Председатель 5

Глава 3

Я сидел на переднем сиденье козлика и молчал, просто смотря на дорогу. Андрей понимал мои чувства, сразу после того как вышел из здания министерства я рассказал ему. Поэтому мой верный Санчо Пансо молчал, не желая нагнетать ситуацию ещё сильнее.

Обычно, я предпочитаю поезд, но, чтобы не тратить время, в этот раз мы поехали в Москву на машине, сразу же после звонка министра.

Я до последнего надеялся, что увеличение планов — это какая-то нелепая ошибка, ведь как иначе? В связи с бедствием, всем колхозам планы, наоборот, уменьшали, но не нам. Но после встречи с Мацкевичем всё встало на свои места, и я оказался один на один с новой проблемой.

Правда заключалась в том, что никакой ошибки изначально и не было, Владимир Владимирович это подтвердил. Вот так радость недругам!

Меня тогда накрыло возмущение, предупреждаешь о засухе, стараешься во благо страны и в итоге получаешь вот такой вот «подарочек». Сам не заметил, как высказал всё накипевшее министру, а тот в свою очередь подтвердил, что полностью разделяет мою позицию и рассказал довольно интересные подробности того самого дня, когда на внеочередном собрании Центрального Комитета Коммунистической Партии принималось решение.

За всё голосовали списком, и только Мацкевич обратил внимание на несправедливость. Не помогли ни разговоры с самим Леонидом Ильичом, ни поддержка Алексея Николаевича Косыгина, их доводы так и не были услышаны. Решение буквально продавили через голову министра сельского хозяйства и председателя Совета министров. Я крайне удивился услышанному, однако лукавить Мацкевич бы не стал. Но раз решение приняли таким образом, и оно не подлежало никакому обсуждению, то явно неспроста…

Понятное дело, раз через голову министра это утвердили, то я ничего не смогу добиться, и никакие разговоры не помогут, а если буду пытаться что-то изменить, то скорее всего мне ещё сильнее прилетит.

Да, будет сложно, ещё как! Но я просто обязан выполнить план, чего бы мне это не стоило. Колхоз, в который никто не верил, уже однажды проделал невозможное и вышел на такой уровень, каким немногие могут похвастаться, а значит сможет и ещё раз!

Вернувшись домой, я назначил собрание на завтрашний день и, судя по довольным лицам колхозников, выполнявшим свою работу, они даже и не догадывались, какие новости их завтра ждут.

На собрание пришло куда больше людей, чем обычно. Недавние события сильно сплотили колхозников и многие хотели узнать больше о ситуации с пожарами в других регионах страны. Также, стоило мне выйти к пришедшим в зале клуба, как в мою сторону сразу посыпались поздравления. Да, появление на свет нового члена моей семьи не могли оставить без внимания, ведь в колхозе новости быстро разлетаются, особенные такие.

Когда с поздравлениями закончили, я плавно приступил к итогам борьбы с засухой и огнём. Все знали, что во время пожара больше всего пострадала Красная Заря. Несмотря на всё ещё немного натянутые отношения, бросить их в беде мы не можем, а это означало появление дополнительной работы для моего колхоза. Новость эта была воспринята на удивление хорошо. Так уж у нас заведено — своих не бросаем.

Я окинул взглядом улыбающихся колхозников и тяжело выдохнул, ведь самое неприятное пришлось оставить напоследок. У меня не было и капли сомнений в том, что эта новость испортит настроение каждому присутствующему здесь колхознику и оказался прав.

Стоило мне озвучить новый план, как от хорошего настроя не осталось и следа. Они, ровно как и я, понимали, что выполнение поставленной задачи невозможно, а если и возможно, то нам придётся отдать всё, что только удастся собрать, оставив колхоз буквально ни с чем.

— Александр Александрович, — ко мне с улыбкой обратился механик, — у вас там ошибка что ли? Разве нам могут план повысить? Да ещё и настолько!

— Да! — подхватил ещё один мужчина, — У нас же и так работы невпроворот, в Красной заре беда, помочь надо, а нам ещё и план повышают? Это как понимать?

По лицам присутствующих я понимал, что подобные вопросы крутились в голове у каждого. Как же мне было неудобно перед своими людьми. Несколько месяцев наш колхоз вёл ожесточённую борьбу с засухой, каждый житель старался во благо страны, и вот, что мы в итоге получили. Всё скорее напоминало наказание, нежели благодарность и увы, повлиять на решение людей свыше я сейчас не мог.

— Нет, ошибки здесь нет. Наш колхоз хорошо справляется с поставленными задачами, поэтому руководство так распорядилось. Я прекрасно понимаю ваши чувства, но не забывайте, как сильно изменился наш колхоз всего за пару лет. Да, нам всем будет нелегко, но я уверен, что мы справимся! Бывали времена и похуже!

— Верно, и с этим справимся! — махнула рукой женщина в первом ряду.

Мне показалось, что люди приободрились, как вдруг раздалось громкое постукивание, заставившее людей оглянуться назад. Я, как и все, пытался найти источник звука, пока мой взгляд наконец не остановился на Иване Яковлевиче. Этому старику уже давно за восемьдесят, еле ходит, но считает своим долгом присутствовать на каждом собрании. Старше или хотя бы примерно одного с ним возраста здесь никого не было. За два с лишним года, я провёл довольно много собраний, однако, на моей памяти, он ни разу не высказывался, но именно сейчас, стук идеально ровной высушенной длинной палки, служащей старику тростью, явно требовал к себе внимания.

— Иван Яковлевич? — обратился я к нему, — вы что-то хотите сказать?

Он медленно поднялся со стула, держась за свой посох двумя руками.

— На своём веку я поведал много бед, — покашливая начал он, — засухи, болезни, войны… но я могу по пальцам пересчитать те случаи, когда руководство страны так несправедливо поступало с людьми и то, тому была причина! Но какая причина сейчас? Вы ведь сами сказали, что мы в числе немногих, кому не без труда удалось справиться с напастью. Так за что же нас наказывают? Вот скажите сами, считаете ли вы это решение справедливым?

Колхозники, смотревшие на старика, тотчас уставились на меня, ожидая ответа на провокационный вопрос.

— Я тоже считаю изменения в плане несправедливыми, — я не стал предавать себя, ровно, как и свой колхоз, поэтому ответил правду, — несмотря на то, что я должен подчиняться решениям свыше, первое что я сделал — это посетил министра сельского хозяйства и убедился, что в данном решении нет никакой ошибки. Мне было отказано в отмене или хотя бы уменьшении требований к нашему колхозу.

— Эх, надо как раньше, ходоков в Москву засылать. Раз наш председатель не может защитить свой колхоз, то это сделает трудовой коллектив, — он вновь стукнул тростью, — будь я моложе, сам бы отправился в ЦК! Или к Косыгину! Нет, лучше сразу к Леониду Ильичу Брежневу! Нужно открыть глаза на творящийся беспредел.

Увидев, как люди перешёптываются и, возможно, начинают соглашаться с его доводами, я громко ударил по столу, что тут же привлекло их внимание и сказал:

— Нет, этого не будет, пока я здесь председатель.

Однако, этого было не достаточно, чтобы старик успокоился. Он явно был в настроении устроить бучу и продолжал настаивать на своём, а некоторые с ним соглашались и, в конце концов, собрание грозило перерасти в какой-то бедлам и скандал.

Тогда я снова повысил голос и громко заявил:

— Если вы собираетесь заниматься самоуправством, то ставлю вопрос о переизбрании нового председателя на голосование, пусть он и засылает людей куда угодно! Если вы считаете, что моей поездки в Москву было мало. Кто за то, чтобы выбрать нового председателя?

Предложение было жёстким, но тут уж иначе никак. Либо мне доверяют, либо нет. Иного выбора не дано.

Собравшиеся подняли такой шум и суету, что у меня голова разболелась. Так или иначе, меня это мало волновало, я молча ожидал итогов голосования.

— Я никого, кроме Сан Саныча, не признаю! — недовольно скрестил руки Ягодецкий, повернувшись к стене. Всё лучше, чем наблюдать за глупым спором.

— Ты чего, старый! Совсем из ума выжил? Да наш председатель сделает для нас всё, что сможет! Видишь, как жизнь у нас изменилась? Вспомни каких нам раньше баранов присылали! Как вообще у тебя язык повернулся?

— Я ни в коем случае не против председателя, но это решение нужно оспорить! — ответил на нападки колхозников старик.

— Напоминаю, поднимите руки те, кто хочет переизбрания, — до сих пор я не увидел ни одной руки, но ситуация не изменилась даже после напоминания, — хорошо, тогда поднимите руки те, кто искренне доверяет моим решениям и кого устраивает моя кандидатура.

После этих слов, рука за рукой поднялись вверх. Посмотрев по сторонам, старик то ли звонко плюхнулся на стул, то ли упал на него от удивления. Мне не нужно был даже подсчитывать голоса, очевидным было то, что люди готовы идти за мной.

— Единогласно! — я громко озвучил исход голосования, после чего перешёл к сути, — а теперь послушайте, товарищи колхозники. Наверху сидят люди не глупые, если они решили, что такое решение необходимо, то значит не просто так! Прошу вас не забывать, что мы смогли пережить эти тяжёлые месяцы практически без потерь, но не вся страна. Большинство колхозов потеряли практически весь урожай! И наш прямой долг помочь Родине в эти трудные времена! Я могу обещать вам ещё кое-что, — я окинул взглядом всех колхозников, затем поднял ладонь на уровне головы и сжал руку в кулак, — мы, товарищи, станем одним из тех колхозов, что накормят страну!

Едва я это сказал, как тут же зазвучали аплодисменты, как без них.

А когда они утихли, то с задних рядов поднялся какой-то неприметный мужичок, которого я раньше как-то не замечал.

Притом подняться он сумел далеко не с первой попытки, сразу две женщины буквально держали его за полы видавшего виды пиджака, а он что-то злобно им говорил. Наконец одна из них махнула рукой, а вторая даже закрыла лицо руками.

— Можно я скажу, товарищ председатель? — спросил он высоким и каким-то надтреснутым голосом.

— Можно конечно, но что вы будете оттуда говорить? Выходите вперёд, встаньте рядмо со мной. Так вас будет лучше видно и слышно. — ответил я.

Мужик пошёл вдоль рядов, и я понял, почему не сразу его вспомнил, вроде бы работает в Свете Коммунизма скотником, но я могу и ошибаться. Всё-таки я еще не всех там запомнил.

Пока он шёл, сразу несколько человек пытались его остановить.

— Лукич, ты куда прёшь? Охолони!

— Да что ты, Петрович, Фаддейку не знаешь? Ему как обычно жёлтая вода в голову ударила! Сейчас Фаддейка всю правду-матку нам расскажет.

Что характерно, все говорившие были из Света Коммунизма. Видать, это какой-то известный кадр там.

Когда он подошёл поближе, я сумел его рассмотреть как следует. Высокий, широкоплечий. Когда-то это был видный мужчина, он точно бабам нравился.

Сейчас же от былых статей не осталось ничего кроме роста. Худоба, блеклые растрепанные волосы посыпанные сединой и кустистые брови, из под которых злобно блестели глубоко посаженые глаза.

Мужик встал прямо рядом со мной, и, прежде чем он начал говорить, я сказал:

— Вы, пожалуйста, представьтесь. И я вас слушаю.

— Фаддей Лукич Семиручко. Я скотник в Свете Коммунизма, вернее, теперь уже в вашем Новом Пути.

— Почему это в вашем, Фаддей Лукич? В нашем, в нашем.

— Ну, воля ваша, товарищ председатель, в нашем, так в нашем, — пожал плечами он, — и вот что я хочу сказать, хоть мы тут только что и проголосовали, но я не согласен.

— Простите, Фаддей Лукич, не согласны с чем? С тем что колхозники мне доверяют? А что тогда против не проголосовали.

— Э нет, что я шалопай какой-то? С обществом я согласен, как же это идти против общества? Тут вопросов нет.

— Тогда с чем?

— А с тем что вы, товарищ председатель сейчас так хорошо говорите, вот как лектор из города, честное слово. И всё у вас на словах складно да ладно. Но я знаю чем это всё закончится.

— И чем же?

— А тем, что по осени наши амбары пустые стоять будут, а скотину вы всю уведёте со дворов. Всё, чтобы только план выполнить. Шкуру с нас со всех спустите, но наверх отчитаетесь.

— Фаддей! — Буквально закричал со своего места Фролов, — Побойся Бога! Ты что такое говоришь!

— А ты меня не затыкай, не затыкай! — Злобно отуетил старый колхозник, — у меня теперь другое начальство, не ты! И я уже своё отбоялся, вон, пусть молодые теперь боятся. Те, которые обещают там, — он со значением поднял палец вверх, — черти чего, а потом нас без хлеба оставляют. Хорошо хоть палочки эти проклятые отменили, а то по осени нашим бабам пришлось бы печь булки с корой.

— С чего вы это взяли, Фаддей Лукич? — спросил я у него.

— А с того что вы все одинаковые, начальники, хозяева. Вот ты что, председатель, — от злости Семиручко даже стал мне тыкать, — ты думаешь что ты такой первый у меня на веку? А вот хренушки! Я это всё уже проходил. И сразу после войны, и когда Сталин умер, и позже. Чуть чт, о так колхозники последнее отдают чтобы городских прокормить. Вот таких вот дармоедов, которые планы составляют!

— Это где ты, Фаддейка, такое видел? — раздался очередной женский голос с задних рядов, — я у нас в колхозе такого не помню.

— Дура ты, Васильна, пустоголовая. Тебе бы не на ферме работать, а у меня в огороде стоять заместо пугала. Вот очень ты на него похожа. В голове одна солома, а не мозги.

— Товарищ Семиручко. Попрошу вас не выражаться, мы всё ж таки на собрании а не у вас на завалинке семечки лузгаем.

— А что она лезет во что не понимает. Да, не здесь так было. Что правда то правда. А вот в моём старом колхозе такое было, и не один раз. И сейчас будет всё тоже самое!

Мда. Надо бы узнать откуда у нас взялся этот карбонарий недоделанный. Тоже мне правдоруб.

Но по существу он к сожалению прав, было такое и не единожды. Но вслух я этого говорить не стал. Вместо этого я глубоко вдохнул и ответил.

— Даю Вам слово, Фаддей Лукич, что приложу все силы, чтобы ничего подобного не случилось. Врать не буду, по-всякому дела пойти могут. Но я наизнанку вывернусь, а постараюсь не допустить, чтобы мои люди голодали и нуждались. И вы, товарищи, — я обвел взглядом колхозников, — должны мне в этом помочь. Все вместе как один!