Президент Всея Руси

Глава 24

Летом Ярослав отправился с инспекцией в крепость Вороний град которая располагалась на реке Дон на месте будущего города Воронеж. Там, где Дон, уставший от степных просторов, делает последний поворот перед долгим путем на юг, поднялись стены нового форпоста.

Кирпичные стены толщиной в три мужских роста опоясали высокий берег. Кладка тщательная, подогнанные кирпичи с загадочными знаками — метками артелей, что трудились под присмотром людей Ярослава. Башни, круглые исполины вознеслись над рекой, отражаясь в темной воде.

Но сердцем этого места стала верфь. Под длинными навесами из дубовых досок пахло смолой и свежей стружкой. Здесь, на стапелях, рождались суда нового типа крепкие ладьи с плоским дном и высокими бортами. Их строили из специально выдержанной сосны — каждое бревно помечалось княжеским клеймом после года сушки в специальных сараях.

Особое место занимал закрытый док, окруженный двойным частоколом. Только избранные мастера с особым пропуском допускались туда, где по чертежам самого Ярослава строилось первое двухпалубное судно. Его ребристый корпус, обшитый ниже ватерлинии железными пластинами, напоминал спину мифического животного. На палубе уже устанавливали невиданное новшество — поворотную площадку для пушки, что стреляла железными ядрами.

У подножия крепости раскинулся шумный посад, где жизнь била ключом с первых петухов до поздних сумерек. В корчме, пропитанной ароматами жареной рыбы и хмельного меда, собиралась пестрая публика: загорелые корабельщики с руками, вечно пахнущими смолой; грузчики в потертых кожанках, обсуждавшие последние новости под звон медных кружек; приезжие купцы в дорогих, но пыльных кафтанах, бережно пересчитывающие кошельки с иноземными монетами.

Утром Яр лично обошёл верфь. Его задумчивый взгляд скользил по новым корпусам, останавливаясь то на необычно изогнутых шпангоутах, то на пробной обшивке из пропитанных дегтем досок. Иногда он доставал из складок плаща небольшой кусок бумаги с непонятными чертежами, что-то бормотал себе под нос, а потом резко поворачивался к мастерам с новыми указаниями.

Затем он отправился в здание конторы, там в низком сводчатом помещении верфи, где смолистый дух свежего дерева смешивался с запахом мокрой пеньки, трое мужчин склонились над чертежами. На столе, освещенном дрожащим светом масляных светильников, лежали листы бумаги, испещренные линиями и пометками.

— Смотри сюда, Тихомир — Ярослав провел пальцем по схеме, оставляя легкий отпечаток на разлинованной поверхности. — Корпус килеватый. Это позволит ходить не только по реке, но и в открытом море

Тихомир, сын Никодима, высокий и крепкий, с бородой, нахмурил лоб. Его пальцы, привыкшие больше к счетам и грамотам, чем к корабельным чертежам, осторожно коснулись бумаги.

— Дорого выйдет, Яр. Киль — это дуб, а не сосна. Да и мастеров, которые смогут такое собрать, у нас раз-два и обчелся.

— Зато окупится — раздался хрипловатый голос со стороны.

Исидор, прозванный Царьградцем, бывший корабельщик византийского флота, а ныне — один из главных мастеров Ярослава, скрестил руки на груди. Его смуглая кожа, обветренная морскими ветрами, покрылась сетью морщин, но глаза горели живым огнем.

Вот это — Исидор провел корявым пальцем по схеме, его ноготь, пожелтевший от смолы, поскреб пергамент, — не просто прямой парус, как у всех. Это латинский. Треугольный. Видишь эти реи? Они крепятся не поперек мачты, а вдоль, под углом. И вот эта снасть, все позволяет идти этому судну против ветра

Тихомир поднял брови.

— Против ветра? Ты шутишь?

Он обвел толстую линию, идущую от верхушки мачты к корме.

Шкот. Его можно перебрасывать с борта на борт. Ветер дует справа — парус уходит влево, дует слева — перекидываем вправо. Как птица крылом машет. Потому и против ветра пойдем — зигзагом, лавируя. В Царьграде такие паруса называют крыльями — за то, что корабль будто летит против самой бури.

Исидор сделал резкий жест руками, изображая, как парус перекидывается с одной стороны на другую, его тень на стене повторила движение, словно огромная птица, ловящая ветер.

А это — он постучал по другому элементу, — вертлюг. Вся мачта поворачивается у основания. Никаких канатов, которые рвутся. Чистая механика. Один человек у штурвала — и корабль слушается, как боевой конь.

— Я видел своими глазами — усмехнулся Исидор. — В Средиземном море такие корабли обходят любые наши утлые ладьи. Если мы построим хотя бы три таких — через два года весь Дон будет наш. А там, глядишь, и до Черного моря дотянемся.

Ярослав задумчиво потер подбородок.

— Сколько времени на постройку?

— Полгода, если будет дуб. И люди

— Люди будут — князь откинулся на резной дубовый стул. — А дуб… Тихомир, сколько у нас запасов?

Тихомир вздохнул, мысленно прикидывая.

— На два корабля дуба хватит, — Тихомир черкнул карандашом по бумаге, — но только если валить лес у Вороньего Града. Тот самый, старый, густой.

Ярослав задумался, пальцы сжали резку на подлокотнике.

— Рубить будем, — сказал он твёрдо. — Но за каждый срубленный дуб — три новых саженца.

Исидор хмыкнул:

— В Царьграде тоже так делают. Там корабельные рощи берегут, как золото.

— Значит, и у нас будет свой лес для кораблей, — кивнул Ярослав. — Через двадцать лет внуки скажут: Спасибо деду.

Тихомир дописал:

— Прикажу десять семей поселить у рощи — пусть живут, сажают, сторожат.

Исидор хитро прищурился.

— А имя у корабля будет? — спросил Тихомир, откладывая табличку.

Ярослав задумчиво посмотрел в окно, потом усмехнулся.

— Чёрная Жемчужина, — сказал он.

— Звучно, — кивнул Исидор. — Только жемчуг у нас белый. А чёрный — это где?

— Да в легендах, — хмыкнул Ярослав. — Говорят, есть один пират… Джек Воробей — имя ему. Пират, не пират, скорее бродяга вечно пьяный. И у него был корабль — Чёрная Жемчужина. Летел по волнам, как призрак, исчезал в тумане и появлялся там, где его не ждали.

Тихомир покачал головой, но в его глазах уже читалось согласие.

— Ну что ж… За дело, значит.

Ярослав откинулся в кресле, затем резко поднялся.

Бранислав! — громко позвал он, и почти сразу дверь распахнулась, впуская коренастого воина с коротко подстриженной бородой и холодным взглядом охотника.

Бранислав, командир Первого батальона, вошел, слегка прихрамывая на левую ногу — старая рана, полученная в стычке с половцами. Он молча ждал приказа, привыкший к тому, что князь не любит лишних слов.

Собирай отряд — три тысячи. Завтра на рассвете выступаем на восток. Инспектируем Саратовскую крепость, оставим там гарнизон, а затем тысяча человек вернутся со мной по Волге. С остановкой в Самаре.

Бранислав кивнул, его глаза уже просчитывали маршрут. Конница и пехота в обычном соотношении?

Да. И возьми лучших арбалетчиков — пусть степняки знают, что мы не просто так едем.

Бранислав усмехнулся. — Будет сделано.

Ярослав повернулся к Тихомиру и Исидору. Корабли — ваша забота. А я пока проверю, крепко ли стоят наши рубежи.

Дверь закрылась. Гул голосов сменился тишиной, нарушаемой лишь треском поленьев в очаге. Ярослав подошел к оконцу, глядя на темнеющую степь за рекой. Внутри, за фасадом непоколебимого князя, кипели мысли.

Опять эти боярские послы из Рязани суются, с предложением ударить по соседу. Идиоты. Словно не видят, что настоящая угроза и настоящая выгода — не там, за сосновым бором, а здесь в южных степях.

Мысленным взором он видел карту, как живую картину. Север, запад? Бесконечные распри из-за клочка леса да трех деревень. Драка в тесной избе, где все друг другу в бока толкают. Ввязываться в это, значит навечно стать заложником чужих амбиций. Тратить лучших воинов и ресурсы на войну, которая ничего не принесет, кроме новой крови да нового врага через поколение.

Взгляд его мысленно развернулся на юг. Туда, где Дон вел к теплым морям.

А там торговый путь. Хлеб, соль, сталь, шелк, знания. Богатства, которые текут рекой, но к которым мы подступаем с опаской. Почему я не хочу идти на север? Потому что тыл открыт. Пока за спиной Степь дышит в затылок, никакой торговли не будет. Только грабеж, дань и бесконечные набеги.

Значит, порядок будет таков. Сперва обеспечим тыл. Не просто отобьемся от набегов, а сделать реку своей. Нужен речной флот, с перспективой выходя в море. Корабль с пушкой это лучшая крепость для купеческой ладьи. Когда каждый перевоз товара не будет похож на прорыв через вражеский стан, тогда и пойдет настоящая торговля.

Флот — это не прихоть. Это щит и ключ к замку на южных воротах. Сначала обеспечим безопасность на реке. Потом приглядимся к морю. А междоусобную возню оставим на потом.

Он откинулся от окна, и в глазах, отражавших пламя очага. Курс был взят. Осталось лишь не сбиться.

Алый рассвет только начал растекаться по горизонту, когда массивные ворота Вороньего Града с глухим стоном распахнулись, выпуская в степь стальную реку. Первыми, вздымая серебристые облака росы, вырвались дружинные сотни — триста закаленных в боях воинов в чешуйчатых доспехах. Их кони, могучие с заплетенными в косы гривами, фыркали, чувствуя простор.

За конницей, громыхая дубовыми колесами, двинулся грозный обоз. Десять боевых телег, каждая — настоящее крепостное сооружение на колесах. Их широкие кузова, защищенные дубовыми щитами с бойницами, скрывали смертоносный груз:

Две пушки на лафетах стояли неподвижно, будто дремлющие звери. Стволы, укрытые тканью пропитанной парафином, тускло блестели в полутьме — холодные, тяжёлые, готовые проснуться в любой момент.

Десяток дубовых бочек с черным порохом, тщательно укупоренных во влагонепроницаемые мешки из кожи. А так же ящики с готовыми снарядами.

Складное оружие — арбалеты со стальными дугами, разборные баллисты, ящики с готовыми снарядами.

Но главной хитростью были сами телеги — их борта по сигналу могли мгновенно превращаться в мобильную крепость. Специальные скобы и петли позволяли в считанные минуты сцепить их в гуляй-город, создавая на поле непробиваемый щит.

Бранислав, его борода резко выделялась на фоне полированной стали доспеха, рысью объезжал строй. Глаз бывалого воина замечал все:

Третья телега! — его голос прозвучал резко в утренней тишине. — Правая дышловая скоба скрипит. Смазать дегтем!

Пятый отряд! Щиты должны висеть как крылья у орла, а не болтаться, как пьяный работяга в кабаке!

Арбалетчики мать вашу! Тетивы в походном положении ослаблять! Вы что, в первый раз идете?

Пешая рать — две с половиной тысячи бойцов в кольчугах — шла плотным строем. Их бердыши и копья, воткнутые в специальные гнезда на телегах, сверкали в первых лучах солнца, создавая впечатление движущегося стального леса.

Ярослав, стоя возле ворот, молча наблюдал за движением войска. Его серебряный шлем блестел в первых лучах, а плащ из плотного византийского шелка слегка колыхался на утреннем ветру.

— По Волге вернемся на новых ладьях, жди в Рязани — бросил он через плечо Тихомиру, чья спортивная фигура выделялась у ворот. Голос князя звучал спокойно, но в его глазах горел тот самый огонь, что когда-то заставил поверить в него сотни людей под Рязанью.

Ждите вестей.

Когда последняя телега скрылась за воротами, с главной башни прозвучал протяжный зов медного горна. Его чистый, как утренний ветер, голос разрезал степную тишину, словно приглашая в дорогу. Для многих в колонне — бывших селян, охотников, лесорубов — этот звук уже стал привычным, почти обыденным. Война и походы превратились для них в ремесло, такое же естественное, как пахота или охота.

А впереди расстилалась знакомая дорога на восток — через бескрайние ковыльные моря, где серебристые волны трав колыхались под ветром. Теперь это была хорошо изученная трасса, по которой многие из них ходили уже не раз. Каждый холм, каждый поворот реки были здесь знакомы, как тропинки в родной деревне. Даже степные волки, провожающие колонну равнодушными желтыми глазами, казались почти своими — старыми знакомцами, соблюдающими нейтралитет.

И все же в этом привычном маршруте оставалось место тайне — где-то там, за горизонтом, ждали новые земли, новые люди, новые возможности. Ветер трепал знамена, а солнце, поднимаясь выше, заливало светом стальные шлемы, превращая воинскую колонну в сверкающую реку.