— Интересный фокус, — сказала я.
— Это не фокус, — сказал Фил. — Фокусы — это когда обманывают. Когда тебя заставляют поверить во что-то, чего не было, увидеть то, чего не было. А то, что ты видела, произошло на самом деле.
— Можешь повторить?
— Могу. Но с этим же ковриком — не раньше, чем через пару дней.
— Почему так?
— Существуют ограничения, — сказал Фил.
— А купюра хоть настоящая?
— Да.
— И откуда она взялась?
— Я ее написал.
— А как насчет того, чтобы увеличить номинал? — поинтересовалась я. — Сотку написать сможешь?
— Смогу, но писать придется значительно больше, — сказал Фил. — Чем масштабнее изменение текущей реальности, тем убедительнее должно быть обоснование. Появление десятки можно никак не приписывать, десяток полно, достаточно просто сказать: «черт знает, откуда она там взялась», с соткой такой номер уже не прокатит. То есть, написать-то я напишу, но деньги от этого не появятся. Чтобы они возникли, уже нужно придумать какую-то историю, и не просто историю, а такую, какую текущая реальность сочтет достаточно достоверной для воплощения.
— То есть, найти чемодан, в котором лежит пара миллионов, тебе не светит?
— Это сложный вопрос, — вздохнул Фил. — Теоретически такое возможно, но история, которую придется прописывать, может занять пару томов.
— В любом случае, это того стоит, — сказала я. — Даже если бы ты был настоящим писателем, таких денег за двухтомник тебе никто не заплатит. Для этого надо быть очень известным и популярным писателем. Или случайно угадать массовый запрос.
— Даже если написать пару томов, нет никаких гарантий, что оно сработает, — сказал Фил. — К тому же, миллионов долларов не так уж много, как десяток, и вряд ли где-то валяется неучтенный. Такая масштабная история не останется незамеченной и привлечет к себе внимание ТАКС или кого-то, ему подобных, и тогда за мной пришлют тебя. Или кого-то, тебе подобного. Не то, чтобы меня обычный оперативник не смог ликвидировать, но теневые ребята предпочитают перестраховываться.
— Выходит, ты бедный? — уточнила я. — Потому что боишься написать себе настоящее состояние?
— Мне хватает, — сказал он.
— И когда ты обнаружил в себе эти способности?
— Через пару месяцев после того, как попал в ваш мир, — сказал он.
— Ланс не говорил, что ты не отсюда.
— О тебе он вообще ничего не говорил.
— И как ты сюда попал?
— После трагического несчастного случая в своем мире.
— Грузовик?
— Почти, — сказал он. — Поезд в метро.
— Почти классика. А это точно был несчастный случай? — спросила я.
— Подозреваю, что нет, но, как ты понимаешь, у меня нет возможности искать доказательства, — сказал Фил. — Был час пик, много народа, я стоял в первой линии, слушал музыку… Меня толкнули в спину, когда поезд уже выезжал из тоннеля, и я понятия не имею, случайность это была или чей-то злой умысел.
— Ты вставал на учет в БРПП?
— Конечно, — сказал он. — Мне даже платили пособие. Пару месяцев. Потом они решили, что я достаточно ассимилировался, выдали мне документы и отправили в свободное плавание.
— Как давно это было?
— Больше десяти лет назад.
— Они знают?
— Конечно же, нет.
И то верно, Бюро Регистрации Пришельцев из Параллельных миров наверняка поделилось бы информацией с ТАКС, что наверняка помешало бы Филу так свободно разгуливать по Городу. И живет он сейчас, скорее всего, не по тем документам, что ему в БРПП выдали, но этот момент уточнять я не стала.
Пришельцы из другого мира — явление довольно редкое, но не уникальное, раз для их регистрации целое бюро создали. Изредка их ведет какой-то сюжет, и тогда лучше не становиться у них на пути, но чаще всего — это обычные люди, без всяких экстраординарных способностей, которые ассимилируются в наше общество, и ты их ничем от обычного эмигранта не отличишь.
Впрочем, кому я это рассказываю…
У Фила способности таки были, но ему повезло, и проявились они уже после того, как он закончил свое общение с бюрократами из БРПП. Иначе бы они ему спокойной жизни не дали.
— В своем мире ты был писателем? — поинтересовалась я.
— Нет, — сказал он. — Копирайтером, блогером, изредка — журналистом, в основном, вне основного штата. Конечно, я хотел писать книги, но мне казалось, что я для этого слишком молод. Опыта там жизненного не хватает, все такое. Ерунду клепать не хотелось, и я все ждал, пока у меня появится идея, о которой нужно будет поведать миру. Вот, дождался.
— Мне жаль, — сказала я.
— Мне сначала тоже было жаль, — сказал он. — А потом я решил, что буду воспринимать это все, как одно большое новое приключение.
— Получается?
— Время от времени, — вздохнул Фил.
— И как работает твоя особая криэйторская магия? — спросила я.
— Реальность меняется, когда я пишу на бумаге, — сказал Фил. — Что самое противное — только в том случае, если я пишу от руки. А в своей прошлой жизни я ненавидел писать от руки. Но с ноутбуками и даже печатными машинками магия работать отказывается. Бумага, карандаш. Ручки тоже работают, но я предпочитаю карандаши.
— Что еще ты можешь, кроме как десятки по всему Городу собирать?
— Способности мои не слишком велики, — сказал Фил.
— Как насчет сюжетов?
Он покачал головой.
— Я не могу создавать сюжеты, я не могу изменять сюжеты, — сказал он. — Даже если полноценный фанфик на кого-нибудь напишу, я пробовал. С людьми это у меня вообще не работает. Только с предметами. И желательно, с небольшими или просто не слишком заметными.
Честно говоря, я была немного разочарована. Сразу после того, как я нашла ту десятку, я задалась вопросом, отчего этот тип еще не захватил мир. Не знаю, кем он там был у себя, может быть, и обычным блогером, но я подумала, что у нас он уже давно мог нашаманить себе волшебную палочку, шапку-невидимку, сыворотку суперсолдата, пароли и коды доступа к банковским счетам различных не слишком симпатичных ему индивидуумов, саблю, щенка бульдога, а на закуску даже собственную религию основать и стричь с нее купоны до конца жизни.
Но вдруг оказалось, что не мог.
А мелочь под ковриками тырить — это действительно недостойно творца.
Криэйтор, как есть криэйтор.
— Иногда эти мелочи накапливаются и возникают аномалии вроде этого здания, — продолжал Фил. — Это полезная штука, но чем больше таких аномалий, тем больше риска, что одна из них привлечет внимание ТАКС. А внимание ТАКС — это последняя в вашем мире вещь, к которой я стремлюсь. Ну, может быть, после стригущего лишая.
Но сам факт знакомства с криэйтором Филом давал обильную пищу для размышлений. Я раньше и не знала, что бывают такие люди, но теперь мне показалось очевидным, что Фил в этом своем качестве отнюдь не одинок. Я же не единственный Цензор, в конце концов, и он вряд ли единственный недотворец.
Скорее всего, где-то есть и другие. И возможно, что масштаб, так сказать, таланта у них тоже другой.
— Почему ты думаешь, что ты представляешь для ТАКС какой-то интерес?
— Брось, — сказал он. — Не может быть, чтобы ты это серьезно спрашивала.
— ТАКС занимается контролем сюжетов, — сказала я. — А ты сам сказал, что на сюжеты повлиять не способен.
— ТАКС декларирует, что занимается контролем сюжетов, — сказал Фил. — Но, как это часто бывает, особенно с теневыми организациями, их настоящие цели могут здорово отличаться от тех, о которых они заявляют.
— И какова же, по-твоему, их истинная цель?
Фил вздохнул.
— После того, как я понял, на что способен, я целенаправленно изучал этот вопрос, — сказал он. — Для того, чтобы оценить собственные перспективы в вашем мире. Мои способности хоть и невелики, но все же дают кое-какие преимущества, которых нет у обычных людей, и мне удалось накопать много чего интересного.
— Например?
— Кто с тобой работает? — спросил он. — Ты — Цензор, значит, это должен быть кто-то высокопоставленный. Обычную сошку они бы к такому делу не подпустили.
— Агент Доу и агент Смит, — сказала я.
— Ого, — сказал он.
— И что это «ого» должно означать?
— Специальный агент Смит и главный специальный агент Доу, — сказал Фил. — Без малого, это первые лица ТАКСа. По крайней мере, были ими около полугода назад. Но возможно, что после успеха в деле Дженовезе, их карьера пошла в гору еще круче. Не удивлюсь, если после следующего кейса Доу станет директором агентства, а Смит — его заместителем по оперативной работе.
Вот, значит, как? Выходит, со мной работает настоящий топ-менеджмент? А я-то думала, что имею дело с представителями среднего звена.
— Дженовезе был настолько важен?
— Мне известен этот сюжет, — сказал Фил. — В нашем мире он известен… э… ну, я сказал бы, что практически всем, но это все же будет преувеличением. Скажем так, он известен большинству населения нашего мира.
— У вас там все такие книгочеи?
— Это не только книга, — сказал Фил. — Кстати, Дженовезе в ней звали по-другому, но все остальное совпадает практически один в один. Книга довольно популярна, у нее есть несколько продолжений, кроме того, по ней был снят очень известный фильм, который был настолько успешен, что у нему тоже сняли два продолжения. И эта история охватывала большой отрезок времени. Лет тридцать, если я не ошибаюсь.
— И чем там все кончилось?
— Главный герой умер своей смертью, от старости, — сказал Фил. — Уже после того, как ушел от дел и передал семейный бизнес молодому энергичному племяннику. Империя, я полагаю, сохранилась. Та самая империя, которой благодаря тебе и ребятам из ТАКС уже не суждено быть построенной. Думаю, что в этом и была цель агентов Доу и Смита.
— И как тебе удалось столько о них выяснить?
— Я следую доктрине «изучи врага своего». А ТАКС, вне всякого сомнения, мой враг.
— Это ответ на вопрос «зачем?», а я спрашивала, как.
Он развел руками.
— У меня свои источники информации, и мы не настолько хорошо знакомы, чтобы я их тебе раскрыл. Прости.
— Ничего, я понимаю, — сказала я. — Насколько достоверны эти сведения?
— Я верю им, как самому себе, — сказал Фил. — А ты можешь решать сама.
Если верить его словам, то за несколько минут этой беседы я получила информации о ТАКС больше, чем от самого ТАКС за все время сотрудничества. И, наверное, больше, чем агенты в принципе готовы мне рассказать.
— Кто стоит за ТАКС? — спросила я.
— Теневое правительство, — сказал он. — Но так глубоко копнуть мне не удалось. Имена членов теневого кабинета министров мне неизвестны.
Жаль.
В принципе, я не особо рассчитывала, что он ответит, но спросить-то все равно надо было. Типа, а вдруг?
— Но ТАКС ищет таких, как я, — сказал Фил. — И таких, как ты. Иными словами, агентство пытается найти способ переписать эту реальность под себя. Сделать ее более предсказуемой. Управляемой.
— А ты знаешь других? — спросила я. — Таких, как ты?
— Нет, — сказал Фил. — Но они должны быть.
Я кивнула. Наверняка, должны.
— И, скорее всего, у всех разные способности, — сказал Фил. — Масштаб дарования, так сказать.
— Это уже из области предположений, — сказала я, хотя сама думала примерно так же. Однако, поскольку ТАКС все еще требовался Цензор, можно было сделать вывод, что творца, умеющего переписывать чужие сюжеты или создавать свои, они пока не нашли. Если такие в принципе существуют. — Но насколько вообще реалистичны эти планы по перепахиванию реальности?
— Теоретически?
— Разумеется, — с практиками мы будем разбираться, когда они появятся.
— Думаю, что вполне реальны, — сказал Фил. — Как, по-твоему, вообще возник ваш мир? Мир, в котором даже законы физики можно отменить, если они идут наперекор сюжету?
Как недавний свидетель проявлений альтернативной баллистики, я не могла с ним не согласиться. С физическими законами в нашем мире творилось черт-те что.
— Такой мир не мог возникнуть сам по себе, — заявил Фил. — Его кто-то придумал.
— Это основа любой религии, — согласилась я. — Акт творения. Тут с тобой даже Папа Римский спорить не станет.
— Никогда не рассматривал это со стороны теологии, — сказал Фил. — Но логично же предположить, что если один… назовем его Создатель, для простоты и краткости, придумал мир, то творцы калибром поменьше могут вносить в него коррективы.
— Какого рода коррективы?
— Любого, — сказал Фил. — Полагаю, это от масштаба дарования зависит, так сказать.
— Можно ли переписать какую-то историю задним числом?
— Теоретически, опять же? Думаю, что вполне. Я так не смогу, но это не значит, что никто не может. И, как я уже говорил, чем больше изменений ты вносишь в окружающую нас реальность, тем длиннее и подробнее должен быть текст. Но что мы все обо мне да обо мне? Давай лучше о тебе поговорим. Какой у тебя атрибут?
— Что за атрибут?
— Ты же Цензор, — сказал он. — Цензор корректирует сюжеты, или напрочь их ломает, вынося со страниц ключевых персонажей. И соответственно, у него есть для этого особый инструмент, который здорово облегчает задачу. Должен быть, по крайней мере. Это может быть любой предмет, но у тех, кто имеет дело с ТАКС, это чаще всего оружие. Методы у ребят довольно агрессивные, ты должна знать. Судя по тому, что Дженовезе был застрелен, твой атрибут — это пистолет. Тот самый, что сейчас при тебе?
— Нет, — сказала я. — Дженовезе я застрелила из пистолета, который подсунул мне ТАКС. Это был обычный «специальный полицейский» тридцать восьмого калибра. А до этого я пришибла грабителя с сюжетной броней из «баррета», так что никакой системы я не вижу.
— Значит, возможно, ты еще не нашла свой атрибут, — сказал он.
— Не мудрено, — я в этом бизнесе недавно.
— Возможно, «полицейский тридцать восьмой» принадлежал кому-то из бывших Цензоров ТАКС, и они вручили его тебе, чтобы увеличить шансы на успех.
— Противотанковая граната увеличила бы шансы на успех еще больше, — сказала я. — Хотя до этого я полагала, что они стопроцентные. Разве Цензор не может убить кого угодно?
— Теоретически, как бы, да, — сказал он. — По факту же… например, чисто теоретически, ты можешь убить Мыша, игнорируя его сюжетную броню. Но для того, чтобы убить Мыша, тебе нужно также преодолеть уровни защиты его особняка, одолеть его миньонов, сойтись с ним в рукопашной схватке, найти уязвимые места в его бронекостюме и умудриться не сдохнуть в процессе этого поиска. К тому же, и это вот чисто мое предположение, которому я никаких подтверждений не нашел, какое-то значение может иметь и степень сюжетной одаренности. То есть, ты можешь быть Цензором, но если его сюжет очень важен для мира, то его броня устоит перед твоим скиллом. Возможно, ТАКС думает так же, поэтому в случае с Дженовезе они решили усилить твой дар атрибутом, принадлежавшим кому-то из их прежних Цензоров. А может быть, они просто всучили тебе первое, что попалось под руку в арсенале.
В этом был смысл.
ТАКС не страдало от недостатка финансирования, и его агенты, даже не такие высокопоставленные, как Смит и Доу, щеголяли весьма недешевыми стволами, а мне для дела они подсунули какое-то нищебродское старье. Не очень понятно, чем они при этом руководствовались, но если этим старьем пользовался мой предшественник, то, возможно, таким образом они действительно пытались повысить мои шансы на успех.
«Баррет» Кларка, разумеется, никаким атрибутом никогда не был, но и мистер Денверс не являлся главным героем нескольких книг и целых трех фильмов, каждый из которых собрал неплохую кассу.
— А атрибут вообще обязателен?
— Черт его знает, — сказал Фил. — Мне известно слишком мало примеров, чтобы можно было бы построить статистическую модель. По сути, ты — четвертый Цензор, о котором мне вообще известно. И первый, с которым я встречаюсь лично, лицом к лицу. И, предвосхищая твой вопрос, сразу скажу, что у предыдущих трех атрибуты были.
— И это всегда оружие?
— Пистолет, кинжал, меч, — сказал Фил. — Ну, тут стоит уточнить, что речь идет о разных эпохах. И что у человека, у которого в жизни все идет так, как ему хочется, его благополучию и благополучию его близких ничего не угрожает, редко возникает нужда в том, чтобы ломать чужие сюжеты и выносить героев с сюжетной броней. Возможно, потенциальных Цензоров, людей со спящим даром, много, но пробуждается он только у тех, кто вступает в какой-то конфликт. В узких кругах специалистов даже существует теория, что история каждого Цензора развивается по тем же сюжетным правилам — завязка, развитие, кульминация, развязка — и после того, как Цензор проходит все стадии, он утрачивает дар. Подтвердить эту теорию, разумеется, пока не удалось, слишком мало статистических данных, а в жизни любого человека найдутся события, которые можно уложить в эту схему. Хотя… — он ткнул в мою сторону зажатым в пальцах карандашом. — Твой первый — это тот грабитель, да?
— С него все и началось, — сказала я.
— Но это ведь было заурядное ограбление банка, как я понимаю? Обычная рутинная перестрелка, в которых полиция участвует постоянно?
— Ну да, типа того.
— Это не очень похоже на сюжетную завязку, — сказал он. — Недостаточный, на мой взгляд, уровень конфликта. Или он успел положить кого-то из твоих сослуживцев, и ты воспылала жаждой возмездия?
— Нет, ничего такого, — сказала я, вспомнив свои эмоции в этот момент. Пристрелить мерзавца, конечно, хотелось, но по большей части это желание находилась в сфере моих профессиональных обязанностей.
Ничего личного, такая работа.
— Ты рушишь мою схему, — заявил он. Надо же, а до этого он не говорил, что это его личная теория. — Как ты вообще заполучила этот дар?
— Возможно, он достался мне в наследство от отца, — сказала я.
— Такого не бывает. Эти способности не наследуются.
— Это ты утверждаешь на обширной базе изученных тобой трех случаев? — уточнила я.
— Ладно, допустим, — сказал он. — И кто же твой отец?
Я сказала.
Фил побледнел, уставился в свой блокнот, а его пальцы доломали-таки чертов карандаш.
— Предупреждать надо.