Предтечи зверя. Тьма

Глава 17

В купе с Максимом ехала семейка: папа, мама и доча лет пятнадцати. Прехорошенькая, кстати. «Не в коня корм» - вспомнив про свою образину, отвёл глаза Максим. Чтобы не тяготить людей своим видом, он сразу же расстелился и влез на верхнюю полку. Судя по разговору снизу, семейство направлялось через столицу в Египет, благо, сейчас там тепло. Потом начались шуршания и какой-то шепот.

- Молодой человек, можно вас потревожить, - возникла у полки ранняя лысина отца семейства. - Вы же не спите? Давайте с нами поужинайте.

- Нет, что вы, спасибо, - засмущался Максим.

- Никаких «что вы». Давайте - давайте, - буквально стащил его с полки попутчик. Столик был уже накрыт традиционными со времён Ильфа и Петрова курицей и варёными яйцами, бутербродами, какими-то солениями.

- Вот, чем богаты, - разделал курицу угощающий.

- Подвигайтесь - подвигайтесь, - поддержала его супруга. И берите руками. В дороге.

- Ну, и за начало! - вытащил бутылку с коньяком хозяин. - Я Иван Павлович, это - моя супруга Людмила Александровна, это - дочка, Светлана.

- Очень приятно. Максим, - смущённо представился юноша.

- За знакомство, - протянул Максиму пластмассовый стаканчик Иван Павлович. Сам он с таким аппетитом выпил, так вкусно покривился и начал закусывать хрустящим огурцом, что Максим, мысленно махнув рукой, не стал отказом портить человеку праздника. Выпила и жена. Светлана не ела и не пила. Чего-то дулась.

- Это мы впервые решили вырваться за рубежи, - объяснил глава семейства. Египет. Пирамиды. Вы не бывали? Да ешьте, ешьте.

Максим отрицательно покачал головой, рассматривая попутчиков. Старики были довольно приятными людьми. Он - худой до гибкости, смуглый, с большим, но тонким изогнутым «дюбелем». Очень добрая улыбка. И взгляд добрый, открытый. Она - начавшая полнеть, но ещё не сдавшаяся, не обабившаяся. Миловидная. А взгляд… Ох, присматривать тебе надо за ней, Иван Павлович. Украдут арабы. Даже не за выкуп.

К этому времени Иван Павлович уже налил по второй.

- Мы много и не будем. Понимаю, дорога, - обратился он не то к Максиму, не то к жене. - А ты пополощи хоть. Тоже не вовремя как, - посоветовал он дочке. - Будем здоровы!

- Я тебе всерьёз говорю. Помогает. Не знаю… Время в столице будет, может, к дежурному заскочим. Зуб у неё. И перед самым отъездом. Ночь перемучилась, вроде прошло. А из дому выбираться - опять. Вот не послушалась отца! - начал вдруг быстро пьянеть отец. Говорил же тебе - поехали! Нет! Никогда не послушает!

- Ай, ну папа, успокойся.

- Успокойся. Успокойся… как будто я за себя… я же любя. И тебя… и маму твою… Давайте за женщин. За моих прекрасных женщин!

Он даже не заметил, что выпил теперь один. Потянулся за сигаретами.

- Курите? Ну, тогда пойду один, подымлю.

В наступившей тишине девушка начала постанывать. Пора было платить добром за добро. Максим резко повернулся к Светлане и положил руку на щёчку.

- Ааах! - возмущённо выкрикнула девушка, но тут же замолчала.

- Это недолго. Посидите тихонечко, - успокоил её Максим. Дело действительно было пустяковое. Для него, конечно. Короткий болезненный укол чужой боли. Потом целительный, растворяющий нарывчик и всякую гадость, луч. Потом… Ну, не удержался юноша и окутал молоденькую девушку золотым полем.

- Теперь всё. Смело карабкайтесь на пирамиды! - улыбнулся он, отнимая руку.

Девушка, глубоко, словно вынырнув, вдохнула. Выдохнула и вдохнула опять. Прислушалась к ощущениям.

- Что это было? - низким грудным голосом спросила она.

- Ну, вылечил.

- Нет, что это было? - во все глаза смотрела она на Максима.

- Сеанс полевой терапии, - улыбнулся Максим.

- Что доченька, что? - всполошилась мамаша, приходя в себя после увиденного калейдоскопа световых волн.

- Ничего мама, - спохватилась доченька. - Действительно, вылечил. Не болит. Спасибо. Просто… Очень необычные… ощущения.

- А что вы ещё можете? Вы типа Кашперовского или там…

- Да, «типа», - согласился Макс.

- Тогда… послушайте. Вы бы не могли с моим…

- Ну ма, не надо…

- Он у меня хороший. Душа человек. Но вот… Старшую устроили в этом году в универ - и сорвался. И сам не понимает. До этого операцию перенёс - три года в рот не брал. А теперь - снова. Пропадёт же. И так на работе косятся… А он думает - всё в порядке. Не понимает…

- Но без его согласия…

- Он скоро уснёт. Ещё пару рюмок…

С появлением мужа, заговорщица замолчала.

- Ну как зубик? Я вот подумал…

- Всё, па. Прошло.

- Вижу. То-то глазки засветились! Знаете, мы её Светой назвали, потому, что у неё всё время глазки светятся. Вся в маму!

- Ай, папа. Максим, можно вас на минутку? - потянула девушка нового знакомого из купе.

- О, секреты уже… Ладно. А мы тут посидим по-стариковски, выпьем ещё по рюмочке.

Они стояли у окна, возле таблички с расписанием станций.

- Кто ты? - поинтересовалась девушка.

- Разве это важно? - пожал плечами Максим.

- Важно. Очень важно. Я должна знать, кому доверяю отца.

- Ну, во первых, решает, всё- таки мать…

- Мать? Если я не решу… Да я поезд этот с рельсов быстрее пущу! Ты меня не знаешь.

- Догадываюсь. Встречал таких, у которых глаза светятся.

- Всё ты врешь. Хотя… не всё, конечно. И если бы не почувствовала… не увидела, то и разговора бы не было. Ну, так кто ты?

- Знаешь, я вроде не напрашиваюсь. Поэтому не погоняй, не запрегла.

- Ну вот. Что и следовало доказать. Теперь слушай. Он в своё время перенёс очень сложную операцию на мозге. Врач ему сказал: «Или жить или пить». Три года прошло, и вот теперь… Не знаю, почему.

- Но вы же вместе живёте? Может, они с мамой…

- С мамой? А что с мамой? - вдруг насторожилась девушка.

- Понятно.

- Что понятно? Да что тебе понятно?

- Она ведь моложе, да? Лет сорок? Я недавно видел такую пару. У женщины тоже вот так глаза… горели. А потом, после одной ночи… ну не погасли совсем, но…

- Ты что? Думаешь что в их возрасте из-за этого…?

- Чёрт их стариков, знает.

- Ладно, проехали. Так ты точно поможешь?

- Точно.

- Какая уверенность! Ладно. С богом. Но если что, смотри! Я за своего старика горло перегрызу. А кого ты мне напоминаешь, а?

- Пойдём. Наверное, уже уснул?

Светланин «старик» действительно уже уснул. Полусидя, не раздеваясь («прикорну пару минут»), с доброй грустной улыбкой на тонких нервных губах.

- Сидите тихо и не встревайте - распорядился Максим, и мать с дочкой, послушно закивав, сели с краю противоположной полки.

Максим угадал. Операция вообще-то была сделана мастерски. Но скальпель есть скальпель. Вот и вот разрывы. Его должны были мучить головные боли, которые мужчина, конечно же скрывал от семьи. Он начал глохнуть, что тоже скрывал, а недослышанное воспринимал, как что - то обидное. И конечно… да. И вот это тоже. Макс оказался прав. Кроме того - опустил Макс своё поле ниже - он много курил и здорово засорил лёгкие. Вон чернота какая. Теперь его мучают боли и он думает о самом страшном. То есть, «умирать, так с музыкой»? Лучший выход? Нет, Иван Павлович, тебе ещё жить и жить. Ты добрый, милый человек. Таких у меня на пути попадалось мало. И я не дам тебе ни умереть, ни помучиться. Лет до ста, а? И Максим с радостью взялся за очередное чудо.

- Ну что, ну что? - зашептали девчата, когда Максим прервался.

- Всё хорошо. Будет. А пока - сидеть тихо.

Юноша, покачиваясь от слабости, вышел в туалет. Здесь рывком открыл окно и потянулся к холодным лунным лучам. И луна, ныряя и выскакивая из ночных облаков, словно гналась за ним. «Ты ведь со мной, подружка, правда? - улыбался Макс, заряжаясь для дальнейшего целительства. И даже грохот в туалетную дверь и матерная ругань не испортили его настроения. Через дверь он дал волю сдерживаемым конкурентом страстям и тот, что-то пискнув, вскоре исчез.

В принципе, Максим справился за три сеанса. В космонавты Ивану Павловичу было, вроде, не надо, а в остальном всё поправлялось более - менее просто. Болезненно, но просто. Улыбнувшись, Максим попробовал «исцелить» даже лысину. Наверное, удалось. Ну, этого он уже не увидит.

- Вот и всё, - улыбаясь повернулся Максим к жене и дочери. Но ответной улыбки не увидел. Обе смотрели на него с ужасом, с каким-то застывшим женским визгом.

- Да что с вами? Всё в норме, говорю!

- Чччто с вами? - прошептала, наконец, жена пациента.

- Да ничего. Устал немного.

- Ааа… это? - показала она на лицо.

Максим потянул ладонью по лбу, посмотрел на кроваво- красную липкую жижу.

- А… ерунда. Сейчас умоюсь, - поднялся он с полки. По дороге заглянул в зеркало. Нет, пить не надо. Коньяк выходил какой-то розовой пеной и его и без того жуткое лицо казалось порождением кошмара. Даже не с улицы Вязов. Фредди здесь отдыхал.

- Это так больно? До кровавого пота? - поинтересовалась ожидающая в коридоре Людмила Александровна.

- Да нет. Это из меня так спиртное выходит. Не надо было, да обидеть не хотел.

- А ведь могли и соврать. Цену набить. Как романтично бы было!

- Знаете, я поправил всё. Вообще всё. Ваш Иван Павлович не будет теперь ни пить, ни курить. У него ничего нет в лёгких. Ничего, понимаете? И… и… ну, в общем… не удивляйтесь его поведению там, на море.

- Чему это мне удивляться? - насторожилась женщина.

- Ну он… опять… и после долгого перерыва… ай, ну всё вы понимаете.

- Вы это серьёзно? Или так, догадки? Простите. Да, это болезненная тема - согласилась Людмила. - Он здорово психовал по этому поводу. Столько лет прожили, а не понимал, что не это главное, когда любишь.

- Не это?

- Вы ещё молодой… Нет, не это. Притерпелась бы. Замену бы не искала, - тонко улыбнулась она. - Но разве вам, мужикам объяснишь? Но в любом случае… чуть не сказала «спасибо». Как мне вас благодарить?

Начиналось самое неприятное - проявление благодарности.

- А давайте так. Вот когда убедитесь, тогда и поблагодарите!- начал выкручиваться он.

- Где же я тогда… идея! - женщина кинулась в купе.

- Вот, возьмите, - протянула она навороченный сотовик.

- Да что вы…

- Берите - берите. И ещё… видно, что вы попали в какой-то переплёт. Вот, возьмите…

- Да я…

- Бери - бери, - поддержала мать Светлана. - В таком прикиде в столице в момент заметут. - И пойдём выйдем. Разговор есть.

Мать не препятствовала - проводила парочку своим долгим взглядом.

- Скажи, ты вот так всё-всё-всё можешь? - поинтересовалась девушка, когда они заняли тоже место у расписания движения.

- Всё- всё- всё, - улыбнулся Максим.

- И даже это… самое страшное?

- Смерть что ли? Нет… не знаю…

- Да не про это я. Про болезнь.

- Ты про рак, что ли?

- Не называй! Ну, можешь?

- Приходилось.

- И как, удавалось?

- Что ты выпытываешь? Спать уже хочу. Я же сказал - могу.

- Тогда… Тогда давай вернёмся, а?

- Это ещё… аааа. Ясно. И кто?

- Парень один. В хосписе сейчас. Талант. Нельзя ему умирать. Не всё написал. Ты послушай!

Девушка прикрыла глаза и нараспев, под какой-то романс начала:

- Ну как? - поинтересовалась Светлана, немного помолчав после последней строчки.

- Это он тебе написал? - глухо поинтересовался Максим.

- Ты что, ва-а-абще? Я бы уехала, если бы это он мне? Нет, я не его девушка. Я пока кошка - гуляю сама по себе.

- И лишь по весне с котом? - улыбнулся Максим.

- Бесчувственное животное! Сейчас и шутить? Когда он…

- Но ты же сейчас едешь греть эээ ну… все места, «когда он».

- Я не могла его спасти. Ты - можешь! Поехали. Вот, как раз табличка. Сейчас сколько? А вот - когда в обратном направлении. Не получается. Или… Ну, подождём. Поехали, а?

- А предки?

- А…, - махнула девушка рукой, - они поймут. Мама всё отцу разъяснит. Да и, как я поняла, не до меня им будет там, а? Пойдём.

Девушка влетела в купе и начала вытягивать свой чемоданчик.

- Мы выходим и едем назад, ма! - объяснила она свои действия.

- Но ведь… подожди… Да ты с ума сошла! - проняло, наконец, «ма». - Что за блажь! И вы тоже, взрослый уже человек…

- Но ма, я не знаю, о чём ты… Надо же Колю спасать! Николя - поэта. Ну ты же знаешь! А он - кивнула девушка на взрослого человека - он может.

- Вот оно что… А я и не вспомнила…

- Но он же мой одноклассник, а не твой.

- Я бы тоже подумала. Со временем… Хорошо… Вот ключи от квартиры… Вот - от машины… Мало ли… Возьми на расходы. На двоих то нам меньше понадобиться… А вы, молодой человек… Вы и вправду сможете? Тогда удачи. И присматривайте тем за моей взбаламошницей.

- У тебя просто мировая мать! - проводил взглядом удаляющийся поезд Максим.

- Вся в меня! И отец, кстати, тоже. Ладно. Пока не придёт встречный, пойдём, подремлем в зале. Холодновато здесь.