Джош Малани, ни остальные его приятели не выразили никакого желания поговорить.

И что теперь?

Киоки Сантойя мертв, Джефф Кина пропал, Джош Малани, судя по всему, утопился.

Что, черт возьми, происходит?

Загрузка...