Придворный Медик

Глава 21

Вслед за тьмой сразу же последовала вспышка света, и я сделал глубокий вдох. С того момента, как потерял сознание, прошло не больше пяти секунд. Но мне казалось, что уже прошла целая вечность.

Ведь моё сознание отключилось от тела, но функционировать не перестало. В последний момент прямо перед тем, как мой организм начал вырубаться, я пошёл на отчаянный шаг и заполнил тело лекарской магией. Заставил «анализ» включить автоматическую диагностику.

Другими словами, воспользовался «самоанализом» в режиме автопилота. Сам не знаю, как так вышло, но это позволило мне контролировать магию даже в тот момент, когда тело меня слушаться уже перестало.

Первым делом я заметил, что моё сердце замедляет ритм, а дыхание становится поверхностным. Если сложить всё это с падением в безмятежный сон, нетрудно догадаться, что я чем-то отравился.

Вернее… Нет, отравлением это назвать нельзя. Весь организм функционировал стабильно. Значит, меня ввели в сон каким-то лекарственным средством. А если учесть, что я с самого утра ни крошки в рот не положил и пил только минералку, которую принёс из дома, подозрение может упасть только на один напиток.

Кофе. Как только я проглотил половину чашки этой горечи, мне сразу же стало плохо. Видимо, туда что-то добавили. И если у этого препарата был какой-то привкус, я не смог его сразу почувствовать, поскольку его перебил кофе.

Да и вряд ли у попавшего в мой организм вещества вообще был какой-то вкус. Судя по тому, что происходит с моим телом, мне подмешали мощный транквилизатор. Он растворился и потерял свои вкусовые свойства. Не оставил и следа.

Как только до меня дошло, что в моём желудке и верхних отделах кишечника активно идёт всасывание этой дряни в кровь, я заставил лекарскую магию сделать три вещи.

Во-первых, стимулировал свою нервную систему, поднял давление и выбросил в кровь адреналин. Это не дало мне уйти в глубокий сон.

Во-вторых, усилил работу печени, чтобы та как можно скорее обезвредила попавший в мою кровь препарат.

И в-третьих, самое неприятное. Усилил секреторную функцию кишечника. Другими словами, заставил жидкость из сосудов и межклеточного пространства выделяться в желудочно-кишечный тракт. Тем самым я сильно разбавил попавший в организм транквилизатор и ускорил его выход естественным путём.

Часть выйдет через почки, часть будет обезврежена печенью, а оставшееся уйдёт через кишечник. Да, у этого будет неприятный побочный эффект, но о нём я подумаю позже. Уж восстановить себе работу кишечника я всегда успею — это не проблема.

Сделав ещё несколько вдохов, я вскочил на ноги, схватил чашку с кофе, вылил остатки в раковину и выкинул её в мусорное ведро. Как доказательство она не подойдет. В этом мире нет технологий, позволяющих определить наличие транквилизатора в кофе!

Так, а теперь нужно собраться с мыслями и бежать к Григорьеву. Я не дам стражнику умереть в моё дежурство! И позабочусь о том, чтобы ему в принципе больше ничего не угрожало.

С санитарами разберусь позже. Эту подставу с добавлением в кофе транквилизатора я так просто не оставлю. Но сейчас нужно сконцентрироваться на Григорьеве.

Кстати, странное совпадение… Как только я начал терять сознание, пациенту сразу же стало хуже. Возможно, это — дело рук одного человека.

Я выбежал в коридор и собрался уже нестись в реанимацию, но моё внимание привлёк знакомый силуэт. Мужчина в белом халате, увидев меня, резко развернулся и пошагал в противоположном направлении.

Это не лекарь. Судя по форме — санитар. Или же посетитель. Хотя… Какой посетитель мог припереться посреди ночи в стационар? Его бы сюда никто не пустил. И ведь где-то я его уже видел!

Догонять его не было времени, но как только удаляющийся подозреваемый согнулся от приступа кашля, я сразу же понял, кто только что был передо мной.

Аристарх Биркин. Дознаватель. Тот самый безумец, который был у меня на приёме на прошлой неделе. Он и тогда вёл себя странно. Симулировал ухудшение состояния, пытался оторвать воротник моей рубашки, когда его якобы схватил приступ одышки.

До этого момента я не был уверен, стоит ли считать его своим врагом. Мне говорили, что он — человек опасный. И вести себя с ним стоит аккуратно. Так я и поступал. Старался с ним не пересекаться лишний раз. Да и повода у меня для этого не было.

Но теперь я на сто процентов уверен, что этот человек тоже замышляет против меня какую-то интригу. Стоп…

В голове пронеслись воспоминания из «Мана-кафе». Всплыло то, что случилось с медбратом, который катил бочку на Анастасию Ковалёву. Я ведь ещё тогда заметил, что парень, выпив коктейль, рухнул с симптомами отравления транквилизаторами.

И какой же, интересно, «друг» подарил тогда нам эти коктейли?

Уж больно похожий эффект. Возможно, и тогда это был главный дознаватель Аристарх Биркин. А этот ублюдок оказался гораздо хитрее и скрытнее, чем убийцы, которые за мной охотятся. Выдал он себя лишь сегодня.

Можно было бы предположить, что он работает на врагов семьи Булгаковых, но это крайне маловероятно. Он ведь ни разу не пытался меня убить. Оба раза в напитке оказывалась даже близко не смертельная доза транквилизатора. Вряд ли он хотел усыпить меня, а потом уже вручную закончить начатое.

Нет. Я нужен ему живым. А зачем — с этим я разберусь чуть позже!

Мне пришлось отпустить Биркина. В данный момент здоровье пациента важнее.

— Скорее, Павел Андреевич! — крикнула медсестра. — Пациент Григорьев перестал дышать!

Я вбежал в реанимацию с такой скоростью, что мне с трудом удалось затормозить около постели больного.

«Анализ» активировался автоматически. Яркий признак того, что Григорьеву жить осталось недолго. Я просканировал его организм, пытаясь найти хоть какие-то зацепки.

Работа лёгких заблокирована через нервную систему. Сердце ускорило свой ритм, чтобы хоть как-то скомпенсировать недостаток кислорода в головном мозге. Но этого аварийного режима надолго не хватит. Пять минут — и ему конец.

— Выставите режим усиленной оксигенации! — скомандовал медсёстрам я. — Готовьте к подключению к ИВЛ!

Нужно подать ему стопроцентный кислород. Заставить нервную систему отреагировать на поступающий воздух. Это поможет запустить дыхание. Либо даст мне ещё немного времени.

Так… Стоп, а это что ещё такое?

«Анализ» уловил изменения сразу в трёх системах. Гортань пациента спазмировало. Это она не пропускает воздух! Получается, что кислород не может пройти даже в трахею.

Кроме того, у пациента явные проблемы с кишечником. Ранее такого не было. Лишь сейчас я обратил внимание, что его желудочно-кишечный тракт замер. Мышцы перестали сокращаться.

Парез кишечника.

Если бы Григорьев не находился на парентеральном питании, мог бы возникнуть риск острой кишечной непроходимости. Но в связи с коматозным состоянием он уже несколько дней получает питательные вещества через кровь.

Вроде ему должны были поставить назогастральный зонд, чтобы вливать питательные смеси напрямую в желудок, но так этого и не сделали. Возможно, оно и к лучшему.

Плюс ко всему нарушилась работа почек. Готов поклясться, что я наблюдаю их острое повреждение. Будто он тоже чем-то отравлен, и выделительная система не может справиться с выводом токсинов!

Погодите-ка… А что, если так оно и есть? Что, если в кому его тоже ввёл кто-то из лекарей? Возможно, кто-то заменял капельницы на те же транквилизаторы или…

Проклятье!

Наркоз.

Теперь всё встаёт на свои места. Григорьев уже несколько дней находится под общей анестезией. И кто-то стабильно поддерживает его в таком состоянии.

К осложнениям общей анестезии легко можно отнести и ларингоспазм — нарушение проходимости гортани, и парез кишечника, а также все остальные симптомы.

А почки перестали функционировать, потому что не справились с выводом таких концентраций усыпляющих веществ.

Со всей этой грудой осложнений одной лекарской магией я точно не справлюсь. Тут мне понадобится целая бригада лекарей. Может, позвонить Гаврилову? Нет. Это не имеет смысла. И других коллег тоже звать не стоит.

Пока они бегут на помощь из других отделений, Григорьев умрёт.

Благо у меня под рукой есть масса лекарственных средств и богатый опыт. Я знаю, как вывести его из этого состояния. И сделаю всё, чтобы его спасти.

Только стоит учитывать риск. Если своими силами я его не спасу, завтра же мне влетит от всего руководства за то, что я никого не позвал на помощь.

Тьфу ты! Да о чём я только думаю? Плевать, что будет завтра! У меня есть только «сейчас». И сейчас нужно действовать. Как можно быстрее!

— Сейчас же вводим ему атропин, спазмолитик и адреномиметик! — скомандовал я.

А пока медсёстры готовят препараты, я буду поддерживать его своей силой. Эти лекарства нормализуют работу сердца и кишечника и смогут расширить гортань.

Но этого недостаточно. Лучше мне вручную запустить его лёгкие. Через лекарскую магию.

Мне пришлось выполнять несколько задач сразу. Я диктовал медсёстрам концентрацию препаратов и воздействовал на головной мозг пациента своей магией.

Ведь именно там, а точнее — в продолговатом мозге — находится дыхательный центр. Нужно нормализовать кровообращение и направить туда кровь, насыщенную не столько кислородом, сколько углекислым газом.

Да, именно так. Ведь именно углекислота является главным стимулятором дыхания. Это легко проверить экспериментально. Достаточно собрать большое количество людей в тесной непроветриваемой комнате, и через несколько минут частота их дыхательных движений увеличится.

То же самое происходит и с новорождённым ребёнком. Как только малыш делает первый вдох, его мозг получает первую дозу углекислого газа, и это заставляет лёгкие расправится. Процесс этот неприятный и, как правило, именно из-за него ребёнок начинает кричать.

Все препараты пациенту уже введены. Концентрированный кислород поступает в неработающие лёгкие. Моя магия функционирует на пределе.

С начала реанимационных мероприятий прошло уже несколько минут. Ещё немного и…

ВДОХ.

Григорьев сделал первый вдох после долгой паузы. На секунду приоткрыл глаза, а затем снова потерял сознание.

— Получилось… — выдохнул я.

То, что он снова потерял сознание — не проблема. На этом оказание помощи ещё не подошло к концу.

— Следите за его состоянием, — велел я медсёстрам реанимации. — Мне нужно связаться с нефрологическим отделением.

Я прошёл в ординаторскую, нашёл в справочнике номер дежурного нефролекаря и принялся дозваниваться до коллеги.

Ответил мужчина лишь через несколько минут.

— Нефрологическое отделение, нефролекарь Кондратьев. Слушаю, — вяло пробормотал мужчина.

Видимо, он уже лёг отдыхать, а мне пришлось выдернуть его из глубокого сна. А что делать? На то и нужны дежурные лекари!

Я взглянул в журнал и быстро нашёл полное имя Кондратьева.

— Геннадий Павлович, вас беспокоит общий профиль, — произнёс я. — У нас в реанимации пациент с подозрением на острое повреждение почек.

— Ну ё-моё… — простонал тот. — Ваша фамилия?

— Булгаков. Павел Андреевич, — ответил я.

— Булгаков… Булгаков… Первый раз слышу, — заключил он.

Сейчас я лично поднимусь в нефрологию, и моя фамилия станет последним, что он услышит.

— Повторяю, — настойчиво продолжил я. — Пациент с острой почечной недостаточностью. Судя по всему, отравление средствами для неингаляционного наркоза.

— Замечательно! — заявил он. — Вы, что ли, постарались, Булгаков? А мне разгребать? И куда вы мне его собираетесь подсунуть? На диализ? Ночью?

— Меньше вопросов — больше действий, — отрезал я. — Если вас эта информация ускорит — пациент находится под личным контролем главного лекаря.

Последняя новость явно взбодрила Кондратьева.

— Ладно-ладно! — крикнул он. — Уже бегу.

Через несколько минут в моём отделении появился низкорослый полный мужчина. Хромая на одну ногу, он быстро приближался к реанимации.

— Вы, что ли — Булгаков? — протирая заспанные глаза, спросил меня он.

— Он самый. Будем знакомы, — ответил я.

— Одуреть, какой вы дерзкий для новичка, Павел Андреевич, — шагая к пациенту, произнёс он.

— Ситуация иначе вести себя не позволяла, — прямо сказал я.

— Да я-то не обижаюсь. Просто имейте в виду, что некоторые лекари вас бы и слушать не стали.

Ну-ну. Сам-то меня послушал только после того, как я главного лекаря упомянул. Странная же у них тут иерархия. Если специалист молодой, значит, на его вызовы можно не обращать внимания.

Хотя, чему я удивляюсь? Я такое и в своём мире много раз наблюдал. Некоторые врачи старой гвардии полагали, что молодняк беспокоится по пустякам. Иногда они были правы. Но часто, к сожалению, это заканчивалось плохо для пациентов.

— М-да… — вскинув брови, протянул Кондратьев и просканировал тело Григорьева. — А почечки-то и в самом деле просятся наружу. Это чем же вы их так придушили, Булгаков? Какими препаратами?

— В том-то и дело, что сделал это не я. У меня есть подозрение, что кто-то вводил ему наркоз, пока никто не видел, — объяснил я.

В голове продолжал вертеться Аристарх Биркин, но его имя я упоминать не стал. Доказательств у меня нет. Бросаться такими заявлениями бессмысленно.

— Паранойя разыгралась из-за первого дежурства? — усмехнулся Геннадий Павлович, продолжая сканировать почки Григорьева.

— Думайте, как хотите, — ответил я. — В истории болезни всё есть. Официально ему никто эти препараты не вводил.

— Ладно, меня это не касается, — отмахнулся Кондратьев. — А вот что действительно меня касается — так это то, что пациенту придётся чистить кровь, — он перевёл взгляд на медсестёр и произнёс: — Переводим его ко мне — на диализ.

Обошлось. Если бы Геннадий Павлович упёрся, я был бы вынужден самостоятельно восстанавливать ему почки. Но с моим нынешним уровнем лекарской магии сил бы на это точно не хватило.

— Ну вы и подкинули мне работёнку, Павел Андреевич, — вздохнул он. — Ладно. По крайней мере, будем знакомы, — он пожал мне руку и, всё так же хромая, направился вслед за каталкой, которую санитары уже повезли в нефрологическое отделение.

Что ж, можно немного выдохнуть. С Григорьевым разобрались. За эту ночь я и жизнь смог ему сохранить, и, кажется, догадался, откуда взялась его кома.

А доложу-ка я всё-таки о произошедшем Гаврилову! Наставник должен быть в курсе.

В конце концов, не одному же мне сегодня не спать?

Аристарх Биркин побросал медицинскую одежду в печь для утилизации отходов и с облегчением выдохнул.

Ему часто приходилось избавляться от улик с помощью этого агрегата. Благо к нему он имеет круглосуточный доступ. После пыток одежда пленников часто приходит в негодность. Пропитывается кровью и гноем. А чтобы не разводить антисанитарию в корпусе дознавателей, одежду пленников приказано сжигать.

Главный дознаватель заперся в одной из камер для допросов. Звукоизоляция там была превосходная, и Биркин часто прибегал к этому свойству комнаты как к средству психотерапии.

Другими словами, если ему становилось эмоционально плохо, он запирался внутри, орал во всё горло и колотил кулаками по стенам.

А сегодня Аристарх чувствовал себя как никогда отвратительно.

— КАК⁈ — наоравшись до хрипоты, выпалил он. — Почему препарат на него не подействовал⁈ Как Булгаков это сделал?

Аристарх наблюдал за Павлом Андреевичем через небольшое окошко в двери ординаторской. Он видел, как Булгаков выпил кофе. Видел, как он потерял сознание. Но стоило Биркину повернуть дверную ручку, чтобы пройти к своей цели, как Павел Андреевич тут же пришёл в себя.

— Это невозможно… Я не мог просчитаться с концентрацией! Не мог же⁈

Из Биркина повалил весь запас ругательств, которые он только знал. Когда и этот запас иссяк, пришлось придумывать продолжение на ходу.

Немного успокоившись, он постарался взять себя в руки. Ведь отдаваться панике сейчас нельзя.

Булгаков его видел. Узнал или нет — чёрт его знает. Но на долю секунды они пересеклись в коридоре. Повезло, что кому-то из пациентов стало плохо. Если бы Павел Андреевич не спешил в реанимацию, он бы точно сцапал Биркина.

Три попытки добраться до шрама провалились. И каждый провал был громче другого.

— Может, пора уже остановиться? — в отчаянии прошептал Аристарх. — Нет! Совсем спятил, что ли⁈ Ты что такое говоришь! Остановиться? Ха! А потом жалеть всю жизнь, что упустил шанс осмотреть такую рану?

— Аристарх Иванович, — дверь в комнату приоткрылась, и внутрь заглянул один из помощников Биркина. — Вам чем-нибудь помо…

— Закрой дверь, чёртов идиот! — проорал главный дознаватель и вновь остался наедине с собой в комнате для допросов.

Помощники уже давно привыкли к поведению Биркина. Никто никогда не пытался с ним спорить. В этом корпусе его власть была абсолютной. Здесь Аристарх чувствовал себя царём и богом одновременно. И был уверен на сто процентов, что никто из помощников не станет на него жаловаться.

Он всегда следит за тем, чтобы его подчинённые получали хорошую зарплату. Но при этом всегда держал их в тонусе. Кнут и пряник.

Но кнута всегда больше. Аристарх часто запугивал, угрожал. Не словами, но делом. Они знали, что Биркин — это ядерная бомба. Стоящим выше она нужна, избавиться от неё не дадут, но трогать её не стоит.

Аристарх подошёл к своему рабочему столу и начал перебирать пыточные инструменты. Это помогало привести мысли в порядок.

— Больше действовать так открыто точно нельзя, — подытожил он. — А что тогда делать? Просто попросить его показать шрам? Похитить? Или же…

Или же подстроить ситуацию, в которой Булгаков попадёт прямо к нему в руки? Что, если он окажется на его территории? Здесь — в камере для допросов.

Готовиться к такому придётся долго. На осуществления этого плана могут уйти недели, если не месяцы.

— Но это — вариант! — наконец позволил себе улыбнуться Биркин.

— Что⁈ Он уже на диализе? — прокричал в трубку пробуждённый мной Гаврилов. — Булгаков, ну я же вроде просил — не беспокоить другие отделения! Григорьев не дотянул бы до утра?

— Нет, не дотянул бы, — ответил я. — Он бы и пяти минут не продержался, если бы я не взялся за оказание экстренной помощи. Главному лекарю я сам завтра сообщу свои выводы.

— Вы правда считаете, что кто-то специально вводил его в кому? — с сомнением спросил Евгений Кириллович. — Павел Андреевич, давайте начистоту… Мы оба знаем, что у нас в клинике есть, скажем так, не самые добросовестные лекари. Есть даже те, кто может причинить пациенту вред случайно. Всякое бывает. Но чтобы специально? Это же тянет на убийство. Преднамеренное.

— Именно, — кивнул я. — Поэтому Григорьеву явно потребуется охрана. Я не думаю, что его можно оставлять без присмотра даже в клинике.

— Ладно, обсудим это завтра. В остальном-то у вас всё нормально? С другими пациентами всё гладко?

— Без сучка и задоринки, — ответил я.

— Что ж, хоть это радует. Пойду тогда спать. Хотя кого я обманываю? Можно подумать, что я теперь смогу уснуть после вашего звонка… — с этим словами, не прощаясь, Гаврилов бросил трубку.

Остаток дежурства я не спал. Осматривал новых пациентов, а в свободное время обдумывал произошедшее.

И всё-таки странная получается картина. Слишком уж много совпадений. Григорьев впал в кому сразу же после турнира, хотя предпосылок для этого не было.

Кто-то хотел его убить? Возможно. Но почему не сделали это сразу? Почему тянули ещё сутки?

Вероятно, чтобы он умер в моё дежурство. Меня хотели подставить. Причём самого меня отравили ровно в тот момент, когда Григорьев окончательно вышел из строя.

И в это же время я заметил в коридоре Аристарха Биркина. Выходит, за всем этим стоит он?

И всё же что-то не сходится. Тогда зачем он предпринимал все эти странные попытки ранее? Похоже, во всём придётся разбираться самостоятельно. Беспочвенно обвинить его я не смогу, но…

Точно! Камеры видеонаблюдения!

Когда на часах было уже шесть утра, я понёсся к пункту охраны.

— Доброе утро, господа, — поприветствовал дежурных я. — У нас в отделении возникла небольшая проблема. Пациент сбежал. Мне нужно просмотреть запись камер. Период от десяти до одиннадцати вечера.

— Это можно устроить, — громко зевнув, произнёс охранник. — Только в журнал обязательно запишите свою фамилию. Мы отчитываемся перед заведующими о том, кому показываем записи.

Отлично. Хотя бы здесь всё прошло гладко. Теперь нужно найти Биркина. Если мне удастся найти его на записях, у меня появится неопровержимое доказательство его виновности в произошедшем ночью.

Но всё оказалось не так просто, как я думал. Биркина на камерах не было. Лишь в некоторых кадрах знакомый силуэт мелькал где-то в тенях, но разглядеть его было практически невозможно.

Всё предусмотрел, ублюдок! Заранее заучил маршрут, чтобы обойти камеры. И клинику покинул не через главный вход, судя по всему. Вероятно, у него были ключи от служебных дверей.

— Пауза! — воскликнул я. — Отмотайте на пару секунду назад!

По моему затылку пробежали мурашки, когда я увидел ещё одного знакомого человека, который в отделении в эту ночь точно не должен был присутствовать.

А он-то что здесь забыл⁈