Опаздываю на работу второй день подряд, и сегодня – значительно.
Зато я выспалась и привела мысли в порядок. Мысли, касающиеся работы. Что делать с собой, со своей жизнью, я в замешательстве, так еще и недобиток крутится рядом, строит из себя галантного, чай заваривает. И смотрит проникновенно, словно в душу заглядывает. Мне бы игнорировать и уж точно не принимать близко к сердцу. Ну и что, что мне с ним неожиданно легко, и что он больше не воспринимается чужаком, вторгнувшимся в личное пространство? Он. Если я его на роль личной горничной определю, он обидится? Для дворецкого господин Не-Черт слишком вольно позволяет себе заходить в мою спальню.
Я о работе должна думать, а думаю о нем. Недобиток разбудил в моей душе что-то неясное, давно забытое.
Мысли мыслями, а документы я сортирую едва ли не быстрее, чем обычно.
– Интересно.
– Вы что-то нашли, госпожа Майс? – дознаватель временно обосновался в моем кабинете. Не я, недобиток догадался, я лишь подтвердила его догадку.
– Я пролистала личные дела детей. Я искала, что у них может быть общего. Точно, что не происхождение и не наследство. Я не могу себе представить, что похитители внезапно знают о прошлом детей больше нас. Так вот, на сотню детей в среднем приходится около десяти одаренных.
– То есть похитили будущих магов?
Я «слила» информацию не слишком подозрительно?
Вроде бы нет. Собственно, я уверена, что сама бы догадалась, когда подняла записи о развивающих занятиях, только без подсказок мне бы понадобилось гораздо больше времени.
– Да, – киваю я. – И мне очень интересно узнать, кто нарушил детскую приватность. Инспектор отодвигает отчет, который читал.
– Госпожа Аврора, а как предполагаемые усыновители выбирают ребенка?
Он намекает на то, что списки одаренных никто не сливал, усыновители узнали о предрасположенности к магии во время знакомства?
– По-разному бывает, но вашу мысль, господин дознаватель, я поняла. Одну секунду, – я снова принимаюсь шуршать справками, а параллельно объясняю. – Бывает, что благотворители приходят с подарками, знакомятся с детьми, а через некоторое время начинают приходить к конкретному ребенку и подают на усыновление. Бывает, что сироту забирают дальние родственники или друзья погибших родителей. Чаще стараются выбрать младенцев, по цвету глаз и волос похожих на кого-то из пары.
– Хм? Как потом ребенку объясняют визиты инспектора? Или приемным детям всегда сообщают, что они приемные?
– Тайна усыновления строго охраняется. По желанию родителей инспектор может приходить под видом целителя. Так вот, все «наши» усыновители не знакомились с детьми, они сразу подавали заявку, а ребенка выбирали чуть ли не первого попавшегося.
– То есть?
– Воспитатели в обязательном порядке фиксируют, с кем из детей знакомились предполагаемые приемные родители. Так вот, господа приходят в приют уже в статусе претендентов на усыновление, запрашивают информацию по детям от пяти лет и старше, задают вопросы, выбирают нескольких. Вероятно, отвлекают? Тут везде пишут, что претенденты уделяли каждому малышу минут по пять, пока не увидели «своего». Черт!
– Что такое?
– «Полюбили девочку с первого взгляда», – цитирую я. – Вы в такое верите, господин дознаватель? Как по мне, даже из сухого официального отчета театральность восторга просматривается. Как они позволили?
Да, я знаю, что не всем моим коллегам интересны проблемы сирот, но все равно иногда их равнодушие убивает. Ладно бы речь шла о деньгах, которые украли из бюджета. Но ведь речь о самой жизни сирот.
Дознаватель встает из-за стола. Я не обращаю внимания. Наверное, ему нужен какой-то документ. Я оказываюсь совершенно не готова к тому, что он остановится за моей спиной и опустит ладони мне на плечи:
– Аврора, так бывает. Вы не должны чувствовать вину за действия других людей.
Я, качнувшись, подаюсь вперед. Столешница через ткань болезненно впивается в тело. Я разворачиваюсь. Чужие ладони соскальзывают с моих плеч. Теперь я чувствую столешницу спиной. Я стараюсь выглядеть спокойной и в то же время отодвигаюсь, насколько возможно. Дознаватель непозволительно близко.
Смотрю на него, а вспоминаю недобитка. Странно так. Недобиток позволял себе гораздо больше, у дознавателя жест почти дружеский, но отторжение вызывает почему-то именно он.
– Господин Фронш, я признательна вам за поддержку. Я понимаю, что у вас самые благие пожелания, однако будет неуместно, если мы начнем общаться слишком вольно.
В глазах дознавателя вспыхивает злой огонек.
Неужели я была груба? Я старалась отказать мягко.
– Почему же, госпожа Аврора?
Он все еще обращается ко мне по имени, но хотя бы делает это чуть более уважительно.
– Я убеждена, что на работе личному нет места, а следовательно, общение не должно выходить за рамки делового этикета.
Его злость разгорается ярче.
– Госпожа Майс, мы оба взрослые. Не стоит рассказывать про правила, это звучит фальшиво.
Что ему не нравится? Я старалась щадить его чувства, ведь отказ переносится гораздо легче, когда причина кроется во внешних не зависящих от тебя обстоятельствах, чем в тебе самом. Впрочем, как угодно. Мы действительно оба взрослые. Дознаватель... не мой тип. Наверное, он хороший человек. Почему бы и нет? Но рядом с ним не возникает чувства защищенности, как рядом с недобитком, поэтому нет.
– Дело для меня на первом месте, господин дознаватель. Независимо от того, как это звучит, это правда.
– Я вас услышал, госпожа.
Возможно, я фантазирую, но мне кажется, что он использовал не столько обезличенное обращение, сколько укороченное, и подразумевалось все то же – «госпожа Аврора». Черт, ему обязательно быть таким раздражающим?
– Как продвигаются поиски?
Дознаватель отстраняется только после моего вопроса. Он отходит к столу, разворачивает карту королевства:
– Вот, госпожа, взгляните, серыми точками отмечены места, так или иначе связанные с похитителями. По мере проверки адресов, мы будем перекрашивать точки в зеленый, если ничего не найдем.
Я усилием воли давлю в себе нетерпение и подхожу ближе. Не-Черт вчера говорил и утром напомнил, что выдавать свою осведомленность опасно, поэтому к его предупреждению я отношусь со всей серьезностью. Я преднамеренно встаю полубоком, чтобы дознаватель не мог видеть выражение моего лица.
Серые точки рассеяны по всей территории королевства, и их неожиданно много. Я пытаюсь сопоставить то, что вижу, с районами, которые перечислил Не-Черт.
– Госпожа, о чем вы так напряженно думаете?
Черт!
– Если детей собирают с какой-то целью, то вряд ли с ними занимаются сами усыновители. Возможно ли, что похитители организовали свой приют? Приют – не тот масштаб. Скорее, большой дом, где несколько взрослых присматривают за детьми. В городе появление семьи с десятком детей привлечет внимание, значит, дом должен быть на отшибе или за городом. Господин дознаватель, мне кажется, именно такие дома следует проверить в первую очередь. Как вы считаете?
– Я тоже об этом подумал. Сейчас стражи проверяют вот эти точки, – он использует карандаш вместо указки. – Первые сведения я жду через час.
– Хорошо...
Я слышу, как дрожит мой голос, ничего не могу с собой поделать. Я гадала, как указать на районы, где предположительно могли обосноваться деарцы. Делать ничего не пришлось, одна из точек в нужной области, и есть еще шесть совпадений, но, когда будут проверять их, пока не понятно.
– Как много времени понадобится, чтобы проверить все адреса?
– Трудно сказать. Вот сюда и сюда, – карандаш скользит по карте, – добраться проблематично. И еще учтите, что список адресов для проверки будет пополняться.
Кивнув, я отхожу в сторону.
Я почти закончила с личными делами пропавших детей.
В дверь распахивается без предупреждения.
На пороге подтянутый парень в форме стража, на вид ему лет двадцать, скорее мальчишка. Или так кажется из-за растрепанных волос? Из-за плеча парня выглядывает встревоженная Энна. Похоже, она чувствует себя неловко из-за того, что не успела предупредить, но не ей останавливать стража при исполнении.
Вытянувшись в струнку, парень отдает честь и рявкает в полную силу легких:
– Докладываю! Дознаватель Фронш, вас вызывает командир отделения!
Сколько рвения... Я морщусь и прикладываю палец к уху. Впрочем, крикуну до меня дела нет, он сверлит взглядом дознавателя.
– Госпожа инспектор, вынужден вас оставить.
Я киваю, глупых вопросов что случилось вслух не задаю. На душе становится тревожно. Как начальник, я бы не стала отвлекать подчиненного, занимающегося поиском детей. Вызов мне не нравится, внутри аж зудит от предчувствия новых проблем, которые добавят сверху.
Дознаватель и страж уходят.
Я перевожу взгляд на Эночку:
– Будь добра, чай.
Если дать недобитку хорошую заварку и ваниль, он или Эночка справятся с приготовлением лучше?
Я возвращаюсь к личным делам детей. Я почти закончила читать. Ничего, что могло бы показаться хоть немного заслуживающим внимания, я, увы, не нашла. Не-Черт был прав –единственное, что объединяет детей, это их магический потенциал.
Я откладываю дела – прямо сейчас больше я ничего сделать не могу – и возвращаюсь к отчетам по приюту. Аромат ванили щекочет нос, Энна ставит чашку справа от меня. Обычно ради чая я откладываю бумаги, но не сегодня.
Увлекшись, я как всегда теряюсь во времени.
Когда я выныриваю из бумаг, еще светло. На дне осталось полглотка. Времени прошло немного? Я поднимаю взгляд, и, наконец, понимаю, что меня отвлекло. Вернулся дознаватель. Энна звала меня безуспешно, а ему одной фразы хватило, чтобы я услышала:
– Плохие новости, госпожа Майс.
– Дети?! – вскидываюсь я.
То, что мы с недобитком решили, что их собирают ради отдаленного будущего, не значит, что мы правы.
– Нет. Не совсем. Уже проверенные адресу оказались пустышками. Госпожа инспектор, командир отделения приказал поумерить энтузиазм.
– Что?!
– Командир передал мне сразу два новых дела, под предлогом, что мои коллеги не справляются с расследованием. Оба дела запутанные, и очевидно, что переданы мне, чтобы отвлечь, чтобы я не мог полноценно заниматься поисками. Пренебрегу – меня вовсе отстранят.
Ничего не понимаю...
Я никак не упоминала культ. Речь шла именно о пропаже сирот. Так почему сверху вмешались?! Только если.
– У преступников наверху есть покровитель?
Есть покровитель, но нет денег – как это может быть?!
– Госпожа инспектор, вы все понимаете правильно.
– И. что мы будем делать?
– Делать? Энна, оставьте нас.
Энна косится на меня и послушно выходит, плотно закрывает за собой дверь. Можно быть уверенной, что Энна не попытается подслушать. То, что прозвучит сейчас, останется между мной и дознавателем. Я уверена, что он вновь назовет меня по имени, но он молчит.
В кабинете воцаряется тишина. Дознаватель не спешит ее нарушать. Мы смотрим друг другу в глаза, и в его взгляде я чувствую его непримиримость. Чем дольше я смотрю ему в глаза, тем отчетливее понимаю, что нельзя первой отвести взгляд. Это сражение, не знаю, почему, но это настоящее сражение.
Я не моргаю до сухой рези в глазах.
Дознаватель сдается первым.
– Аврора, не глупите. Приказ пришел с самого верха. Как я уже сказал, меня отстранят, если я продолжу упорствовать. Вас же. Аврора, я не хочу узнать, что, возвращаясь с работы, вы наткнулись на набравшегося в хлам дебошира и погибли от ножевого ранения.
– Вы.
– Вот.
Он кладет передо мной листок с адресом.
– Что это?
– Здесь живет Кай Ранс, страж в отставке. Он был тяжело ранен, целители признали его непригодным к продолжению службы. Я полагаю, он мог бы согласиться продолжить расследование тайно, в частном порядке.
Ха, что за шутка такая?
Я медленно встаю из-за стола:
– Господин дознаватель, вы меня за дуру держите? Потрудитесь объяснить, уж будьте любезны, как один человек, да еще и без официальных полномочий, справится с задачей, которая по силам только группе? Вы лично нанесли на карту точки, они разбросаны по территории всей страны. До удаленных добираться несколько дней. Как один человек может их проверить?
– Аврора...
– Я поняла, достаточно. Спасибо, что откровенно предупредили. Простите, но я должна обдумать новости.
– Да.
Дознаватель оставляет листок с адресом отставника на краю моего стола, отходит и принимается собирать свои документы. Карту с отметками. оставляет. И поглядывает на меня с видом несправедливо обиженного.
Отчасти дознаватель прав: если наверху хотят, чтобы расследование было прекращено, продолжать вопреки запрету глупо – нас прибьют раньше, чем мы продвинемся хотя бы на шаг, детям наше самоубийственное геройство точно не поможет, так что мужчину я не виню, наоборот, признаю его правоту. Однако на душе все равно гадко.
А его попытка отправить меня к отставнику? Вроде бы хоть какой-то выход, неофициальное расследование силами одного человека лучше чем полное бездействие, но кто сказал, что я получу помощь, а не попаду прямиком в смертельную ловушку? Откуда мне знать, предупреждает меня господин Фронш или проверяет, насколько я упряма?
Его предложением я точно не воспользуюсь. У меня есть кандидатура получше.
– Кажется, я пропустила обед? – я перекладываю «детские» дела в шкаф, следом убираю папки по приюту.
Интересно, а сверху приказ передали только командиру отделения или главе Опеки тоже? В любом случае вряд ли мне позволят поднять шум.
Обед я использую как предлог, чтобы уйти, но дознаватель воспринимает мои слова по-своему.
– Какое совпадение, госпожа инспектор. Я тоже. Позволите составить вам компанию? Слишком навязчиво.
– Не стоит, господин дознаватель.
Я набрасываю на плечи форменный плащ, затягиваю пряжку. Дознаватель наблюдает, не пытаясь приблизиться.
– Аврора.
– Господин дознаватель, вы уже собрались? Тогда я вас провожу.
Я хочу забрать оставленную мне карту, но я не хочу, чтобы дознаватель видел, что я вынесу ее из кабинета.
– Не утруждайтесь, госпожа, – довольно резко отвечает он и уходит.
Пф-ф!
Я сворачиваю карту, прячу во внутренний карман, туда же бросаю записку с адресом отставника и выхожу в приемную:
– Эночка, я на обед.
– Госпожа Майс?! Это на вас не похоже...
– Нужно проветрить голову, – пожимаю я плечами.
– Да, госпожа Майс.
Я ухожу.
Все-таки хорошо быть старшим инспектором. Вернуться на работу придется, но никто не упрекнет, если я буду отсутствовать два часа или даже три. Я не в силах ждать вечера, мне очень нужен совет.
И не только совет.
Ветер гонит по улице пыль. Я поднимаю воротник, кутаюсь в плащ и прибавляю шагу. На проспекте, если идти в сторону центра, работает кафе «Баранья ножка». Обычно мне лень делать крюк ради него, к тому же допоздна кафе не работает, закрывается, я банально не успеваю.
Я не соврала, когда сказала, что мне нужно проветриться. Злость плохой союзник. Я подставляю лицо порывам ветра, воздух приятно холодит кожу, но расслабиться не получается. Не только из-за тревоги за детей. Мне мерещится чужой взгляд. Я не оборачиваюсь, но поглядываю на стекла витрин, стараясь в отражении поймать наблюдателя. В том, что за мной следят, я не сомневаюсь. Чужой взгляд сопровождает меня до кафе. Я не решаюсь заказать два обеда, беру один, но сытный.
– С собой, пожалуйста.
Зал в кафе небольшой, желающих пообедать много, и свободных мест нет, так что ничего удивительного, что я беру заказ на вынос. Но вернуться-то я должна в инспекцию, пообедать в кабинете никто не запретит.
Часть пути я действительно прохожу обратно. Тот, кто за мной следит словно теряет интерес, но я поворачиваю не налево, а направо, домой. Чужой взгляд буквально впивается в затылок. Не выдержав, я оборачиваюсь. Никого.