Прах к праху

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда я впервые увидел рыжего великана, я был в университет, ходил на занятия, и он был пронырой. Он знал откуда-то, кто я, он хотел быть в моей группе бас-гитаристом. Наверное, я был очень глупым, раз не понял, как странно в моей жизни просто появился Максимус, но я хорошо умел отрицать.

А еще хорошо умел отгонять от себя людей. Никто не мог подобраться, особенно, рыжие великаны. А он как-то смог. Он стал важным в моей жизни. Я видел теперь, что это была уловка. Так началось. Но Максимус потом перестал быть проводником, стал другом. Он толком и не советовал мне, только насчет девушек и пива.

Так и было, пока я не переспал с его девушкой. Мы были друзьями. Близкими. Может, не такими близкими, чтобы я признался ему, что видел призраков, или чтобы он рассказал мне, что сам был призраком. Но мы были близкими. Он был для меня ближе всех.

Когда я потерял его, когда меня заперли в психушке, было плохо. Но я восстановился. Я исправил себя, и я верил, что и он живет себе где-то. Я ненавидел его тогда и хотел, чтобы его член сгнил. Как он мог бросить меня в такое время?

Теперь я понимал, почему он это сделал. Мы оба были виноваты. Максимус поддался ревности, а я навредил ему, нарушил кодекс друзей, словно это была полицейская лента. Это мне тоже нравилось ломать.

Но теперь все было иначе. Когда Максимус вернулся в мою жизнь в баре Рэд Фокса, он разбил мою продуманную пьесу. Он, как Дороти, отодвинул штору и показал, кто стоит за всем шоу. Я хотел, чтобы Перри считала меня всемогущим Озом. Я не хотел, чтобы кто-то из моего прошлого пришел и показал ей, что я был не таким, каким притворялся.

Так он и сделал. Уверен, намеренно, а еще некоторые части себя было сложно скрывать. Перри увидела меня настоящего. И полюбила такого меня. И если бы Максимус не раскрыл меня, каким я есть, может, это и не произошло бы.

Максимус много сделал не так, но я не винил его. Он не был злобным. Он просто был бывшим бессмертным, пытался быть человеком среди нас.

Теперь Максимус был мертв. Навеки, мертв так, как старый он не мог и представить. И хотя мы так и не стали снова близкими, хоть я придумывал кучу кличек этой веснушчатой заднице, и он бесил меня, утрата причиняла боль.

Она потрясла меня. Я видел достаточно смертей, но проще не становилось. Максимус отдал жизнь, чтобы Перри смогла вернуть меня. Он был стражем. Я хотел бы поблагодарить его за это.

Но потому мы стояли у реки и смотрели на мутную воду, медленно текущую мимо. Это был наш шанс попрощаться.

Я посмотрел на нас, на Перри, держащую меня за руку, ветер трепал ее волосы, как черный шелковый флаг, на Аду рядом с ней, не такую невинную блондинку, на их маму, что стояла прямо и сильно, было сложно поверить, что она была с нами. А еще был ее отец, лысеющий и полноватый, хмурящийся, ведь он был бы где угодно, лишь бы не здесь.

Он мог верить, во что хотел. Мне было все равно.

Перри посмотрела на меня.

— Хочешь начать? — спросила она. Она держала охапку желтых роз, что мы купили у торговца на улице. Розы за Розу. Мы не хотели звонить, но Перри сделала это утром. Она как-то нашла ее через бар, которым та владела в Новом Орлеане. Как только я услышал вопль Розы в телефоне, я покинул комнату. Я не мог терпеть ту боль.

Я кивнул и кашлянул. В отличие от мыслей, я хотел быть кратким. Максимус оценил бы это, и это помешало бы мне расплакаться снова.

— Максимус был человеком с множеством лиц, — сказал я честно. — Многие были красивыми, — папа Перри странно посмотрел на меня, и я пожал плечами. — Меня раздражало, что он постоянно крутился рядом. Он мог затмить меня парой слов. Он всегда был… лучше меня. Лучше всех. И он даже не старался. Он был таким. Он был сильным, забавным, хоть и по-своему, умным, хоть и опять же по-своему.

— Это похороны или шутки? — спросил Дэниел, будто ему было дело.

Я не слушал меня.

— Я смеялся над его словами, ведь они были правдой. Мы постоянно смешили друг друга, потому что могли. Он был хорошим. Хоть мы и навредили друг другу, он был верным. Как бы там ни было. И он помогал. Заботился. Это меня раздражало больше всего, но это и выделяется, когда я думаю о Рыжеяйцевом.

Перри цокнула рядом, ее губы были сжаты. Я не сдержался.

— Это правда, — возмутился я. — Он заботился больше всех. Я могу дать ему кличку посмертно. Это не значит, что он не был хорошим парнем и другом. Он был во многом таким, каким мне быть не светит.

Горло сдавило. Я вдохнул, стараясь не моргать, молот бил по сердцу.

— Он боролся так долго, чтобы быть нормальным, как я. Жаль, я не смог сказать ему, что нормального не бывает. Он боролся за то, чего нет. Но в этой борьбе он нашел во мне друга, нашел в Перри друга, нашел свою девушку, Розу. Он нашел ее раз, а потом еще раз. Это ли не везение? Но в этом весь Макс. И не только в этом. Мы видели только вершину айсберга, а теперь все утонуло.

Я тяжко вздохнул.

— Жаль, он сделал это за меня. Но я благодарен ему за это. Очень благодарен, я сжал руку Перри и сорвал горсть лепестков с цветов, что она держала, бросил их в реку. Половина улетела на ветру к нашим ногам. — Это тебе. Прошу, приходи ко мне, когда хочешь.

Ада и ее мама сказали:

— Аминь, — словно это была молитва, а Перри растерянно смотрела на меня, словно это была самая странная речь в ее жизни. Может, дело было в том, что я оборвал половину букета.

Она подошла к берегу, собрала в руке оставшиеся целые цветы.

— Максимус, у меня слов не так много. Я… даже не знаю, что сказать. Но ты не зря появился в моей жизни, и я благодарна.

— Не говори так, — сказал я уголком рта, сжимая руки перед собой. — Я говорил, что благодарен. Выбери другое слово.

Она возмущенно посмотрела на меня.

— Это не смешно, Декс, — сказала она.

Я печально улыбнулся ей.

— Знаю. Но так надо. Сейчас, чтобы пережить это.

Она покачала головой, не понимая, и продолжила:

— И я хотела поблагодарить тебя, Максимус, за дружбу. За то, что ты был тем, кому хотелось позвонить, когда все не так. За помощь. За присмотр за Дексом. Порой я не была в тебе уверена, но могла доверить тебе Декса. Вы были друзьями, даже если так не считали, и я хочу сказать тебе спасибо за это. Надеюсь, ты в теплом месте, — она всхлипнула и вытерла слезу. — Надеюсь, там хорошо, и ты однажды снова будешь с Розой. Надеюсь, и я тебя увижу.

Она закрыла глаза, слезы полились по ее щекам, она бросила цветы в реку. Я обвил ее рукой, прижимая к себе.

Ада взяла цветы и дала половину матери.

— Максимус, — сказала она. — Я буду скучать. Я и не думала, что увижу рыжего с душой, но ты опроверг мое мнение, — она поцеловала пальцы и прижала их к небу. — Мира тебе, рыжий брат.

Она бросила цветы, так сделала и мама Перри, сказав просто «спасибо», и все. Дэниел стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на животе. Интересно, что он немного вспотел. Он будто стал задумываться, что мы не врали.

Но хозяин дома взял себя в руки и сказал:

— А теперь все готово, так что насчет визита в музей современного искусства, а потом обеда?

Конечно, ведь похороны должны заканчиваться походом в музей.

Мама Перри обвила Аду рукой и сказала:

— Думаю, это хорошая идея. Это отвлечет нас, да, Ада?

Ада пожала плечами. Они могли предложить ей и оплатить шопинг, а она выглядела бы так же.

— А вы? — спросил Дэниел.

Я посмотрел на Перри, ее глаза были красными, она вытирала платком свой милый носик.

— Эм, — сказал я. — Думаю, мы пас.

— Погоди, — Перри повернулась к ним. — Может, сначала поедим? А потом пойдете в музей.

— Что ты собираешься делать? — спросила Ада, словно хотела с нами.

Я не знал, что задумала Перри, но у меня возникла безумная идея из-за печали и всего кошмара вокруг нас.

Она пожала плечами.

— Думаю, мы просто отдохнем, — сказала она. — Но если мы сперва поедим, сможем поговорить, — сказала она, глядя на маму, передавая сигналы, что было заметно. Я пытался подслушать ее мысли, но не удавалось. Перри научилась направлять их и скрывать. Это восхищало.

Ее мама кивнула, четко услышав ее.

— Конечно. Звучит неплохо.

Дэниел раздраженно выдохнул, ведь его больше не слушали.

Мне хотелось пожелать ему удачи с семьей. Если учесть, что в семье скоро буду я.

Бедняга.

Мы пообедали в кафе, что прославилось в «Когда Гарри встретил Салли». Я не помнил фильм толком, но мама Перри воссоздала — смутив всех — сцену «Я буду то же, что и она». К счастью, тут был пирог. И вкусный.

За обедом Перри и мама ушли наружу. Она, наверное, снова поговорила с ней мыслями, чтобы я не узнал. Но я знал, о чем они говорили. Перри решила признаться, что подменила таблетки матери.

Я не знал, что думать об этом. Я понимал, зачем Перри так сделала, но и я от такого пострадал, так что сочувствовал ее матери. Не было ничего хуже, чем видеть, как твой спланированный исправленный мир, что ты создал, рушиться, а ты не понимаешь, почему.

Но, раз они обнимались на улице, все было хорошо. После всего, думаю, ее мама была просто счастлива, что с ней живая и счастливая дочь. Я не знал пока, что она думала о будущем зяте.

— Итак, — сказала ее мама, когда они вернулись. — Нам пора идти, — она хлопнула в ладоши и улыбнулась, и я понял, что она выглядела так, словно была из этого жуткого «Холодного сердца» Диснея. Но напоминала она не говорящего снеговика, а снежную королеву.

Ада издала стон рядом со мной. Я слушал разговор Дэниела о том, что не так с Нью-Йорком, и не смотрел на нее. Она встала и побежала в туалет, словно ее тошнило.

— Что с ней? — спросила Перри.

— Не знаю, — я посмотрел на Дэниела. — Она была в порядке.

— Может, ей попался плохой пирог, — сказал он.

Я нахмурился.

— Плохих пирогов не бывает.

Она вернулась через пару минут, бледнее обычного, но с яркими глазами.

— Я в порядке, — робко сказала она. — Простите, просто желудок мутило.

— Это от стресса, милая, — сказала мама. — Можем сходить в другой раз.

— Нет, — она взяла свой дизайнерский рюкзак. — Я в порядке. Идем, — она посмотрела на нас. — Вы точно не хотите?

Перри кивнула и тепло посмотрела на нее.

— Мы лучше побудем одни, но спасибо.

Ада кивнула, понимая.

— Хорошо, значит, я с родителями.

Они ушли, а мы выпили кофе и тоже покинули кафе.

— Думаешь, они будут в порядке? — спросила Перри, мы замерли у магазина. Воздух был жарким и вонючим, как в сауне, но я не жаловался. Я был жив.

— Почему нет? — сказал я, но ощущалось это странно. Словно я их сглазил. Не знаю, как.

Перри это успокоило, хотя она все равно переживала, я-то знал.

— Чем хочешь заняться?

Она посмотрела на меня, словно я собрался бы сразу предлагать секс, но в этот раз я об этом не думал. Пока что.

— Ты была в зале записей, да? — спросил я.

Она склонила голову, глядя на меня.

— Да. А что?

— Ты узнала что-нибудь о моем отце?

— Отце? Нет. Мы искали твою маму, — она замолчала. — А что?

Я старался играть, что это пустяк, но это было важно.

— Ничего такого, просто я подумал, почему не найти его, пока я тут?

— Серьезно?

Я кивнул.

— Знаю, это странно, ведь он бросил меня. И да, я хотел бы дать ему по зубам. Но если он здесь, я хочу его увидеть. И дать по зубам. Хотя бы наступить на ногу или оставить собачью кучку под дверью.

— Декс, — напряженно сказала она, — ты уверен? Знаю, ты пережил травматическое событие, но не знаю, стоит ли связываться со всеми, кого ты знаешь.

Я посмотрел на нее, напоминая себе о терпении.

— Без обид, малыш, но ты не понимаешь. У тебя есть папа. Он был с тобой, хоть ведет себя порой как дон Корлеоне. У меня такого даже не было. Ничего не было. Если у меня есть шанс найти его, узнать что-то, я хочу его использовать.

Она кивнула и обвила руками мой пояс, прижимаясь ко мне.

— Я понимаю. И я не хотела показаться плохой. Я просто не хочу, чтобы твои надежды рухнули. Я не хочу тебе боли. Я убью каждого, кто причинит тебе боль, клянусь.

— Я знаю, детка, — я прижал ее ближе, поцеловал в макушку. — Это одна из многих безумных причин, по которым я люблю тебя.

Было сложно прервать связь и тепло наших губ — после последних дней казалось, что я снова в нее влюбился.

Она сладко улыбнулась мне и сказала:

— Я тебя поддержу, как бы там ни было. Если хочешь найти его, идем, — ее глаза опасно заблестели. — И не забывай, что я знаю приемы ниндзя.

Я взял ее за руку, и мы пошли по улице к ближайшей станции метро.

— Эй, — сказал я, — а как прошло с мамой? Я видел, что вы обнимались, но не знал, из-за чего.

— Ты не слышал мои мысли? — невинно спросила она.

Я покачал головой.

Она радостно улыбнулась. Уголки ее улыбки опустились. После паузы она сказала:

— Я рассказала маме правду. Почему она все видела. И как я нашла ее таблетки.

— Она разозлилась?

— Да. Но больше была обижена, — она посмотрела на меня. — Но она поняла. Она сказала, что рада, что я это сделала. Что она увидела то, чего не хватало. Хоть увидела она жуткое. Не знаю, может ли она видеть все, что и мы. Но большую часть она видела. Она знает, что было в доме. Но к ней не приходили призраки.

— Это хорошо.

— Ага, — сказала она, размахивая нашими руками на ходу. — Это хорошо. Надеюсь, хуже не станет. Я не хочу нашу… проблему кому-либо. Мама была ужасной последние годы, но она все равно моя мама.

Я кивнул. О, я это знал. Как бы плохо к тебе ни относились, как бы ты их ни боялся, но это были родители. Ты все равно любил их. И страдал. Это было обидно.

— И, — продолжила она, стараясь звучать бодро. Я знал, что она была близка к слезам. Я не был против, ей нужно было многое выпустить. Нам обоим. Она кашлянула. — Мне жаль, что я подменила таблетки, но я не сожалею. В этом есть смысл? — я сказал ей, что да, и она сказала. — И с тобой. Это заставило тебя пойти в нужную сторону. Заставило нас.

— Это свело нас вместе, — сказал я ей.

— И сделает так со мной и мамой. Она уже по-другому ко мне относится, заметил? Думаю… она станет мне мамой. Мамой, которая любит меня. Она любила и раньше, но другое дело — когда ты это чувствуешь.

Я понимал. И я знал это в краткий миг сна с мамой. Но этого хватило.

Мы шли, как любая пара, по Нью-Йорку, брали хот-доги, жаловались на жару и запах, разглядывая все вокруг. Сиэтл был теперь моим домом — нашим домом — и я был рад увидеть этот город и попрощаться. Я не знал, хотел ли вернуться. Воспоминания об этом месте только ухудшились. Тут моя жизнь пошла под откос… и новая жизнь тоже.

Но мы выберемся из этого, как феникс из пепла. Или как Феникс из «Людей Икс». Она была горячей и опасной.

Мы прошли недалеко. Мы остановились в кофейне для заряда эспрессо — было сложно не уснуть, после близости к смерти хотелось, чтобы сердца бились — и Перри села у одного из планшетов на столе.

За пять минут поисков в интернете, пока я был в туалете, она нашла моего отца.

Когда я вернулся за столик, она ерзала на стуле, как щенок, словно собиралась вести меня к мальчику, застрявшему в колодце.

— Что такое, Лесси? — спросил я.

— Я нашла его, — радостно сказала она.

— Я не знаю, какое выражение было на моем лице. Наверное, страх.

— Тимми О’Тула?

— Нет, — сказала она и протянула салфетку с надписью. — Твоего отца. Он в Куинс.

Я потянул за кольцо в брови.

— Интересно. Ты уверена?

— Декс, — она возмущенно фыркнула и встала на ноги. — Ты хотел его найти. Мы его найдем. Я нашла. Он в Куинс. Я нашла его в газете, он выиграл в регате. А потом отследила его по телефонной книге. Он похож на тебя, Декс. Это будто ты старше. Хочешь посмотреть?

Вряд ли ей было виднее, похож он на моего отца или нет, но я не успел ничего сказать, она показала статью на планшете.

Там была фотография Кертиса О’Ши. Моего отца. Он даже не сменил имя.

Я нахмурился, пытаясь ощутить что-то к мелкому лицу на экране. Вряд ли я ощущал что-то, но сходство между нами было. Я был подростком, когда он ушел, но ему было за сорок. Теперь ему был за шестьдесят, и старел он красиво.

У него были темные волосы с проседью, но все еще густые, он зачесал их набок. Его лицо было морщинистым, но глаза — темными и пронзительными, его брови впечатляли. Он напоминал Джека Николсона.

Это был мой папа.

Я потер губы и отвел взгляд. Может, это было плохой идеей.

— Эй, — Перри сжала мою руку. — Забудем об этом. Ты знаешь, что он жив. Что он там. И если захочешь однажды поздороваться, ты сможешь. Но ты ничего не должен ему, мне или себе.

Я кивнул и вздохнул. Я знал это.

— Сделаем это.

Она разглядывала меня мгновение, наверное, пытаясь понять, был я Дексом Фореем или кем-то еще. Я не винил ее.

— Сделаем это, — повторил я, сжимая ее плечо. — Встретим моего папу.

Она улыбнулась мне, поддерживая, и кивнула. Мы ушли, не говоря, воздух вокруг нас был тяжелым, мы поехали на метро, которое я все еще знал. Чем ближе мы были к Куинс, тем сильнее она ерзала. Это было так мило. Я взял бы ее в ближайшем туалете, если бы мы не шли искать отца.

Вскоре мы пошли по улице, которую она нашла. Район был милым. Не вычурным, но хорошим, домики явно стоили дорого.

Был рабочий день, и я сомневался, что мы застанем его дома, и я не знал, есть ли у него работа. В статье говорилось мало, у него была лодка, он был моряком. Я хотел найти его, увидеть, извиниться, хоть и не был виноват, но я не хотел искать его офис. Я попробовал, но на определенном моменте остановился. Я был готов на все ради нескольких людей, но не своего отца.

— Вот, — сказала Перри, мы остановились перед домом. Он напоминал тот, в котором я вырос, но во многом был другим. Потолки были ниже, и дом казался сгорбленным, хоть был в два этажа, и там был просторный двор. Спереди росли цветы в оранжевых горшках. Я не знал, ухаживал ли за растениями отец — помнится, он умел это делать — или он снова женился.

У него ведь могла быть новая семья, новый сын, новая жизнь.

— Может, это было ошибкой, — сказал я Перри, дверь открылась, и вышла женщина. Ее седые волосы были стянуты в пучок, она была в пончо, джинсах и резиновых тапках.

— Вы — Чарльз? — спросила она с акцентом Кэтрин Хепберн, гнусаво, вскинув голову.

— Ох, нет, — я посмотрел на Перри, словно она сказала бы мне, что я — не Чарльз. — Мы искали Кертиса О’Ши, — сказал я. Произносить его имя вслух было сложно.

Насколько я знал, отец не появится от этого, как Битлджус. Хотя, зная мою семью, я бы не удивился.

— О, — она вскинула бровь и окинула нас взглядом. Она сама была наряжена не лучше. — И кто же вы? Мы ждали Чарльза. Он — наша новая няня. Сиделка, как говорит Кертис.

Сиделка? Я не знал, что с ним.

Пока я думал об этом, Перри сказала за меня:

— Нас… интересует его лодка.

Я не это сказал бы, но ладно. Мы все равно пришли без плана.

Она кивнула, ее глаза загорелись.

— Хорошо. Это чудесно. Подождите, я позову его.

Она ушла в дом, и я повернулся к Перри.

— Лодка?

Она оскалилась.

— Мы не могли сразу сказать, что ты — его потерянный сын, — она огляделась. — Тут хороший район, у них есть деньги. Люди сперва думают о худшем, а потом о лучшем.

Она была права, вскоре мужчина появился у порога в инвалидной коляске, его скрывала тень. Женщина появилась рядом с ним.

— Подойдите. Съезд на другой стороне дома, но если это недолго…

Я поднял руку.

— Все хорошо, — я улыбнулся, хотя часть меня сочувствовала гаду. Я взял Перри за руку, и мы пошли к входной двери.

В кресле на меня с любопытством смотрел мой отец. Он не был так рад, как женщина рядом, видимо, дело с лодкой ей было приятнее, чем ему.

— Я — Кертис, — сказал мужчина с ирландским акцентом. Я многое вспомнил. Не все было приятным, но парочка воспоминаний были хорошими.

Я не мог говорить. Не мог ничего сказать. Я стоял перед отцом, который бросил меня много лет назад с мамой и няней, но без денег для няни. Он все испортил, не помог. За годы я понял, что все были виноваты, не он один. Но даже перед ним столько лет спустя я считал его трусом.

Я поклялся тогда, что не сделаю так со своим ребенком, даже если он будет видеть призраков или будет нормальным, или будет пугать. Были любовь и гордость, и любовь всегда была важнее.

— Меня зовут Декс, — сказал я, его бровь приподнялась на миг. Он напоминал мне Грегори Пека с черными бровями и сединой в волосах. — Это Перри, моя суженая, — я указал на нее. Она улыбнулась, и это его немного согрело. Она влияла на людей, хоть так и не думала. Она и меня сделала лучше.

— Рад знакомству, — он резко кивнул, но смотрел на меня. Он словно пытался вспомнить, сопоставить имя и лицо, но не получалось. — Так вы хотите купить Зеленое стеклышко?

Это явно было названием лодки. Я понимал, что нас скоро раскроют.

— Можете ответить на пару вопросов о ней? — спросил я, не ответив да или нет.

Он кивнул, сжал руками подлокотники кресла.

— Почему бы и нет?

— Я читал в газете, что вы выиграли регату. Лодка побеждала где-то еще?

Он улыбнулся на миг. У него были хорошие зубы. Богачи могли себе это позволить. Но и у меня были хорошие зубы, ведь он оставил мне деньги, так что я промолчал.

— Это было прекрасно, — сказал он. — Мы с друзьями часто катались на катерах, лодках. Я решил попробовать регату веселья ради. Взял товарища как шкипера, ведь сам мало мог из-за артрита. Как-то мы победили. Но, если вы заметили в объявлении, я не выдавал лодку как гоночную. Нам просто повезло.

— Артрит? — спросил я, он насторожился.

— Да, — хмуро сказал он. — И приступ пару лет назад. Но это мне не помешало.

— Та леди, — сказала Перри, — ваша жена?

Он кивнул.

— Ага. Маргарет. Женат около…

Он замолчал, а я сказал:

— Пятнадцати лет.

Он нахмурился, но сказал:

— Вроде бы.

— Вы были женаты до нее? — спросила Перри, мы подошли к нужной теме.

— Это касается лодки? — он вскинул бровь, и Перри вздрогнула. Он не пугал, а напоминал меня. Нас раскусили. Пора признаваться, пока они не вызвали копов.

— Лодка на продажу, — я провел рукой по волосам, но скрыть нервы не удалось. Часть меня хотела развернуться и сделать вид, что этого не было, но я не мог. Мне было нужно это, решить эту проблему. Я не смог сделать это, пока мама была жива. Нужно было сделать так с отцом, особенно когда я узнал, что стало с Майклом.

— Да, — сказал он, щурясь. — Но браки с этим не связаны.

Я кивнул.

— Понимаю. Но мы не хотим купить лодку, мистер О’Ши. Я люблю плавать, но не могу пока такую купить. Да и живем мы на восточном побережье.

— Вы тратите мое время, — хмуро сказал он, собираясь развернуться.

— Возможно, — сказал я. — А, может, и нет. Я не теряю время. Если бы у меня был корабль, я назвал бы его Жирным кроликом. Или нет. Может, я назвал бы его Майклом, — он чуть напрягся. — Или Региной, — он стиснул зубы. — Или Декланом. Но называть в честь себя лодки — плохо. Я не Дональд Трамп.

Я смотрел на него, пытаясь увидеть узнавание. Он приоткрыл рот, ссутулился. Его взгляд стал тяжелым, словно я требовал от него весь мир. Но дело было в другом.

— Ты — Кертис О’Ши, — сказал я. — Мой отец. И я не хочу ничего от тебя. И хотя ты убежал, когда был нужен сильнее всего, ты все равно сделал так, чтобы обо мне позаботились. И я постарался, пожалуй. Не переживай. Я тут не беды ради и не ради закона. Я хотел тебя увидеть, только и всего. Я хотел знать, жив ли ты. И я хотел, чтобы ты знал, что я жив. Все просто.

Он долго и потрясенно смотрел на меня. Я думал, у него приступ. Но он взял себя в руки и моргнул.

— Деклан, — сказал он, звуча почти так же недовольно.

— Это я, — и мое сердце вдруг рассыпалось на кусочки. Блин. Это было неожиданно. Я отвел взгляд, чтобы сдержать слезы.

Тишина затянулась между нами, мои эмоции закипали.

— Это ты, — сказал он через миг. — Боже.

— Я не бог, — парировал я. — Но Перри порой меня так зовет.

Она посмотрела на меня так, словно хотела убить, но мне было все равно. Я улыбнулся ему.

— Протии, она уже привыкла. Я могу сказать лишь, что нервничаю. Я ничего не хотел требовать. Я ничего от тебя не хочу. Я хотел поздороваться. Мы пойдем.

Я взял Перри под локоть и развернул, но отец кашлянул и сказал:

— Погоди.

Мы оглянулись, и он слабо улыбнулся.

— Погоди, — повторил он. — Не уходите. Нужно многое… объяснить. Поговорить о многом. Маргарет не знает, — его лицо исказилось от паники, словно он тут же пожалел об этом.

Но я пожал плечами.

— Не переживай. Мы ей ничего не скажем. Если хочешь скрывать, я тоже так могу. Это я умею, — это не было вежливо, но я колол его, где мог.

Он быстро кивнул.

— Спасибо, — сказал он. — Я ошибался в прошлом, — он робко улыбнулся мне. — Но ты не ошибка, Деклан. Были другие ошибки. Я многое хотел бы забыть. Но не тебя. Не было и дня, чтобы я не думал о тебе, — он замолчал и добавил позже. — Или о Майкле.

Я впервые видел, чтобы родители говорили о Майкле так. Отец произнес его имя со страхом. Все это время я думал, что это меня они не хотели. Все это время я терзал себя.

— Когда я услышал о Регине, — тихо сказал он, глядя на цветы на крыльце, — я хотел связаться, что-то сказать. Но боялся. Не знал, как справиться с вами. Боялся все испортить.

Я знал, что он хотел сказать — он не знал, что с ним сделают за то, что он бросил семью.

Я подавил обиду пока что и резко кивнул.

— Понимаю, — сказал я. — Все вышло неплохо.

— А Майкл?

— Это другой разговор, — сказал я и взглянул на Перри. — Нам пора.

Она кивнула и улыбнулась с опаской моему отцу.

— Была рада знакомству. Она пошла по ступенькам, он окликнул ее:

— Погоди, Перри тебя зовут? — она кивнула, он посмотрел на меня. — Когда у вас свадьба? Она же твоя суженая?

— Не знаю, — сказал я. — Скоро, наверное.

Он задумался. Чем больше я смотрел на него, тем больше вспоминал жизнь, что когда-то была, куда я не хотел возвращаться. Я не мог простить отца за то, что он сделал, я не мог так сделать, как он. Но он не был виноват во всем. Мама и Майкл все равно так закончили бы, я был уверен. Я все равно видел бы призраков. Такой была жизнь, так она порой издевалась.

Но был ли я готов вернуть его в свою жизнь? Это я пока не знал. Но хорошо, что я сам мог это решать.

— Я пришлю приглашение, — сказал я. — Тебе решать, захочешь ли ты прибыть. Это будет в Сиэтле, — мы с Перри это хотя бы обсудили.

Он был рад, расслабился. Я кивнул ему, не собиралась звать его папой, и поспешил за Перри по лестнице.

— Был рад встрече, — сказал отец вслед, словно вспомнив.

Мы с Перри в унисон подняли руки. Я выждал, пока мы не ушли от его дома, и слезы покатились из глаз. Я не жалел о том, что мы сделали, но все эти годы веры, что отца нет, оставили след. Я плакал из-за страданий, из-за того, что он еще жил и наслаждался жизнью, из-за гнева, что вел меня дальше. Я всегда хотел, если честно, чтобы папа посмотрел на меня с гордостью, и хотя я увидел его сегодня, этого не произошло.

Но я плакал недолго. Я же мачо. Пара мужских слез, и Перри отвлекла меня влажным поцелуем.

— Дональд Трамп назвал в честь себя лодку? — спросила она, чтобы поднять настроение.

Я пожал плечами.

— Не знаю, наверное. Трамп.

— Может, то была лодка «Вы уволены».

— «Неудачник III».

Мы шли к Манхэттену и придумывали названия несуществующей лодки Дональда Трампа.