Придворный Медик

Глава 7

— Куда вы меня везёте? Я пока не готов… Я сейчас собак на вас спущу! — обеспокоенно бормотал пациент, вертясь из стороны в сторону.

— А вот собак — не надо! Как-нибудь без них обойдёмся, — произнёс я. — Лучше расскажите, что сейчас чувствуете.

Осматривая пациента «анализом», я старался разговаривать с ним, чтобы тот не потерял сознание. Состояние у него тяжёлое. Если заснёт — мы не узнаем о половине симптомов. Могу поспорить, что в записях амбулаторной карты, переданной Эдуардом Дубковым, толковой информации не будет. А верный диагноз нужно выставить быстро.

У меня другого выхода нет. Если затянем с лечением, больной может погибнуть. А мне ещё к Кириллу успеть надо.

Что ж, посмотрим, какое заболевание профукал Дубков. Вот сейчас и выясним, где скрывается потолок знаний одного из самых популярных лекарей императорской клиники.

— Павел Андреевич, только не надо всё делать в одиночку! — требовательным тоном произнёс Гаврилов. — Вы здесь как помощник. Если пожелаете — как консультант. Лезть в пациента не нужно. За него отвечаю я!

Как консультант, значит? Здорово он сформулировал. Именно так меня в прошлой жизни и называли. Последние три года я в основном в роли «консультанта» и работал. Своих пациентов у меня толком не было, потому что я помогал коллегами. Одному подскажешь, второму — так и набирается за сутки пациентов сорок!

— Хорошо, тогда делюсь с вами своим мнением, — кивнул я. — Мы имеем дело с инфекционным заболеванием. Температура у пациента уже приблизилась к сорока. Он бредит. Ноги и руки подёргиваются — могут начаться судороги. Сомневаюсь, что кроме инфекции что-то могло вызвать подобную симптоматику.

— Голова сейчас лопнет, она уже надувается, — бормотал на заднем плане больной.

— Уверены? Может, это лишь сопутствующее заболевание. Эдуард Дмитриевич написал в направлении, что предварительный диагноз — гипертонический криз, — подметил Гаврилов.

— Евгений Кириллович, это у Дубкова гипертонический криз, раз он такую чушь написал. Вы гляньте на пациента, — попросил я. — У него давление, наоборот, падает ниже нормы.

Гаврилов опасливо осмотрелся. Мы находились в смотровой. Кроме меня, моего наставника и пациента в помещении больше никого не было.

— Булгаков, следите за языком, — шикнул он. — Вам что, проблем не хватает? Если господин Дубков узнает, как вы о нём отзываетесь…

Да что ж со всеми творится-то такое⁈ Этого Дубкова все считают каким-то богом во плоти. Он ведь явно держится в клинике исключительно за счёт связей.

— Сейчас это не имеет значения, — помотал головой я. — Факт остаётся фактом. Предварительный диагноз абсолютно неверный. А другого у нас пока что нет. Время тоже в дефиците. Предлагаю ровно пять минут молча осмотреть пациента нашими «анализами». После этого обменяемся полученной информацией.

На этот раз Гаврилов спорить не стал, мой план его удовлетворил.

Я сразу заметил, что Евгений Кириллович устремил свой взгляд на туловище пациента. Видимо, изучал его грудную клетку и брюшную полость. Всё верно, воспалительный процесс может быть локализован и там.

Но интуиция мне подсказывает, что в первую очередь стоит обратить внимание на голову пациента. Бред, галлюцинации, лихорадка, судороги. Источник всех этих симптомов может находиться в головном мозге.

Мне тут же вспомнился разговор с Кириллом. Как я отчитывал его за то, что он пытался сам себе снизить температуру.

Точно! Мозг и вправду нужно проверить. Вдруг там что-то случилось с центром терморегуляции? К примеру, какая-нибудь опухоль в головной мозг проросла. Или вообще произошёл инсульт. Непонятно правда, какого чёрта тогда ему Дубков не назначил МРТ головного мозга.

Зато этот гений сделал ему КТ лёгких и брюшной полости. А почему бы и нет? Без показаний-то! Лишним ведь радиационное облучение не бывает, верно? Идиот.

Я устремил свой взгляд внутрь его черепа. И… Надобность в исследовании центра терморегуляции тут же отпала. Проблема не с определенной точкой, а со всем головным мозгом. Силы моего «анализа» не хватает, чтобы понять, что происходит на тканевом и клеточном уровне, но даже внешний вид центральной нервной системы мне не понравился.

Мозговые оболочки выглядят здоровыми, а вот сама кора и все нижележащие структуры страдают. Стоп… А уж не энцефалит ли это часом?

— Лекари, дорогие мои, господа… — стонал пациент. — Ну отпустите меня домой. Чего вы мучаете. Мне собак кормить надо. Помрут ведь без меня. Как пить дать — помрут!

Разговаривал он с закрытыми глазами. Каждый раз, когда пытался открыть их, вздрагивал и щурился.

А всё потому, что над ним висит лампа. Скорее всего, ему больно смотреть на свет. Фотофобия тоже является одним из признаков энцефалита — воспаления головного мозга.

— О каких собаках он постоянно твердит? — нахмурился Евгений Кириллович.

— В истории болезни отмечено, что он работает псарём.

— Ах, точно! — закивал Гаврилов, продолжая изучать органы пациента. — Наш император — большой любитель охоты. Поэтому и приказал разводить охотничьих собак. Эх, я бы сейчас и сам не отказался на охоту сходить…

— В другой раз об охоте помечтаем, — перебил его я. — Всё сходится, Евгений Кириллович. У пациента энцефалит. Как я и сказал, инфекционное заболевание.

— С чего вы это взяли? — не понял он.

— Высокая температура, сильная головная боль, судороги, спутанность сознания, фотофобия, бред. Мне продолжать список? — произнёс я.

— Проклятье… — он перевёл взгляд на головной мозг пациента. — У меня не получится осмотреть нервную систему. Даже если бы сил хватало, ничего хорошего из этого всё равно не вышло бы. Нужен человек, который умеет изучать нервную ткань. Придётся звать нейролекаря, чтобы подтвердить диагноз.

Хм, интересно. Получается, что лекари общего профиля могут осматривать все органы, но не способны углубиться в самые их недра. Теперь понятно, зачем здесь специалистов делят на общих и узких, как в моём мире.

Скорее всего, некоторые лекари рождаются с определённой предрасположенностью к лечению той или иной системы.

— А кто сегодня дежурит в неврологическом стационаре? — спросил я.

— Сергеев. Лучше вызвать его как можно скорее. Пока Алексей Георгиевич досюда дойдёт, уже спасать будет некого, — заключил Евгений Кириллович. — Булгаков, побудьте с пациентом. Я позвоню с дежурного телефона. Если вдруг возникнут ухудшения — сразу зовите.

Гаврилов ушёл, и мы остались с пациентом наедине. Я ещё раз глянул в историю болезни, чтобы прочесть имя псаря.

— Василий Фёдорович, как сейчас самочувствие? — обратился к пациенту я.

А в ответ — тишина.

Нехороший признак. То-то я заметил, что он перестал ворочаться и нести всякую чепуху.

— Василий Фёдорович, вы меня слышите? — повторил вопрос я и аккуратно приоткрыл его веки.

Чёрт меня раздери, а он ведь даже на свет реагировать перестал! Накаркал Гаврилов, всё-таки ему в самом деле стало хуже. Звать наставника — лишняя трата времени. Без нейролекаря он навряд ли сможет помочь. Лучше разберусь самостоятельно.

Ещё раз просканировал его организм и тут же нашёл, в чём проблема. Кровоток в головном мозге стал слишком скудным. Давление упало! Из-за этого и возникло осложнение. Так и до остановки сердца недалеко.

Я направил лекарскую магию на сосуды, вызвал их спазм, чтобы увеличить давление. Затем отдельно улучшил кровоток в надпочечниках. Именно там выделяются гормоны, отвечающие за борьбу с воспалительным процессом и регуляцию уровня давления. Нужно спровоцировать их выброс.

Потратив немало энергии, я всё же смог стабилизировать пациента. И как раз в этот момент в смотровую, шаркая ногами, вошёл нейролекарь Сергеев. Мой наставник последовал за ним.

— Доброго вам вечерочка, Павел Андреевич, — поприветствовал меня Сергеев. — Мне тут доложили, что вы энцефалит подозреваете. Давайте-ка посмотрим.

Трясущимися руками Алексей Георгиевич коснулся головы пациента, прищурился. И тут же отступил.

— Этот — мой клиент, — тут же заключил он. — Всё верно. Энцефалит. Срочно его ко мне — в неврологию.

— А чем вызван энцефалит? — поинтересовался у нейролекаря Гаврилов. — Вирусом?

— А это уже не так важно, Евгений Кириллович, — ответил Сергеев. — Как говорит статистика, почти в половине случаев его причину установить не удаётся.

— Думаю, дело всё же в вирусе, — предположил я. — Скорее всего клещевой энцефалит.

— Как вы поняли? — поправив очки, спросил Сергеев. — Ранку нашли? Аль самого клеща заприметили?

— Место укуса мы уже вряд ли найдём, — ответил я. — Инкубационный период мог длиться недели. Зажила уже давно. Дело в другом — пациент с собаками работает. А учитывая, что ему часто приходится выезжать на охоту, скорее всего именно там его и куснули.

Сергеев повернулся к Гаврилову, поднял трясущийся указательный палец и заявил:

— А башковитый у вас помощник, господин Гаврилов. Не такой, каким вы были в молодости.

Евгений Кириллович покраснел, но ничего не ответил своему пожилому коллеге. Вскоре подоспели санитары и перевезли Василия Фёдоровича в неврологическое отделение.

Я взглянул на часы. Пять вечера. Управился даже быстрее, чем думал. Ещё успеваю в приют до его закрытия. После восьми вечера родственников уже не пускают.

По идее, меня туда вообще не должны пускать, поскольку паспорт у Кирилла сейчас совсем другой и официально братом я ему не являюсь. Но я смог убедить одного из сотрудников приюта дать мне допуск. Пришлось солгать, что я приютил мальчишку-беспризорника, но чтобы не нарушать закон, всё же отдал его в приют.

Разумеется, пришлось ещё немного доплатить, чтобы история уж точно сошла за правду, и теперь нам позволяют видеться раз в две недели.

— Фух… — выдохнул Евгений Кириллович. — Не думал, что скажу это, но всё-таки вы правы, Булгаков. Удружил нам Дубков — словами не передать. Не знал даже, с чем проводит дифференциальную диагностику.

— Главное, что нам, в отличие от него, хватило ума вызвать нейролекаря, — сказал я. — Если бы Эдуард Дмитриевич сразу же отправил пациента к господину Сергееву, возможно, до такого состояния он бы не дошёл.

— Верно, — кивнул Гаврилов. — Так, ну что, Павел Андреевич? Я тут до утра остаюсь. Если желаете, могу продолжить экскурсию по отделению.

Удивительно, как изменилось его отношение ко мне всего за сутки. Два дня назад он запретил мне даже приближаться к пациентам, вчера собирался уволить, а сегодня уже предлагает вместе подежурить.

Отлично, процесс пошёл!

— С радостью бы остался с вами, Евгений Кириллович, но сегодня меня ещё ждут другие дела. В следующий раз обязательно останусь, — пообещал я.

— Хорошо, — кивнул Гаврилов. — Тогда до завтра, Булгаков.

Я уже собрался покинуть смотровую, но наставник бросил мне вслед ещё одну фразу.

— Хорошая работа.

Коротко и ясно. Что ж, думаю, это можно считать признанием. Или хотя бы почвой для него.

— Взаимно, Евгений Кириллович. Мы с вами ещё горы свернём!

Эдуард Дмитриевич Дубков затянул пояс домашнего халата и, смакуя удовольствие от хорошо проведённого вечера, расположился в своём кресле. Спина приятно ныла после сеанса массажа. Дубков разомлел и практически задремал, однако его привёл в чувство телефонный звонок.

Не открывая глаз, он нащупал свой мобильник и, даже не посмотрев, кто его вызывает, ответил на звонок:

— Дубков слушает, — протянул он.

— Ты идиот? — вместо приветствия раздался до боли знакомый старческий голос.

Эдуард резко открыл глаза, оторвал телефон от уха и взглянул на имя абонента.

«Сергеев Алексей Георгиевич».

— Ч-что, простите? — оторопел Дубков. Но всё же решил переспросить на всякий случай, надеясь, что ему это послышалось.

— А я думал, что это у меня проблемы со слухом, — фыркнул Сергеев. — Ещё раз спрашиваю, Дубков. Ты — идиот?

— Вы что себе позволяете⁈ — возмущённо прокричал Эдуард Дмитриевич. — Что за хамство?

— Рот мне закрывать не надо. Я тебя не боюсь, Эдуард. И угрозы свои можешь оставить при себе. Мне восемьдесят пять лет. Воспользуешься своими связями, чтобы уволить меня — пускай. Давно пора на покой, — произнёс Сергеев.

— Вы что несёте, Алексей Георгиевич? — не веря своим ушам, спросил Эдуард.

— Ты как умудрился пациента с энцефалитом упустить? Лучшего псаря императора чуть не угробил. Почему сразу не отправил больного ко мне?

Дубкову хотелось возразить, но инициативу с самого начала перехватил старый лекарь. Сам того не желая, Эдуард начал оправдываться, как провинившийся мальчишка. Кем он и был в глазах нейролекаря.

— Так я… Я же не умею заглядывать в головной мозг! Клиническая картина была расплывчатая, — произнёс он. — А как он в итоге оказался у вас? Я же его в приёмное отделение к Гаврилову и Булгакову отправил.

— Всё верно. Они его ко мне и перевели. Повезло, что Павел Андреевич смог верный диагноз выставить вовремя. Всю работу за вас сделал! — упрекнул Дубкова Сергеев.

— Так, знаете что? Будь вам хоть сто восемьдесят пять лет — я не позволю никому разговаривать со мной в таком тоне! — попытался контратаковать Эдуард Дмитриевич. — Завтра же на столе главного лекаря будет лежать докладная. Я во всех красках распишу, что вы мне тут нагородили!

— А давайте наперегонки? — усмехнулся Сергеев. — Я тоже напишу докладную. Только вы не сможете доказать, что я вам наговорил во внерабочее время. А у меня на руках история болезни и все ваши записульки. Гипертонический криз! Ну и выдали!

Из трубки послышался надрывный смех Сергеева, а затем связь прервалась.

Дубков ещё несколько минут сидел на месте и молча таращился в стену. Телефон в его руке сжимался до тех пор, пока не треснул экран.

Вечер безвозвратно испорчен.

Причём взбесил его не столько Сергеев, сколько Павел Булгаков. Дубкову было плевать на мнение этого старого маразматика! А вот помощник Гаврилова — совсем другой вопрос.

Чуть успокоившись, Дубков начал ломать голову, пытаясь понять, каким образом Булгакову вообще удалось поставить этот диагноз. Эдуард половину рабочего дня потратил впустую, но так и не смог добраться до истины.

А этот чёртов новичок смог! Причём менее чем за час.

Не может быть, чтобы он сделал это своими силами. Видимо, Булгаков что-то скрывает.

И Дубков твёрдо решил это выяснить.

Приют находился в нескольких станциях метро от Невского проспекта. Добрался я как раз вовремя. Охранник меня уже знал, но всё равно попросил документы. В них, как и всегда, лежали деньги. Каждый раз, посещая Кирилла, мне приходилось доплачивать ещё и охраннику, чтобы он не вносил моё имя в список посетителей.

Он лишь делал вид, что проверяет и вписывает мои паспортные данные, поскольку снаружи висела камера наблюдения.

Я не мог отмечаться в их отчётных документах как посетитель, поскольку так я бы оставил следы. Нас всё ещё ищут. Однако я за себя постоять могу, а Кирилл ничего не сможет сделать, если сюда явятся наши враги.

И если убийцы всерьёз возьмутся за поиски, их определённо заинтересует, почему Павел Булгаков регулярно посещает некоего Алексея Сорокина, возраст которого как раз соответствует ещё одному выжившему представителю недобитого рода.

Кирилл ждал меня во внутреннем дворе приюта. К этому моменту снаружи детей уже не было. Обычно в это время их не выпускают. Исключением является приход посетителя.

Увидев меня, Кирилл тут же вскочил со скамьи, подбежал и крепко меня обнял.

— Я тоже скучал, братишка, — улыбнулся я и потрепал его рукой по голове. — Мне кажется, ты даже вырос с момента нашей прошлой встречи.

— Глупости, прошло всего две недели, — отмахнулся он.

— Не знаю, не знаю! Раньше твоя макушка мне только до подбородка доставала, — замотал головой я.

Но всё веселье быстро сошло на «нет». Я заметил, как Кирилл тяжело дышит. Да и его голова показалась мне очень уж горячей. Видимо, опять поднялась температура.

Автоматическая активация «анализа» в случае с моим братом практически бесполезна. Когда Кирилл находится рядом, моя сила работает постоянно. Лекарская магия гудит в ушах, намекая, что мальчику требуется помощь. Только сделать я ничего не могу. Единственное, что в моих силах — облегчить симптомы.

Каждый раз после встречи с братом я возвращаюсь домой с жуткой головной болью. Это — протест «анализа», который, видимо, остаётся неудовлетворённым. А уж когда мы жили вместе, мне болеутоляющие приходилось есть горстями, чтобы хоть как-то переносить присутствие неизлечимого родственника.

— Сядь, я тебя осмотрю, — указав на скамью, произнёс я.

— А какой от этого толк? — пожал плечами Кирилл. — Раз начались ухудшения, значит, моя песенка уже спета. Убийцам даже не придётся руки марать.

— Дал бы тебе подзатыльник, если бы не твоя лихорадка! — прикрикнул на него я. — Не говори глупости. Мы с тобой не просто так прошли через все эти трудности. Сдаваться ещё рано. Я бы даже сказал, что сдаваться не придётся. Я найду способ тебя вылечить.

Так… А это ещё что такое⁈

Температура тела чуть выше тридцати семи. Однако кровь Кирилла не пылает яркой патологической аурой, как это бывало раньше во время прошлых приступов.

Я перевёл взгляд на лёгкие и понял, что одышка возникла по другой причине.

— Что ж, братец, у меня для есть хорошая новость и плохая, — заявил я.

— Ты же сам говорил, что так пациентам говорить нельзя! — воскликнул Кирилл.

— А ты у меня не на приёме, — усмехнулся я. — Хорошая новость — никакого приступа нет. Пока что твоя основная болезнь дремлет. Плохая новость — у тебя пневмония.

— Пневмония? — удивился Кирилл. — Это из-за неё у меня такая одышка? Так я ведь даже не кашляю.

— Такое бывает, — кивнул я. — Очаг совсем небольшой. Я его с лёгкостью смогу минут за пять убрать. Отоспишься — и проблем больше не будет.

— Фух… Значит, ещё поживём! — оживился Кирилл.

Я направил лекарскую магию в левое лёгкое брата, обдал бактерии мощным целительским потоком. Уверен, вся колония вымерла моментально. Можно было не мелочиться, в лёгких бактерии не нужны. Другое дело — кишечник. С ним труднее. Отличить нормальную микрофлору от патогенной на моём текущем уровне невозможно. Но благо кишечную инфекцию Кирилл не подхватил.

Я заставил бронхи расшириться, а затем разжижил скопившуюся слизь.

Брат тут же закашлялся, вскочил со скамьи и отошёл в сторону, чтобы избавиться он выходящей мокроты.

— Прокашляйся хорошенько, — посоветовал я. — Всё, я закончил. Завтра всё будет в порядке. Ты мне одно только скажи, каким образом ты умудрился пневмонию подхватить?

— Не знаю, — отвёл взгляд брат. — Наверное, заразился от кого-то.

— Похоже, кое-кто мне врёт, — нахмурился я. — Может, и заразился, но перед этим нужно было посадить иммунитет. А вас ведь сейчас отсюда даже в школу не выпускают. Признавайся давай, что случилось?

Кирилл знал, что я вижу его насквозь. Врать было бессмысленно.

— Ладно… — вздохнул он. — Только не ругайся. Мы с друзьями ночью выбирались за пределы приюта. Через забор перелезли. Попали под дождь, когда возвращались. Видимо, тогда я и промёрз.

— Счётчик обещанных подзатыльников растёт. Ты учти, я ж их накоплю и потом все разом верну, — пригрозил ему я. — А если серьёзно, Кирилл, о чём ты вообще думал?

— Я ведь просил не ругаться, — начал защищаться брат.

— А я и не ругаюсь. Просто пытаюсь до тебя донести, что выбираться наружу для тебя слишком опасно. Я прекрасно понимаю, что тебе хочется на волю. Знаю, что ты тут как в тюрьме сидишь, — произнёс я. — Но настоятельно прошу тебя. Больше не допускай таких ошибок. Не рискуй собой. Идёт?

Кирилл понуро кивнул.

Но я смог быстро перевести тему, чтобы отвлечь брата от негативных мыслей. Мы проболтали целый час, пока не начал моросить дождь.

— Видимо, это знак, — заключил я. — Пора мне возвращаться. Беги скорее в свою комнату. Организм ещё окрепнуть не успел. Запросто подхватишь очередную инфекцию, если задержишься.

Покинув приют, я почувствовал глубочайшее облегчение.

Всего лишь пневмония… Значит, время ещё есть. Нужно работать усерднее. Я должен стать лекарем уже в начале этой осени.

Кирилла я, значит, отругал за беготню под дождём, а сам зонт с собой не прихватил! Вернулся в свою квартиру насквозь вымокшим. Отправил всю одежду сушиться, а затем прошёлся по своему телу лекарской магией. На всякий случай улучшу кровообращение, чтобы иммунитет был в тонусе.

Болеть сейчас нельзя. Работы впереди много.

По пути в ванную комнату я резко остановился, уставившись на коврик в прихожей.

Там лежал конверт.

Интересная картина! И давно он там валяется? Не мог же я его не заметить. Кажется, когда я вернулся, его там не было. Выходит, кто-то подбросил его прямо сейчас.

Я поднял конверт и внимательно осмотрел его со всех сторон. Имени отправитель на нём не оставил. Что ж, надеюсь, внутри нет спор сибирской язвы! Но лучше всё же перестраховаться.

Несколько раз ударив по бумаге лекарской магией, я окончательно убедился, что все вирусы и бактерии в ней мертвы.

Лишь после этого я открыл конверт и прочёл лежавшую в нём записку. Честно говоря, я был почти на сто процентов уверен, что там окажется сообщение от убийц или их нанимателей.

В итоге мои догадки не подтвердились. Но содержание письма оказалось куда более интересным, чем банальные угрозы.