Книга VIII: Прелюдия бури

Глава 12

— Позвольте выразить вам моё почтение, веил’ди, — обозначил полупоклон визитёр, когда вошел в мой кабинет.

— Советую вам постепенно отвыкать от алавийского этикета и переходить на традиционный, — хмыкнул я, опуская приветствие. — Понимаете, к чему я клоню, Корвус?

— Вполне, экселенс, — схватил он намёк на лету.

Надо же, какой покладистый. Даже немного подозрительно. Но ничего, я сначала испытаю Золотого глаза, а уже потом решу, можно ли доверять ему.

— Так что привело вас ко мне? — сделал я вид, будто не понимаю, зачем он пришёл.

— У нас ведь оставалась незавершённая беседа, экселенс, — тактично напомнил Старец. — И вы говорили, что я могу в любой миг к ней вернуться. Мне кажется, время пришло.

— А знаете, что кажется мне, Корвус? — заставил я собеседника изрядно напрячься. — С недавних пор обстоятельства изменились. Ваши, с позволения сказать, партнёры заявились ко мне, чтобы выставить ультиматум. А потом, когда я не уступил, попробовали разжечь массовые беспорядки среди черни. И я не могу быть уверен, что вы не поддерживаете ночные кланы. Откуда мне знать, что это не хитрая уловка, чтобы подобраться к врагу ближе?

— Я же… но я ведь не принимал никакого участия в том, о чём вы говорите!

— Это всего лишь слова, — равнодушно пожал я плечами.

Золотой глаз изо всех сил тушил разгорающееся возмущение, но оно всё равно прорывалось наружу — стиснутые челюсти, быстрое дыхание, сжатые до едва видимой дрожи губы. Ну да, дружочек, а ты как думал? Что я тебя расцелую с порога и золотую диадему префекта на макушку водружу? Наивный! Сначала ты сожжёшь все мосты с прошлым. Я должен стать единственной пристанью, где ты сможешь укрыться от шторма. Единственной дорогой, которая приведёт не к могиле, а к сытой жизни и благоденствию. И вот тогда-то мы начнём сотрудничать по-настоящему…

Лидер «Жерновов» был проницательным человеком. Я уверен, что весь мой внутренний монолог он прочёл по глазам, пристально разглядывающим его из прорезей железной маски. И потому Корвус сразу повернул диалог в деловое русло:

— И как же, веил… кха! Простите, экселенс. Как же мне заслужить доверие?

— Я не стану требовать невозможного, Золотой глаз, ибо понимаю, что вам тоже нужно присмотреться ко мне. Оценить, насколько я верен сказанному слову, и измерить глубину моей щедрости. Поэтому мы начнём с малого. Сперва я хочу, чтобы вы запустили кое-какой слух. Вовсе не обязательно от своего имени. Собственно, мне глубоко безразлично, кто станет его источником. Но каждый алавиец в Элдриме должен узнать, что у него появился шанс сбежать за пределы городских стен. И цена такого шанса… ну-у-у, пускай будет полкилограмма золота за каждую душу.

— Кажется, я понял ход ваших мыслей, экселенс. — блеснул прозорливостью Старец. — Вы собираетесь сделать так, чтобы темноликие сами пришли к вам? Но зачем выставлять дополнительные препятствия? Ведь не у каждого гражданина Капитулата сыщется такая крупная сумма…

— Тем лучше, ибо мелкие пешки меня не интересуют. В первую очередь, я хочу избавиться от самых влиятельных персон. А мы живём в таком мире, где самые влиятельные, как правило, являются заодно и самыми обеспеченными.

— Я понял, экселенс. Запустить слух не проблема, — серьёзно кивнул Корвус. — Но неужели это всё?

— В принципе, да. Остальное будет уже моей заботой. Всё собранное добро можешь оставить себе. Считай его наградой за проделанную работу.

От моего заявления разноцветные глаза Старца медленно полезли из орбит.

— Хотите сказать, что за каждого, кто откликнется и принесёт оплату, я получу полкилограмма золота? — с оттенком недоверия уточнил он.

— Конечно, Корвус. Ведь мало просто запустить слух. Необходимо сделать ещё и так, чтобы он дошёл до нужных ушей. Я пока не располагаю требуемыми для этого ресурсами. Поэтому готов щедро вознаградить того, кто выполнит это задание для меня. А вы заодно попытаетесь прикинуть, какой может быть моя благодарность за настоящее дело.

Я стоял на крепостной стене Элдрима и взирал на копошение во вражеском лагере. Создатель Многоокий, сколько же народу Капитулат сюда согнал? Сейчас передо мной простиралось беспокойное людское море, теряющееся где-то за горизонтом. Бесчисленные шатры возвышались, как шляпки диковинных грибов. Наконечники тысяч копий, воткнутых в землю, кровожадно блестели в закатных лучах небесного светила. Клубы дыма от мириад костров делали грязным сам воздух. Голоса, команды, перекрикивания лязг оружия, ржание коней, стук топоров — всё сливалось в сплошной гул, доносящийся до города, словно морской прибой.

Основную долю этой кишащей массы составляли, конечно же, молдегары. Издалека они напоминали разросшуюся до гигантских размеров колонию чёрной плесени. Но среди их воронённых доспехов, словно звёзды на ночном небе, часто мелькали серебристые точки до блеска полированных нагрудников Дев войны.

Мы ждали наступления дня, когда алавийцы, наконец, достигнут Элдрима. Но та скорость, с которой противник заполонил всё побережье, была сравнима, пожалуй, только с потопом. От появления вдалеке авангарда вражеской армии до момента, когда их солдаты приступили к рытью траншей, прошла едва ли пара часов.

Капитулат демонстрировал железную решимость. Каждый его шаг и каждое действие красноречиво свидетельствовали — компромиссов не будет. Маховик войны запущен. И он не остановится, покуда кто-то из нас не сложит оружие или не погибнет. Темноликие даже парламентёров не стали засылать, хотя нам явно было что обсудить.

— Не могу сосчитать, сколько их здесь, — хмуро произнёс Гимран, рассматривая войско алавийцев. — Как думаете, Наставник, много ли у них милитариев?

— Не так уж и много, как им хотелось бы, — хмыкнул я. — Мне приходилось по крупицам собирать информацию об их народе. И знаешь, что я выяснил, брат мой?

— Что же?

— Альвэ малочисленны, — выдал я с таким видом, будто озвучивал абсолютную истину.

— Кхе, мой экселенс, кажется, это и так всем известно, — несколько иронично отозвался помощник.

— Да, но почему-то никто не заостряет внимания на том, каково соотношение рабов и истинных граждан в Капитулате. А перекос не просто огромен, но ещё и продолжает расти с каждым поколением. Ведь экономике Капитулата требуется всё больше невольников, чтобы развиваться. И уже сейчас на каждого чистокровного альвэ приходится около тридцати рабов.

— Занятно, конечно, но как это связано с моим вопросом, Наставник? — не понял Гимран.

— Напрямую, хотя и не даёт нам точного ответа. Тем не менее, мы можем предположить, что в этой армии соотношение примерно такое же. И получается, если под наши стены пришло, пускай, четверть миллиона мечей, то темноликих среди них даже меньше десяти тысяч. А сколькие из них милитарии?

— К сожалению, я не могу предположить, мой экселенс, — смущённо помялся собеседник.

— Да я, собственно, тоже. Мне нигде не удалось найти точных указаний на то, что у алавийцев рождается больше озарённых, нежели у людей. Однако и опровергнуть это предположение мне нечем. Но одно могу сказать наверняка, мой брат. Мы уже нанесли непоправимый ущерб Капитулату, на восполнение которого темноликим понадобятся десятилетия. Сколько у них времени уходит на обучение одного bloedweler? Не думай, я отвечу сам — от пятнадцати и практически до полувека. Да, они лучше подготовлены и все без исключения владеют стилем полной руки. Однако в бою побеждает не тот, кто изучил больше сочетаний истинных слогов. А тот, кто быстрее уничтожит своего противника. И ты не хуже моего знаешь, что мы в этом ушли далеко вперёд.

— Здесь мне поспорить не с чем, — улыбнулся Гимран под тёмной вуалью. — Наше братство в самом деле знатно проредило капитолийских магистров.

— О том и речь. Я не стану исключать, что необратимые процессы в алавийском обществе уже запущены. Вполне вероятно, что даже если мы все поляжем здесь, на стенах Элдрима, темноликие всё равно проиграют. Не сегодня, так через полвека, когда перекос между истинными гражданами и рабами достигнет критической отметки. История совершит очередной виток, и война Чёрного Падения, как называют её альвэ, повторится.

— Я поражаюсь вашему проницательному уму, мой экселенс, — искренне восхитился нор Лангранс. — Вы способны заглядывать в столь далёкое будущее…

— Отнюдь, Гимран, я всего лишь предполагаю и надеюсь.

— Ясно… что же тогда мы будем делать сейчас? Ждать, когда темноликие погонят пехоту на штурм?

— В целом, да. Однако это не значит, что мы не сможем скрасить ожидание.

— О чём это вы, Наставник? — насторожился мой помощник.

— Вели запрячь тройку экипажей, — загадочно изрёк я. — Первые два набейте какими-нибудь висельниками, ждущими казни. А последний под завязку нагрузите смолой, серой и угольной пылью. Если найдешь китовый жир, то и он сгодиться тоже. Когда всё подготовишь, позови меня.

— Будет исполнено, Наставник! — браво выгнул колесом грудь Гимран. — Я обо всём позабочусь!

Богато одетый кардинал Высшего Совета, мимо которого и люди, и альвэ смели проходить только согнувшись в поклоне, заинтересованно приподнялся в стременах и дёрнул поводья скакуна. Сейчас он объезжал лагерь армии Капитулата, но кое-что вдалеке привлекло его внимание.

— Что там происходит? — озадачился темноликий, рассматривая врата Элдрима с помощью «Орлиного взора».

— Кажется, веил’ди, грязнорожденные не дождались от вас парламентёров и решили сами начать переговоры, — предположил помощник кардинала, который тоже внимательно следил за суетой у городских стен. — Я вижу три закрытых экипажа с белыми флагами. Вероятно, в них едут переговорщики.

Остальная свита молча покивала, сделав примерно такие же выводы.

— Скорее всего, так и есть, — согласился кардинал. — Что ж, это добрый знак. Значит, двуногий скот прекрасно осознаёт, в каком он незавидном положении.

— Что прикажете делать, веил’ди? — спросил другой спутник высокопоставленного мага. — Мы примем эту делегацию?

— Нет, экипажи захватить, а всех, кто внутри казнить и высадить трупы перед стенами в назидание остальным. Грязнорожденные твари должны осознавать, что Высший Капитулат не прощает своих врагов. Абсолютно каждый захватчик, вторгшийся в Элдрим, обречён. Такова воля всего Совета.

— Ваше слово — закон, веил’ди, — почтительно поклонился алавиец.

Развернувшись назад, он жестом приказал одной из Дев войны отправляться исполнять поручение. И та, залихватски свистнув, пришпорила коня.

К тому моменту, когда экипажи преодолели половину расстояния от ворот до осадного лагеря, алавийская воительница успела собрать отряд в полсотни молдегаров, которых и отправила на перехват экипажей. Чернодоспешные солдаты бегом домчались до транспорта и бесстрашно преградили путь запряжённым скакунам.

— Шевелитесь, выродки! Схватить всех! — гаркнула Дева войны, подгоняя легионеров.

Пехотинцы сразу же рассредоточились и обступили экипажи со всех сторон. Несколько мускулистых бойцов с поразительной для их габаритов грацией запрыгнули на подножки и распахнули двери.

— Тьфу! Тут какие-то оборванцы, госпожа! — крикнул один из солдат. — Воняют, как выгребная яма!

Алавийка подъехала ближе и презрительно сморщилась. Действительно, в первом и втором экипажах сидели закованные в цепи узники. Чумазые, измождённые, сломленные.

— Это не переговорщики, — процедила она. — Просто мусор, который грязнорожденные решили выбросить!

Кинув взгляд на оставшийся экипаж, темноликая зло зарычала. Молдегары до сих пор возились с ним, бестолково дёргая запертые дверцы.

— Эй вы, олухи, почему так долго копаетесь⁈ — проревела Дева войны.

— Не можем открыть, госпожа, — хором ответили солдаты.

— Так сломайте, тупоголовые ублюдки!

— Как прикажете, веил’ди! — дружно рявкнули бойцы и только после этого бросились вышибать двери.

Алавийка протяжно вздохнула. Бычья сила в этих прямоходящих животных с лихвою компенсировалась их бычьим же умом. Слава Всемогущему Каарнвадеру, что двуногому скоту вообще хватило сообразительности вскрыть последний экипаж. Для этого не требовалось выдающихся навыков и знаний. Но едва они это сделали…

Темноликая вдруг с удивлением поняла, что лежит на земле. Её мысли неспешно перекатывались, подобно громоздким валунам. И для обдумывания каждой из них приходилось прилагать серьёзные усилия. Как странно… Она же только что была верхом? Пытаясь встать, воительница обнаружила, что её права рука вывернута под неестественным углом и отказывается слушаться. Что произошло? Откуда столько дыма? Ничего не видно… не слышно… только пронзительный оглушающий писк, пробивающийся сквозь толстый слой ваты в ушах.

Шатаясь и постанывая сквозь зубы, алавийка кое-как поднялась на ноги. Глаза щипало от едкого дыма, но она всё равно старалась рассмотреть, что происходит вокруг. Ладонь легла на эфес верного самзира. Если дойдёт до схватки, то Дева войны легко удивит врага, ведь воспитанники Vliegstaal Skole одинаково хорошо фехтуют обеими руками. Однако никто не неё не нападал. Вокруг не было ничего, кроме всполохов пламени, горящих обломков, удушливого дыма, пары перевёрнутых экипажей и трупов в чёрных доспехах.

— Gutten vaailgebore! — грязно выругалась алавийка в адрес захватчиков Элдрима. — Какие подлые и низкие уловки!

Она устремила взор на стены портового города. Там наверняка сейчас веселились сотни бледнокожих выродков, радующихся своей жалкой и по-детски пакостливой победке. Но ничего, скоро им всем станет не до смеха. Когда Капитулат пойдёт в атаку, то все они…

Мысли алавийки внезапно споткнулись, и в разуме воцарилась звенящая тишина. Воительница увидела его. Тёмный силуэт на башне донжона — чёрный клин на фоне пылающего неба. Закат лизал каменные зубцы, заливая город кроваво-золотыми лучами, но эта фигура избегала их прикосновений. Она словно бы зияла воронкой, поглощающей любой свет. Лишь только на месте лица сверкала небольшая искорка, отражающая лучи заходящего солнца.

Силуэт стоял неподвижно и, казалось, смотрел прямо на темноликую.

Маэстро… это он…

Алавийка совершенно точно не могла детально разглядеть противника на столь внушительной дистанции. Но всё же каким-то чудом образ человека в железной маске отпечатался в её сознании до мельчайшей детали. Она запомнила каждую складку на чёрном плаще, каждый завиток орнамента на маске. Но самое главное, в разуме раскалённым гвоздём засел его пронзительный взгляд. Безжалостные глаза, отливающие янтарём, почти как у чистокровного альвэ, взирали на армию Капитулата. И тогда непреложное знание, не требующее доказательств, взорвалось в мозгу воительницы: «Вот он, истинный бич её народа». Непримиримый враг. Враг с большой буквы, к уничтожению которого должен стремиться каждый чистокровный алавиец.

Дева войны почувствовала, как стучит её сердце. Но теперь оно билось не в одиночестве. Какая-то незримая нить соединила тела всех соплеменников в один огромный живой организм. Все темноликие на этом необъятном поле слышали друг друга и дышали в унисон. И все они в данный момент думали об одном и том же. Божественное просветление вложило в их головы единственную мысль, которая вытеснила всё остальное: Маэстро должен умереть. Иначе грянет катастрофа.