Правда выше солнца

☤ Глава 7. Твоя рука повинна в сем увечье

Афины. Четырнадцатый день месяца метагейтниона, пять часов после заката. Ненастная ночь.

Над Афинами шёл дождь.

Невидимые в темноте капли сеяли по лицу, по рукам, просачивались сквозь тяжёлую, огрубелую от влаги ткань гиматия. Сандалии вязли в лужах, кожаные ремешки отсырели и натирали щиколотку. Ни один огонёк не грел дождливую городскую тьму, ни один звук не доносился из-за стен: афинские лачуги все, как одна, обратили к путникам покрытые штукатуркой спины и дремали, храня под крышей сонное тепло.

Даже стражников не было видно. В такую ночь и воры не кажут носа на улицу, и пьяных забияк на агоре не отыщешь – так зачем честному блюстителю порядка вылезать из караулки? Только меч заржавеет, знай оттирай потом. Враги? Не смешите, какие могут быть у Эллады враги. Аполлон-миротворец, да разит без промаха его лук, положил конец распрям, раз и навсегда. И спасибо ему – иэ, Пеан! – и хорошо, что до рассвета ещё далеко. Можно поспать, пока всё спокойно…

Кадмил был весьма доволен погодой.

Дождь избавил от опасностей, которых трудно было бы избежать в ясную ночь. Об этих опасностях Кадмил начал думать ещё в море, едва скрылись из виду проклятые берега Тиррении. Безусловно, Акрион совершил неплохой ход, освободив лудиев из школы ланисты Меттея Ацилия (ныне, хвала пневме, покойного) и обратив их в свою маленькую личную армию. Взять дворец штурмом и силой захватить власть – самый простой способ стать правителем. Эллины на протяжении тысяч лет использовали этот надёжный метод и настолько подробно описали его в исторических свитках, что трудно было сделать что-то не так. В самом деле:

1. Привести к дворцу воинов.

2. Вломиться внутрь.

3. Сделать так, чтобы тебя не убили.

4. Объяснить предыдущему правителю, что он больше не правитель.

5. Править.

Отличный план, особенно если у тебя в подчинении есть двадцать пять вооружённых человек. Правда, Эвника тоже наверняка подготовилась к встрече. Небось, тысячу раз раскаялась в глупом своём милосердии – отдала приказ разбойникам не убивать брата, а только увезти невесть куда. Что за дурацкая прихоть! Как бы то ни было, она должна отдавать себе отчёт, что Акрион рано или поздно может вернуться. Поэтому, как пить дать, дворец охраняют десятки стражников. Да в придачу в казармах дрыхнет ещё столько же. Но мы их постараемся не разбудить раньше времени. Гераклит писал: «Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный». Так пускай же пребывают в своих собственных прекрасных мирах, пока мы меняем к лучшему этот, общий.

Тем же беднягам, которым нынче ночью выпало нести караул, придётся солоно. На стороне Акрионова войска – внезапность и темнота. И, конечно, разумное планирование – спасибо дядюшке Кадмилу.

Но как провести в Афины отряд лудиев? Как не привлечь внимание стражи на воротах? Как подобраться к дворцу? Вопросы мучили Кадмила безостановочно, каждый день двухнедельного морского пути.

И на все эти вопросы благосклонно ответила дождливая ночь.

Кадмил был очень признателен дождю. В самый раз вознести хвалу выдуманным эллинским богам, отвечающим за стихии – Зевсу, Посейдону, Деметре, Дионе и прочим. Впрочем, для этого у нас есть Акрион. Молится при каждом удобном случае, сердяга. Вот и пускай молится, хуже от этого не станет…

Да, Кадмил был доволен.

Ну, то есть, настолько, насколько может быть доволен тот, кто постоянно страдает от боли в шее и позвоночнике. Тот, кто собирается возглавить смертельно опасный штурм хорошо защищённого дворца. Тот, кто надеется вернуть милость Локсия, представив доказательства людского заговора, о котором лишь строит догадки. Тот, кто по щиколотку в ледяной воде бредёт навстречу неизвестности, когда мог бы сейчас мирно спать в объятиях Мелиты…

Мелита.

Ребёнок.

Вот ради чего он это делает.

«Всё получится, – думал Кадмил, упрямо смахивая дождевую влагу со лба. – Снова стану богом. Буду летать и смогу жить тысячи лет. И она будет летать со мною – тысячи лет. И тот, кто родится – он тоже когда-нибудь сможет летать с нами… Всё получится. Осталось немного. Осталось чуть-чуть».

Вот только шляпу он потерял. Видимо, ещё в Вареуме. Любимый петас, который Мелита дала в дорогу, валялся теперь невесть где, и с отросших волос, оставшихся без привычного укрытия, назойливо текла на плечи вода. Впрочем, Кадмилу было плевать на дождь и холод. Он приближался к цели. Почти всё, что было задумано, удалось – и удалось почти так, как задумано. Нужно только ворваться во дворец, разыскать Эвнику и вернуться с нею на Парнис.

Ну, а шляпа – это всего лишь шляпа. Мелочь.

Новую сошьют.

Отряд двигался медленно, чтобы не создавать лишнего шума. Зыбкие контуры маячили во мгле, ноги – босые и в сандалиях – шлепали по грязи, лязг бронзы и бряцанье железа тонули в нескончаемом шелесте дождя. Воины молчали. Порой кто-то сдавленно чихал, продрогший, но в целом было довольно тихо.

Они прибыли в Пирей на закате. Занюханной портовой таверне никогда не случалось вмещать столько вооружённых людей. Лудии тесно сидели за столами, глотали горячую похлебку с ливером, кто-то дремал, набираясь сил перед ночным броском. Кадмилу дремать было некогда: оставив бойцов вместе с Акрионом в таверне, он отправился к портовому рынку, чтобы узнать новости.

Новостей, впрочем, было немного. Три месяца назад, в начале таргелиона посреди храма Аполлона Дельфиния обнаружилась драгоценная статуя, истыканная стрелами. Как видно, её вернул молодой, только что обретённый Афинами царь Акрион: исполнил, стало быть, геройскую клятву. Акрион, однако, пропал без следа и, хоть сёстры Пелониды отправили верных людей на поиски, найти его до сих пор не удалось. В народе ходила молва, что боги в награду за подвиг взяли его на Олимп.

Тем временем советники начали склонять старшую Пелониду к замужеству, поскольку Эллада нуждалась в царе. Свататься к Эвнике приезжали знатные юноши из Афин, Фив, Аргоса, Дельф – словом, со всей Эллады. Царевна вначале отсылала их прочь (ломалась для виду, понял Кадмил), но в итоге выбрала спартанского эфора Клеомена.

В точности, как задумывал Локсий.

Свадьбу назначили на первый день боэдромиона. То бишь, оставалось всего две недели. Кадмил и Акрион успели вовремя: ещё немного – и у страны появился бы новый лидер, чью власть оспорить было бы нелегко даже наследнику Ликандра. Никто не имеет права низложить царя, если он правит законно.

Да, они успели вовремя.

И теперь шли ко дворцу.

Вёл отряд, разумеется, Акрион. По праву вождя и по праву того, кто отлично ориентируется в афинских переулках, поскольку с детства знает каждый камень в Коллитосе, Керамике, Милете и прочих районах-демах. Кадмил тоже хорошо знал Афины. Но, к сожалению, лучше находил дорогу, когда смотрел на город с высоты стадия над землёй. И днём.

Кадмил шагал справа от Акриона.

Слева шёл Спиро.

Он теперь постоянно держался рядом, этот вертлявый поганец. Кадмил отчаянно сожалел, что Спиро остался в живых при бегстве из Тиррении. Нельзя, конечно, забывать, что он спас Акриона во время боя в театре. Да, Спиро оказался полезен. Но он был совершенно невыносим с его уродливой ухмылкой, вечными шуточками и с хамской манерой звать будущего царя Эллады «пацаном».

А, главное, он, похоже, догадывался о том, что божественный наставник Акриона – никакой не божественный.

«Может быть, при штурме его ещё раз стукнут по голове?» – с тоской думал Кадмил.

– Спиро, ты уверен, что готов драться? – тихо спросил Акрион, словно услыхав мысли Кадмила. – Сил хватит?

– Хватит, – донёсся хриплый шёпот. – Башка у меня крепкая. Побаливает иногда, но для дела сгожусь. Хочу, понимаешь, быть в центре событий. Чтоб присматривать за делами. Как вспомню, что ты предлагал в начале – хохот разбирает.

Кадмил привычно подавил раздражение. «Еще несколько часов, – подумал он. – Всего несколько часов. Штурм закончится, я заберу из дворца Эвнику, вернусь на Парнис и впредь буду видеть всех этих человечков только в редких случаях, когда Локсий задумает послать меня к Акриону с приказами. Акрион славный парень, конечно. Но все прочие у меня уже в печёнках сидят. И ты, ушибленный, в первую очередь».

– Всё-таки, если я просто поговорю со стражниками, есть возможность, что они меня узнают, – терпеливо сказал Акрион. – И добровольно откроют ворота…

– Верно, есть такая возможность, – вмешался Кадмил. – А еще имеется неплохая возможность получить стрелу через бойницу. И угадай-ка, что случится вероятней всего? Не забудь, стражники служат Эвнике. Они наверняка предупреждены о том, что ты можешь вернуться.

– Прав Агорей! – восхищённо-льстивым тоном отозвался Спиро. – Сразу видно божественный ум.

Кадмил поджал губы.

– Пристрелят они тебя, пацан, – продолжал Спиро. – По-хорошему, надо бы кому-то перебраться через стену и потихоньку их зарезать.

– Исключено, – твёрдо сказал Акрион. – Предлагаешь начать путь правителя с убийства подданных? Хорош же я буду царь! Нет, надо, чтобы их оставили в живых. Только оглушили, как тех, у ворот.

– Тогда всё во власти нашего покровителя-олимпийца, – с огромным уважением сказал Спиро. – Как же здорово, что у него есть волшебный керикион!

Кадмила передернуло – то ли от холодных струй дождя, пробравшихся за ворот хитона, то ли от издёвки в голосе Спиро, спрятанной бесконечно глубоко, но от этого ещё более ядовитой. Он потянулся к голове поправить шляпу. Пальцы наткнулись на мокрые волосы, и Кадмил, ругнувшись сквозь зубы, опустил руку.

Да, у Пирейских ворот удалось сработать чисто и незаметно. Пятеро стражников дремали в караулке, и, когда один из них выглянул с факелом, то едва успел удивиться тому, какая толпа валит в Афины среди ночи. После чего получил парализующий разряд в голову. Рядом с ним легли остальные четверо. Лудии связали служивых по рукам и ногам, оттащили в караулку и оставили приходить в себя. Утром придёт начальник – развяжет.

– А что с теми, которые охраняют покои? – не унимался Спиро. – Те, что внутри? Они-то будут драться насмерть. Их тоже того… оглушить? Может, ещё уложить помягче, чтобы бока не намяли?

Акрион явственно скрипнул зубами.

– Я понимаю, что без жертв не обойдётся, – сказал он. – Просто хочу, чтобы их было как можно меньше.

Дорога между тем пошла в гору: они приближались к Царскому холму. Кадмил обернулся туда, где в шуршащей дождём темноте угадывалась фигура Акриона, и хотел ещё раз обговорить план наступления. Но не смог произнести ни слова.

Накатила странная дурнота. Обожгла шею, ударила в виски. Дождливая тьма вокруг стала ещё чернее, и Кадмил ощутил чудовищную, неодолимую тоску, будто вернулся в край посмертия. В Разрыв.

Так уже бывало. Впервые он испытал подобное ещё в Вареуме, когда ввалился с Акрионом и Меттеем на постоялый двор. Позднее, в школе лудиев, это повторилось. И на «Саламинии» было два раза. Словно бы опять глядел в лицо пустоте и забвению, брёл под ледяными звёздами к горизонту, одинокий, заплутавший, потерянный в бескрайнем Ничто.

Прежде такого Кадмил за собой никогда не замечал.

Прежде – то есть, до того, как…

«Нет, нет, – подумал он в панике, – нет, чушь!»

…До того, как перестал быть богом.

«Я просто умер, а потом ожил, – взмолился Кадмил неведомо кому. – Просто вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Такое, видно, не проходит без последствий. И вот они, последствия. Это излечится. Обязательно излечится!»

«Ты и раньше умирал, – возразил неведомо кто. Спокойный голос звучал в голове, будто отвечая на вопрос, который Кадмил боялся задать. – Умирал, когда был мальчишкой. И ничего такого не происходило, хотя Локсий вытащил тебя из Разрыва, так же, как сделал это снова, месяц назад. Просто ты изменился – с тех пор, как был запуганным ребёнком из погибшего Коринфа».

«Нет!»

«Да. Ты знаешь, что изменился, и не в лучшую сторону».

«Прочь! Сгинь!»

«Ты совершил много зла».

«Я делал то, что должен был делать!»

«Ты делал то, что считал нужным. И это было зло. Теперь ты чуешь его под сердцем. Сколько людей ты убил? Сколько изменил судеб? И ради чего?»

«Смерть и кровь, заткнись!!»

«А человеческое Сопротивление? Если ты прав в своих догадках, и если Эвника расскажет о заговоре Локсию, то жертв его гнева будет не счесть. И это тоже ляжет на твои плечи…»

–…Кадмил?

Он очнулся. Вытер влагу с лица. Проклятый дождь. Проклятая погода. Проклятые человечки.

– Да? – в горле драло и першило, будто проглотил морского ежа. – Что?

– Ворота заперты, – Акрион протянул руку, едва видимую в темноте. – Ты перелетишь через стену? Нужно оглушить стражу керикионом.

Дворцовая стена зыбко белела в паре дюжин шагов впереди. Отряд прибыл на место. Кадмила охватило почти непреодолимое желание разнести ворота разрядом высшей мощности – вместе со стеной, стражниками и парадными дверями дворца. Но не для того он две недели кряду разрабатывал план штурма.

– Стойте здесь, – сказал Кадмил. – Один пойду.

Стена высотой в два мужских роста – не препятствие, когда умеешь летать. Если у тебя отняли способности к полёту, преодолеть такую преграду сложнее, но всё ещё возможно: ведь ты предусмотрительно запасся верёвкой с крюком (на «Саламинии» в подобном барахле не было недостатка). Беда в том, что в голове твоей стучит боль, как будто мозг превратился в горячий камень, а позвоночник поджаривает незримое ледяное пламя, и перелезать через вертикальные плоскости в таком состоянии не очень-то легко. Ну, а вовсе невыполнимым становится это упражнение, если вдобавок к перечисленному тебе нужно вскарабкаться на грёбаную стенку так, чтобы стражники по ту сторону не услыхали твоего кряхтенья и стонов.

«На кой хрен я всё это делаю? Ах да, Мелита. Ребёнок. И я снова смогу летать. Проклятие, как же не хватает былых умений именно сейчас».

Однако Кадмил справился. О, смерть, и кровь, и пневма, он справился. Правда, пришлось отойти подальше, чтобы лудии во главе с Акрионом не увидели его жалких потуг. Затем он бесконечно долго, мучительно карабкался вверх, обжигая ладони о верёвку, исходя по́том, тихо сипя от натуги и боли. Немного посидел наверху, хватая ртом влажный, пахнущий землёй и терновыми ягодами воздух.

Поправил сумку за плечами и беззвучно соскользнул на землю.

Окно караулки подмигивало жёлтым глазом, звало обещанием тёплых овечьих шкур и вина с пряностями. Кадмил смотал верёвку, достал жезл, пробежал по топкой, пружинистой земле вдоль стены. Очутившись перед караулкой, деликатно постучал в дверь.

– Кого там боги несут? – заскрежетал старческий голос. – Чего ещё надо? Мильтиад, ты, что ль?

Дверь распахнулась. На пороге стоял белобородый стражник – морщинистое лицо ещё хранило строгость для неведомого Мильтиада, но глаза уже распахивались, ширились восхищённым узнаванием.

– Радуйся, Горгий, – сказал Кадмил без выражения.

Старик воздел руки в приветствии.

– Славься, о великий Гермес, – запинаясь, начал он, – Крониона сын… Это… Рожденный Майей… Блистательный…

– Угу, – кивнул Кадмил.

Молния ударила Горгия в грудь. Старик упал, как падает полупустой мешок с яблоками – словно бы осыпался на пол. «Хоть бы не помер», – подумал Кадмил и встретил разрядом второго стражника, увальня, что успел вскочить из-за стола и косолапо метнуться ко входу. Увалень бухнулся на пол почти одновременно с собственной неоконченной трапезой: кувшином вина и головкой сыра. Он почти дотянулся до увесистого изогнутого ключа, висевшего на стене. Кадмил снял ключ, заткнул за пояс и отступил обратно за порог, очутившись вновь под колкими струями дождя. Притворив дверь, он перемотал кольца верёвкой – той самой, которая помогла ему преодолеть стену. Нет нужды связывать бедняг. Скоро здесь всё будет кончено.

Скоро вообще всё будет кончено.

Кадмил налёг на брус засова, сдвинул в сторону, чувствуя, как железные петли снимают податливую стружку с разбухшей от влаги древесины. Пинком распахнул ворота.

Лудиев не было видно.

Надо дать им знак. Знак Гермеса. Такой, чтобы они поняли.

Молния рванулась из жезла вертикально вверх, исчезла в тучах, на миг осветив Кадмила, стоявшего в проёме открытых ворот. Через несколько мгновений его окружили лудии, сосредоточенные, молчаливые. Многие успели обнажить мечи и перехватить по-боевому копья.

Акрион выплыл из мокрой тьмы, приблизился высоким хищным призраком.

– Давай веди их, – буркнул Кадмил. – Твой ведь дворец.

Акрион помедлил, вглядываясь в лицо Кадмила.

– Как уговаривались, да? – произнёс он. – Бей, кого встретишь, только не убивай. И так наверняка много людей поляжет.

Кадмил прокрутил жезл в пальцах, разбив моросящую дождевую завесу. Легко сказать: не убивай. «Парень, видно, всё так же верит в моё божественное бессмертие, – сердито подумал он. – А ведь несносный Спиро прав: те, кого я встречу, будут драться насмерть. Глупо вот так погибнуть в двух шагах от цели…»

– Будем действовать по обстоятельствам, – сказал он. – Для начала надо бы внутрь пробраться.

Но с этим повезло: ключ, найденный в караулке, отпер дворцовую дверь бесшумно и споро. Внутри было черным-черно, даже по сравнению с тьмой, что давила снаружи. Кадмил яростно поскрёб зудевший шрам.

– Да буду я к себе милостив, – пробормотал он и добавил чуть громче: – Оставь двоих у входа, и пойдём.

Жечь факелы было нельзя: враз заметят. Столпившись гурьбой в зале, бойцы выжидали, пока глаза не свыклись с мраком, затем двинулись вглубь дворца – напряжённые, озирающиеся, готовые ко всему. Акрион за время путешествия на «Саламинии» вычертил план дворца и заставил каждого вызубрить все комнаты и переходы. Теперь любой из лудиев мог сказать, где он находится, и сколько шагов осталось до следующего поворота. Они подготовились, о да; и подготовились хорошо.

Шли порядком, который придумал Кадмил (на самом деле, не придумал, а узнал когда-то от батимских стражников Локсия). Как только на пути встречалась дверь, двое бойцов, вооружённых луками, становились по бокам от проёма, а третий распахивал дверь пинком и тут же отпрыгивал. Лучники, выждав немного, входили, пригнувшись, внутрь. Первый, со стрелой, наложенной на тетиву, метил направо, второй лучник следовал за первым и выцеливал полумрак по левую сторону от двери. Если бы внутри таились в засаде стражники, им бы пришлось худо.

Но стражников отчего-то не было.

Навстречу воинам вскидывались с лежанок сонные рабы. Получали пару тумаков в живот или по голове, ложились, скрючившись, под ноги захватчикам. Порой кто-нибудь коротко вскрикивал, но ему добавляли пинка, и снова водворялась тишина, которую нарушало только страдальческое сопение: лудии наскоро вязали рабов, затыкали рты подвернувшимися под руку тряпками и шли дальше.

Комната сменяла комнату, дверь распахивалась за дверью, новые рабы и слуги валились на пол, отползали к стенам, воздевали руки, моля пощадить. И – ни единого стражника, вообще никого, кто держал бы при себе оружие или хотя бы стоял на часах. Словно и не ждала Эвника возвращения мстящего Акриона, словно и не готовилась к битве.

Могла ли она быть столь беспечной?

Время от времени Акрион делал знак, и все замирали. Чутко прислушивались к шорохам, чтобы быть настороже, если кто-то задумал бы напасть на отряд сзади.

Однако никто не нападал.

В коридорах Кадмил выступал впереди отряда, держа перед собой жезл, а по бокам от него шли лучники, целясь крест-накрест. За ними неотступно крался с мечом наголо Акрион, и ещё позади – вся остальная орава. Они готовы были к любой опасности, к любой драке.

Но драки не было.

Дворец, казалось, мирно спал, и ни одна душа – вроде бы! – не собиралась дать им отпор. Лишь несчастные, ничего не соображающие спросонья рабы попадались навстречу. Кадмил весь извёлся, ожидая, что закричат воины, зазвенит бронза, запоют над головой стрелы. Но было тихо. Только дождь шептал из-за окон бесконечную колыбельную всем, кто мог её слышать.

А потом они добрались до женской половины, и пошло веселье.

Началось с того, что у входа в гинекей наконец-то обнаружилась стража – в лице троих молодых парней. Видимо, Эвника не слишком много внимания уделяла дисциплине, потому что стражники на посту устроили самый настоящий симпосий. Развалившись на подстеленных шкурах, они резались в кости. Рядом стояло блюдо с фруктами, и тут же на складных стульях сидели две девушки из числа царской обслуги. Девушки следили за игрой, тихонько ворковали меж собою. Копья стояли у стены, в углу.

Кадмил сделал знак лучникам, тщательно прицелился и нажал клавишу.

Тишина рассыпалась вдребезги, как разбитая амфора. Молния фыркнула, вонзилась в голову стражнику. Тот выгнулся напряжённой дугой, лягнул ногами блюдо. Девушки вскочили, завизжали на два голоса. Уши Кадмила будто бы губкой заткнули – так был силён этот плотный, вибрирующий звук. Он поймал в прицел меж змеиных голов второго стражника, но кто-то толкнул под руку, и молния ушла в потолок. Копьё длинной тенью мелькнуло перед глазами. Позади отчаянно заорали. Жезл изрыгнул ворох молний, тупо щёлкнула рядом тетива. Девичий визг оборвался.

Зато послышались испуганные возгласы изнутри гинекея.

Акрион прыгнул вперёд. Стражники у его ног лежали вповалку, один – со стрелой в горле. Девушки жались к стенкам.

– Сестра! – загремел Акрион. – Ищите сестру! Не проливайте кровь! Эвника нужна живой!

И он первым исчез за дверью.

Бойцы с радостными воплями устремились следом.

– Смерть на меня, – буркнул Кадмил, прокладывая дорогу в людском месиве, крикливом, мешкотном, исполненном острого железа и угловатой бронзы. Лудии расступались, стараясь дать дорогу: знали, что с ними идёт на штурм живой бог. Ещё на корабле он устроил небольшое представление, в котором был задействован жезл, светящиеся кристаллы, ворох пакли и пара добровольцев из числа зрителей-лудиев. Когда огонь удалось потушить, а добровольцев отпоили вином, ни у кого не осталось сомнений, что Кадмил – и есть самый настоящий Гермес-Душеводитель.

И очень хорошо, потому что сейчас лишь трепет перед божественным посланником (хорошо вооружённым) удерживал эту банду вчерашних рабов от немедленного повального грабежа и массового изнасилования рабынь. Лудии всерьёз боялись Кадмилова гнева. Ведь тиррены, по сути, верили в тех же богов, что и эллины, только называли их на свой лад. Зевс у них был Тиния, Гера – Унона, Афина – Менрва, Аполлон – Аплу. Ну, а тирренского ловкача-Гермеса звали Турмусом. Кстати, он же заправлял и загробным царством…

…Но как, во имя придуманных богов, они смогут отыскать Эвнику, если не знают, как та выглядит?! Акрион не понимает, о чём просит. «Сейчас эта стерва сбежит, – думал Кадмил, расталкивая лудиев. – Накинет рваный хитон, чтобы приняли за рабыню, и смоется через какой-нибудь тайный ход. Я бы, во всяком случае, так и сделал на её месте. Проклятье, хотели ведь всё обставить по-тихому. Поди поймай теперь Эвнику в этой сутолоке!»

В гинекее летали по стенам тени от факелов, метались, крича, перепуганные девушки. Мраморная Гестия, склонив голову, взирала на своё разорённое царство. Блики от ламп прыгали по каменному лицу, и казалось, что богиня шевелит губами, проклиная воинов, посмевших ворваться туда, куда мужчинам входить запрещено.

Лудии, конечно, не осмеливались чинить насилие при будущем царе и его могущественном наставнике. Но, как ни крути, это были мужчины, которые давно не видели существ противоположного пола. И сейчас они радостно ревели, хватали перепуганных девчонок, тискали, мяли, рвали тонкую ткань хитонов – словом, вели себя не лучшим образом. «Это всё на руку Эвнике! – в отчаянии думал Кадмил, вглядываясь в мелькавшие, искажённые ужасом женские лица. – Где же она? Надо сказать Акриону, чтобы велел перекрыть все выходы…»

В этот момент Акрион оглушительно закричал по-тирренски – он вообще здорово научился орать на бойцов, видно, сказывалась актёрская практика:

– Ко мне! Все ко мне, живо!

Лудии неохотно послушались. Выпустили из объятий помятых, плачущих рабынь, подобрали обронённые щиты, подтянулись к вождю. Акрион, возвышаясь над воинами (в большинстве своём, они были обычного для тирренов небольшого роста), объявил:

– Мы ищем мою сестру! Ищите Эвнику, не трогайте больше никого! Мне нужна Эвника!

«Да они не знают её в лицо, дубина!» – хотел выкрикнуть в досаде Кадмил. Но тут от дальней стены, где чернел проход в спальни, послышался женский голос:

– Акрион! Братец!

Голоса лудиев, плач рабынь, лязг железа и бронзы – всё затихло.

Она стояла рядом со алтарём, сжимая в ладони рукоять кинжала. Другой рукой теребила складки пеплоса на груди. «Смело, – оценил Кадмил. – Не удалось, верно, сбежать, и решила встретить судьбу. Что ж, тем лучше для нас».

– Ты живой, – сказала Эвника, и пламя факела, затрепетав от сквозняка, осветило её лицо. Она улыбалась радостно и удивлённо, будто была в самом деле счастлива видеть Акриона. – Ты живой, боги! Ты пришёл!

– Пришёл, – откликнулся Акрион. Он растолкал окружавших его воинов и двинулся к сестре.

«Кинжал! У неё кинжал!» Кадмил прицелился в Эвнику, но та уронила оружие на пол и, едва не споткнувшись, с разбега бросилась Акриону на грудь.

– Акринаки, Акринаки! Ах ты, непоседа, братишка, милый мой братец! – бормотала она, обнимая его за шею и целуя в щёки. – Я же столько людей разослала, чтобы тебя искали! А ты – ты сам пришёл! Фимула-то, Фимула рада будет! Живой, боги, боги милостивые, живой!..

Акрион взял её за запястья и с силой оттолкнул. Эвника пошатнулась. Удивлённо нахмурилась, всё ещё улыбаясь. «Неплохо сыграно, – усмехнулся Кадмил. – Впрочем, чего ещё ждать от той, кто давно играет не последнюю роль в Сопротивлении?»

– Возьмите её, – сказал Акрион.

Тут же подоспели двое бойцов – лудии за две недели научились немного говорить по-эллински и поняли команду, которую Акрион, забывшись, произнёс на родном языке. Крепко схватили Эвнику под локти. Она вскрикнула от боли и неожиданности:

– Вы чего? Эй, что за шутки? Акрион, это твои солдаты?..

– Перестань! – оборвал тот. – Можешь не стараться. До утра посидишь в подвале, там, где я сидел. А утром решим, что с тобой делать. Будет суд.

– В подвале? – Эвника растерянно огляделась. – Суд? Ты в своём уме? За что?

– Ты прекрасно знаешь, за что, – ответил Акрион. На скулах его ходили желваки. – Прекрасно знаешь. За то, что притворялась… За то… А, архидия!!

Он хрипло зарычал, стиснул виски сжатыми кулаками. Эвника ахнула.

– Продала меня разбойникам! – выкрикнул Акрион. – Ты, сестра! Как только… Как ты смогла такое? Мы же росли вместе! Я был в плену! Меня столько раз хотели убить! Меня бы и убили, если… если бы не друзья. А-а, хватит, хватит! Уведите её, уведите в подвал!

– Что за чушь? – закричала Эвника. Голос звенел, как слишком сильно натянутая струна кифары. – О чём ты говоришь, кто тебе такое сказал?!

Акрион выдохнул, провёл по лицу ладонью.

– Они сами признались, – сказал он почти спокойно. – Те разбойники, которых ты подкупила. Они тебя сдали. Всё, не хочу больше ничего слышать. Уведите её! Да обращайтесь бережно, это моя сестра. Несмотря ни на что. Скуна лукаре ми зива!

– Постойте, – беспомощно сказала Эвника. – Погоди, Акрион…

Лудии, которые держали её за руки, нерешительно двинулись с места. Эвника охнула, оступилась.

– Фурте скуна лукаре анкас зива? – спросил один из них, курчавый паренёк с крупным восточным носом.

– А, да, вы же не знаете, где подвал, – буркнул Акрион. – Кадмил, прошу, покажи им дорогу. Я должен найти Фимению.

Кадмил шагнул вперёд. Эвника вгляделась.

– Гермес? – подбородок дрожал. – И ты здесь? Милостивый, прошу, вразуми брата…

Кадмил фыркнул от злости. Задрал голову, ткнул пальцем в шею, туда, где зудело и ломило весь вечер:

– На вые сей и днесь алеет шрам! Твоя, жено, рука повинна в сём увечье, хоть не твоей рукой оно причинено…

Он осёкся. Все вокруг глядели на него: Акрион – удивленно, лудии – с непониманием, Эвника – с ужасом. «Гадство, – подумал Кадмил, досадуя. – Опять забыл... Неловко вышло». Боль стукнула в голове, да так, что рука сама потянулась к затылку.

– Пойдем-ка в подвал, милая, – сказал он, морщась. – Там тебе самое место после всего, что ты сделала. И с Акрионом, и со мной.

– Не может быть! – крикнула Эвника. – Да что такое происходит?!

Тут наконец, не удержавшись, она расплакалась – громко, навзрыд, как несправедливо обиженный ребёнок. Акрион отвернулся. Кадмил снял со стены пару факелов и, массируя шею, повёл лудиев в подвал – хорошо знакомой дорогой. Эвника плакала, пока они вчетвером ступали по тёмному коридору, плакала, спускаясь по лестнице, плакала, когда её ввели в подвал. И только когда очутилась в камере, пол которой был засыпан песком, чтобы скрыть когда-то пролитую кровь – только тогда Эвника затихла и лишь всхлипывала, пока Кадмил собственноручно завязывал верёвку на петлях.

– Стерегите хорошенько, – велел он лудиям на прощание. – Если всё пойдёт, как надо, через часок-другой я её заберу. Будет звать, угрожать, обещать награду – не слушайте. Будет кричать, что умирает – не верьте. Попросит встречи с братом – наплюйте. Она хитра, как змея, и опасна, как сколопендра.

Лудии стукнули мечами по щитам.

– Аве, Турмус! – пролаяли хором.

Кадмил хмыкнул: его всегда забавляло, как тиррены коверкали имя Гермеса. Собрался было идти, но поднял палец:

– Да, совсем забыл. Если вы, вояки, её по какой-то причине упустите… Я вас убью. Для начала. А потом встретимся в Аиде. Или, как вы его называете, в Мундусе. Вы всё поняли?

Оробевшие лудии вылупили глаза и часто закивали.

– То-то, – сказал Кадмил удовлетворённо, подхватил один из факелов и пошёл прочь. У двери он, не оборачиваясь, крикнул: – Да не вздумайте её снасильничать! Яйца Керберу скормлю!

– Аве, Турмус! – жалобно отозвались лудии.

Усмехнувшись, Кадмил принялся подниматься по лестнице.

«Так рыдала, паршивка, – думал он, покачивая головой. – Может, и впрямь не виновата? Хотя, если не она, то кто? Фимения? Смешно даже думать. Вот женщины бывают! Змеи, а не бабы… Ладно. Прочь сомнения и глупую жалость. Это победа. Победа! Осталось только допросить Эвнику – по всем правилам, с пристрастием, с обязательным применением магических декоктов. Ба, а ведь улететь-то я с ней не смогу. Нужен транспорт какой-нибудь с Парниса. Смерть на меня, совсем не продумал эту часть плана. О Мелита, мне вновь нужна твоя помощь!»

В сумке, что висела за плечами, будто бы в ответ на мысленный призыв, колыхнулась «лира». Как всё-таки здорово, что Мелита притащила тогда со склада эту громоздкую штуковину. Даже не верится, что протаскал её с собой целый месяц напролёт, от Афин до Вареума и обратно. Теперь, наконец, можно задействовать «лиру» и запросить подмогу с Парниса. Фонить, конечно, будет страшно. Если Локсий вернулся на Землю, он мгновенно поймёт, что Кадмил сбежал и пользуется магической техникой, наплевав на запреты. Да и выстрелы из жезла не могли остаться незамеченными. Но теперь это уже неважно: ведь в руках Кадмила – Эвника. Главная фигура человеческого Сопротивления, ключ к разгадке тайны алитеи, предательница, притворщица, гидра, грайя, горгона! Посмотрим, как ты запоёшь в руках Локсия, дрянь!

«И посмотрим, как запоёт сам Локсий, – думал Кадмил, переводя дух. Ступеньки кончились, вдали замаячило светлое пятно входа в гинекей. – Посмотрим, что скажет этот надутый колдун, когда я представлю доказательства его тупизны! «Подумай над своим поведением»? «Перестань носиться как угорелый и творить глупости»?! Ха, как бы не так! Однако надобно набраться терпения. Победа уже у меня в руках. Осталось сыграть последнюю сцену. Мелита. Ребёнок. Летать…»

Откуда-то вдруг потянуло чистым дождевым духом. Кадмил остановился посреди коридора, держа факел в вытянутой руке, чтобы масляный чад не лез в лицо. Издалека слышался рык Акриона, раздающего команды, ему вторил скрипучий голос Спиро – и здесь оказался в гуще событий, доходяга! Бряцало оружие, перекрикивались лудии. Кажется, они искали Фимению и никак не могли найти. Кадмил внезапно почувствовал огромную усталость. Ему отчаянно не хотелось возвращаться к людям. Хотелось побыть в тишине, остудить голову… И услышать голос Мелиты.

Он двинулся в сторону. Откинул полог. Прошёл коротким тамбуром и очутился во внутреннем дворике.

Тучи сгинули. В чистом, омытом дождём небе под серпом Луны неподвижно чернел гребень древесных крон. «На открытом месте сигнал будет сильней, – подумал Кадмил, скидывая сумку и развязывая тесёмки. – Всего-то полторы сотни стадиев. Эх, и всполошится Локсий… Если он, конечно, на Земле».

Он достал прибор, утвердил округлое основание на сырой почве. Выдвинул антенны эмиттера: получилось и впрямь похоже на музыкальный инструмент, только без струн. Сдвинув пластину на корпусе, набрал код вызова. Затаил дыхание, слушая шорох помех.

«Лира» ожила.

– Лабораторный комплекс Парнис, покои Солнцеликого Локсия, – произнёс искажённый динамиком голос Мелиты. По тону чувствовалось, что она улыбается.

– Мелита! – воскликнул Кадмил. – Как же я рад тебя слышать, любовь моя.

– Ох, – она рассмеялась, облегчённо и нервно. – Наконец-то! Хвала Крониду! Ты не в беде? Не ранен?

– Не ранен, не в беде, и, более того, преуспел, – заявил он, также посмеиваясь. – Даже обидно, что ты сразу предполагаешь худшее.

– Я просто ужасно волновалась, – ласково сказала Мелита, – и тоже, тоже очень рада тебя слышать.

– Не представляешь, какая тут кутерьма, – Кадмил развёл руками, хотя знал, что она не увидит жеста. – Просто голова кругом... Слушай, а Локсий здесь? На Земле?

– Надеюсь, кутерьма не закончится, как в прошлый раз, – вздохнула Мелита. Затем голос её зазвучал близко и горячо: она нагнулась к микрофону. – Да, Локсий на Земле. Отбыл с визитом к Орсилоре. Долго прихорашивался, потом прихватил амфору с вином и улетел. Думаю, будет нескоро, ха!

– Старый козёл ускакал к подружке? – Кадмил тоже развеселился. – Вот это номер! Я тут, понимаешь, вершу историю, меняю судьбу Эллады… А он, значит, бросил работу и отправился на свидание!

– Не бросил, а делегировал управление комплексом новому ассистенту, – сказала Мелита деловитым тоном.

Кадмил, ещё усмехаясь, по инерции кивнул.

А потом понял.

Понял – но не поверил поначалу.

– Это... ты? Новый ассистент – ты?

По спине прокатилась ледяная волна, мир покачнулся и выправился.

– Я, – просто сказала Мелита.

– Он тебя...

– Обратил, – подхватила Мелита, и её голос задрожал. – Кадмил, я не сказала, хотела подождать, пока ты вернёшься, сделать сюрприз, но ты позвонил, и...

Кадмил издал оглушительный ликующий вопль.

– О-хэ!! Да хрен с ними, с сюрпризами, детка! Это же потрясающе! У-ху-ху!

– Да, – откликнулась Мелита, и опять было слышно, что она улыбается. – Это потрясающе. Иначе не скажешь. Представляешь, могу теперь творить иллюзии…

– Как Локсий? Эвге!

­­– Ну, не как Локсий, конечно, но тоже кое-чего получается. И память стала, как у машины.

– Вот это да!

Кадмил ощутил какое-то странное, незнакомое чувство. Нечто вроде щекотки в самом сердце. Вроде пузырьков воздуха в голове. Такого он никогда не испытывал раньше. Похожее, конечно, было – когда они впервые поцеловались с Мелитой, или когда первый раз взлетел… Но всегда что-то мешало, что-то тянуло к земле. А теперь – нет.

Он был счастлив.

Полностью, совершенно счастлив.

– Но у меня, видишь, теперь дела и ответственность, – говорила Мелита, стараясь быть серьёзной. – Так что, если что-то важное, то можешь мне... Нет-нет, ты прямо вот должен мне сказать. И я слушаю!

– А, – беспечно произнёс полностью счастливый Кадмил, – да ничего особо важного. Совершили с ребятами дворцовый переворот. Арестовали узурпаторшу. Сейчас вот передохнём – и устроим коронацию нового царя. Обычная рутина.

Мелита засмеялась.

– Ты опять спас Элладу, – сказала она.

– Да, я опять спас Элладу, – согласился, ухмыляясь до ушей, Кадмил. – Слушай… Теперь серьёзно. Я тебя люблю. И я счастлив за нас. За вас с маленьким и за себя. Только мне нужна помощь. Надо как-то переправить Эвнику на Парнис…

Он осёкся. «За вас с маленьким»?

– Да, – сказала Мелита, – да. Я тоже тебя люблю. Давай, за тобой прилечу? Я теперь летать умею.

Шрам горящим кольцом охватил горло. По спине побежали огненные мурашки.

– А… ребёнка? – произнёс Кадмил. – Ребёнка Локсий тоже обратил?

– Я потом расскажу, – со старательной беззаботностью сказала Мелита.

– Что… что?

– Я потом расскажу, – повторила Мелита. Беззаботность в её голосе стала окончательно искусственной.

Кадмил ждал, цепенея. Боль стукнула в темя и стала расти, упираясь в висок.

– Ладно, – Мелита вздохнула. – В общем...

– О, проклятье, – сказал Кадмил.

– Да, – сказала она очень спокойно. – Обращение – это метаморфоза всего организма. Очень серьёзные изменения. Ну, ты понимаешь: состав крови, всё остальное. Локсий предупредил, что я его не сохраню.

– И ты...

– И я согласилась, – ему показалось, он видит, как Мелита пожала плечами. – А что делать было? Гляжу – настроение у него хорошее, весь аж лучится, что-то там у них на Батиме вышло, как надо… Ну, я и подластилась. Говорю: мой бог, вы говорили, можно будет... А он глянул так оценивающе, и говорит: можно. Так и быть, уболтала. Мне всё равно новый помощник нужен. Только, говорит, с ограничениями. И плод потеряешь, это наверняка.

– Архидия, – прошептал Кадмил, глядя невидящими глазами в звёздное небо поверх древесных верхушек.

– Ну, и вот, – неловко закончила Мелита.

Ночной ветер зашелестел в лесу, просыпал дождевую влагу с листьев. Сонно тенькнула разбуженная птица, и снова наступила тишина. Только слышался невнятно из дворца голос Акриона.

– Ну ты чего, – сказала Мелита. – Зато какие возможности…

– Это же был наш сын, – перебил Кадмил. – Подождали бы, пока родится. Или дочь.

– Ну конечно, – фыркнула Мелита. – Может, в следующий раз Локсий про меня вспомнит через сорок лет, когда я старухой стану. Если вообще вспомнит.

Кадмил сжал гудящие виски пальцами.

– Ты когда-нибудь слышала, чтобы богини рожали?

– Да, представь себе, богини рожали, – упрямо сказала Мелита. – Я раньше читала про такое, и Локсия тоже спросила. Он сказал, что фертильность после обращения иногда сохраняется. Совсем-то за идиотку не надо меня держать. У Локсия и Орсилоры на Батиме есть сын, ты не знал?

– Нет, – в другое время эта новость взбудоражила бы Кадмила, но сейчас ему было плевать. Кажется, ему теперь вообще на всё стало плевать.

– Кадмил, – сухо произнесла Мелита, – я понимаю, ты переживаешь. Уже, наверное, настроился стать папой, и так далее. Но порадуйся, пожалуйста, все-таки за меня хоть чуть-чуть.

– Я радуюсь, – сказал он. – Только, помнится, ты тоже вроде как настраивалась... стать мамой.

– А стала богиней, – сказала Мелита.

– Да, – согласился Кадмил. – Богиней.

Они замолчали. Дубы прошелестели, потревоженные ветром, и тоже смолкли, будто ждали, что скажут люди. «Лира» потрескивала помехами, исправно передавая тишину на расстояние в полторы сотни стадиев. Как будто для этого требовалось сложное устройство – слышать, как молчит другой человек.

– По-дурацки вышло, – буркнула, наконец, Мелита. – Не надо было тебе вот так говорить.

– Какая разница, как говорить, – сказал Кадмил. – Разве дело в словах... Ладно. Мне идти надо.

– Иди, – сказала Мелита, – раз надо. За тобой вылететь?

– Не стоит, – произнёс он с трудом. – Утром куплю лошадь и приеду. Если вернётся Локсий, передай, что буду к полудню.

– Ладно. До скорого.

– До свидания... моя богиня, – сказал Кадмил.

Помехи затихли. Связь оборвалась.

Кадмил аккуратно сложил антенны «лиры». Не торопясь, спрятал её в сумку и затянул тесемки. Постоял, задумчиво раскачивая ремень, точно маятник в батимских часах. Хотелось швырнуть сумку об стену, чтобы хрустнул и разлетелся на осколки гнусный прибор, похоронивший его счастье. Но «лира» не была ни в чём виновата. И Мелита ни в чём не была виновата. Ни Кадмил, ни Локсий – никто не был.

Просто боги отличались от людей.

Как она гладила живот! Как закрывала глаза, прижимая ладонь к отяжелевшей плоти и ожидая первых толчков! Кадмил старался не слишком обнадёживать Мелиту: всё-таки неизвестно, что будет. Редкий случай, небывалая беременность. Но она уже придумывала имена – отдельно для мальчика, отдельно для девочки. Однажды он ненароком подслушал, как Мелита разговаривала с будущим младенцем.

А самое главное – изменились её глаза. Взгляд порой становился особенным, как у поющих детей, прозрачным, устремлённым в такую даль, куда Кадмил при всём желании не смог бы заглянуть. Она уже любила этого ребёнка, не родив, не увидев.

Что ж, зато теперь умеет летать и творить иллюзии.

Даже если бы плод удалось сохранить – что с того? У Локсия и Орсилоры есть сын. Где-то там, на Батиме. Кадмил всю жизнь провёл рядом с Локсием, и тот ни разу не обмолвился о сыне. Боги устроены по-другому.

«Через пять лет тебе это будет до лампочки, – так он сказал тогда. – Думаю, даже раньше. Потому что ты – бог, а разум бога выше всей этой чепухи».

Боги устроены по-другому. У них белая кровь, они живут по нескольку тысяч лет и проводят время, занимаясь наукой и войной. Тот голос, о котором говорил Акрион в ликейской роще, даймоний – это не божественный голос. Сократ ошибался. Даймоний слышат только люди. Даймоний – правда, которую ты сам знаешь о себе. Правда о том, что такое добро, и что такое зло. Она выше гордости, выше любых убеждений, выше всего на свете, выше самого солнца.

Но разум бога выше правды. Вот и Мелита, став богиней, изменилась. Нет больше той девочки, которая влюбилась и понесла от Гермеса. Меняется любой, в чьих жилах течёт белая кровь. Влага, какая струится у жителей неба счастливых…

«И ты изменился», – сказал Кадмилу голос.

«Да».

«Причём далеко не в лучшую сторону».

«Шёл бы ты, а?»

«Не выйдет. Ты столько бед наворотил, что будешь слушать меня очень долго».

«А вот и нет, – сердито подумал Кадмил. – Я нашёл Эвнику. Скоро Локсий вновь сделает меня богом. И ты исчезнешь».

Голос промолчал. Его предназначение заключалось в том, чтобы отклонять от того, что Кадмил бывал намерен делать, а склонять к чему-нибудь – это он не умел. Не склонял и теперь. Только хранил сдержанное, обвиняющее молчание.

Кадмил закинул сумку за плечо и шагнул обратно в разверстые двери тамбура. Лабиринт дворцовых коридоров принял его в тёмные, душные объятия.

Где же все?

Акрион хотел найти Фимению. Интересно, нашёл ли? Впрочем, вряд ли с нею что-то сталось. Эвника должна была понимать, что робкая младшая сестрёнка – не помеха на пути к трону. Стало быть, ничего плохого Фимении не сделала. Наверняка.

Навстречу Кадмилу по коридору прошёл отряд лудиев. Возглавлял бойцов, как ни странно, Спиро с факелом в руке и с неизменной гадкой ухмылкой на роже. Увидев Кадмила, чернявый паршивец склонился в чрезвычайно почтительном поклоне – ещё чуть-чуть, и пропахал бы носом пол. Кадмил не удостоил поклон ответом.

«А зачем это Локсию обращать тебя в бога, – задумчиво спросил голос, когда лудии скрылись за поворотом, – если у него уже есть ассистентка?»

Кадмил застыл, будто в лесу с разгону попал в густые заросли и завяз в ветвях.

Голос был прав.

Раньше Локсий не спешил превращать Мелиту в богиню из-за того, что отчаянно не желал увеличивать, как он говорил «число потенциальных соперников». Верховному богу был необходим лишь один помощник. Всегда. И, когда Кадмил выказал себя плохим помощником – строптивым, своевольным, с привычкой лезть в государственные дела – Локсий низложил Кадмила до обычного смертного. А взамен взял на побегушки Мелиту.

Второй слуга ему теперь без надобности.

«И подумай, будет ли Мелита, такая, какой она стала сейчас, просить Локсия превратить тебя в бога? – продолжал голос. – Да хотя бы и просила. Локсий вряд ли согласится вернуть тебе способности. Уж больно ты далеко зашёл в своём непослушании. Тебе ведь ясно сказали: сиди и не высовывайся, подумай над поведением. А ты?»

– А я разыскал корень человеческого Сопротивления, – сквозь зубы прошипел Кадмил.

«И что? Будешь дальше из кожи вон лезть, чтобы найти источник алитеи? Давай, старайся. Может, и найдёшь. В таком случае, благодаря тебе у наших хозяев всегда будет вдоволь энергии. Веголья продолжит выкачивать пневму из тирренов, которые ходят в театр смотреть на убийства. Орсилора и Хальдер смогут без помех плести интриги на Батиме. Тысячи людей-заговорщиков погибнут. А тебе за это лет через двадцать снова разрешат летать в душном костюме, выполняя хозяйские прихоти. Великолепный план, дружище Кадмил. Надёжный, как клепсидра».

Похоже, даймоний Кадмила не знал, что предназначен лишь отклонять от дурных дел. Он дерзил, издевался и норовил поддеть побольнее. Интересно, даймоний Акриона такой же?

«Да какой ещё даймоний, – возразил голос. – Это ты сам с собой разговариваешь, придурок».

Кадмил поскрёб ногтями шею. Сощурился: впереди теплился свет, должно быть, от факелов на женской половине. Он побрёл к жёлтому пятну, покачиваясь, цепляя сумкой за стены.

«Спуститься в подвал, – думал Кадмил, чувствуя, как волны огня и холода прокатываются по хребту. – Прогнать тирренских олухов. Развязать верёвку на двери. Сказать: ты свободна, Пелонида. Беги, твори хаос, готовь человечков к большой войне с теми, кто называет себя богами. Да не забудь: меня убивать не нужно, я больше не бог и, видимо, никогда им не стану».

Мысль была, как остро заточенный клинок, или как заряженный под завязку жезл. Так и хотелось испытать её в действии.

«Да, но эта сука меня убила!»

– Му эприксе т'архидия, – прошипел он. Удивительно, как хороша бывает людская брань. Особенно когда остаётся лишь ругаться. Ведь сейчас, что ни сделаешь, станет только хуже.

Кадмил подошёл ко входу в гинекей и с некоторым удивлением обнаружил, что это вовсе не гинекей. Тяжкие думы и тьма дворцовых коридоров сыграли шутку, выведя ночного скитальца прямёхонько к тронному залу. Огромное, с недосягаемым потолком помещение терялось в полумраке, который едва могли разогнать редкие факелы на стенах. У входа застыли двое рослых лудиев с копьями.

Акрион в задумчивости прохаживался у дальней стены. Трон афинских царей, конечно, не походил на золочёный резной престол какого-нибудь египетского правителя. Это было массивное сооружение на высоком ступенчатом постаменте, грубо высеченное из цельного куска мрамора. Изголовью древний скульптор придал волнообразные очертания, так что занявший своё место царь выглядел как бы осенённым языками огня – или потоками водопада.

Больше в тронном зале ничего не было. Ни единого предмета мебели. Ни одной статуи. Лишь роспись на стенах с известным сюжетом: Аполлон сходит с Олимпа и провозглашает людям весть о всеобщем мире. Кадмил поглядел на плоский профиль нарисованного Аполлона и вдруг вспомнил, как лежал на кровати, полумёртвый, в тот день, когда очнулся от небытия. Вспомнил, как нашёл в изголовье старую сумку. И то, что было в ней.

Он подошёл к трону и устало опустился на нижнюю ступень постамента.

Акрион, не говоря ни слова, всё так же расхаживал от одной стены до другой. Ножны ксифоса хлопали его по бедру.

Кадмил не стал нарушать молчания, поскольку ему было совершенно нечего сказать. Так они и молчали вдвоём – один сидя, другой в непрестанном движении – пока не вошёл Спиро. Этот босяк даже ходить умудрялся по-хамски: не шагал, как все люди, а крепко, враскачку вколачивал в землю ступни.

– Нашли? – вскинулся Акрион.

– Фимению? Не-а, – качнул головой Спиро. – Да не волнуйся так, отыщется сестричка твоя. Я зато вон чего надыбал.

В руке его блеснул царский венец. Кадмил прежде видел этот убор на голове Ликандра. Старинная диадема из электрума в виде сплетённой в кольцо лавровой ветви. Тонкая вещица и очень красивая. Даже удивительно, что эллинские мастера сумели такое сделать несколько сотен лет тому назад.

– А где все прочие? – спросил Кадмил без всякого интереса. – Небось, девок портят да сундуки потрошат?

– Прокл и Генион стоят на воротах, о хитроумнейший из богов, – начал Спиро, как всегда, с преувеличенной почтительностью. – Вар и Клавдий стерегут тронный зал у дверей, ты их должен был видеть. Ещё пять двоек заступили в караул по дворцу. Остальные разместились в казарме. Старшим по казарме назначили Арзу, он смотрит, чтобы чего не натворили. Местных солдат мы пока проводили в подвал... ну, тоже чтобы чего не натворили. Завтра выпустим.

– Акрион! – позвал Кадмил. – Не боишься, что твои молодцы разнесут дворец?

Акрион рассеянно вертел в руках царскую диадему.

– Не разнесут, – отозвался он. – Я сказал, что любого, кто станет мародёрствовать, лично обезглавлю.

Кадмил недоверчиво заломил бровь.

Спиро хохотнул:

– Они его ещё в Вареуме боялись, о Душеводитель. По всей школе только и болтали, что про героя, который в одиночку перебил половину команды Фраксия Спурны. Кое-кто до сих пор готов обоссаться, коли герой косо посмотрит! Так что будут смирными, как овечки. По крайней мере, до утра.

Акрион вздохнул.

– Где же Фимения? – пробормотал он. – Сердце у меня не на месте…

– Да что ты заладил: Фимения, Фимения! – всплеснул руками Спиро. – Ничего с ней не станется. Лучше примерь-ка этот веночек. И тащи уже жопу на трон. Ты теперь самый что ни на есть законный правитель. Ну? Чего ждёшь?

Акрион, кривясь, точно от кислого вина, посмотрел на Кадмила.

«И правда, куда подевалась вторая сестрица? – подумал тот. – Как-то это подозрительно. Подозрительно и нехорошо… А, к херам. Это больше не моя игра. Удалось вернуть Акриону престол, и то ладно. И хватит с меня».

Он вяло махнул рукой:

– Давай, Акрион. Садись на трон и возложи на голову диадему. Ты действительно царь Эллады. Теперь здесь всё твоё.

– Вообще-то, это делается по-другому, – неохотно сказал Акрион. – На закате, в присутствии советников и знатных афинян. И ещё жрецы приносят жертву...

– Что, будешь ждать до заката? – хмыкнул Спиро.

– Ну, надеть венец можно и сейчас… – пожал плечами Акрион. – Наверное.

– Вот и действуй, – посоветовал Кадмил, поднимаясь и подхватывая сумку. – Повеселись, ощути вкус победы. На тебя смотрит сам Аполлон, неужели ещё требуются какие-то свидетели?

Акрион подумал. Тряхнул головой:

– Ладно.

Неторопливо взойдя по ступенькам, он встал спиной к трону и, держа перед собой диадему обеими руками, словно боялся уронить, громко проговорил:

– По праву прямого наследника Ликандра Пелонида я, Акрион Пелонид, объявляю себя царем. Да будут свидетелями мне всеблагой Аполлон и премудрый Гермес.

Кадмил кивнул ему, глядя снизу вверх. Спиро щербато осклабился.

Акрион медленно воздел венец над собой и опустил на голову.

А потом сел на трон Пелонидов.

С полминуты ничего не происходило.

– Ну что ж, – принуждённо улыбаясь, сказал Акрион, – вот я и царь.

– О-хэ! – выкрикнул Спиро. – Это дело!

Он сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Акрион рассмеялся и неловко похлопал по мраморным подлокотникам.

«По крайней мере, правительственный кризис нам больше не грозит, – морщась, подумал Кадмил. – Осталось выбить из Эвники признание. Или… или просто вернуться на Парнис, пока Локсий не заметил моего отсутствия. Пускай эту стерву судит её собственный брат. Пускай эллины и дальше борются против богов. А я буду тихо доживать людской век. Научусь пить неразбавленное хиосское, играть на кифаре и писать стихи. И уж всяко держаться подальше от Локсия. Ещё можно будет спать с настоящей богиней – пока ей не надоест. Да я же просто счастливчик».

Ему хотелось завыть.

Акрион вдруг перестал улыбаться. Широко раскрыв глаза, он огляделся: так может оглядываться человек, которого в собственном доме застиг пожар. Будто вокруг – сплошное пламя, и некуда деться. И вот-вот сгоришь.

– Что со мной? – выговорил он со страхом. – Где я?

«Плохо дело, – подумал Кадмил. – Похоже, опять один из тех припадков». Волна огненных мурашек прокатилась вниз по спине и тысячей ледяных уколов вернулась обратно к затылку.

– Чего блажишь? – удивлённо спросил Спиро. – Ты в Афинах, во дворце. Кого по голове стукнули, меня или тебя?

Акрион поднялся с трона. Ощерился, выхватил ксифос и сбежал со ступеней. Рубя воздух мечом, закружился по залу; Кадмил и Спиро едва успели отскочить, чтобы не попасть под клинок.

– Прочь! – закричал Акрион. – Уйдите, твари, я вам не дамся!

«Плохо дело, – снова подумал Кадмил, пятясь, так чтобы оставаться позади безумца, и нащупывая в сумке рукоять жезла. – Видно, придётся парализовать беднягу. Плохо, плохо дело!»

Но тут Акрион застыл со странным выражением на лице, будто слушал кого-то. Затем поник плечами, начал негромко, бессвязно бормотать. Лицо его подёргивалось, он то и дело подносил ладони к ушам, словно желая защититься от нестерпимого шума.

Спиро осторожным шагом подобрался к Акриону и вынул меч из безвольной руки. Хмуро взглянул на Кадмила, не зная, что делать дальше. Кадмил также приблизился к Акриону, напряг слух. «Что теперь будет?.. – услышал он. – Преследовать меня... Невиновен... Герой Аполлона... Не убивал её, не убивал... И отца... найду способ».

«Это не припадок, – понял Кадмил. – Это куда хуже! Гораздо хуже».

– Нет! – вскрикнул вдруг Акрион. – Невиновен и требую суда! Пусть меня судит Аполлон. Гермес Душеводитель – мой друг... Поможет вернуться.

– Проклятье, – пробормотал Кадмил.

Спиро зашипел горлом, как кот.

– Я верю в справедливость, – внятно произнёс Акрион, глядя слепыми глазами в разрисованную стену. – Лучше смерть, чем безумие.

Он неловко шагнул в сторону, согнул ноги в коленях. Кадмил схватил его за плечо, желая поддержать, но Акрион завалился набок и, очертив ладонью широкий полукруг, упал навзничь. Диадема покатилась в сторону, дребезжа, словно была сделана из обычного железа.

– Эй! – каркнул Спиро.

Обронив сумку, Кадмил бестолково потянул Акриона за руку – помочь подняться, как побеждённому напарнику в палестре. Но рука была бессильной, неживой, и всё тело налилось тупой тяжестью, словно под скользкой, враз похолодевшей кожей была не плоть, а слежавшаяся земля. На бледном лице Акриона застыло усталое отвращение. Голова запрокинулась, волосы разметались по полу. Щиток кирасы задрался и стоял горбом, открыв беззащитный живот.

Кадмил видел это раньше. Такой же была Семела, напоровшаяся грудью на кинжал. Таким же был Ликандр, зарезанный собственным сыном. И прежде, другие люди – все они выглядели одинаково, когда…

(Пал Коринф, пал!)

Когда умирали.

– Да нет, – забормотал Кадмил, опускаясь на колени, – нет, это вздор, как он может… Только что мечом махал. Акрион! Чтоб меня... Акрион!!

Затряс его – так будят зимой пьяницу, заснувшего на мёрзлой земле. Хлестнул по щекам, слева, и справа, и опять слева, не щадя. Ничего не добился. Приложил ладонь к горлу и искал, искал, искал трепещущую жилку; но не находил. Голова Акриона моталась, мертвенно тяжёлая на податливой шее. Серпики белков тускло блестели из-под век.

«Лететь, – невпопад, бестолково думал Кадмил, – лететь на Парнис. Проклятье, я же больше не летаю! Позвать на помощь Мелиту. И в биокамеру его, в биокамеру… Нет, как без Локсия? Локсий в Эфесе, с Орсилорой… Вызвать? Да он не станет... Но как тогда? Что делать? Что делать?!»

«Ничего, – сказал голос. – Уже ничего нельзя сделать. Ты знаешь».

Акрион лежал на щербатом мраморе, неподвижный и безучастный ко всему. Будто спал.

Только он не спал.

Кадмил онемелой рукой сдёрнул с пояса нож. Поднёс клинок к полуоткрытым губам Акриона. В отполированной батимской стали, как в зеркале, отразилось дрожащее пламя факелов. Он глядел и ждал, ждал и глядел. Хоть бы затеплилось облачко на холодном клинке. Хоть бы намёк на дыхание, на жизнь.

Напрасно.

Сталь осталась чистой.

– Умер? – сердито произнёс Спиро.

Кадмил перевёл дух и сел на пол.

– Да, – сказал он не сразу. – Да. Умер.

Голова раскалывалась от боли. Кадмил выронил нож и стиснул виски пальцами.

Один. Остался один.

Смерть, крылатый Танатос, тварь с неумолимым сердцем. Забрал их, забрал всех. Теперь забрал Акриона. И нерождённого ребёнка Мелиты. Тишина, мёртвая тишина. Один, навсегда один. Пал мятежный Коринф, пал…

Он и раньше был один, только не замечал этого. Бог всегда одинок, даже если рядом кто-то есть; но одиночество богу не помеха. Локсий и Орсилора сходились и расходились, прижили сына. Могут даже сейчас быть вместе, но это – одиночество вдвоём.

О, эта вечная борьба, божественная борьба! Кто сильнее, кто хитрей, кто первым изобретёт новое оружие, кто захватит больше земель, соберёт больше пневмы.

О, Мелита! Даже она влезла в гонку за первенство. И выиграла. Теперь она – богиня, теперь её судьба – бороться с прочими. Бороться за право быть самой одинокой. Она и в этом преуспеет, выиграет у всех, наверняка.

А Кадмил проиграл.

Он проиграл. Локсий отвернулся от него, Мелита потеряла дитя и стала другой, Акрион мёртв.

Один. Остался один и проиграл.

Кадмил испустил долгий, неровный вздох. Словно хотел выдохнуть вместе с воздухом всю тяжесть из груди. Но, конечно, тяжесть осталась. Осталась и боль – каменный шар в голове, ядовитые когти в шее, раскалённые спицы в хребте.

Спиро присел рядом. Осторожно, стараясь не делать шума, положил меч Акриона на мраморный пол.

– Как же так, пацан? – спросил он негромко.

Кадмил кашлянул: в горле резало, будто глотнул песка.

Пал мятежный Коринф, и Танатос опять торжествует. Хоть бы вернуться туда, в ничто, в темноту. В забвение, в несуществование. Будь проклят Локсий, проклят, проклят. Зачем вернул оттуда? Да ещё дважды…

Спиро тронул за плечо:

– Это явно не то, чего ты хотел, верно?

Кадмил медленно, преодолевая ломоту в шее, повернул голову. Спиро смотрел мрачно и пристально, от гадкой ухмылки не осталось и тени. Из-за его плеча виднелись лица лудиев, тех, которые были поставлены сторожить тронный зал. Теперь они заглядывали внутрь, пытаясь понять, что происходит, и чем это может для них обернуться.

– Нет, – через силу ответил Кадмил. – Я хотел совсем не этого.

Спиро кивнул.

– Мне вообще-то всё равно, – сказал он, – но, может, расскажешь теперь, кто ты на самом деле?