Книга VIII: Прелюдия бури

Глава 16

С нашим появлением на площадке барбакана стало слишком многолюдно. Ведь на мой призыв откликнулись все северные маги без исключения. Пришлось отпустить дозорных и стрелков, чтобы столпотворение не привлекло ненароком внимания противника.

— Зачем вы нас привели сюда, экселенс Маэстро? — осведомился не очень-то довольный нор Ганлен, который, видимо, всё ещё обижался за прошлый разговор.

— Хочу показать, с чем вы столкнётесь, если попытаетесь покинуть стены Элдрима, — заявил я как можно громче, чтобы каждый из присутствующих мог меня слышать.

— Вы не можете знать наверняка, с чем мы столкнёмся, — вяло возразил мне новый лидер северян.

— А вы не можете говорить сразу за всех, — мягко осадил я собеседника. — Пускай ваши соратники сами посмотрят и сделают выводы.

Нор Ганлен явно не собирался соглашаться, но тут нашу беседу прервали.

— Транспорт у ворот! — прокричал один из Безликих, наблюдающий за городскими улицами.

— Отлично! Скажи, что Госпожа Полночь может поднимать решётку, — дал я отмашку.

Мой приказ был услышан. И уже через каких-то пару минут восемь удлинённых грузовых экипажей, каждый запряжённый тройкой статных тяжеловесов, вереницей выехали с другой стороны стен.

— Ничего не пропустите, почтенные экселенсы, — усмехнулся я под маской.

И северяне, как любопытные детишки, столпились за парапетом, толкаясь плечами да вытягивая шеи.

Как только решётчатая герса опустилась за последним экипажем, в алавийском лагере наметилось слабое оживление. Вперёд выехало всего четверо всадников, облачённых в строгие боевые одеяния, которые в Капитулате назывались мантионами. Такие чаще всего носили либо линейные офицеры, либо… милитарии.

Вражеские маги пришпорили коней и двинулись резвой рысью навстречу крытым фургонам. Когда расстояние до транспорта сократилось, и алавийские озарённые припустили галопом. Они разбились на пары — одни заходили на экипажи слева, а другие справа. Вот они вышли на дистанцию магической атаки, но почему-то не спешили бить по целям.

Я уж заволновался, что моя затея провалилась, но нет. Капитулат остался верен себе. Темноликие не смогли удержаться от демонстрации силы. Зачем им торопиться, если добыче некуда деваться?

Колдовские проекции засияли в руках милитариев практически синхронно, будто по сигналу. Алавийцы отменно держались в сёдлах, и им не нужны были поводья, чтобы направлять скакунов. Они прекрасно обходились коленями и пятками.

Люди вокруг меня непроизвольно затаили дыхание, когда темноликие довольно быстро по общепринятым меркам сформировали по два заклинания и запустили по фургонам. Уровень слаженности у армии Капитулата был столь высок, что их милитарии поразили все экипажи за один залп. Я даже не понял, когда они успели распределить цели.

Всё произошло если не мгновенно, то минимальными интервалами. Буквально на долю секунды раньше остальных пострадал предпоследний крытый воз. Сначала ему в борт вонзилось продолговатое ледяное копьё, оставив после себя дыру размером со спелую дыню. А затем чары разорвались внутри, исторгая вихри обжигающего пара. Не знаю, почудилось мне или нет, но, кажется, я услышал истошные крики пассажиров, которые обваривались там заживо…

Не успели раскалённые клубы выветриться, как ехавший в авангарде колонны фургон настигла пульсирующая сфера. Она рванула так, что только щепки разлетелись. Тройка ведущих лошадей завалилась на спину. Обезумевшие от боли и грохота животные неистово брыкались, путаясь в обрывках сбруи. Но этим только усугубляли свою агонию.

С остатками этого экипажа практически сразу столкнулся второй, следовавший с небольшим отрывом. Зашоренные кони, испугавшись взрывов, припустили со страху и не слушались команд возницы. Возможно, этот рывок спас их от прямого попадания атакующего конструкта. Впрочем, не сильно-то транспорту это и помогло…

Мутно-зелёный пузырь, отдалённо похожий на многократно увеличенные «Брызги», взбух между задним и передним колесом. Он словно девятый вал накрыл грузовой воз. Под действием призванной едкой субстанции, дерево натурально таяло, рассыпаясь в труху. То же самое происходило и с плотью. За считанные мгновения опасное заклинание до костей прожгло крупы и без того покалеченных скакунов. А какая незавидная гибель постигла пассажиров, оставалось лишь гадать.

Третий и четвёртый фургоны даже курса изменить не успели. Пара сияющих плетений, кометами пронесшихся по воздуху, превратили их в полыхающие факелы. Та же участь постигла и последний экипаж в колонне. И примерно в тот же момент был уничтожен и остальной транспорт.

Какие-то незнакомые мне гравитационные чары, явно находящиеся в близком родстве с моими «Молотом» и «Колесницей», сжали один из оставшихся фургонов в незримых тисках. Хруст осей, колёс, стенок, а может даже и алавийских костей оказался столь громок, что заставил поморщиться многих из северных милитариев. Или, может, их пробрало оттого, как из экипажа, словно мякоть из раздавленного фрукта, брызнули фонтанчики грязно-бурой жижи.

Ну и последний фургон оказался застигнут сияющей сетью. Чистая энергия опутала его и разрезала подобно мягкому маслу вместе с лошадьми и пассажирами. Их тела просто рассыпались на составные части, будто рассечённые невидимым клинком. Транспорт развалился на ходу, выплеснув из себя десятки литров крови, да так и застыл неопрятной влажной грудой посередь мощёного тракта.

— Постойте… да там же ехали алавийцы! — заметил кто-то из северян, когда налетевший с моря порыв беззаботного ветерка разогнал мешающий обзору дым.

— Это что же выходит… — почесал макушку второй.

— Они перебили своих! — закончил за него третий.

— Что за зверьё? И это достоинство Капитулата⁈ — возмутился кто-то позади меня.

А дальше несколько десятков магистров загалдели так, что я не смог вычленить из этого гвалта ни единого слова. Тем не менее, общий настрой мне удалось уловить. Все пытались понять — что сейчас произошло. И всё чаще этот вопрос стали адресовать мне.

— Тише, экселенсы, успокойтесь! Идёмте, не будем больше мешать нашим доблестным защитникам нести дозор! — умело перенаправил я закипающий энтузиазм северян на куда менее интересный процесс.

Неспешное шествие гуськом и долгий спуск по узким лестницам помогли большинству гильдейцев совладать с первым изумлением. И к тому моменту, когда мы достигли земли, они уже готовы были меня выслушать.

— Только что, уважаемые магистры, Капитулат явил свой истинный лик, — провозгласил я, вынуждая последние шепотки стихнуть. — Темноликие всегда и везде кричат о порядке, но сами сеют хаос. Заявляют о силе, но демонстрируют лишь трусость. На ваших глазах алавийцы хладнокровно перебили собственных подданных. И знаете, почему их столь жестоко покарали? Всего лишь за то, что приняли из моих рук милость покинуть Элдрим. Вы можете сами обойти трактиры и поспрашивать местных жителей, экселенсы. Вам многие подтвердят, что некто обещал темноликим за солидное вознаграждение выход из города. Так вот, инициатором этого предложения был я. Как видите, слово своё я сдержал. Однако Капитулат не принял подданных обратно. В его глазах все они стали грязными предателями, не заслуживающими жизни.

Северяне от моих слов заметно помрачнели. Для них алавийцы испокон веков были чем-то далёким и сказочным. Ну не забирались темноликие в их промозглые широты. Они вообще дальше срединных государств Старого континента не совались. И потому я мог плести о Капитулате какие угодно небылицы. Ведь люди часто верят не фактам, а впечатлениям. Подкрепи свою ложь громким событием, и слушатели сами сложат в уме оправдание твоей правоты. Надо всего лишь представить произошедшее в нужном свете…

— А теперь, благородные экселенсы, — вновь завладел я вниманием магистров, — попробуйте ответить на вопрос: «Если алавийцы столь беспощадно расправились с собственными подданными за мимолётную сделку с противником, то как они поступят с вами?» С теми, кто военным маршем шёл по землям их колоний, захватывал Персты Элдрима и убивал солдат Капитулата. Впрочем, мы можем даже отбросить сей аспект. Просто задумайтесь, откуда темноликим знать, что ваш выход из города — это не военная хитрость? Кто заставит осторожных альвэ безропотно пропустить себе в тыл полсотни милитариев? Мне, к сожалению, такая сила неизвестна.

Магистры задумчиво переглянулись. Кажется, я своим последним аргументом затронул сомнения, кои тлели в душе у каждого.

— У меня нет намерений переубеждать вас, экселенсы, — перешёл я к заключительной части своей речи. — Какое бы вы не приняли решение, я приму его. Захотите испытать судьбу и покинуть Элдрим — пожалуйста. Ваши жизни в ваших руках. Я прикажу открыть врата хоть сегодня же. Но если мне всё-таки удалось вам наглядно показать опрометчивость и смертельную опасность этого поступка, то жду всех вас завтра на стенах. Городу нужны защитники.

— Но здесь свирепствует чума, экселенс Маэстро! — сразу же вставил реплику нор Ганлен. — Как же мы…

— Господин Сенион, не стоит драматизировать, — перебил я лидера гильдейцев. — «Свирепствует» — это слишком громкое и патетичное слово. Не стану отрицать, Элдрим заражён, и в связи с этим нам всем необходимо утроить осторожность. Однако мне способы распространения болезни прекрасно известны, и потому сдерживать её удаётся. Поверьте, экселенсы, без моего вмешательства зараза захватила бы огромный город со скоростью ветра. Улицы оказались бы завалены гниющими и разлагающимися трупами, которые некому убирать. Но покуда подобного не происходит, то и беспокоиться вам не о чем. Кроме того, мои безликие братья очень преуспели на стезе врачевания. Не далее как вчера, им удалось исцелить девочку, которую Гнев Драгора уже практически лишил дыхания. Поэтому не нужно страшиться. Ситуация находится под полным моим контролем. Ни одного солдата с признаками заболевания на стенах вы не встретите. Единственное, чего бы я вам не советовал, так это соваться в кварталы бедняков. А теперь прошу меня извинить. Неотложные дела требуют моего вмешательства.

Оставив северян наедине с посеянными мной сомнениями, я вернулся к закрытому экипажу, внутри которого меня дожидался Золотой глаз.

— Признаться честно, экселенс Маэстро, я до последнего не верил, что вы позволите алавийцам выйти за ворота, — пристально глянул на меня лидер «Жерновов», который, кажется, ещё не был в курсе о том, что произошло под стенами.

— Корвус, хоть и твоими устами, но я обещал за определённую плату выпустить отсюда любого темноликого, — растянулись мои губы под маской в холодной улыбке. — А слово моё — твёрже стали…

— Vaail’den! — пронзительно вскрикнула одна из Дев Войны, вскакивая в седле и указывая дрожащей рукой вперёд. — Смотрите, это же…

Она увидела его. Среди обугленных и спёкшихся в единую массу тел мелькнул обгоревший, но узнаваемый герб на остатках некогда богатого наряда. Герб её собственного Дома. Дома, чьих детей она была обязана охранять…

Хаос в военном лагере Капитулата не разразился мгновенно. Он неспешно нарастал подобно снежной лавине, захватывая всё больше и больше умов. Чистокровные альвэ спешили к месту происшествия, бросая посты, дабы лично убедиться, что слухи не врут. И вскоре возле разгромленных экипажей собралась целая толпа.

Весь ужас произошедшего доходил до сознания истинных граждан Капитулата постепенно. На четвёрку bloedweler, участвовавшую в атаке, было вообще жалко смотреть. Казалось, эти обученные и опытные милитарии находятся на грани помешательства. Ведь для них, для расы, у которой каждая новая жизнь есть редкий и выстраданный дар, такая потеря являлась огромной трагедией. Нет, даже хуже. Это был акт подлинного святотатства. Непостижимое варварство, которое невозможно простить…

Один из озарённых, поразивший своими атаками первый и третий фургоны, медленно сполз с седла. Ступая на подгибающихся ногах, он подошел ближе. Прямо к тому экипажу, который разнёс в щепки. Он окинул преисполненным болью взглядом обломки, обильно напитавшиеся кровью, а затем посмотрел на свои ладони. Каково ему теперь жить, зная, что он загубил не кучку грязнорожденных, а наследников древних родов, управителей, инженеров, учёных, носителей магического знания?

Маг упал на колени и его вырвало. И ровно в тот же миг на место происшествия прибыло командование. Бойцы расступились перед высшими офицерами, пропуская их к обломкам и перекрученным в неузнаваемый фарш телам соотечественников.

Командующий армией, увидав, чьи руки торчат из ближайшей груды, онемел и застыл, будто поражённый громом. Издав полузвериный рык, он спрыгнул с коня и ринулся лично извлекать останки соотечественников. Другие алавийцы, справившись с удивлением, поспешили ему на помощь.

— Не могу поверить… Тиг-Скаара… — выдохнул кардинал, узнав на запёкшемся трупе изящный золотой медальон. — Эрр-Шанн, тебя тоже? О, Каарнвадер-защитник, не может этого быть! Ан-Сайн, и твои сыновья здесь…

Огонь первобытной ярости алавийцев, несколько потухший с появлением командования, воспылал с новой силой. А когда они извлекли из-под обломков первые детские останки, ярость и гнев уже нестерпимо душили темноликих, выжимая слёзы. Боги… они ведь совсем юные альвэ, не успевшие познать ни радостей, ни тягот уготованного им долголетия. Те, кто ещё даже не перешагнул двадцатилетний рубеж детства…

Пожалуй, именно их тела, или, скорее, то, что от них осталось, и переполнило чашу всеобщего терпения. Алавийцы не кричали и не рвали на себе волосы. Их скорбь была слишком глубокой для таких низменных проявлений. Осторожно, с несвойственной их расе дрожью в пальцах, они извлекали из пепла крошечные, обугленные фигурки. Бархатные платьица, спёкшиеся в уголь. Игрушечные оловянные кинжалы, расплавленные в бесформенные слитки. Безжизненных обгоревших кукол, застывших в объятиях своих маленьких хозяек.

Это было невыносимо…

Кардинал медленно поднялся с колен. Его лицо, обычно являвшее собой маску надменного спокойствия, теперь было искажено нечеловеческой, леденящей душу ненавистью. В янтарных глазах, казалось, погасли все звёзды, уступив место холодной пустоте. Пустоте, способной поглотить весь мир.

— Спустить штандарты и всем готовиться к штурму, — его голос прозвучал не громко, но с такой силой, что слова врезались в сознание каждого воина. — Я не успокоюсь, пока не покараю подлых выродков, засевших за этими стенами. Всех до единого. Этот город станет для них могилой, даже если мне придётся стереть его с лица земли!

Командующий повернулся к своим войскам. И в его взгляде не осталось ни ужаса, ни скорби. Лишь бездонная и беспощадная решимость. Военная кампания по усмирению взбрыкнувших варваров с востока перестала быть рядовым политическим конфликтом. Отныне она стала чем-то вроде священного долга. Миссии, призванной нести суровое возмездие.

Глядя на высокие стены города, кардинал пророкотал:

— Во всём Элдриме не найдётся столько крови, чтобы смыть твои грехи, Маэстро…