Я выбираюсь из лодки на сухую уступку и стараюсь не думать о том, что во дворце нас ждут, нетрудно ведь догадаться, что предпримет Керт. Похоже, он решил сделать ставку на тайные ходы...
Спрятав лодку на карниз, Керт подает мне руку и утягивает в боковой проход, а через десяток шагов сворачивает во вторую по счету нишу. Надавив на камень, Керт сдвигает плиту и открывает вертикальную шахту.
– У-у-у, – вздыхает черт.
Проход закрывается. Я оказываюсь вплотную прижата к стене. Керт мимолетно целует меня в макушку:
– Моя принцесс, ты не против домашнего имени?
Какого же?
Керт слышал, как дознаватель назвал меня Авой или нет? Если слышал, то, уверена, не повторит. Но как еще можно сократить Аврору?
– Рори, – выдыхает он мне в волосы.
– Мне нравится.
– Рори, давай, ты первая. Я буду подниматься сразу за тобой и подстрахую.
То есть обычной страховки не предусмотрено.
Нормальных ступенек нет, подниматься предстоит по вбитым в камень железным скобам. Керт придерживает меня за плечо и протягивает перчатки – удивительная продуманность и подготовленность.
Я довольно быстро поднимаюсь. Керт не отстает.
– Рори, спокойнее. Пара минут ничего не решит.
– Ага...
Керт прав, надо беречь силы, выдохнуться со старта – глупее не придумаешь.
Шахта оказывается длиннее, чем я ожидала. Или мне только кажется, что она бесконечная? Подниматься становится труднее.
– Рори, обопрись на меня и отдохни.
– Далеко еще?
– Нет. Керт, а почему именно шахта? Слишком уязвимо, как мне кажется. Если бежать из дворца, а у преследователей цель не захватить живым, а убить любой ценой, то им достаточно сбросить что-то тяжелое или, не знаю, той же водой залить.
– Для этого наверху есть несколько «крышек», шахта легко перекрывается и снаружи ее можно только взломать, а это время.
– Ясно.
Я продолжаю подниматься
В какой-то момент Керт встает на одну со мной скобу, протягивает руку поверх моей головы и упирается в потолок.
– Рори, приготовься накрыть нас щитом. Я не думаю, что кто-то мог найти этот ход, но на всякий случай.
– Поняла.
Камень отходит в сторону. Я напряженно замираю.
Чисто.
Мы выбираемся в пустой прямоугольный зал. Керт закрывает за нами люк. Не удержавшись, я присаживаюсь на корточки и провожу пальцами по плитам пола. Камни настолько плотно подогнаны друг к другу, что заподозрить ход невозможно. Не только первые короли заботились о своей безопасности.
Выпрямившись, киваю – я готова.
Керт в отличии от меня куда больше напряжен, настолько напряжен, что это уже заметно. Я беру его за руку:
– Ты сказал, что все будет хорошо.
– Да, прости.
– Ке-е-ер. Что тебя беспокоит?
Уж точно не возможная схватка с захватчиками.
– Я так и не смог ясно вспомнить, что происходило во дворце. Все обрывками, будто цельную картинку разбили и часть осколков смели, а часть оставили. Я помню, кто меня предал, помню, как открывал портал, помню как упал между контейнерами. А вот насколько серьезно ранили отца, я так и не смог вспомнить.
– Сообщений о смерти короля не было.
– Да.
– Все будет хорошо, мой принц, – я целую его в щеку.
– Ты простишь меня? Я обещал, что только поживу у тебя, пока не восстановлюсь, а в итоге втянул тебя в свои разборки.
Глупый.
– Керт, если я твоя принцесса, то это наши общие разборки, нет?
– Давай не будем продолжать. Что бы я ни ответил, получится лицемерно.
– Пф-ф! Ты слишком много думаешь, Керт. Идем наводить порядок. Между прочим, меня еще дети ждут.
Керт усмехается, я чувствую, что ему становится легче.
– Идем.
Я нехотя разжимаю пальцы – время. Керт понимающе улыбается и вдруг притягивает меня к себе, крепко сжимает и тотчас отпускает, отворачивается. Мне приходится догонять. Впрочем, Керт почти сразу подстраивается под удобный для меня темп.
Из зала мы попадаем в очередной коридор, который через десяток шагов разделяется на рукава. Керт поворачивает налево, и мы оказываемся на винтовой лестнице. Щербатые крутые ступеньки больше походят для какой-нибудь башни, чем для подземелья.
Поднимаемся мы молча. Керт то и дело замирает, прислушивается. Черт, тихо хрюкнув, перепрыгивает к нему на плечо и тоже начинает прислушиваться.
Тайные ходы оплели едва ли не в весь дворец, однако в лабиринте коридоров Керт ни разу не сбивается, выбирает маршрут безошибочно. Чем дальше мы идем, тем больше дворец потрясает. Здание, со стороны казавшееся, довольно примитивным, на деле оказалось настоящей шкатулкой секретов. У нас дома тайные ходы, естественно, тоже были. Мне доверили знание о двух. Хм...
По ощущениям идем мы довольно долго.
За стеной раздаются приглушенные голоса, слов не разобрать. Керт говорящих игнорирует, но, оглянувшись на меня, прибавляет шагу.
Мы проходим очередной коридор, попадаем в гораздо более тесный.
– Еще немного, и кто-то обязательно обратиться в Великим столпам. Его величество, безусловно, мудр, но, как мне кажется, никто не в состоянии понять, почему сир упорно отказывается назначить регента.
Великие столпы – это «пятерка». По просьбе Совета лордов, главы пяти великих родом могут выбрать нового короля.
Керт зло прищуривается и решительно приоткрывает заслонку. Хах, мои соболезнования болтуну. Натрепал себе конец карьеры и опалу.
– Как прав был мой прадед.
– Что вы имеете в виду, лорд?
– Регалии должны оставаться символами власти. Ничего плохого, если корона будет защитным артефактом, но что мы имеем сейчас?
Надо признать, что по-своему говорящий прав. Совет лордов без королевской печати парализован, а из-за магии использовать ее, не считая самого короля, может только регент, одобренный его величеством, или законный наследник. Проблема не в самой печати, уж заменить ее на аналог не трудно, проблема куда глубже. До меня только сейчас начинает доходить, какую грандиозную аферу провернули короли нынешней династии прямо под носом у «пятерки», а возомнившие себя хозяевами главы древних родов спохватились слишком поздно.
Если я правильно поняла, сегодня вся система управления завязана на магию. Достаточно вспомнить те же амулеты в сбруе лошадей стражников. Убрать регалии, и схлопнется абсолютно все. Думаю, именно поэтому король жив – с его смертью Керт, где бы он ни был, получит если не саму корону, то, как минимум, ее теневого двойника, а это нити контроля и власть.
– Полагаю, откладывать некуда, надо обращаться к великим столпам.
– Мятежный принц до сих пор не схвачен. Неужели успел уйти за границу?
Голоса постепенно стихают, неспешно беседующие лорды удаляются, но я все же успеваю расслышать ответ:
– Лично я верю, что справедливость восторжествует, и преступник будет казнен, очень скоро мы увидим, как принц будет обезглавлен.
И это высшие аристократы?
Формально у нас пирамида: наверху король, трон опирается на Великие столпы, которых Керт без капли пиетета зовет «пятеркой», высшие аристократы, входящие в Совет лордов, затем просто аристократы, официальной градации нет, а не официально – по степени влияния и богатству.
Я ожидала от придворных большего ума. Не заподозрить подставы? Черт с ней, с подставой. Суда на Кертом не было, а они смеют открыто вслух мечтать о его обезглавливании. Господам пора в отставку, а будь моя воля – языки бы я им укоротила, все равно за столько лет пользоваться не научились.
Керт закрывает заслонку, жестом показывает идти за ним, а по ту сторону стены снова шаги. У меня складывается впечатление, что лорды расходятся после... заседания Совета? Поразительно, что в атмосфере дворца не чувствуется напряжения, а к раненому королю относятся как досадной помехе. То-то Керт на глазах звереет. Не удивлюсь, если в историю он войдет кровавым тираном.
Мы идем, никуда не сворачивая. За стеной тихо, но Керт вдруг срывается чуть ли не на бег и также резко останавливается. Я не могу понять, на что он так остро отреагировал. Керт сдвигает заслонку, но в помещении за стеной тихо. Керт же не просто прислушивается, а приникает с смотровому окошку.
Я подхожу ближе, замираю рядом.
Керт стоит замерев долгие пару минут. И смотреть на него страшно. У него такое выражение лица становится, как будто он прямо сейчас будет убивать. Я касаюсь его локтя. Керт вздрагивает, оборачивается. Мы встречаемся взглядами, и Керт с заметным трудом выдавливает кривую ухмылку, больше похожую на оскал, чем на улыбку. И предлагает мне взглянуть.
Из смотрового окошка открывается вид. на королевскую спальню.
Его величество лежит в постели. В том, что это король, а не двойник, я не сомневаюсь – Керт отца признал. Король лежит безвольной неподвижной куклой, глаза закрыты. Если бы не редкие глубокие вдохи, я бы решила, что вижу мертвеца.
Рядом с постелью на драпированном бордовым бархатом возвышении лежат регалии: корона, печать и скипетр.
Обычно караульные остаются за дверью и охраняют вход снаружи, но сейчас четверо гвардейцев прямо в спальне. В кресле, вольготно развалившись, сидит девушка в темном брючном костюме. По ее одежде не понять, кто она. Уж точно не целитель. Возможно, она боевой маг? Меня напрягает ее поза. Даже мертвый, король есть король. Сидеть при его величестве в столь развязной позе – это что-то противоестественное. Получается, все собравшиеся в спальне враги. Считая целителя. Мужчина лениво листает страницы толстого фолианта, неподалеку от него теснятся флакончики с неизвестным содержимым.
Лирику в сторону. Расклад: против нас шестеро.
– Они успеют поднять шум, – делюсь я своими опасениями.
– Шум в любом случае будет. Мы вернем дворец, Рори.
Полагаю защита на дворце лучшая из лучших. Вопрос только в том, сможет ли Керт ею управлять, все же он принц, а не король, неизвестно, как сильно его возможности ограничены.
И почему король не воспользовался дворцовой защитой против заговорщиков?
Из-за двери раздается бодрый голос:
– Лорд Верисан прибыл!
Канцлер?
Получается, кроме четверки гвардейцев внутри, есть еще охрана снаружи? Надо учесть, что они ворвутся сразу, как заподозрят неладное.
– Значит, Верисан, – выдыхает Керт.
Лорда впускают, двери тотчас закрывают, а он по-хозяйски окидывает спальню взглядом:
– Как он? – кивает он в сторону короля.
Целитель откладывает фолиант и пожимает плечами:
– Плохо. Боюсь, если мы продолжим давать ему яд, сердце не выдержит, он хоть и крепкий, но уже не мальчик.
– Придумай что-нибудь. Ганц, мне нужно больше времени. Принц снова ушел.
Голос подает девушка:
– Почему бы не отправить за ним призрачную гончую? Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
У меня внутри все холодеет.
Призрачные гончие – абсолютное табу. Они чуют назначенную призывателем жертву на любом расстоянии и двигаются к ней по кратчайшей прямой. Сохранились документальные записи о гончей, пересекшей океан и половину континента. Гончая идеальный палач, но цена... На своем пути гончая убивает все живое. Если захватчики действительно ее призовут, будут десятки, а то и сотни тысяч жертв.
Я относительно спокойно воспринимаю грязную борьбу за власть, но то, что они собираются сделать, истинное зло.
– Да, ты права, следовало спустить гончую сразу, как мы поняли, что принц выжил. Кто же знал, что он будет таким прытким? Действуй.
Девушка расплывается в счастливой улыбке. Да она ненормальная! Соскочив с кресла, она рывком откидывает угол ковра, выхватывает из кармана мелок и очерчивает на полу круг.
Хах, дождаться, когда лорд уйдет, не получится. На счету каждая секунда – нельзя позволить девушке завершить призыв. Керт это понимает лучше меня, даже мгновения на подготовку не тратит, распахивает потайную дверцу, сходу бьет магией, но девушка неожиданно проворно закрывается щитом, не прекращая выводить символы.
Я бью в гвардейцев. Хотя какие они гвардейцы? Наверняка подставные.
Первого мне удается свалить – на него приходится самый сильный удар. Второй падает, но тотчас перекатывается и ныряет за софу. Еще двое успевают вскинуть зажатые в пальцах амулеты, и мой удар поглощает вспыхнувшее сияние. Оттенок мне не знаком, амулет явно не государственного образца.
– Ум, – раздается из-за спинки софы. Для меня это знак.
Не знаю, что черт сделал, лже-гвардеец на миг появляется в поле зрения, и этого хватает, удар приходится точно в цель.
Из четырех противников у меня остаются двое. Я слишком долго их игнорировала. Они слаженно наносят сдвоенный удар, прорывают щит. Я запоздало дергаюсь в сторону, магия цепляет по касательной, и даже этой крохи хватает. Не успей я уклониться – это конец.
Пол, потолок, стены – перед глазами круговерть и боль в спине.
– Рори!
Эй, нельзя ему на меня отвлекаться!
– Да, – жива.
Я рефлекторно закутываюсь в щит и, как недавно лже–гвардеец, перекатываюсь, только если в его исполнении это было ловко, то в моем – копошение тюленихи. Память самым неожиданным образом подкидывает картинку из детской энциклопедии о северных странах.
Увернуться получается, меня обдает брызгами осколков погибшей напольной вазы. В голове шумит. Прикусив изнутри щеку, я легкой болью заставляю себя сконцентрироваться.
Все плохо.
Канцлер выскочил за дверь, а к нам снаружи прорвались двое гвардейцев. Керт обоих то ли убил, то отправил в беспамятство. Одного моего противника тоже убрал. Мне остается ударить по последнему. Магия срывается с пальцев, одновременно черт хвостом хлестко бьет последнего из лже-гвардейцев по руке из-за плеча, амулет падает, щит гаснет, и мой удар приходится куда надо.
Отвлекшись на меня, Керт меня спас, но моя жизнь дорого ему обходится.
Девушка все еще удерживает щит, она завершает не только рисунок, но и сам призыв. Края круга обволакивает серый дымок, стремительно стекающийся к центру, и из дыма сплетается силуэт четвероногой твари, подвижной и текучей, будто ртуть. С собакой у нее мало общего.
Тварь обретает четкие контуры. Вместо глаз у нее пустые провалы, что не мешает ей уставиться на призывательницу, а миг спустя гончая бросается к границе круга. И замирает она четко напротив Керта.
Случайных жертв не будет...
Призывательница медлит. В сером дыму проступают самые настоящие когти, и тварь принимается царапать пол. Круг ее сдерживает, но надолго его не хватит.
– Принц, я могла бы ее изгнать обратно, – предлагает призывательница самым доброжелательным тоном. – А еще я могу подсказать, какой яд был использован.
Не верю. Я хорошо запомнила с каким восторгом она ринулась рисовать круг.
Тварь чуть смешается, хотя Керт стоит на месте.
– Жертва не ты! – выкрикиваю я.
На кого она нацелилась? Да какая разница! Призывательнца стопой стирает меловую линию.
Гоначая будто выпущенная стрела, прыгает вперед. Черт с отчаянным визгом обрушивается ей на холку. Керт ее стреножит, накидывает на морду магическую петлю. Гончая слишком сильна, путы трещат.
Я краем глаза замечаю, как целитель бросается к все еще открытому тайному ходу. Вряд ли он сумеет найти дорогу, скорее погибнет в лабиринте от жажды и голода, но это не повод его отпускать. Особенно его – кто еще знает, чем травили его величество?
Сил я изрядно потратила, но плох тот маг, кто полагается только на магию. Ухватив уцелевшую вазу, я прицельно ее швыряю. Увы, ваза безвредно соскальзывает по щиту, но даже этого хватает, чтобы замедлить целителя. Я подхватываю пуфик, бросаю, целясь по ногам. С более тяжелой вещью магия не справляется, целитель валится на пол. Я прыгаю сверху, и прямым прикосновением вешаю на него сонные чары.
Поле боя за нами?
Лже-гвардейцы в минусе, целитель – в минусе, канцлер сбежал, тоже в минусе. Керт сдерживает гончую, черт, сидя у нее на загривке делает что-то непонятное – поднимаются струйки дыма, а гончая становится светлее.
Однако. Я читала, что от гончих избавиться невозможно, только задержать, причем ненадолго, потому что гончая поглощает магию и в конце концов обращает против мага его же силу. Но черт не человек, в том смысле, что он дух, и хотя черти обладают материальностью, они вполне способны перейти на тонкий план.
А где призывательница?! Я верчу головой.
Король?
Король лежит, глаза закрыты. Не похоже, что короткий бой его хоть как-то потревожил. Дыхание тяжелое...
– Где она?
Керт ориентируется гораздо лучше меня, уверена, он видел, куда она делать.
– Сбежала.
– То есть прямо сейчас она может призывать вторую гончую?!
Керт не отвечает, так что становится очевидно – да, может. И мы никак не можем ее помешать. Если только не.
Ругнувшись, я выскакиваю из спальни. О том, что снаружи меня могут ждать гвардейцы, я благополучно забываю. К счастью, меня ждут не они. Призывательница сидит на полу и лихорадочно наносит на пол меловой рисунок.
– Остановись, – приказываю я.
За призыв гончей приговор суда будет однозначный – смертная казнь.
Девушка это понимает, не может не понимать. Она закрывается магическим щитом. К счастью, магия против грубой силы играет далеко не всегда, и уж точно примитивный щит бесполезен против пинка.
Она валится на пол, своей же одеждой стирает часть символов.
Теперь усыпить как целителя.
Призывательница с гортанным криком выхватывает нож. Режущая часть вытесана из камня. Ее оружие имеет мало общего с настоящим ножом. Это не столько оружие, сколько ритуальный предмет.
Я, наконец, понимаю, кто передо мной – шепчущая. Ее искусство ближе к шаманству, чем к магии. За свое могущество девушка платит разумом. Такая молодая, а уже безумная, ее жажда убийства, жажда крови – это жажда запертых в ее кинжале призраков.
Она не пытается ранить меня, они бьет острием в пол. Хрупкий камень раскалывается, разлетается крошевом, и из рукояти вырываются… клубы мрака, стремительно заполняющие покои.
Я успеваю шарахнуться, и туча обрушивается на хохочущую призывательницу. Миг, и смех обрывается, в черной туче нарастают громоподобные раскаты, чем-то неуловимо напоминающие оборвавшийся смех, будто туча впитала его.
Чернота приходит в движение, туча вытягивается, обретает человекоподобный силуэт. Рокот стихает, и из недр тучи раздается голос:
Я сделала! Я сделала это! Я вознеслась!
Да нет, дорогуша, ты не вознеслась, ты всего лишь сама стала призраком. Сильным. Но временно, причем счет идет максимум на часы.
Впрочем, от знания, что к вечеру сумасшедшая призывательница бесследно развеется, мне не легче. Я замираю у стены, смутно представляя, что предпринять. Я уверена, я не ее цель. Зачем девушка присоединилась к канцлеру? Он ее чем-то зацепил, чем-то личным. Деньгами приблизившегося к грани шепчущего не заманить. Попробовать разговорить? Малодушную мысль, что пусть идет и творит, что хочет, лишь бы от нас с Кертом подальше, я давлю в зародыше. Как без пяти минут принцесса, я не имею права отступать.
– Поздравляю, – я скрещиваю руки на груди. – Я думала, вознесение – сказка или дается лишь лучшим из лучших.
Черная туча разворачивается ко мне. Клубы тьмы, из которой она соткана, медленно перетекают, отчего силуэт уродливо ломается: то вздыбится опухоль на плече, то рука истончится в запястье, а пальцы наоборот раздуются. Словом, в зеркало бывшей призывательнице лучше не смотреться.
– Я лучшая, – горячо заверяет она меня. – Я самая талантливая из учениц мастера!
– Двадцать лет усердной учебы, это восхищает.
Неожиданно, но призывательница легко ведется. Я чуть ли не откровенно ей зубы заговариваю, а она воспринимает лесть всерьез.
– Двадцать? – туча сотрясается и рокотом. – Я справилась в три раза быстрее!
Ого.
В смысле, двадцать я назвала наугад. Из того, что я знаю, шепчущие впадают в безумие приблизительно через десять-пятнадцать лет работы. Свихнуться можно хоть за год, хоть за день. Сроки вторичны, первично – сколько дряни пропускает через себя шепчущий. Призраки не возникают без причины. Предательство, насильственная мучительная смерть, незаконченное дело – и все это шепчущие собирают, пропускают через себя.
Назвав двадцать лет, я дала призывательнице шанс похвастаться, и она его не упустила.
– Честно говоря, трудно поверить. Нет, я не подозреваю тебя в обмане, наоборот, я уверена, что ты сказала правду, и от этого еще более невероятно. Вероятно, такие как ты рождаются раз в сотню лет, а то и реже.
Призывательница оглядывается. Похоже, я ее недооценила и перестаралась, моя лесть ей больше не интересна.
– Хах, – вздыхает она с легко уловимым раздражением.
Рискнуть?
– Особенно удивительно, что такой талант оказался рядом с канцлером.
Туча не просто вздрагивает, она содрогается, в миг теряет четкие очертания и бесформенной массой растекается по гостиной.
– Этот никчемный трус?!
– Мне он тоже не нравится, и насчет трусости согласна. Он единственный сбежал, бросив всех.
Туча успокаивается, по крайней мере, она съеживается до прежних размеров и вновь обретает очертания человека.
– Он возомнил, что может стать королем! А станет мальчиком на побегушках у Столпов. Откуда она знает истинный расклад сил?
У меня вторая ошибка подряд – плохо. Я снова ее недооценила, я сочла, что она человек канцлера, а она от «пятерки».
– Да уж.
– Не станет, – тотчас противоречит она себе. – Он умрет. Все умрут.
Она раскидывает руки, заходится в безумном хохоте, и чернильная ночь затопляет гостиную.