Прикосновение смерти

ГЛАВА 51

Здесь тихо. Так тихо. Спокойно. Пусто, как и мне. Как и должно быть. Я уже почти не ощущаю огненного слоя под кожей. Это хорошо. Мне не суждено чувствовать.

Чувствовать.

Чувствовать.

Что это за слово, которое меня раздражает. Я отталкиваю его своим разумом, но оно плывет обратно. Почувствуй что-то. Этот голос звучит из глубины души, когда я хочу только тишины.

Вспомни.

Вспомни.

Я качаю головой, закрывая уши руками. Это неправильно. Это неправильно. Звуки доносятся до меня, не переставая царапать мой мозг, пока я наконец не уступаю и не впускаю их внутрь. И когда я это делаю, я перестаю что-либо слышать. Вместо этого я вижу. И все, что я вижу, — красное. Нет, нет. Красному здесь не место. Не среди такого количества черного. Но он здесь есть. Так много красного. Он дрожит. Дрожь, толчок. Я начинаю понимать, что это не просто красный цвет. Есть рука, по которой оно сочится. Рубашка, которую она медленно пропитывает.

Что-то шевелится в моем нутре, тянет к себе. Тяжелое и властное, оно заставляет меня заглянуть глубже в свой разум. Я так и делаю. Там я обнаруживаю голову с темными волосами, сидит мужчина и смотрит на рану. Он лежит на земле, сгорбившись.

Должна ли я знать этого человека?

Я концентрируюсь сильнее, заставляя образ посмотреть вверх, поднять голову. И тогда я узнаю. Я знаю это лицо. Эти глаза. Щелчок челюсти.

Боль. Энцо. Энцо было больно. У него были проблемы.

Руки опускаются к ушам, голова мотается из стороны в сторону. В поисках выхода. Кругом чернота, куда бы я ни повернулась. Вверх, вниз, влево, вправо. Бесконечная, вечная чернота.

Нет. Я не могу быть здесь.

Мне нужно вернуться.

Мне нужно бороться.

Оцепенение пытается успокоить мое сердце, склонить меня к благодушию, но я отказываюсь. Когда оно впивается когтями в мое горло, я бью в ответ. Когда оно змеится по моей коже, я стою и думаю только о нем. О человеке, который заставляет меня чувствовать все, против чего направлено оцепенение. Я больше не забуду. Я не могу снова забыть. И тогда я делаю единственное, что могу сделать. Я приказываю своим ногам работать.

И я бегу.

Я бегу, а потом кричу. Звук вырывается из моего горла, сухожилия напрягаются в шее, когда я выпускаю на волю бурлящую внутри меня ярость и сердечную боль. Решив разрушить хрупкую оболочку вокруг меня, пока она не треснет. Я не знаю, откуда он берется, этот дикий порыв разорвать тишину в клочья. Я разрываю ее на части, осмеливаясь заставить ее замолчать. Кричу так сильно, что голос срывается.

— Тебе меня не получить!

Ответа нет, даже эха. Но невероятный огонь, пронизывающий меня, не ослабевает, пока я кричу. Когда я плачу. Когда я наконец выпускаю на свободу ярость сдерживаемых эмоций, бьющихся о мою грудь. Я бросаю вызов самим правилам этого мира. Меня одолевает сила, которой я никогда не знала.

— Ты никогда не получишь меня, — шепчу я.

Если понадобится, я нарушу все его правила, потому что моя сила основана на самом сильном соединении всех сил. Любовь и страх.

Я закрываю глаза, полностью отвергая темноту. И вспоминаю. Я помню форму его губ. Я помню искру в его глазах, когда он смотрит на меня. Ямочку, когда он улыбается. Глубокую симфонию его смеха. Я помню, каково это — его губы на моих. Я помню, каково это — вдыхать его.

Мои колени подгибаются, и я падаю на землю, вскрикивая от свежей царапины на руке. Какого черта? Я смотрю под себя и вижу грязь. Потом поднимаю взгляд и вижу деревья. Небо. Чувствую, как воздух наполняет мои легкие.

Слезы застилают глаза. У меня получилось. Я здесь.

Я вскакиваю на ноги и опираюсь о дерево, пока не перестаю раскачиваться. Энцо. Мне нужно найти его.

Глава 52

Четыре дня спустя…

Мои руки трясутся, ноги подпрыгивают на сиденье, подрагивает дымящийся кофе, который я держу над коленями. Каким-то образом я все еще здесь. Каким-то образом я все еще жива. Каким-то образом мое сердце снова бьется.

Часть меня хочет знать, почему. Как это вообще возможно. Узнать правду о том, что со мной происходит, хотя бы для того, чтобы унять страх, который овладевает мной каждую ночь перед тем, как я засыпаю. Страх, который напоминает мне, что я всего лишь часть глюка. Страх, который говорит мне, что я не должна быть здесь, и меня может не быть, когда взойдет солнце.

Но другая, большая часть утешается тем, что не знает. Может быть, так будет лучше. Может быть, ответы на все мои вопросы заканчиваются болью, смертью или страданиями. Или где-то между ними. Говорят, что неведение — это блаженство, и сейчас я склонна им верить.

Я осматриваю зал ожидания, изучая пустые кресла. Сейчас три часа ночи, и мне нельзя здесь находиться. Но этот врач оказался тем же, который был у мистера Блэквуда, и она сжалилась надо мной. Прошло четыре дня после операции Энцо. Три дня прошло с тех пор, как он впал в кому. Я ни за что на свете не покину это место, пока он не очнется.

А он должен очнуться. Он должен. Потому что мы не можем пройти через все, что у нас было, только для того, чтобы потерять друг друга.

— Лу? — Я вздрагиваю от неожиданного звука, чуть не сбивая кофе на пол. Опять. — Прости, не хотела тебя напугать.

Я опускаю чашку и поднимаю взгляд на доктора: ее глаза испещрены слабыми морщинками, когда она смотрит на меня.

— Вы все еще здесь, — пробормотала я, чувствуя, как от усталости мне становится все труднее говорить полными предложениями. — То есть я думала, что вы ушли несколько часов назад.

Она кивает.

— Так и было. Потом мне позвонили по важному делу, и я решила приехать и посмотреть сама.

В душе вспыхивает надежда, но я быстро сбрасываю ее обратно. Что, если это не то, что я думаю? Что, если все еще хуже?

— Ч-что? Что такое?

На ее губах появляется небольшая улыбка, и это все. Это весь ответ, который мне нужен. Я встаю со стула, покрываясь странными мурашками, а в животе поднимается волна предвкушения.

Ее рука обхватывает мою руку.

— Подожди. Да, я очень рада сообщить тебе, что он проснулся. Но ты должна кое-что знать.

Мне все равно. Энцо здесь. Со мной. В моем мире. Нашем мире. И сейчас он проснулся. Что бы это ни было, мы справимся с этим. Мы справимся с этим вместе.

— Хорошо, но я могу его увидеть?

Ее губы сжались.

— Можешь, но… — Я уже разворачиваюсь и делаю шаг в сторону его комнаты, когда ее хватка останавливает меня. — Лу, подожди. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, прежде чем пойдешь туда.

Я оборачиваюсь к ней, вглядываясь в серьезные черты ее лица. Я хмуро поджимаю губы.

— Я слушаю.

Она выдыхает, затем ненадолго закрывает глаза, прежде чем начать.

— Кома может очень сильно повлиять на человека, как психически, так и физически. А если совместить это с тяжелой травмой, то и подавно. Может быть трудно приспособиться.

Да, я в курсе. Это не новаторские вещи.

— И что?

— И в этом случае… в этом случае, дорогая, он может вообще мало что помнить.

Судя по тому, как опускается мой желудок, я уверен, что там находится якорь, отягощающий его.

— Вы говорите об амнезии.

Еще один кивок.

— Да, говорю. Мы пытались поговорить с ним, и он смог кое-что рассказать. Однако…

Она продолжает говорить, а я с таким же успехом могу погрузиться в аквариум с водой. Звук ее голоса затихает вдали, неясный и мутный, когда я качаю головой. Нет. Он помнит меня. Он должен. Если он смог удержать меня все это время в пустоте, он точно сможет удержать меня во время комы. Разве нет? В моем нутре поселилось беспокойство, заставляющее меня смириться с реальной возможностью того, что я войду в эту комнату, посмотрю ему в глаза, а он и понятия не будет иметь, кто я такой.

— Лу?

Ее голос звучит все отчетливее, когда мое сознание постепенно возвращается в комнату ожидания.

— Извините. Да?

— Я спросила, как ты думаешь, готова ли ты увидеть его сейчас.

Я вытираю руки о джинсы, внезапно не зная, как ответить.

— Ты в порядке? Мы всегда можем сделать это в другой раз. Не стоит торопиться…

— Нет, нет. Я готова. — Конечно, я готова. Я слишком долго мечтала об этом дне. О том дне, когда мы встретимся в этом мире, когда оба наших сердца будут биться. — Пожалуйста. Я хочу увидеть его сейчас.

Она колеблется, но поворачивается и жестом приглашает меня следовать за ней. Я, конечно, уже знаю, где находится его палата, но все равно иду за ней и останавливаюсь, когда она останавливается. Она легонько стучит в дверь и заглядывает внутрь. Я не слышу, что она говорит, но в следующее мгновение я понимаю, что она широко распахивает дверь и отступает в сторону, а я не знаю, как дышать. Не знаю, как двигаться. Как думать. Как чувствовать.

— Лу, все в порядке, — мягко говорит она. — Теперь ты можешь войти.

Я выпускаю дрожащий вздох и киваю.

Пора. Наконец-то пришло время.

Я даже не чувствую, как двигаются мои ноги, когда я делаю первый шаг, но потом я оказываюсь в комнате, и дверь за мной щелкает.

И там только я. И он.

Я застыла на месте у двери, сердце колотится о грудную клетку, пока я обвожу глазами его раны, еще не готовая встретиться с ним взглядом. Не готова встретить его пустой взгляд, так как он не узнает меня. Больничное одеяло откинуто, закрывая все, что ниже его бедер. Верхняя часть его тела обнажена, открывая жесткие линии его тела, которые я запомнила, шрамы, которые я целовала, и широкую белую повязку, которую я никогда не видела, обернутую вокруг его груди. Я наблюдаю, как она поднимается и опускается с его медленными, размеренными вдохами, и когда до моих ушей доносятся ровные гудки кардиомонитора, я зажмуриваю глаза и подавляю тихий всхлип.

Он действительно здесь. Он жив. Он избавлен от страданий и может создать новую жизнь.

Это знание зажигает мягкий свет в моем сердце, оттаивая ледяные нервы и восстанавливая их успокаивающим бальзамом облегчения. Я качаю головой, чувствуя, как чистая радость и любовь согревают мою душу. Я так рада за него, что мне становится больно: это чувство так сильно разрастается внутри меня, что я вот-вот лопну. По правде говоря, даже если он не вспомнит обо мне, даже если попросит развернуться и уйти, я никогда не пожалею ни о чем из этого. Потому что он вернул свою жизнь и в процессе показал мне, что значит любить и быть любимой так, как я и не подозревала.

Наконец я открываю рот и втягиваю воздух. Затем я сдерживаю слезы, открываю глаза и ставлю одну ногу перед другой. Я поднимаю подбородок, пока иду к кровати, полная решимости не испортить ему этот прекрасный день. Затем я смотрю ему в глаза.

Первое, на что я обращаю внимание, — это зеленое море. Ни намека на серый, черный или какие-либо другие оттенки, которые могли бы смутить радужную оболочку. Только самые глубокие оттенки зеленого, которые я когда-либо видела, затененные под густыми темными ресницами, и на мгновение я не могу отвести взгляд. Мой взгляд падает на его горло, когда он сглатывает, и я замечаю, как вздымается и опадает его грудь, становясь чуть быстрее, чуть тверже. Когда его теплая рука обхватывает мою, я замираю, дыхание перехватывает, а глаза закрываются, когда я понимаю, что это значит.

— Лу.

Даже когда его голос ломается, напрягается, он звучит так же заманчиво, как и раньше. Низкий и грубый во всех нужных местах, он скользит по моей коже, как теплая перчатка.

— Э-это правда? — шепчу я, и свежая слеза проливается на мои закрытые ресницы.

— Это ты мне скажи. — Он поднимает мою руку, медленно поднося ее выше, и мягкое прикосновение его губ к моей коже вызывает дрожь в пальцах ног. — Неужели это реально?

Когда он мягко притягивает меня к себе, я открываю глаза и внезапно оказываюсь в постели рядом с ним. Он обхватывает меня за талию одной сильной рукой, пока мои бедра не начинают тереться о его бедра, и еще один густой глоток проходит через его горло при этом контакте.

— Как насчет этого?

Мое сердце колотится так быстро, что я уверена, что оно побьет какой-то рекорд. Затем его пальцы обвиваются вокруг моего затылка, и он медленно притягивает мое лицо к своему. Все ближе и ближе, пока наши губы почти не соприкасаются. Когда я выдыхаю, он вдыхает. Он смотрит на мой рот, в его глазах темнеет что-то голодное и нежное одновременно, и это заставляет мой пульс участиться.

— А это, Лу. Чувствуешь ли ты это по-настоящему?

Наконец я шепчу:

— Да, — сквозь очередной всхлип, и он плотно закрывает глаза, на его лице появляется страдальческое выражение.

— Слава гребаному богу, — вздыхает он, его дыхание сбивается, — потому что я больше никогда не уйду от тебя.

Я издаю придушенный крик, не в силах поверить, что слышу эти слова от него, и он закрывает между нами брешь, прижимая мои губы к своим. Его рот требователен, изучающ, словно он пробует меня на вкус в первый раз. Каждое движение его языка, переплетающегося с моим, каждая царапина на зубах — он требует меня так, как я никогда не испытывала. Сырое, голодное, пульсирующее силой, оно электрическими мурашками пробегает по моей спине, огибает тело и опускается между бедер.

Его губы по-прежнему сомкнуты на моих, а пальцы обхватывают мои, удерживая их с такой нежностью, что я зажмуриваю глаза. Мне страшно, что если я открою их, то пойму, что все это было сном, и это разобьет меня на миллион кусочков.

Словно почувствовав мой страх, его руки поднимаются и обнимают мое лицо. Он притягивает меня ближе, углубляя поцелуй, и его движения замедляются, превращаясь в ленивое исследование меня. Каждый взмах его языка обращается прямо к моей душе. Он говорит мне своим поцелуем, что это так же реально, как наши бьющиеся сердца, и я не должна бояться. Он говорит мне, чтобы я никогда не отпускала его, потому что теперь нам никогда не придется этого делать. Эта последняя мысль звучит в моем сознании, как отражение тысячи зеркал, смотрящих на меня.

Я не должна отпускать.

Новая волна отчаяния захлестывает меня, наполняя острой необходимостью ликвидировать разрыв между нами. Я сдвигаюсь, чтобы не касаться его раны, и он стонет мне в рот, а его руки хватают меня за волосы.

Когда я прижимаюсь к нему, он рычит и кладет обе руки мне на бедра, полностью останавливая движение. Он задыхается, пытаясь восстановить дыхание.

— Нет.

Я хмурюсь, опустив глаза на выпуклость под тонким одеялом. Почему? Очевидно, что его рот и тело должны быть на одной волне.

Он тихонько хихикает, заметив мой взгляд, и этот низкий звук вибрирует в его груди, заставляя мои губы изогнуться. Боже, этот смех. По-прежнему лучший звук, который я когда-либо слышала.

— Почему?

Он вздыхает, его рука гладит меня по лицу.

— Потому что ты наконец-то моя, Лу. И первое, что я сделаю, когда выберусь отсюда покажу тебе, каково это — быть моей.