Принц в фартуке

Глава 12

Сосредотачиваться я умею, да и сам парень снова серьезен, больше не устраивает сомнительных провокаций. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к биению магии. Десять лет без практики – на что я годна? Учить меня начали с пяти лет, как это принято, все забыть я не могла.

Я только начинаю – всего лишь прислушиваюсь к потокам, но печать уже реагирует, давит. Мне словно гранитную плиту на грудь положили. Очень неприятно, а еще дыхание сбивается. Я вспоминаю самые первые уроки – два коротких вдоха-выдоха и один глубокий с задержкой дыхания.

Магия течет вокруг, покалывает, а под пальцами зияет провал.

Ментальный удар? Хах, это все равно что океан назвать лужицей. Недобитка выжгли. Я вообще не понимаю, как он с такой дырой продолжает жить. Любой другой на его месте потерял бы волю, лежал, свернувшись калачиком, и вскоре умер от обезвоживания. Потрясающая сила воли...

Я не представляю, как эту дыру заполнить, моих возможностей не хватит, тут работы на месяцы.

Нет, недобиток неправ или, что вероятнее, он нарочно дал неточные указания, позволяя мне разобраться самой. Мне не нужно «заливать» дыру, мне нужно направить поток магии по спирали так, чтобы сила обволакивала края и виток за витком уходила глубже.

Печать давит. Я игнорирую давление, пока оно не перерастает в настоящую боль, будто под тяжестью камня ломаются кости. Я понимаю, что в действительности я в порядке, что переломы иллюзорны, но вот боль реальна. Я стискиваю зубы. Я выдержу. Когда печать ставили, было больнее. Я хочу довести силу до дна.

Мою ладонь накрывает его рука:

– Леди, остановитесь. Вы больше не можете.

– Могу.

– Остановитесь.

Концентрация сбита, поток упущен. Я открываю глаза. Недобиток как раз приподнимается и оказывается со мной лицом к лицу. Надо же, я не замечала какой у него необычный излом бровей.

Он волнуется за. меня?!

Я спешно отвожу взгляд, пытаюсь освободить пальцы, но он не отпускает, крепко прижимает к себе.

– Я в порядке.

– Леди, я даю вам слово, что избавлю вас от печати.

– Спасибо, я вам искренне признательно, но, господин Не-Черт, вмешиваться во внутренние дела...

– Леди, я прекрасно помню, как пала предыдущая династия, нет необходимости напоминать.

На первый взгляд главы пяти древних родов смиренно склоняют головы перед королями, но это смирение обманчиво. Мне известны три попытки королей прижать рода или один из родов к ногтю. Все три попытки закончились быстрой и решительной сменой династии.

О?

Недобиток удивляет все больше. Я не говорила, из какой я семьи, но он снова сделал правильные выводы.

– Мне пора.

– Да, леди.

Он позволяет мне встать, отпускает.

Я сбегаю раньше, чем он выходит меня проводить.

Мне до того не по себе, что я даже прихватываю весь выставленный у порога мусор. Кстати, можно сделать вид, что в квартиру я приходила не только пообедать, но и прибраться. Я снова чувствую чужой взгляд, всего-то пару шагов из подъезда сделала. Что же, постараюсь вести себя естественно.

Черта, без напоминаний, самовольно прыгнувшего к мне в сумку, надеюсь, на заметят.

Пакеты следует выбросить в помойку, но идти к контейнерам я боюсь. Вдруг еще кого-нибудь откопаю? Похоже, я заработала мусорную фобию. Черт!

– Ум.

– Ш-ш-ш...

И что делать? Не могу же я мусор притащить на работу.

Пока я размышляю, дверь подъезда снова открывается. Кутаясь в шаль, выходит женщина с изрезанным темными морщинами лицом. Я киваю в знак приветствия. С женщиной лично я не знакома, хотя живем в одном доме. Да я почти ни с кем не знакома. Отчасти потому что я была слишком увлечена работой, и соседи были мне не интересны, отчасти, потому что мы принадлежим к разным мирам, и разница между нами встает незримой стеной, которую ни я, ни они не пытались преодолеть. Заем? Я пала по меркам моей родни, но для обычных людей, я состоятельная леди, стоящая на вершине социальной пирамиды, госслужащая. Женщина опускает голову. Мне всегда казалось, что она стесняется своей внешности, но сегодня я осознаю, что могла ошибаться. Возможно, она боится оскорбить меня своим видом? Такие морщины бывают у людей, занимающихся обработкой кристаллов-накопителей из-за вредной пыли, въедающейся в кожу.

Хозяйка.

– П-простите, – она втягивает голову в плечи.

Черт.

И ведь даже не улыбнуться – она смотрит в пол и улыбку просто не увидит.

– Хозяйка, я тороплюсь на работу. Не могли бы вы мне помочь? Мне нужно это выбросить.

– А? Д-да, госпожа.

Вряд ли она знает, что я аристократка, ей хватает и моего форменного плаща. Мне становится неприятно, что женщина готова выполнять работу бесплатно. Я профессионально чувствую в ней смирение с ролью жертвы. Почему я раньше проходила мимо?! Женщине явно нужна реабилитация... Ага, реабилитация много кому нужна. Мне всех себе на шею посадить и тянуть? Я бы посадила, но хребет переломится раньше, чем я хоть какую-то пользу принесу.

– Вот.

Я опускаю пакеты на пол, запускаю ладонь в сумку, получаю когтями от черта, которого я случайно ущипнула за бок и выхватываю кошелек, вкладываю в руки женщины деньги, почти столько же, сколько плачу за день работы помощницы по хозяйству. И, пока она ошеломлена, я разворачиваюсь и ухожу. Окликнуть она меня не осмеливается.

Фуф, избежала пугающего третьего раза.

В инспекцию я возвращаюсь в чуть приподнятом настроении, у меня снова есть надежда.

Если недобиток прихлопнет деарцев сверху, то я доберусь до усыновителей беспрепятственно.

– Госпожа Аврора!

Энна редко обращается ко мне по имени, предпочитает более формальный стиль.

– Да?

– Госпожа, вас господин Трей вызывает. Он сказал, что хочет видеть вас немедленно.

– Ясно.

– Госпожа Майс?

– Все в порядке, – вздыхаю я.

Ничего не в порядке. Вряд ли Энна поверит, но я дала ей знать, что не нужно вмешиваться, и что бы то ни было предпринимать.

Я поправляю полу плаща так, чтобы она прикрывала сумку. Ее следовало бы оставить в кабинете, но я не собираюсь во имя вежливости расставаться с чертом. Во-первых, безопасность. Во-вторых, я обещала недобитку. В-третьих, я боюсь за свой кабинет. И, в-четвертых, если кто-то узнает, что я пустила в инспекцию зловредного духа, меня уволят, и одним штрафом я не отделаюсь.

Личный помощник господина Трейя докладывает о моем приходе и сразу же приглашает войти. Давненько меня начальник не вызывал. Последний раз вот так, в кабинете, мы встречались почти год назад, когда он отчитывал меня за то, что я была груба с благотворителями. Я отказалась принять в качестве помощи приюту откровенный брак, в результате благотворители лишились плюса к репутации, а господин Трей – щедрых подарков.

– Госпожа Майс, вы опять создаете трудности, – упрекает он мягким баритоном.

– Боюсь, что я не совсем понимаю.

Господин Трей худощавый мужчина лет пятидесяти. Не скажу, что он плох. Он никогда не принимал решений, которые были бы во вред детям, однако блюсти свои интересы он не забывает. Как в тот раз. От того, что на складе часть пространства будет забита негодными вещами, детям ни тепло, ни холодно. Так почему бы и не извлечь выгоду?

– Не понимаете, госпожа Майс? Неужели? Я уверен, что вы умнее, чем притворяетесь. Но раз вы хотите, чтобы я озвучил, то, извольте. Мне не трудно. Ваше расследование ставит под удар престиж Опеки. Может быть, вам нравится мое кресло? Прежде я не замечал за вами амбиций, но людям свойственно меняться.

– Господин Трей, – перебиваю я.

– Госпожа Майс, не утруждайтесь. Вы собирались патетично воскликнуть «дети», я прав? Дети... Ну, удивите меня, как вы им помоете? Госпожа Майс, по-человечески я на вашей стороне, и при других обстоятельствах я бы поддержал ваше начинание, однако сверху пришел негласный запрет. Более того, мне пришла рекомендация добавить в дела пропавших детей отчеты инспекторов, якобы убедившихся в их благополучии.

– Это подлог.

– Госпожа Майс, почему бы вам не отправиться с завтрашнего дня в отпуск? Вы переутомились, вам стоит подумать и принять взвешенное решение, хотите вы отступить или через–день два свалиться в переулке с проломленной головой.

– Отпуск, значит?

– Верно. Госпожа Майс, уж простите за резкость, но в отличие от вас, я человек семейный. Но все же. Может быть, я напрасно тороплюсь? У вас есть решение? Присядьте, Аврора. Стоите, как олицетворение совести, – он наклоняется и достает из ящика стола две рюмки и коньяк. – Какое у вас есть решение?

Он разливает коньяк по рюмкам и одну пододвигает мне.

– У меня нет решения, – твердо произношу я. – Кроме одного.

– Хм?

– Поднять шум. Если мы раззвоним о похищении, то нас не смогут игнорировать.

Деарцы не будут убивать детей, по крайней мере я в это верю исходя не только из их учения, но и из здравого смысла. Их цель скрыть свое возвращение. Убийство детей расследование не остановит.

– За вашу наивность, госпожа Аврора, – провозглашает тост господин Трей. – Нам не дадут поднять шум.

Что-то не хочется мне притрагиваться к рюмке. И пить тоже не хочется...

Собственно... А зачем мне сохранять видимость хороших отношений с начальником? Его истинные мотивы не имеют для меня никакого значения. Я уйду в отпуск, и дальше одно из двух. Либо враги недобитка до нас все-таки доберутся. Это будет конец. Либо я смогу помочь ему восстановиться, и мы попадем на новую «вилку», смерть или победа.

– Наивность, хм.

Я барабаню ногтями по столешнице, не прикасаюсь к рюмке, вместо этого без спросу из стопки чистой бумаги беру лист и пишу заявление на отпуск.

Начальник подносит коньяк к губам, делает крошечный глоток, демонстративно смакует.

На том, чтобы я все-таки тоже выпила, он не настаивает, спокойно принимает отказ поддержать тост и это расслабляет. Впрочем, бдительности я не теряю. Я дописываю заявление, перечитываю текст и размашисто подписываюсь.

Господин Трей забирает заявление, тоже прочитывает и сразу же визирует.

– За ваше благоразумие, Аврора, – он салютует мне рюмкой. – За то, чтобы вы хорошо провели отпуск и вернулись к нам с новыми силами.

Жалко, что разбирательство с обворованным приютом откладывается, но основное я закончила. Может, Рейме передать? Пусть заслуги припишут ее, я не против. Для меня важен результат.

– Я… – хочу сказать, что я пойду, но господин Трей перебивает.

– Госпожа Майс, мне больно смотреть, как вы рвете себе сердце.

Да? Трудно поверить. Никогда не замечала за ним излишней чувствительности.

– Спасибо за заботу. Я справлюсь.

– Может, отправить вас в пансионат?

Выдворить меня из города ему тоже рекомендовали?

Качнув головой, отказываюсь.

– Не стоит, я сменю обстановку иначе. Давно пора заняться ремонтом.

– Вот и хорошо! За ремонт!

Начальник опрокидывает в себя рюмку. Кстати, алкоголь он держит для встречи высокопоставленных визитеров. На моей памяти это первый раз, когда он притрагивается к выпивке без повода, что опять же навевает подозрения.

– Госпожа Майс? – он легким толчком отправляет нетронутую рюмку ближе ко мне. – Я понимаю, что вы, наверное, в глубине души меня презираете, и я готов это принять от вас. Вы, Аврора, нереально самоотверженная. Если бы не видел вас своими глазами, не поверил бы, что такие люди бывают. Но знаете... Я как-то странно себя чувствую. Я тут перед вами коньяк глотал, а вы даже чисто символически не пригубили.

Сказать, что я не пью, нельзя. Совсем недавно на благотворительном вечере я добровольно взяла шампанское. Продолжая отказываться, я поступаю по-настоящему грубо, особенно учитывая, что господин Трей предлагает пригубить рюмку, не пить.

Мне категорически не нравится его настойчивость.

Почему я колеблюсь? Я же уже решила, что отношения с ним мне не важны. Когда мы с недобитком победим – поражение смертельно, а значит и думать о нем бессмысленно – я подучу поддержку пусть не самого короля, но недобитка, человека к нему приближенного, доверенного.

Я не уверена, что хочу оставаться старшим инспектором. Может, господин Трей прав? Почему бы мне ни примерить его кресло?

Так и не притронувшись к рюмке, я встаю:

– Простите, господин Трей, но я совершенно не в настроении.

– Хорошего отдыха, госпожа Майс, – в прощальной фразе мне чудится угроза.

А еще я краем глаза замечаю, что он выплескивает из моей рюмки в цветочный горшок. Бедная герань.

Я хотела сходить за продуктами, принести нормальной еды, но планы меняются. Надо предупредить недобитка, что против меня уже идет непонятная возня. Я даже не буду тратить время на передачу отчетов по приюту, только Энну предупрежу, что с сегодняшнего дня я в отпуске. Одна минута роли не сыграет. Я не могу не сказать, чтобы не лезла в документы и вообще забыла, чем мы занимались последние два дня.

Как же не хватает магии. Сейчас бы щитом укрыться, но у меня есть только черт.

– Госпожа Аврора? – встревоженный возглас Энны доносится словно издали. – Вам плохо? Нет, просто задумалась.

Но вопрос Эночка задала удачно.

– Перетрудилась, – с натугой улыбаюсь я. – Энна, я взяла отпуска.

А?!

Мои слова шокируют. За десять лет я ни разу не отдыхала. Энна со мной год, но не интересоваться сплетнями обо мне она не могла. Уйти в разгар двух важных расследований для меня и вовсе противоестественно.

Я подхожу к ней вплотную:

– Что тебя удивляет? Я заработалась, переутомилась. Энна, тебе тоже следует взять отпуск. Ты ведь умеешь делать правильные выводы.

Энна бледнеет.

В том, что она сопоставит прекращение расследования и отпуск, я не сомневаюсь.

Поощрительно улыбнувшись, я разворачиваюсь и покидаю приемную.

Домой, скорее домой, рассказать новости недобитку, предупредить, что, возможно, у нас гораздо меньше времени, чем мы думаем.

На улице, едва я выхожу из здания инспекции, в затылок впивается острый взгляд невидимки.